Женщина с берега

3

«Долина эта начинается там, где кончаются лес и луга, и представляет собой совершенно дикое место. Если ты попытаешься проникнуть туда, душа твоя потеряет всякую связь с миром людей и солнечного света.

Дорога, по которой ты собираешься пойти, распадается на узкие тропинки, манящие тебя игрой света и тени и ведущие в тупик. Они заведут тебя к скалам и к болотам, готовым поглотить тебя своей черной трясиной. Они приведут тебя к обрывам и пропастям, поджидающим неосторожных детей, пасущих скот или собирающих мох и лишайник. Возможно, да, возможно, одна из этих тропинок приведет тебя в самую чащу дремучего леса в то самое место, о котором говорят шепотом поздней осенью возле печки?

Все жители окрестных долин знают эти предания. Каждый может рассказать тебе, что происходило в чаще леса, среди молчаливых елей. Много времени прошло с тех пор, как это произошло, но и по сей день в хижинах и домах зимними вечерами рассказывают предание о девственницах Варгабю.

Никто больше не знает, где расположен Варгабю. А те, кто знал, либо умерли, либо позабыли все.

Но однажды — думаю, тогда в Швеции правил король Густав Третий или Четвертый — через лесные деревни Эльвдалена проезжали трое всадников. Все трое очень устали, к тому же шел дождь, им следовало подумать о ночлеге.

— Давайте переночуем в какой-нибудь усадьбе, — предложил один из них, высокий человек с властным взглядом. У него было воинственное имя — Дидерик Сверд note 1, все его интересы сводились к битвам и женщинам и, возможно, к выпивке в теплом трактире.

Второй был маленьким и худощавым, в глубоко сидящих глазах которого горело лицемерие и жажда плотского греха. Он недавно стал священником и теперь горел желанием выполнить свое предназначение. Тщедушные и низкорослые люди выбирают себе, как правило, профессию, дающую власть над другими людьми. Никто не знал, каково его настоящее имя, все называли его Натаном. И, подобно библейскому Натану, он угрожал всем и каждому геенной огненной.

В ответ он коротко кивнул первому, ведь Господь не предназначил священников для того, чтобы самостоятельно разнюхивать что-то. Это был удел собак, а не божьих людей.

Третий был юноша, закутанный в плащ с капюшоном, из-под которого видны были только глаза. Он сказал им, что его зовут Хавгрим. Больше ничего они от него не добились.

Ближайший двор оказался зажиточным, манившим возможностью хорошенько поесть и выспаться. Они поскакали прямо туда и были радушно приняты, их лошадей поставили в конюшни, а самих путников пригласили в теплую гостиную.

— Мир вам Божий, — сказал в качестве приветствия Натан.

— И вам мир Божий, — пробормотал в ответ крестьянин, а его жена молча кивнула. — Что заставило вас отправиться в путь в такую дождливую погоду?

Священник ответил:

— Я призван нести службу Господу в языческих пустошах Херьедалена. Мой путь лежит в Свег.

— А я направляюсь в Трондхейм с королевским поручением, — сказал Дидерик Сверд. — Упрямые норвежцы опять взбунтовались и не хотят слышать о датском правлении, считая, что могут справиться сами. Король Густав попросил меня разведать, каковы настроения среди трондхеймских крестьян, .раз уж я оказался в этих краях. Мы с господином Натаном встретились в Мооре и решили ехать дальше вместе, раз уж нам по пути».

Подняв от рукописи глаза, Андре задумался. Странная это была рукопись. Что за предание собиралась описать Герд, мать Петры? Вначале повествование шло в упругом ритме, но постепенно сила слога сходила на нет, словно писательница не осмеливалась излагать свои мысли дальше. Ему запомнилась написанная ею фраза: «Те, кто знал об этом, либо умерли, либо позабыли все». Откуда тогда ей все это стало известно? Было ли это выдумкой или же она записала все со слов матери?

Андре, разумеется, искал то, о чем упоминали Ванья и Бенедикта: связь с родом Людей Льда. Но он не находил этого — пока, хотя речь шла о Трондхейме. Имел ли какое-то отношение к роду Петры Дидерик Сверд, направлявшийся в Тренделаг?

И Андре принялся читать дальше.

«Крестьянин вопросительно посмотрел на третьего из них.

— А этот, — игриво заметил Дидерик Сверд, — приблудился к нам по дороге. Беспутный вояка, служивший наемником где-то в Европе. Теперь он мой телохранитель, ведь одному небезопасно странствовать в безлюдной местности.

Эльвдальский крестьянин встал и произнес на своем почти непонятном диалекте:

— Господа, если вам нужно в Свег и в Трондхейм, возвращайтесь назад в Моору, а оттуда следуйте на север! Здесь же вы поедете наугад, по пустошам и окружным путям.

— Нам известно, что лучше всего ехать на север, — кивнул Дидерик. — Но мне хотелось бы проехать по этой долине. Мои предки родом из эльвдаленских деревень, и два дня я уже пытаюсь найти следы их пребывания здесь, но бесполезно.

— Я же хочу воспользоваться этой поездкой, чтобы донести слово Божье до одичавших душ, живущих в этих пустошах, — сказал священник Натан. — Однако все мои проповеди до сего дня не доходили до их ушей. Люди не хотят внимать угрозам Господа, ниспосланным ожесточившимся душам. Они слышать не хотят о муках ада, ссылаясь на то, что земная жизнь — настоящий ад.

— Почему бы в таком случае не говорить им о Божьей милости, ниспосланной тем, кто следует его заветам? — предложил крестьянин.

— Этого они не заслужили, — огрызнулся священник. — Только после того, как они падут передо мною ниц, страшась гнева Господня и будут умолять меня об отпущении грехов, только тогда я смогу заговорить с ними о рае.

Крестьянин ничего на это не ответил, но его раздувающиеся ноздри явно свидетельствовали о его помыслах. И снова он бросил взгляд на третьего, сидящего в темном углу, подальше от печки. Теперь этот человек снял с себя плащ и шляпу, его темные волосы обрамляли маловыразительное лицо. Он не был стар, скорее, он слишком молод для того, чтобы воевать на кровавых полях сражений в Европе, но вид у него был достаточно суровый, хотя на лице его невозможно было прочесть никаких мыслей и чувств. Это был статный молодой мужчина с такими густыми и темными бровями, что его зелено-карие глаза казались светлыми.

Дидерик Сверд был лет на десять старше остальных, волосы у него были пепельно-русые, губы красиво очерченные. Он был одет, как и подобает придворному, в сапоги с отворотами, в бархатную куртку с кружевами на вороте и на рукавах».

Андре снова отложил рукопись. Откуда все это было известно писательнице? Тем более, то, что они говорили! Нет, наверняка она все это выдумала: с такими подробностями предания не рассказывают.

Но было трудно сказать, что было старинным преданием, а что — выдумкой самой Герд.

Во время чтения у него созрела одна мысль: та, что написала все это, любила писать. И многие в роду Людей Льда обладали таким даром.

Не являлось ли это первым признаком того, что в ее жилах текла кровь Людей Льда?

Это была лишь туманная и необоснованная гипотеза. Но мысль эта понравилась Андре. У него возникло желание читать дальше.

«— И как же вы думаете проехать из долины Эстердала в Свег? — спросил крестьянин.

— Мы поедем напрямик.

— Нет, нет, — сказал крестьянин, качая предупредительно головой. — Мы никогда не ездим этим путем, это очень опасно. Возвращайтесь в Мору, пока еще не поздно, и не думайте поехать через лес, тянущийся от нас к Херьедалену! Вы никогда не выберетесь оттуда.

— Детские сказки! Двое воинов и священник! Думаешь, мы испугаемся волков? Или медведей? В разговор вмешалась жена крестьянина.

— В этих лесах следует опасаться другого, господа, — сказала она.

— Разбойников?

— Речь идет не о них.

— Если ты хочешь запугать нас ведьмами и водяными, ничего не получится! Мы не суеверны. А в случае чего нам поможет священник.

Слова, сказанные славным Дидериком Свердом, свидетельствовали о том, что он не чужд был мифических представлений о действительности.

— Священник может вам пригодиться, — согласилась жена крестьянина. — Но ведьмы не любят, когда их тревожат.

— Ну хорошо, тогда скажи нам, чего мы должны опасаться. Не можем же мы ходить вслепую.

— Вы можете заблудиться, — сухо заметил крестьянин.

— Это нас не пугает. Мы не дети.

Но крестьянин упрямо настаивал, на своем эльвдальском диалекте, стараясь говорить как можно более внятно:

— Тропы там заколдованные. Мы сами никогда не ходим в тот лес. Ведь даже если человек думает, что знает, куда ведут эти тропинки, неведомые силы все равно поведут его по той тропе, на которую не следует ступать людям.

— Мы будем ориентироваться по солнцу и по деревьям.

— Солнца в чаще не видно, и ветры туда не долетают, так что на стволах деревьев нет никаких следов. Его жена встала и, обращаясь к своему мужу, произнесла на диалекте, который никто из присутствующих толком не понимал, ведь это был один из самых трудных диалектов в Швеции:

— Снова начался дождь, пойду-ка я схожу в хлев.

Муж кивнул, и она ушла. Никто из приезжих не понял ни слова.

После ее ухода на некоторое время воцарилось молчание. Дидерик Сверд потянулся, сидя за столом. Его ноги высохли и согрелись возле печки и снова обрели чувствительность. Ступни ног у него были мозолистыми и костистыми, и к тому же грязными. Но эти ноги всегда выручали его в долгих походах, в битвах и на ночном дежурстве.

Дидерика клонило в сон от резкого, брюзгливого голоса священника, звучавшего у него над ухом.

— Так какая же опасность подстерегает там людей? — спросил тот.

Крестьянин внимательно посмотрел на него и сказал:

— Разве вы никогда не слышали о девственницах Варгабю?

— Нет, а что это такое? — с усмешкой спросил Дидерик Сверд. — Слово «девственница» меня очень привлекает, надо сказать. Они молоденькие и хорошенькие?

— Если вам дорога жизнь, вам следует держаться подальше от этих дев. Они не предназначены для земных мужчин.

— Стало быть, они годятся лишь для троллей и леших?

— Возможно. А может быть и нет. Варгабю существует и поныне, а стало быть — и эти девы. Но ни один разумный человек добровольно не отправится туда.

Священник недоверчиво засопел носом.

— Нет, на сегодня хватит! Давайте-ка поговорим начистоту. Есть ли в чаще леса селение или нет?

— Кое-где видны горные пастбища, — уклончиво произнес крестьянин. — Возможно, там есть и селение…

— Ты бывал там? — спросил королевский посланник.

— Я видел его. Оно очень красиво. Со всех сторон лес…

— Оно большое?

— Нет, восемь-десять дворов всего лишь.

— Наверняка дома там скверные. Ты знаешь кого-нибудь из тех жителей?

— Нет. Услышав наш диалект, вы должны были понять, что деревни здесь совершенно изолированы одна от другой.

— Хорошо, и что же, в таком случае, тут дурного?

Крестьянин не спеша уселся на скамью. Пламя печки освещало время от времени красивый резной шкаф местной работы, деревянные лари и деревянные ведра с крышками, стоящие вдоль стен, спальные скамьи по углам. Дом зажиточного крестьянина.

— Это всего лишь предание, — неторопливо начал он. — Но мы относимся к нему с почтением.

— Давайте послушаем, — сказал Дидерик Сверд, и презрительная усмешка в его голосе не скрылась от крестьянина.

Чуть поодаль, в полутьме, сидел их молчаливый спутник. Его молчание подчеркивало его подчиненное положение; а еще больше — презрительное отношение к нему со стороны Дидерика Сверда.

Крестьянин начал:

— Это случилось, когда жителей местных долин стали обращать в христианство. Надо вам сказать, что крестьяне добровольно не шли на это. Вера в языческих богов по-прежнему процветала в глухих деревушках.

— Могу себе представить, — с презрительной гримасой заметил священник».

Андре задумался: в этом предании содержалось еще одно предание! И оно уходило вглубь времен. Интересно, чем все это закончится. Андре уже начало разбирать любопытство по поводу этого Варгабю.

«— И вот посланники Господа прибыли в Варгабю, — продолжал крестьянин, — где язычество процветало, как нигде.

Вошедшая жена крестьянина услышала последние слова и, отвернувшись, сказала:

— Уфф, и охота вам говорить об этом, святой отец?

— Мы должны разобраться во всем, — сухо ответил священник. — Это должно быть происходило в 1100 — 1200-х годах, насколько я понимаю. Мне известно, что такие глухие места, как Даларна и Херьедален, долго сопротивлялись введению христианства. Тупоголовые язычники!

— Что было, то было, — миролюбиво заметил крестьянин. — Во всяком случае, здесь процветало что-то вроде феодального права: одному крестьянину принадлежала почти вся деревня, а остальные подчинялись ему, словно рабы. Звали того крестьянина Врет Йоар Йонссон. Он был могущественным человеком. Его суровое, словно выточенное из камня лицо обрамляли торчащие во все стороны волосы и густая борода. Врет Йоар Йонссон имел один порок — или страсть: он любил девственниц.

— Кто же их не любит? — усмехнулся Дидерик.

— Но Врет Йоар любил их по-своему. Он приносил их в жертву языческим богам. Фрейе, богине плодородия, или же Фрею.

— Что-что? Приносил в жертву?

— Это так же верно, как и то, что я сижу здесь! Ежегодно он приносил на алтарь жертву, ежегодно погибала какая-нибудь девственница.

— Но это же ужасно! — воскликнул священник.

— Еще бы! Сам он не способен был обладать женщиной, поэтому и приносил богам жертвы, чтобы те вернули ему утраченную мужскую силу».

«И это писала женщина в 1800-х годах! — подумал Андре. — Она должна была быть сильной личностью, эта Герд, мать Петры!»

Он зажег свечу и продолжал читать в сумерках.

«— Этого не может быть, селянин, — сказал священник. — Такое происходило в бронзовом веке, но не в наше время.

— Вы слышали наш язык и с трудом его понимаете. А ведь мы живем по берегам реки и имеем друг с другом какой-то контакт. Что же говорить тогда о затерянных в лесах деревушках, изолированных друг от друга целые столетия? Современные обычаи и вера с большим трудом проникают в леса и долины Эльвдалена. Деревушки отрезаны друг от друга. И вряд ли их население знает, что где-то за дремучими лесами существует другой мир. Они не знают даже, кто их ближайший сосед. И даже сегодня, в 1700-х годах, Варгабю и другие маленькие деревушки в лесной глуши отрезаны от человеческого сообщества. И на почве этой отгороженности от мира процветают всякие злодейские ритуалы.

Дидерик задумчиво произнес:

— Все это можно понять. Но ведь деревушка-то была такой маленькой? Откуда же у Врета Йоара появлялось столько девственниц?

— О, их не так уж и много. Он устраивал свои жертвоприношения в течение каких-то четырех-пяти лет, и все это очень плохо кончилось.

— И чем же это кончилось?

— Нужно ли говорить, что Врета Йоара Йонссона все ненавидели? Ненавидели, но еще больше — боялись. Когда он был еще в состоянии обладать женщиной, у него родился сын, унаследовавший от него его склонности. Каждая девственница, появлявшаяся в деревне, должна была приноситься в жертву…

Но злодей был наказан! Он получил по заслугам. Он не мог спать по ночам. Мертвые девственницы преследовали во сне своего мучителя. Каждую ночь они являлись ему.

— Его мучили угрызения совести, — кивнул священник.

— Все было гораздо хуже. Говорили, что девы действительно являлись ему. Они стали привидениями и набрасывались все вместе на несчастного. Но поскольку они были всего лишь духами, они не могли целиком овладеть им. Они хотели убить его, как он убил их в свое время, но не могли сделать это. Поэтому они мучили его, как умели, во сне. Он клялся, что просыпался среди ночи и воочию видел их.

— Лично я предпочел бы мучения смерти, — сказал Дидерик. — Скажи… Каким образом эти женщины приносились в жертву? Сжигались на костре?

— Нет, нет. Согласно поверью, бог Фрей обитал в лесном озерце. Так что девственниц топили, загоняя их в воду копьями.

У священника вырвался вздох.

— Не проще ли было заколоть этими копьями самого Врета Йоара? — спросил Дидерик.

— Они были безоружны, тогда как он был окружен телохранителями. При нем всегда были верные люди, желавшие услужить ему.

— История вечно повторяется… — пробормотал Дидерик.

— Да, так оно и есть. Разумеется, копья на несчастных девственниц направляли его помощники. Но их было не так уж и много. К участию в жертвоприношениях принуждались друзья и родственники той или иной девственницы, которые сами не прочь были овладеть ею. Не забывайте о том, что вера в старых богов была очень сильной, а сведения об окружающем мире не доходили в эту глухую деревушку. Многие вообще считали, что кроме Варгабю на свете ничего не существует. Что же им оставалось делать? И вот во времена, когда служители Господа все дальше и дальше проникали в лесную глухомань, случилось так, что один из помощников Врета Йоара влюбился в девушку, предназначенную в том году для жертвоприношения. В силу юношеского недомыслия он восхищался могущественным Вретом Йоаром и всячески старался услужить ему. И вот теперь он начал горько раскаиваться в этом. Он пытался совершить побег с этой девушкой, которая уже не была девственницей, но его поймали. Ей же, напротив, удалось скрыться, и она бродила где-то в дремучих лесах. В конце концов она пришла в Эльвдален и родила сына. Сама она прожила после этого всего лишь восемь лет. Ребенок ее, разумеется, бедствовал и влачил жалкое существование. Вскоре он исчез из деревни. Думаю, он просто погиб от голода.

— А тот парень? Ее любовник?

— Ах, с ним разговор был коротким. Остальные помощники вместе с сыном тирана, Вретом Маттсом, окружили его и проткнули насквозь копьями.

Слушатели задрожали от этих слов.

— У девушки было еще две сестры. Одну из них уже принесли в жертву годом раньше. Но последняя из них была необычайно сильной личностью. Она знала, что очередь за ней. Но не это явилось главной причиной того, что она решила убить тирана. Скорбь о погибших сестрах и мысль о подрастающих в деревне девочках решили дело. Она знала, что вслед за ней настанет их черед. Маленькие, невинные создания…

Огонь в печи угасал, и жена крестьянина подбросила еще веток, которые тут же загорелись и затрещали. И когда вспыхнуло пламя, она обернулась и посмотрела на лица приезжих: цинично улыбающегося Дидерика Сверда, фанатика Натана и непостижимого третьего гостя».

«Опять эта Герд фантазирует, — подумал Андре с улыбкой. — Надо же написать такое…»

Неужели она была замужем за Уле Кнудсеном, когда писала все это? Вряд ли. Эта Герд чем-то напоминала ему сестер Бронте, замкнутых, отчужденных от мира, но обладающих непоколебимой творческой силой.

Герд была прирожденной писательницей, она могла из ничего состряпать настоящий рассказ, вкладывая реплики в уста действующих лиц, описывая внешность этих людей и их окружение.

Но во всех поэтических фантазиях есть, бесспорно, какое-то реальное ядро. И то, о чем она писала, не было чистой выдумкой. Девственницы из Варгабю в самом деле существовали, во всяком случае, существовала легенда о них.

А уж ее творческое воображение добавило всякие подробности. Андре думал, не собиралась ли она написать об этом целую книгу. Но рукопись, которую он держал в руке, была не слишком объемистой, чтобы из нее могла получиться книга. Хотя, возможно, это было лишь начало?

Может быть, она посылала эту рукопись в какое-то издательство? Может быть, рукопись была отклонена? Нет, он не думал, что у нее хватило бы на это смелости.

«Подождав, пока жена растопит печь, крестьянин продолжал:

— Майт, так звали девушку, удалось заманить Врета Йоара Йонссона к лесному озерцу, сказав ему, что бог Фрей сам явился к ней и выразил желание поговорить с Вретом Йоаром с глазу на глаз.

Понизив голос, крестьянин добавил:

— Говорили, что вырубленная из дерева фигура бога Фрея стала влажной в одном месте…

— Святой отец! — сурово произнесла жена крестьянина. Вам не подобает слушать о таких вещах!

— Ничего, послушаем, — ответил за него Дидерик, придвигаясь к крестьянину с многозначительной, похотливой улыбкой.

— Ладно, — сказал крестьянин, не зная, кого ему слушать. — Ладно, ведь господа знают о мужских достоинствах Фрея, бога плодородия. И на деревянной скульптуре, изображающей Фрея, эти достоинства были такого размера, что… ладно, ладно, молчу! И вот когда Врет Йоар Йонссон пришел к озерцу, без оружия, из леса выскочила Майт с большим ножом в руке, намереваясь убить деревенского злодея. Но она неправильно повела себя, решив предварительно прочитать ему мораль, сказав ему, какой он негодяй и мерзавец. Разумеется, он тут же удрал в лес, поняв, что с разъяренной и вооруженной Майт шутки плохи. Она погналась за ним и, будучи моложе и проворнее, нагнала его, но тут как раз по лесу проходили слуги Господа, направляясь к озерцу.

Врет Йоар Йонссон слышал уже о новой вере, распространявшейся в стране. Он не был от нее в восторге, но теперь увидел в ней свое спасение. И он принялся громко вопить, что ведьма хочет заколдовать его. Он знал, что всякого рода колдовство преследуется носителями новой веры. Священник подал своим людям знак и, прежде чем Майт поняла, что происходит, они зарубили «колдунью» во имя Господа.

Врет Йоар повел своих спасателей в Варгабю, уверяя их, что он сторонник новой веры. Но очень скоро слуги Божьи узнали о его страшных грехах: о человеческих жертвоприношениях! И носители новой веры прогнали в леса Врета Йоара Ионссона и его сына Врета Маттса Ионссона, перебив перед этим всех его помощников. Расправа была жестокой и кровавой. Но двоим, отцу и сыну, все же удалось скрыться от преследований. Врет Йоар не выдержал бегства через лес и скончался на руках у сына на берегу Сильяна. Маттс впоследствии стал бродягой и пьяницей; он умер молодым от голода и блуда.

— А Варгабю?

— Священники пытались железной рукой насадить среди жителей христианство. И когда им это не удалось, они сожгли несколько домов на «языческом костре», так что жителям пришлось их отстраивать заново. Покинув непокорную деревню, носители новой веры отправились дальше по горным дорогам Херьедалена.

Все молчали.

— И там по-прежнему живут люди? — спросил Дидерик.

— Да, живут. Некоторые из них раз в год появляются в церкви. Они сторонятся людей и молча возвращаются в свои заповедные селенья.

— Но… ты еще не сказал нам: какая же опасность подстерегает путников в этом лесу? Посмотрев на них, крестьянин сказал:

— Разве вы сами не поняли? Там по-прежнему обитают девственницы из Варгабю. Жители деревни спокойно ходят по лесу, не встречая никаких привидений. Но если в лес войдет кто-то чужой… Они приведут его по скрытой от глаз тропинке прямо в Варгабю.

— Почему же? — с оттенком презрения спросил Дидерик.

— Потому что девственницы по-прежнему ищут Врета Йоара Ионссона, а также его сына. Но прежде всего — Йоара. Разве могут духи знать, что человек этот умер несколько столетий назад? Они продолжают искать его. Они преисполнены жаждой мести. Особенно жестока Майт, а также ее сестры. Да и остальные девушки, принесенные в жертву, тоже никак не могут обрести покой. Больше об этом говорить не стоит.

— Но ведь они же не могут убивать живого человека?

— Нет, они не убивают людей, они только сводят их с ума, так что те уже не могут выбраться из леса.

— И такие случаи уже были? Кто-нибудь пропадал в лесу?

— Не знаю. Все это только предание. Но мы, во всяком случае, туда не ходим.

Вздохнув, господин Натан сказал:

— Должен сказать, это очень уж подробное и прозаическое предание. Откуда могут быть известны все эти детали? В особенности, если человек там никогда не бывал. Или если никто не возвращался оттуда живым.

— Да, — раздраженно ответил крестьянин. — Следует исходить из того, что на протяжении столетий предание это обрастало всякими подробностями.

— Наверняка, — кисло заметил Дидерик. — Ну, что, мои попутчики? Вы очень напуганы тем, что услышали?

— Лично я — нет, — сказал священник. — Со мною мой Бог.

— А ты, Хавгрим? Что молчишь? Молодой человек покачал головой.

— Прекрасно, — сказал Дидерик Сверд. — Спасибо за приятную беседу, дорогой селянин! Ты отменный рассказчик! Но мы не станем возвращаться назад в Моору. Рано утром мы отправимся напрямик в Херьедален.

Крестьянин вздохнул.

— Я понимаю, что не могу удерживать вас. Ладно, наша пастушка покажет вам дорогу на первом отрезке пути. Никто не знает лес лучше нее, и она никогда не бывала заколдованной. Мать, приведи-ка ее!

— Пастушка? Маленькая девочка? — с восторгом произнес Дидерик. — Хорошее общество для полного жизненных сил мужчины!

Крестьянин ничего на это не ответил, ожидая, когда жена приведет пастушку.

И когда Дидерик Сверд увидел ее, у него отвисла челюсть. Это было вовсе не то, что требовалось мужчине его калибра! Ей было уже под шестьдесят. Костлявая, морщинистая, изможденная постоянными заботами о скотине в кишащих дикими зверями лесах.

— Это Барбро, — сказал крестьянин. — Я понимаю, что вы ожидали увидеть молоденькую пастушку, но Барбро всю жизнь звали пастушкой, потому что она выросла без родителей и так и осталась одинокой с тех самых пор, как поселилась во дворе у моего отца. Ты уверена в том, что можешь провести этих господ на безопасном расстоянии мимо Варгабю, чтобы они дальше пошли напрямик к Лилльхердалу и Свегу, Барбро?

— Конечно, — кивнула старуха и залопотала что-то на непонятном им языке.

— Нет, постой, — сказал Дидерик, вставая во весь свой рост. — Нам нужен проводник, которого бы мы понимали!

— Извините, господа, — спохватилась Барбро. — В молодости я целый год служила у сестры помещика, когда она вышла замуж и переехала в Гагнеф. И я до сих пор помню их язык, такой странный…

Этот язык был странным для нее, но понятным для них. Конечно, она говорила не на чистом шведском языке, но они ее вполне понимали.

— Ну, ладно, — согласился Дидерик, хотя в голосе его чувствовалось презрительное превосходство. — Нам остается теперь пожелать всем спокойной ночи и идти спать. Я мог бы, конечно, предложить кому-то из служанок нагреть мне постель, но сейчас я что-то устал. На рассвете мы тронемся в путь.

Крестьянин кивнул. Он проводил взглядом приезжих, когда они встали и вместе с Дидериком направились на ночлег в другой дом, находящийся в усадьбе. Когда они проходили мимо крестьянина, он посмотрел в глаза третьему. Взгляд незнакомца был преисполнен симпатии и внимания. Этот человек очень хорошо понимал, у кого из присутствующих были возвышенные помыслы и человеколюбивый склад характера.

Крестьянин был ему благодарен за это».

В коридоре, возле комнаты Андре, шумели вновь прибывшие. Отложив рукопись и закрыв глаза, он ждал, пока все успокоится и затихнет.

Луна освещала комнату холодным сиянием. Андре встал и задернул шторы.

Через полчаса все снова стало тихо, и он продолжал чтение.