Жена-девочка

Глава LIX. Изысканный званый обед

Стояла холодная ноябрьская ночь, но этого холода не ощущалось в коттедже на Южном Берегу — в том самом коттедже, который был арендован мистером Ричардом Свинтоном.

В доме шел прием гостей. Свинтон давал обед на девять персон. Обед был уже съеден, и компания вернулась в гостиную.

Нечетное число присутствующих — девять — говорило о том, что все они составляли семейные пары. Дам было пять, в то время как джентльменов только четыре.

Четверо из присутствовавших дам уже известны читателю. Это были миссис Свинтон, миссис Гирдвуд, ее дочь и племянница. Пятая дама не была знакома не только читателю, но и миссис Гирдвуд с ее девочками.

Из джентльменов присутствовали собственно хозяин, мистер Луи Лукас и его друг мистер Спайлер. Четвертый же, как и пятая леди, нам не знаком.

Однако он был знаком миссис Свинтон, которая в течение всего обеда смотрела на него нежным дружеским взглядом, называя его «дорогой Густав», а он, в свою очередь, сообщил компании, что она его жена.

Он говорил с французским акцентом, и Свинтон называл его «граф».

Незнакомая леди, казалось, знала его — она также была с ним в дружеских отношениях. Это была достопочтенная мисс Кортни — Геральдина Кортни.

С таким благозвучным именем она не могла не принадлежать к аристократическим кругам.

Она была также весьма симпатична и хорошо образованна; с той характерной свободой речи и манер, которая отличает леди с хорошим вкусом от жены или дочери лавочника.

Правда, ханжа мог бы сказать, что у мисс Коэртии свободы общения слишком много. Но миссис Гирдвуд не была ханжой — тем более здесь, в присутствии такой компании. Она восхищалась благородной Геральдиной; и восхищалась она не столько ее высоким положением, сколько ее любезной снисходительностью.

Миссис Гирдвуд была очарована также графом и его прекрасной графиней.

Его светлость сделал, наконец, правильный ход, представив ее такой компании. Хотя он все еще представлялся вымышленным именем Свинтон — даже среди собственных друзей, — приглашение на этот званый обед рассеяло ее подозрения. Сам обед довершил дело, и она более не стремилась проникнуть в тайну его инкогнито.

Кроме того, он повторил свою просьбу хранить эту тайну, тайну, которую она до настоящего времени не выдавала. Таким образом, старый уговор все еще действовал.

И даже Джулия предпочла сократить дистанцию между собой и Свинтоном. Дом, богато меблированный; стол, уставленный дорогими изысканными яствами; хорошо одетая прислуга — все это убедительно доказывало, что мистер Свинтон был важной персоной. А ведь это была всего лишь его временная городская резиденция, арендованная на некоторое время с определенной целью — еще один дипломатический ход Свинтона. При этом Джулия еще не видела его роскошного собственного дома в стране, куда, как он намекал, со временем их пригласит.

Гордая республиканка Джулия Гирдвуд все же была дочерью парвеню[64].

К тому же, было что-то особенное в его окружении, которое будило её воображение. Она видела этого человека, мистера Свинтона, к которому она до сих пор относилась с пренебрежением, среди его друзей, и он стал казаться ей красивым и заслуживающим уважения. Конечно, у него такие друзья! Все титулованные персоны — образованные и с изысканными манерами — две из них красавицы, с которыми он не только на короткой ноге, но и они в свою очередь обходительны с ним!

Кроме того, никто не мог отрицать того, что Свинтон красив. Никогда еще он не выглядел столь привлекательным в ее глазах, как тем вечером. Таким образом, все это вызывало у нее не только любопытство, но и наталкивало на мысли о более близком знакомстве с ним.

Неудивительно, что такие мысли появились в голове Джулии Гирдвуд. Впервые она была представлена в компании титулованной аристократии. Было бы странным, если бы ее воображение не рисовало радужных картин. Высокомерие и гордость уступили место преклонению перед аристократией.

Она была не единственная, кто поддался этому сиюминутному впечатлению и был соблазнен очарованием хозяина. Мистер Лукас под воздействием неоднократных возлияний хереса и шампанского забыл о давних антипатиях и готов был обнять хозяина. Тень Лукаса, Спайлер, был готов сделать то же самое.

Пожалуй, единственной из компании миссис Гирдвуд, оставшейся равнодушной к чарам хозяина, была дочь владельца магазина в Покипси. Сохраняя спокойствие и скромное молчание, Корнелия продемонстрировала чувство собственного достоинства, в отличие от своих друзей и тех титулованных персон, которым они были представлены.

Но даже она не могла заподозрить обман, подстроенный хитрым аферистом. Так же как ее тетя миссис Гирдвуд, она была уверена, что мистер Свинтон — это мистер Свинтон, а то, что графиня на самом деле была его женой, что граф был самозванцем — так же, как и сам Свинтон, и что благородная Геральдина была на самом деле знакомой миссис Свинтон, известной в кругах Санта-Джонс Вуд под не очень аристократической кличкой «Кейт-торговка», — все это не приходило Корнелии в голову. Что же касается Геральдины, то она заработала это прозвище в обществе «симпатичных наездниц» благодаря своему отменному таланту избавляться от «жеребцов», попадавших в ее сети.

В совершенном неведении об игре, которую вели с ней мошенники, миссис Гирдвуд провела вечер в состоянии такого восхищения перед мистером Свинтоном, какого она еще никогда не испытывала к нему, а тот, в свою очередь, старался отдать ей давний долг гостеприимства и преуспел в этом.

Если у нее, возможно, и оставалось какое-то подозрение в его непорядочности, то оно развеялось благодаря эпизоду, происшедшему в течение вечера.

Поскольку этот эпизод прервал на время вечеринку, нам будет позволено описать его.

Когда гости сидели в гостиной за чаем и кофе, которые подавали им слуги — персонал, нанятый специально в престижной кондитерской, — раздался звонок от входной двери.

— Я могу сказать, кто это звонит, — сказал Свинтон достаточно громко, чтобы гости слышали его. — Держу пари, что это лорд А.

— Лорд А.!

Прозвучало имя известного пэра — проявившего себя также выдающимся государственным деятелем. Заявление Свинтона вызвало в компании трепет — хотя некоторые не сразу поверили его словам. Но у них не осталось времени расспросить Свинтона, ибо слуга, войдя в комнату, сообщил хозяину что-то шепотом.

— Вы говорите, это Его светлость? — сказал хозяин негромко, но так, чтобы эти слова достигли ушей миссис Гирдвуд. — Проводите его в кабинет. Скажите, что я спущусь через секунду. Леди и джентльмены! — продолжил он, обращаясь к гостям. — Можно мне будет попросить у вас прощения и покинуть вас на один момент — только на один момент? У меня посетитель, которому я не могу отказать в приеме.

Они, конечно, простили его, и он на какое-то время покинул гостиную.

Конечно, гости были достаточно любопытны — у них возникло сильное желание узнать, что это за посетитель, которому «нельзя отказать в приеме».

По его возвращении они расспросили Свинтона; особенно «графиня», которая со всей серьезностью потребовала от него ответа.

— Хорошо, леди и джентльмены, — сказал гостеприимный хозяин, — если вы настаиваете и хотите знать, кто потревожил меня, я полагаю, что я должен удовлетворить ваше любопытство. Я встречался со своим патроном. Это был лорд А. Его светлость просто дал мне некоторое дипломатическое поручение.

— О! Это был лорд А.! — воскликнула благородная Геральдина. — Почему же вы не пригласили его сюда? Это весьма приятный человек, как мне известно, и я уверена, что он бы зашел сюда к нам. Мистер Свинтон! Я очень рассержена на вас!

— Дорогая графиня! Мне очень жаль; я не подумал об этом, я был бы счастлив пригласить его к нам.

— Он ушел, я полагаю?

— О, да. Он ушел, как только узнал, что у меня гости.

И это была правда — чистая правда. Пэр действительно зашел в кабинет и покинул его, как только узнал, что происходит наверху, в гостиной.

Он ушел с чувством глубокого разочарования, огорченный, хотя визит его на виллу был связан отнюдь не с дипломатическими делами.

Тем не менее, безуспешный для лорда, этот визит сослужил добрую службу мистеру Свинтону.

— Тот, кто принимает в полуночный час лорда, выдающегося государственного деятеля, должен быть и сам лордом, или даже кем-то еще поважнее!

Это было сказано вдовой владельца лавки, когда той ночью она улеглась на одну из роскошных кроватей в «Кларендоне».

Ее дочь думала примерно о том же.