Женщины на празднике Фесмофорий

Об этом молитесь, прося и себе всяких благ.

Иэ! Пеан! Иэ! Пеан! Иэ! Пеан!

Да будет с нами радость!

Да будет так! О боги, молим вас смиренно

Призыв молитвенный услышать и явиться

С благоволеньем к нам.

Преславный Зевс и ты, бог с лирой золотой,[27]

Священного Делоса повелитель,

И ясноокая всесильная богиня,[28]

С копьем златым стоящая на страже

В великом городе, – на наш призыв явитесь.

Явись и ты, охотница-богиня[29]

Многоименная, Латоны дочь прекрасной!

И ты, морей владыка полновластный

И досточтимый бог, покинь, о Посейдон,

Зовем и дочерей подводного Нерея[30]

И вас, в горах блуждающие нимфы.

Звон лиры золотой

Пусть вторит песне нашей,

И пусть собрание гражданок благородных

Плод добрый принесет.

К вам, Олимпийские и боги и богини,

И к вам, Пифийские и боги и богини,

И к вам, Делосские и боги и богини,

И к остальным богам мольбу возносим нашу.

Да будет проклят тот, кто хочет сделать зло

Народу женскому; кто сносится тайком

Иль с персами,[31] иль с Еврипидом нам во вред,

Народу женщин. Кто тираном хочет стать

Иль водворить тирана; кто разоблачит,

Что женщина присвоила дитя; раба,

Которая супругу разболтает все

Иль извратит доверенную весточку;

Любовник, если он любовницу надул

И дар обещанный дарить не хочет ей;

Старуха, что дары любовнику дает,

Гетера, что бросает друга за дары,

И все кабатчики, кабатчицы, хоть раз

Нам недолившие, обмерившие нас, –

Да будут прокляты, погибнет подло пусть

Вся их семья! Просите также для себя

Благополучия и счастья у богов.

Помолимся о том, чтоб эти пожеланья

На благо городу и вольности гражданской

Исполнились.

И та бы женщина в собранье победила,

Которая подаст полезнейший совет.

А тех, которые обманывают нас

И клятвы данные бесчестно нарушают

С корыстной целью и с ущербом для других,

И тех, которые стремятся ниспровергнуть

Народные указы и закон

Иль нашим недругам о тайнах сокровенных

Дерзают доносить,

И тех, которые порабощенья ради

Приводят персов к нам, – всех объявляем мы

Безбожными врагами государства.

О всемогущий Зевс!

Воззри на нас, хоть женщины мы только,

И повели богам

Нам помощь оказать.

Внимайте все![32] В Совете женском решено

Под председательством Тимоклии, – вела

Лисилла протокол, а мненье подала

Сострата, – чтоб созвать в день средний Фесмофор,

Когда свободны вы, всеженский общий сбор.

Предмет занятия: обидчик Еврипид

И как его казнить. Прекрасно знаем все:

Он оскорбляет нас. Желает кто сказать?

Я!

Прежде чем начать, сперва надень венок!

Молчите, слушайте! Прокашлялась она,

Как все ораторы: знать, будет длинной речь.

Не из тщеславия, богинями клянусь,

Пред вами, женщины, я эту речь держу.

Страдаю я давно за женщин всей душой,

Страдаю оттого, что с грязью нас смешал

Отродье овощной торговки,[33] Еврипид.

Всегда и всячески он унижает нас.

Нет гадости такой, которую бы он

На нас не взваливал. Где хоры есть, поэт

И публика, везде на нас клевещет он.

Что и развратны-то, и похотливы мы,

Изменницы, болтуньи мы и пьяницы,

И вздор несем, что мы – несчастие мужей.

И вот, вернулся муж – в театре побывал, –

Сейчас исподтишка осматривает все,

Не спрятан ли куда возлюбленный у нас.

Бывало, что хотим, все делать мы могли,

Теперь уже нельзя: предубедил мужей,

Презренный, против нас. Плетет жена венок, –

Мужчина думает: «Наверно, влюблена».

В домашних хлопотах вдруг выронит сосуд, –

Сейчас готов упрек: «Ты что посуду бьешь?

Наверно, вспомнила коринфского дружка!»[34]

Хворает девушка – сейчас же скажет брат:

«Не нравится совсем мне цвет лица сестры!»

Но дальше! Женщина бездетная не прочь

Дитя чужое взять, сказать, что родила, –

Так не удастся: муж из спальни ни на шаг!

На девочках женились раньше старики,

Но он нас замарал настолько, что они

Не женятся уже, ссылаясь на слова:

«Над престарелым мужем властвует жена».[35]

Благодаря ему покоев женских дверь

Закрыта на запор; поставлена печать,

Болты приделаны, а сверх того еще

На страх любовникам молосских держат псов.[36]

И это мы простим. Но вспомним же, как мы

Хозяйничали здесь: свободно было нам

Таскать из кладовой вино, муку и жир.

Не та уже пора: муж носит все ключи,

А сделаны они куда как мудрено!

С тремя зацепками, лаконский механизм.

Бывало, стоило ценою в три гроша

Нам перстень заказать, – и дверь открыть могли,

А ныне бич семьи – писатель Еврипид –

Мужьям внушил носить на поясе печать

Из древесины, сглоданной червем. Итак,

Я предлагаю: надо погубить его.

Хоть яд подсыпать, хоть иначе – только смерть!

Вот то, что я могу открыто вам сказать,

А остальное изложу я письменно.

Не слыхали мы ни разу,

Чтобы женщина умела

Речь искусно так построить,

Правду всю в ней изложить.

Всесторонне обсудила

И продумала отлично,

Изложила очень точным,

Сочным, ярким языком.

Если б даже сын Каркина,

Сам Ксенокл произносил здесь

Речь, то все единогласно –

Мы уверены – признали б,

Что болтун он.

И я вам несколько сказать решаюсь слов.

Все обвинения уже подобрала

Вам первая из выступавших. Я скажу,

Как мне он повредил. На Кипре умер муж,

Оставив пятерых детей, которых я

Кормила кое-как продажею венков

Работы собственной. Мы жили впроголодь.

Теперь же Еврипид своими пьесами

Настроил всех мужчин не признавать богов.

И половины мы венков не продаем.

Поэтому и я проект такой вношу:

Злодея наказать за все его грехи.

Немало оскорблял он грубо, злостно нас.

Чего нам ждать еще? Питомец рынка он.

Пора мне на базар: заказ имею я

На двадцать штук венков, так надо их сплести.

Пред нами женский ум блеснул не в первый раз,

И прежней речи блеск пред новою померк.

Как говорит она!

Ни слова лишнего! В ней виден здравый смысл,

Видна находчивость и ясность мысли в ней,

И убедительность, и верю я, что он

Заплатит все сполна; сомненья в этом нет.

Что наши женщины возмущены весьма

Тем, как унизил их хулитель Еврипид,

И что кипит в них злость, не удивляюсь я.

Клянуся счастием детей моих, должна

Я вам сочувствовать, раз не сошла с ума.

Но нам и на себя, – мы здесь среди своих,

Здесь нет предательниц, – не лишнее взглянуть.

За что же всю вину мы валим на него,

Безмерно злобствуя? Ведь он разоблачил

Два-три греха, а их за нами миллион!

Я о других молчу, но за собой грехов

Немало знаю я, и вот из них один.

То было в третью ночь замужества. Муж спал,

Имела я дружка, которым лет семи

Была я растлена; вот он затосковал,

Пришел к моим дверям и стал скрести слегка.

Я поняла, ползу с постели крадучись,

Но вдруг проснулся муж. «Куда идешь?» – «Куда?

Терпенья нет: урчит и режет в животе.

Мне выйти надобно». – «Иди». Тут он взялся

Толочь анис, шалфей, плод можжевельника,

И я в дверные петли подлила воды

И выбралась к дружку, и тут, держась за лавр,

Нагнувшись, отдалась на улице ему.

Об этом Еврипид нигде не говорит.

Молчит он и о том, как отдаемся мы,

Когда другого нет, погонщикам, рабам,

Как, возбужденные излишеством ночным,

Принуждены чеснок жевать мы поутру,

Чтоб муж, вернувшись с караула к нам домой,

Не заподозрил нас ни в чем дурном. Нигде

Об этом нет у Еврипида. Федру он

Бранит. Но нам-то что? Зато молчит о том,

Как женщина одна взяла красивый плащ,

Чтоб мужу показать при свете утреннем,

И, им укрыв, любовника спровадила.

Другая женщина родами десять дней

Все мучилась, нигде ребенка не купив,

А муж по городу все бегал и искал

Лекарство, чтоб жене ускорить роды им.

Ребенка принесла старуха им в горшке,

Набивши воском рот ему, чтоб не пищал.

По знаку, данному старухою, жена

Давай вопить: «Уйди! Я чувствую, сейчас

Рожу». И правда: плод в горшке ногою бил.

Обрадованный муж сейчас же убежал,

Воск живо вынут был, ребенок закричал.

Старуха подлая, принесшая дитя,

С улыбкою к отцу бежит и говорит:

«Лев народился, лев! Ни дать ни взять – ты сам!

И даже то, что под животиком висит,

Совсем как у тебя: как шишечка с сосны…»

Вот подло как мы поступаем, видит бог!

За что ж на Еврипида гневом мы кипим?

Мы терпим меньше зла,[37] чем сами мы творим.

Удивительно! Где только

Тварь такая отыскалась!

Из какой земли явилась

Эта наглая свинья!

Говорит такие вещи

Так открыто, так бесстыдно!

Этой дерзости не ждали

Мы в своем кругу никак.

А теперь всего ждать можно!

По пословице старинной,

Загляни под каждый камень,

А не то тебя ужалит

Вдруг… оратор.[38]

Сознаться надо, по натуре женщины бесстыдны,

И нет зловреднее созданий, кроме тех же женщин.

Аглаврой[39] заклинаю вас, подруги, берегитесь.

Околдовала вас она? Вы одержимы бесом,

Что позволяете наш пол срамить вы этой твари?

Ужель не вступится никто? А если нет, рабынь мы

На помощь кликнем, волосы повыщиплем вот здесь ей,

Золой посыплем… Будет впредь всем женщинам наука,

И не посмеет ни одна срамить так подло женщин.

Оставьте волосы мои! У нас свобода слова:

Гражданка мнение свое сказать имеет право.

Сказала только правду я в защиту Еврипида,

За что ж наказывать меня и волосы щипать мне?

За что наказывать тебя?.. Ведь ты во всем собранье

Одна за злейшего врага вступиться вдруг посмела!

Он выставляет напоказ распутных баб нарочно,

Кричит про Федр[40] и Меланипп,[41] зато о Пенелопе[42]

Молчит, хотя ее женой считают безупречной.

Я знаю даже, почему: теперь уж Пенелопы

У нас не сыщешь ни одной; одни остались Федры.

Подруги, слышите ль, сейчас еще какую пакость

Сказала подлая про нас?

О бог мой! Мне известно

Не то еще! Угодно ль вам, я расскажу побольше?

Не скажешь больше ничего: все вытряхнула сразу.

О Зевс! Не сказано еще и миллионной доли.

Ведь не сказала, как берем мы обруч для прически,

Вино из бочки тянем мы по этой трубке…

Сдохни!

Мы сводням мясо раздаем во время Апатурий,[43]

Потом на кошку говорим.

Ох, худо мне, как врешь ты!

Сказать ли вам, как топором жена убила мужа?

Другая зельем извела, ума его лишила.

В Ахарнах женщина одна под ванной…

Провались ты!

Отца зарыла!

Наконец, невыносимо слушать!

А ты с рабынею своей ребенком поменялась:

Взяла ты сына у нее, а ей дала девчонку.

Клянусь богинями, тебе достанется за это:

Я космы выдеру твои!

Мой бог! Дотронься только!

А вот тебе!

А вот тебе!

Возьми-ка плащ, Филиста!

О Артемида! Только тронь, и из тебя…

Что дальше?

Все сласти вывалятся вон, которых нажралась ты!

Оставьте ссору: вот бежит к нам женщина чужая.

Пока она не подошла, вам следует умолкнуть.

Должны мы выслушать ее вполне благопристойно.

О женщины – подруги нравом близкие!

Что я – вам друг, мои порукой щеки в том.

Поклонник страстный ваш и ваш защитник я,

К вам с вестью я спешу: касающийся вас

Огромной важности распространился слух,

Который только что на рынке слышал я.

Беда ужасная грозит вам, и должны

Вы отвратить ее и меры все принять.

В чем дело, мальчик мой? Так можно пощипать

Тебя за щеки гладкие и юные.

По слухам, Еврипид сегодня старика,

Родню свою, сюда секретно подослал.

А для чего послал он? С умыслом каким?

Как соглядатая всех ваших планов, чтоб

Узнать все ваши мысли и намеренья.

Но мы б заметили мужчину среди нас.

Да Еврипид его обжег, и ощипал,

И женщиной одел, чтоб он не узнан был.

И вы поверили?! Мужчина?! Кто же даст

Себя ощипывать и жечь? Какой дурак?

Богини дивные! Не верю в это я!

Ты вздора не болтай! Я не принес бы весть,

Когда б из верного источника не знал.

О страшном преступлении узнали мы!

Нельзя нам, женщины, ни медлить, ни зевать,

А надо поискать, не прячется ли здесь,

На нашем празднике, мужчина тот тайком.

И ты, заступник наш, искать нам помоги,

Тогда в двойном долгу мы будем пред тобой.

Начнем с тебя. Ты – кто?

Куда деваться мне?

Обследовать вас всех придется.

Ох, беда!

Ты хочешь знать, кто я? Клеонима жена.

Вам эта женщина известна или нет?

Известна. Продолжай опрашивать других.

А эта женщина с ребенком – кто она?

Моя кормилица.

Конец приходит мой.

Куда метнулась? Эй! Постой-ка, что с тобой?

Пусти меня оправиться! Бессовестный!

Ну, так и быть, сходи, а я здесь подожду.

Конечно, подожди. Внимательно следи,

Она одна из всех здесь не известна нам.

Долгонько что-то ты.

Клянусь тебе, дружок,

Моча нейдет: вчера я съела кардамон.

Закардамонила! Пожалуй-ка сюда.

Как! Женщину тащить! Больную!

Говори,

За кем ты замужем.

Кто муж мой, хочешь знать?

Тот самый… знаешь ли… из Кофокидов[44] он…

Тот самый? Кто же он?

Да есть такой один…

Однажды он того… Ну, сына этого…

Болтаешь, видно, вздор. Ты прежде здесь была?

Клянусь богами, да! Я каждый год хожу!

В палатке с кем живешь?

Да с этой… как ее…

О, горе мне…

Совсем ты, вижу, завралась!

Ты отойди. Ее о прошлых праздниках

Мы поподробнее расспросим. Дальше встань,

Мужчина этого не должен слышать.

Ну!

Чем наши праздники открылись прошлый год?

Постой, дай вспомнить, чем. Да пили мы сперва!

Ну а потом?

Потом мы стали выпивать.

Об этом кто-нибудь сказал тебе. Затем?

Ксепилла, не найдя горшка ночного, в таз…

Попался! Эй, Клисфен, иди сюда скорей:

Мужчина тот нашелся.

Что нам делать с ним?

Раздеть! Ни слова правды нет в его речах.

Хотите вы раздеть мать девяти детей?

Бессовестная тварь! А ну-ка обнажись!

И мускулиста как она, и как крепка…

И грудь, свидетель Зевс, у ней не женская!

Бездетна и ни разу не рожала я.

Ах, так! А мать девятерых детей не ты?

Прямее стой! Э, э! Что прячешь между ног?

Да вот он сзади выглянул! И цвет хорош!

Не вижу. Где же он?

Вперед теперь ушел.

Здесь все же нет его!

Да сзади он опять!

Да это Истм[45] какой-то у тебя, земляк!

Скорей, чем граждане Коринфа корабли,

Свой член ты переводишь в обе стороны.

Ага, подлец! Вот почему ты нас срамил

И Еврипида защищал.

Несчастный я!

В какую страшную я угодил беду!

Что делать с ним?

Пока внимательно стеречь,

Чтоб не сбежал. А я пританам сообщу.

После этого факелы наши зажжем, по-мужски опояшемся туже,

Длиннополые сбросим одежды долой и старательный сделаем обыск:

Может быть, и еще кто-нибудь из мужчин незаметно в собранье пробрался.

Обойдемте весь Пникс[46] и палатки кругом и осмотримте все закоулки.

Начинаем! Подвигайтесь быстрой поступью вперед,

Все и всюду наблюдая незаметно. Это дело

Неотложное, и медлить нам поэтому нельзя.

Первым долгом поскорее обежим кругом весь храм.

Всё обыскивайте, всюду

Загляните: может быть,

В этом месте заповедном

Прячется еще мужчина.

Бросьте зоркий взгляд повсюду,

Все направо и налево

Осмотрите хорошенько.

Уличивши нечестивца,

Покараем мы жестоко

И на нем другим покажем,

До чего людей доводят

Святотатство, наглость, подлость.

И богов признает он,

И научатся все люди

Чтить богов и их веленья

Исполнять ненарушимо,

Жить с обычаем согласно,

Добродетель уважать.

Нарушителям закона кара страшная грозит:

Уличенный нечестивец,

В озлоблении безумном, с исступленною душой,

В свете истинном предстанет

Пред лицом мужчин и женщин.

Как пример, что бог карает

Преступление на месте.

Вот теперь мы осмотрели всё внимательно кругом

И мужчин в собранье нашем не нашли ни одного.

Ах, ах! Постой, постой! Куда ты побежал?

О, я несчастная, несчастная! Дитя

Грудное у меня он выхватил из рук!

Кричи! Но ты его не будешь уж кормить!

Иль пустите меня, иль здесь, на алтаре,

Пронжу его мечом, и кровь из жил его

Зальет весь жертвенник.[47]

О, горе мне! Беда!

Подруги, помогите! Громкий крик подняв,

На помощь мне придите! О, не дайте, нет,

Отнять у матери единственную дочь![48]

О, о!

Повелительницы Мойры!

Вновь чудовищное дело совершается пред нами.

Всюду наглость, всюду подлость! Все они заполонили!

Вот, подруги, вот какое изуверство видим мы!

Ну, теперь я славно выбью дурь излишнюю из вас.

Это больше, чем ужасно, – то, что сделал он сейчас!

Возмутительное дело – мать ребеночка лишить!

Слово всякое бессильно

Против этого бесстыдства.

Этим я не ограничусь!

Далеко зашел ты слишком,

И легко не отвертишься,

И не скажешь, что ушел ты

От последствий злодеянья,

Нет, от казни не уйдешь!

Пусть со мною не случится ничего, богов молю!

Нет, бессмертные на помощь

Не приходят преступленью.[49]

Вы болтаете впустую: я ребенка не отдам.

О богини! Эта дерзость,

Эти речи нечестивца

Скоро кончатся ужасно:

За безбожие отплатим

Мы как следует, конечно;

Испытать тебе придется

Переменчивость судьбы.

Этих женщин взяв на помощь, отправляйся поскорей

За дровами: мы изжарим негодяя на костре.

Идем-ка, Мания, за хворостом скорей.

Сегодня головешкой будешь у меня!

Ну что ж, раскладывай костер! Долой, дитя,

Одежду критскую! Что рано ты умрешь, –

Вини одну ее, свою родную мать.

Ба! Что за чудеса! Не девочка – бурдюк,

Полнехонек вином, в персидских башмаках!

О женщины, пьянчужки и бесстыдницы!

На все готовы вы, чтоб только выпить вам.

Находка кабаков, несчастие мужей,

Вы только пряжу и добро изводите!

Ты хворосту прибавь побольше. Мания!

Прибавь! А ты скажи, ты это родила?

Его носила десять лунных месяцев

В себе я.

Ты?

Клянусь в том Артемидою.

Три меры ты носила в нем, не правда ли?

Бесстыдник, что ты сделал? Ты раздел дитя!

Мою малюточку!

Малютку? Ты права!

А сколько лет ему? Четыре или три

Разлива?

Да, почти, прибавь еще те дни,

Что после Дионисий протекли уже.

Отдай же это!

Нет, свидетель Аполлон!

Так мы тебя сожжем.

Пожалуй, жгите, но

Простись вот с этим ты: сейчас же заколю.

О пощади! Со мной, прошу, расправься ты,

Не тронь лишь это.

Как чадолюбива ты,

Но тем не менее я вскрою и его.

Дитя мое, дитя! Дай чашу, Мания!

Я кровь твою хочу собрать, дитя мое!

Подставь же чашу! Эту милость окажу!

Чтоб ты издох! Как ты завистлив и жесток!

А кожу жрице отдадим в подарок мы!

В подарок жрице – что?

Вот это. На, возьми!

Бедняжка Мика, где теперь краса твоя?

Кто отнял у тебя любимое дитя?

Вот этот негодяй, но он у нас в руках,

Постереги его, с Клисфеном я пойду

О преступлении пританам заявить.

Теперь подумаем, как от беды уйти,

Что предпринять, придумать. Тот, кто виноват,

Кто в передрягу эту сам меня толкнул,

Пока не кажет глаз. И правда, как же быть?

Как весть ему подать? Ба! Средство вспомнил я

Из драмы «Паламед»:[50] на веслах напишу,

Как там, и брошу их… Но весел, впрочем, нет,

И не придумаешь, где взять их! Где? Ну, где?

Не взять ли с алтаря дощечки,[51] исписать

И разбросать кругом? Пожалуй, хорошо:

Там было дерево, здесь тот же матерьял.

Принимайтесь же, руки мои,

За спасительный труд принимайтесь!

Пусть ему эти гладкие доски,

Начертанья ножа восприняв,

Весть несут о моих злоключеньях.

Скверно вышло как «р»!

Ну, спешите вперед,

Торопитесь, готова бороздка!

Понеситесь скорее по всяким путям

И туда и сюда разлетайтесь.