Жених и невеста

10

Беда всю страну подвела под красную звезду.

Дома остались бабы, давненькие, другим словом, старые, да малые, остались кормить войну.

А у войны рот большой…

Без мужского роду-племени сиротами смотрят поля наши, ржа взяла волю над машинами без глазу.

Как ни круто завернула вековая беда, а первый военный взяли мы урожай сполна: зерно до ядрышка ссыпали в закрома, до корешка свезли сахар-свёклу на завод.

С молодыми ноябрьскими снегами заработали у нас в Острянке эмтээсовские курсы.

Учиться тракторному делу загорелись все мои: и Зинушка, и Тамарушка, и Манюшка, и Нинушка, и Колюшок… Последненький мой, мамушкин цветочек.

Мне наказали вести те курсы.

С испугу кинулась я было отказываться, да в стыд потом самой стало: помимо меня никто из оставшихся острянцев и не знал толком трактора.

Ну что ж, я так я…

К теории готовилась я по книжкам куда усердней против своих старательных курсантов. Так зато по части практики я была профессориха.

Как соберёмся у кузни, такой галдёж подымается. Кажется, все разом горланят:

– Мне!.. Мне разрешите! Разрешите поездить с вами мне-е!..

Все просятся, да не все…

Вижу, первонькая из дочек, Зина, не то чтоб рвалась поездить – по-за спинами приседает-прячется. А ну, не дай Бог, вырву из толпы на трактор.

– Зин, – говорю с трактора, – а ты когда да ни будь думаешь сюда подыматься?

Зина и вовсе оробела.

– Я-то, – говорит, – а сама глаза в спечённый, в притоптанный уже снег, – я-то что… Я лучше люблю ездить, на то и шла…

– Ты чего жмешься?

– А нехай все отвернутся… Сяду…

– Эт что ещё за фантазия на тебя набежала? – спрашиваю в строгости.

Молчит. Набрякла вся слезой, как вата в воде.

«Тут какая чертовщинка да есть!»

Прыг я только наземь – с криком упала Зинушка мне на грудь, заревела белугой.

– Зи-ин! Да ну что ты?

– А то… Ну скажите ему…

– Кому?

– Ко… лю… ш… ку…

– А что он?

– А то… Как же я полезу садиться на обзор всем?

– Да что ж такое?

Отшатнула от себя, смотрю, что ни слеза у неё как сорвётся, так и воткнётся колом в снег.

– А то… пристаёт, как слюна… Повсяк день дражнится… что у меня… ножки… как… у беременной ко… кошки…

Мороз так и пошёл по мне.

Присмирнела вся моя курсантская рать. Даже дыхание слышу своё.

Все ждут, куда ж оно все и поклонится.

А куда клонить?… Другой бы кто, а то младшенький – домашний гостюшка, запазушник мой… Вот уж воистину, детки – железá на душе.

– Зинушка, – глажу её по голове и через большую силу шлю себе на лицо улыбку: самой впору голоси, – ну ты, ёлки-коляски, тожа, ей-пра… Да в свои в шестнадцать ты любому раскрасавцу – праздник! А ты веру кому дала? Колюшку!.. На двенадцатый всего-то полез годок… Да что он понимает!

Я поискала глазами в толпе Колюшка.

Стоит, басурманская кровь, руки в боки, глаза в космос. Вроде не об нём и песня.

– Ну что, бездипломной ты мокроносый спец по ножкам, что ж даль думаешь? Думаешь, раз на весь девчачий отрядко ты один кочетиного семени, так те всё и дозволено?

– Ма…

– Не мамкай! Ишь, у него ума полна сума да ещё назади торба! Я сразу тебя не брала… Нечего тебе на курсах путаться!

Выговариваю, а самой жалко на него глядеть. Того и выжидай, слезьми брызнет.

– Ну, ма-а… Я боль не буду…

– Не буду, не буду… – упала я в его колею, остановилась. Перевела дух, мягче уже так повела: – Иль ты совсем выбежал из ума? Пойми… По малым по годам твоим никто тебе трактор не даст. На что ж тогда курсам вольной слушатель? Молчишь… Скажи тепере, ходим мы с тобой в пятые классы?

– Ну…

– Лучше учи уроки. Не лети сюда посля школы. К те вон вчера за компанию с четверками да пятёрками прошмыгнула в дневник и тройка. Вина на курсах?

– Неа! То по немецкому. Немецкий я и не подумаю учить! Немец на нас напал, а я учи его язык? Фигушки ему!

– Учить не учить… Не твоего умка забота!

– Вот-вот! Я тож так считаю… Не учу и вообще брошу на немецкий ходить!

– Ты мне дурьи песни не пой. Раз велят – учи. Всё хорошо учи. Я, – смеюсь, – строго не взыщу, наладься таскать одни пятерки. Таскай на здоровье, только внапрасну не рвись надвое, на школу да на курсы. Твои, Колюшок, курсы попереди.