Первый снег выпал через две недели после бури. Я проснулась от холода — огонь в очаге почти погас, оставив только тлеющие угли, подернутые серым пеплом. Мое одеяло из овечьей шкуры, жесткое и пахнущее псиной, не спасало от пробирающегося сквозь щели ветра. Он проникал везде — между досками стен, под дверью, через затянутое бычьим пузырем окно.
Мое "отдельное место", которое выделил Рагнар, оказалось крошечной пристройкой к главному дому. Стены из плохо подогнанных досок, крыша, кое-где подтекающая во время дождя. Раньше там хранили зерно — в углах до сих пор валялись засохшие колосья, а в щелях между досками застряли зерна, которые теперь грызли мыши. Теперь там жила я — на соломенном тюфяке, набитом прошлогодней соломой, с единственным окном, затянутым бычьим пузырем, который дребезжал при каждом порыве ветра, и дверью, которая не запиралась. Железная щеколда давно проржавела и не держалась в пазах.
Я встала, поежившись от холода. Босые ноги тут же окоченели на земляном полу. Накинув плащ поверх льняной рубашки — ткань была настолько тонкой, что просвечивала — я выглянула наружу. Дверь скрипнула на кожаных петлях. Мир стал белым за одну ночь. Снег покрыл грязь двора, навоз у конюшен, темные пятна крови от вчерашнего забоя скота — всё выглядело чистым и новым, словно кто-то накрыл поселение белоснежной скатертью.
— Красиво, правда?
Я вздрогнула, сердце подпрыгнуло к горлу. Рагнар стоял в нескольких шагах, прислонившись плечом к стене моей хижины. Полностью одетый — в темную тунику, кожаные штаны, высокие сапоги. С мечом на поясе в потертых кожаных ножнах, рукоять которого поблескивала в утреннем свете. Снежинки таяли на его светлых волосах, оставляя капельки воды.
— Ты всегда встаешь так рано? — спросила я, кутаясь плотнее в плащ. Холодный воздух обжигал легкие при каждом вдохе. Мой древнескандинавский улучшался, но некоторые слова все еще ускользали, и я запиналась на сложных конструкциях.
— Только когда не могу спать. Расскажи мне о змеях.
— Что?
Слово прозвучало резче, чем я хотела. Утренний холод и неожиданный вопрос выбили меня из колеи.
— О змеях, в которых я должен умереть. В Нортумбрии нет ядовитых змей. Я проверил.
Я удивилась его дотошности. Значит, он не просто принял мои слова на веру, а изучал вопрос. Но он был прав — в Британии водится только один вид ядовитых змей, обыкновенная гадюка, и её яд редко смертелен для взрослого мужчины.
— Элла привезет их с юга. Из земель франков или еще дальше. Это будет... — я подбирала слово, перебирая скудный словарный запас, — представление. Казнь, достойная саг.
— Чтобы устрашить других?
— И это тоже. Но больше — чтобы прославиться. Король, убивший викинга змеями. Это запомнят.
Рагнар хмыкнул. Звук был одновременно одобрительным и презрительным.
— Умно. Мерзко, но умно. Что еще ты знаешь об Элле?
— Он умрет через год после тебя. Ивар Бескостный выполнит кровавого орла на нем. За твою смерть.
— Кровавый орел? — Рагнар присвистнул. Низкий свист, полный мрачного восхищения. — Ивар не шутит с местью.
— Они назовут это местью за отца, хотя ты ему не отец. Но твоя смерть станет поводом для завоевания всей Англии.
— Значит, я умру не зря.
— Никто не умирает не зря. Смерть — это всегда потеря.
Он посмотрел на меня странно. Голова чуть наклонена, брови приподняты.
— В твоем времени не верят в славную смерть?
— В моем времени стараются вообще не умирать как можно дольше.
— Звучит скучно.
— Зато безопасно.
— Безопасность — иллюзия, Аса. Все умрут. Вопрос только в том, запомнят ли тебя после смерти.
Философский спор с викингом морозным утром — не то, к чему я была готова. Но я не успела ответить — из главного дома донесся крик. Пронзительный, полный боли.
Рагнар развернулся на пятке и бросился к дверям. Снег взметнулся из-под его сапог. Я — за ним, босиком, проваливаясь в снег по щиколотку.
В главном зале царил хаос. Опрокинутые скамьи, разбросанная посуда, перевернутый котел с кашей, содержимое которого растекалось по полу. Эйнар лежал на полу в луже собственной крови, придерживая рукой кровоточащую рану на боку. Его лицо было мертвенно бледным, на лбу выступил пот. Над ним стоял незнакомый мне воин — высокий, жилистый, с темной бородой. В руке он держал окровавленный нож — обычный хозяйственный нож с костяной рукояткой.
— Она ведьма! — кричал он, указывая на меня дрожащим от ярости пальцем. Глаза у него были дикие, с красными прожилками. — Околдовала Эйнара! Теперь он не воин, а тряпка! Отказался идти со мной в набег!
Эйнар действительно был слабее после болезни. Я видела, как он с трудом поднимается по утрам, держась за стену. Как тяжело дышит после малейшей нагрузки, прижимая руку к животу.
— Ульф, — произнес Рагнар ледяным тоном. Температура в зале, казалось, упала еще на несколько градусов. — Ты ранил моего человека в моем доме?
— Он больше не человек! Она испортила его своим колдовством! Мед и капуста! Какой воин лечится медом, как баба?!
Ульф размахивал ножом, брызги слюны летели изо рта.
— Воин, который не хочет умереть от болезни, — прохрипел Эйнар. Кровь пузырилась между его пальцами.
Я уже была рядом с ним, упав на колени прямо в лужу крови. Она была горячей, пропитала мою рубашку мгновенно. Прижимая к ране свой плащ — грубая шерсть тут же потемнела от крови. Рана была неглубокой, но длинной, косой разрез в районе печени. Без антибиотиков... Руки начали дрожать от вида крови — так много крови, она текла между моими пальцами, липкая и горячая.
— Мне нужен спирт, — сказала я Рагнару, путая слова от волнения. Язык заплетался, мысли путались. — Самый крепкий, что есть. И чистая ткань. И игла с ниткой. Быстро!
— Делай, что она говорит, — приказал Рагнар Хильде. Старуха кивнула и поспешила прочь, крича что-то служанкам.
— Не слушайте ведьму! — Ульф размахивал ножом, капли крови летели с лезвия. — Она погубит нас всех! Превратит воинов в баб!
— Довольно, — Рагнар сделал шаг вперед. Медленный, размеренный шаг хищника. — Ты пролил кровь в моем доме без моего разрешения. Ты знаешь закон.
— Плевал я на твой закон! Ты сам околдован! Держишь ведьму, слушаешь её бредни о будущем!
Что произошло дальше, я помню как в замедленной съемке. Каждое движение отпечаталось в памяти с жуткой четкостью. Ульф бросился на Рагнара с ножом — неуклюжий выпад пьяного или обезумевшего человека. Рагнар уклонился — легкое движение в сторону, словно танец. Выхватил меч — звук стали, выходящей из ножен, пропел в воздухе. И одним движением — плавным, почти красивым — распорол Ульфу живот от паха до груди.
Лезвие вошло чуть выше лобковой кости и поднялось вверх, разрезая кожу, мышцы, внутренности. Звук был... мокрый. Чавкающий. Какой бывает, когда режешь сырое мясо.
Ульф упал на колени, глядя вниз недоумевающим взглядом. Его руки попытались удержать вывалившиеся внутренности — розово-серые петли кишок, блестящие в свете утреннего солнца. Потом он рухнул лицом вниз. Внутренности шлепнулись на пол с влажным звуком.
Меня вырвало. Прямо там, на полу, рядом с Эйнаром. Желудок вывернулся наизнанку, и я давилась желчью. Я видела анатомические атласы. Но это было другое. Это была горячая, дымящаяся реальность смерти. Запах — медный запах крови смешался с вонью вскрытых кишок.
— Уберите это, — спокойно сказал Рагнар, вытирая меч о одежду мертвеца. Движение было отработанным, привычным. — И принесите всё, что нужно Асе.
Я пыталась сосредоточиться на ране Эйнара, но руки дрожали как в лихорадке. Я только что видела, как человека выпотрошили, будто рыбу. И Рагнар сделал это так... буднично. Без тени сомнения или сожаления.
— Не смотри на него, — прошептал Эйнар. Его голос был слабым, но твердым. — Смотри на меня. Я еще живой.
Принесли спирт — что-то вроде самогона крепостью под семьдесят градусов, от одного запаха слезились глаза. Я промыла рану, стараясь не обращать внимания на Эйнара. Он выгибался от боли, но воины держали его крепко. Руки все еще тряслись — пришлось сделать несколько глубоких вдохов, считая до десяти, чтобы успокоиться.
— Держите его, — приказала я.
Четверо воинов прижали Эйнара к полу — по одному на каждую конечность. Я начала зашивать рану обычной иглой, прокаленной на огне и протертой спиртом. Игла с трудом проходила через кожу, приходилось проталкивать с усилием. Эйнар выл сквозь стиснутые зубы, но не дергался. Швы получались неровными — дрожащие руки не слушались, стежки выходили разной длины.
— Почему ты не даешь ему что-нибудь от боли? — спросил Рагнар, наблюдавший за процедурой. Он стоял рядом, и я чувствовала тепло его тела.
— Нечего дать. В моем времени есть лекарства, которые убирают боль. Здесь их нет.
— А мак? Настойка мака?
Я посмотрела на него с удивлением, на секунду оторвавшись от шитья. Опиум, конечно. Как я не подумала?
— Есть маковые головки?
— У Ингвара должны быть.
— Принесите. Сделаю настойку для Эйнара и для других раненых.
Пока я заканчивала зашивать рану — последние стежки, самые трудные, кожа уже начала отекать — притащили мешочек сухих маковых головок. Коричневые, с мелкими семенами, гремящими внутри. Я быстро объяснила Милаве, которая появилась среди зевак, как готовить настойку — не слишком крепкую, чтобы не убить, но достаточную для обезболивания. Показывала на пальцах пропорции, рисовала в воздухе.
— Три дня лежать, — сказала я Эйнару, перевязывая рану чистой (относительно чистой) тканью. — Если встанешь раньше, швы разойдутся. И никакого эля, только вода и бульон.
— Опять? — простонал он. Попытка улыбнуться превратилась в гримасу боли. — Я же только оправился от последнего раза!
— В следующий раз не лезь под нож.
Рагнар рассмеялся. Короткий, резкий смех.
— Она права. Хотя Ульф полез под меч, не под нож. Глупец. Думал, что страх перед колдовством сильнее страха передо мной.
— Будут еще, — тихо сказала Хильда, вернувшаяся с тряпками и ведром воды. Она начала оттирать кровь с пола, морщась от запаха. — Многие боятся её.
— Пусть боятся, — Рагнар пожал плечами. Движение было изящным, несмотря на его размеры. — Страх — это уважение. А уважение — это власть.
Он посмотрел на меня. На мои окровавленные руки — кровь засохла под ногтями, въелась в кожу. На порванный плащ, пропитанный кровью. На бледное лицо — я чувствовала, что меня вот-вот снова вырвет, желудок сжимался спазмами.
— Идем. Тебе нужно отмыться и переодеться.
— Я могу сама...
— Идем, — повторил он тоном, не терпящим возражений. Железные нотки проскользнули в его голосе.
Я последовала за ним, шатаясь. По дороге пришлось остановиться — меня снова вырвало на снег. Желтое пятно на белом, пар поднимается в холодном воздухе.
— Прости, — прошептала я, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Первая смерть всегда тяжела, — сказал он неожиданно мягко.
Он привел меня не в мою каморку, а в свои покои — отдельное помещение в дальнем конце длинного дома, отгороженное толстой дубовой дверью. Там была настоящая кровать с резными столбиками в виде драконов, их пасти оскалены в вечном рыке. Сундуки, окованные железом. Оружие на стенах — мечи, топоры, щит с вмятинами от ударов. И медвежья шкура на полу, густой бурый мех.
— Раздевайся, — сказал он, наливая воду из керамического кувшина в медный таз. Вода плеснулась, несколько капель попало на пол.
— Что?
— Ты в крови. Раздевайся, я не буду смотреть.
Он отвернулся к окну, скрестил руки на груди. Я колебалась, потом стянула окровавленную рубашку. Ткань прилипла к коже, пришлось отдирать. В комнате было тепло — здесь очаг горел всю ночь, угли еще алели.
Я быстро омылась холодной водой, стараясь не думать о том, что Рагнар в трех шагах от меня. Что мы одни в его спальне. Что он только что убил человека, защищая меня и Эйнара. Руки все еще тряслись, и я заметила глубокий порез на правой ладони — видимо, поранилась, когда держала ткань. Кровь уже запеклась, но рана была рваной.
— В сундуке есть чистая одежда, — сказал он, все еще не оборачиваясь. Его силуэт четко вырисовывался на фоне светлого окна. — Возьми что подойдет.
Я открыла сундук. Скрипнула крышка. Женская одежда — платья, рубашки, плащи. Всё качественное, дорогое. Тонкое льняное белье, шерстяные платья, расшитые серебряной нитью. Одежда его мертвой жены.
— Это... это вещи Торунн?
— Были. Теперь твои. Мертвым не нужна одежда.
Я выбрала простую льняную рубашку и синее шерстяное платье. Ткань была мягкой, приятной на ощупь. Всё было немного велико — Торунн была выше и крепче меня. Платье висело на мне, как на вешалке.
— Можно обернуться?
Он повернулся, окинул меня взглядом с головы до ног. Взгляд задержался на моем лице, потом опустился к рукам. Он заметил порез на руке.
— Ты ранена.
— Это ничего, просто...
— Покажи.
Он подошел ближе, взял мою руку. Его пальцы были теплыми и удивительно мягкими для воина. Он осмотрел порез, повернув ладонь к свету. Глубже, чем я думала — видна была подкожная клетчатка.
— Нужно зашить.
— Я сама не смогу, рука дрожит...
— Я сделаю.
Он усадил меня на край кровати, сам присел на корточки передо мной. Промыл рану спиртом — я зашипела от боли, острая, жгучая боль — потом аккуратно зашил. Его движения были уверенными, опытными. Стежки ровные, аккуратные, лучше моих на ране Эйнара.
— Откуда умеешь?
— Война учит. Не всегда есть лекарь рядом.
Он закончил, завязал последний узел, перевязал чистой тканью. Его пальцы задержались на моем запястье на секунду дольше необходимого.
— Тебе идет синий цвет. Торунн предпочитала красный.
— Расскажи о ней.
Не знаю, зачем я спросила. Может, чтобы разрядить напряжение, которое повисло между нами. Может, из любопытства.
Рагнар сел на кровать рядом, матрас прогнулся под его весом. Жестом пригласил меня сесть рядом. Я села на самый край, держа дистанцию — между нами было два фута пустого пространства.
— Она была как буря. Яростная, непредсказуемая, прекрасная. Дочь берсерка, внучка берсерка. В битве она была страшнее многих мужчин. А в постели... — он замолчал, покачал головой. — Прости. Не должен говорить так с тобой.
— Почему?
— Потому что ты не такая, как она. Ты... другая.
— Слабая?
— Нет. Не слабая. Иная. Торунн была огнем. Ты — вода. Тихая, но способная точить камень. Она ломала. Ты исцеляешь.
— Я не целительница. Просто знаю немного больше, чем люди этого времени.
— Ты спасла Эйнара. Дважды. Он мой лучший воин и друг с детства. За это я у тебя в долгу.
— Викинги платят долги?
— Всегда. Чего ты хочешь? Золото? Свободу? Корабль в Исландию, подальше от войны?
Свобода. Слово резануло, как лезвие. Я ведь фактически пленница, даже если золотая клетка лучше обычной.
— Я хочу... учиться.
— Учиться?
Он повернулся ко мне, брови удивленно приподняты.
— Сражаться. Защищаться. Если Торунн могла, почему я не могу?
Рагнар удивленно поднял брови еще выше.
— Ты хочешь стать воином?
— Я хочу не быть жертвой. В моем мире женщины могут защитить себя. Здесь... сегодня Ульф мог убить меня, и я ничего не смогла бы сделать.
— Я защищу тебя.
— А если тебя не будет рядом? Если ты... — я не договорила. Умрешь. Если ты умрешь, как предсказано.
Он понял. В его глазах мелькнула тень.
— Хорошо. Я научу тебя держать нож. Меч для тебя слишком тяжел, но нож... нож может спасти жизнь.
— Спасибо.
— Но взамен ты расскажешь мне больше о будущем. О войнах, которые будут. О королях, которые падут. Обо всем, что поможет мне изменить мою судьбу.
— Договорились.
Он протянул руку. Я пожала её, чувствуя мозоли на ладони, силу в пальцах.
— И еще, — добавил он, не отпуская мою руку. Его большой палец погладил мое запястье. — Не бойся меня. Я знаю, что ты видела сегодня... Ульф заслужил смерть. Но я не убиваю без причины. И никогда не обижу женщину. Особенно ту, что под моей защитой.
— Я не боюсь тебя, — соврала я.
— Боишься. Я чувствую. Твое сердце бьется как пойманная птица.
Он положил свободную руку мне на грудь, прямо над сердцем. Прикосновение было легким, почти невесомым, но я почувствовала жар его ладони через ткань платья.
— Видишь? Колотится.
— Это не только страх, — вырвалось у меня.
Он замер. Его глаза потемнели. Потом медленно убрал руку.
— Я знаю. Но ты права — я умру весной. Не стоит начинать то, что не сможем закончить.
Он встал, матрас распрямился. Отошел к окну, уперся руками в подоконник.
— Иди. Отдохни. Завтра начнем учиться. И... спасибо. За Эйнара.
Я встала, пошла к двери. Ноги были ватными. На пороге обернулась.
— Рагнар? А если я смогу изменить твою судьбу? Если ты не умрешь весной?
Он посмотрел на меня через плечо. В утреннем свете, падающем из окна сквозь бычий пузырь, его волосы казались серебряными, а морщины у глаз — глубже.
— Тогда, может быть, мы узнаем, что бывает, когда вода встречает огонь.
Я вышла, чувствуя, как горят щеки. Холодный воздух коридора ударил в лицо. И только на улице, под падающим снегом — крупные хлопья таяли на коже — я поняла: я только что флиртовала с викингом, который мертв уже тысячу лет в моем времени.
И что хуже всего — он ответил взаимностью.
_______
Дорогие друзья!
Мне очень нужна ваша поддержка. Поэтому подписывайтесь на меня, ставьте звезды, оставляйте комментарии! Автору будет очень приятно)))