Жил ли апостол Петр?

1

Перевод из книги Галлера «Die Quellen zur Geschichte der Entstehung des Kirchep Staates». Leipzig. 1907.

2

Эта идея особенно ярко выступает в так наз. «малом апокалипсисе», написанном, по-видимому, после второго революционного восстания евреев против римлян (в 130 годах нашей эры) и вложенном в уста Иисусу. По­следний перечисляет там различные бедствия и признаки наступления све­топреставления и, подчеркивая близость его, между прочим, говорит: «Истин­но говорю вам: не прейдет (не вымрет) род сей, как все сие будет» (Матф. 21; Марк, 13; Лука, 21). См. обстоятельный разбор этого евангельского апокалипсиса в книге: Р. Виппер, — «Возникновение христианства», стр. 72 сл., 1918 г.

Что же касается идеи «царства божия», то она, социальная по суще­ству, первоначально сложилась в среде еврейского пролетариата под влия­нием невыносимых социальных условий (гнет со стороны как правящего класса — аристократии, так и чужеземцев — победителей, полнейшее обнища­ние, неудачи революционных восстаний, и пр.) и носила национальный ха­рактер. Впоследствии, когда, вышедшее из недр этого пролетариата и вынес­шее оттуда эту идею, раннее христианство привлекло. в свои ряды массы бедноты из не-евреев, последняя придала ей интернациональный характер. Самое царство божие стало рисоваться противоположностью существующему. земному: в нем будут исправлены все земные социальные несправедли­вости, в нем все социально-обездоленные — «нищие, труждающиеся и обре­мененные», — получат «успокоение», будут наслаждаться теми благами, коих они были лишены раньше, в нем будет опрокинута социальная лестница, — «первые», т. е. знатные, богатые, сильные, сделаются «последними», и на­оборот.

См. ценное исследование Й. Никольского — «Мировой и социальный переворот по воззрениям раннего христианства», 1922 г.

3

Действительно, утверждение, что «таинство причащения» установил Иисус на «Тайной вечери», не выдерживает никакой критики. Прежде все­го, древнейшие новозаветные произведения — послания апостола Павла — совершенно не знают этой вечери, о ней. не говорят (23 — 32 стихи 11 гла­вы первого послания к коринфянам являются вставкой и безболезненно вы­брасываются. См. А. Древс — «Миф о христе», т. II, стр. 78-84; изд. «Красной Нови» и «Атеиста», 1924 г.).

Затем, евангельские рассказы о вечери полны непримиримых проти­воречий: у Матфея (26, 17 — 30), Марка (14, 12 — 26) и Луки (22, 15 — 39) Иисус совершает ее в день еврейского праздника пасхи, каковая падала на 14 число месяца нисана (март — апрель); у Иоанна (13-17 гл.) он справляет ее накануне пасхи, т. е. 13 числа. У первых трех евангелистов главное содержание вечери заключается в благословении и предложении Иисусом ученикам хлеба — плоти и вина — крови; у Иоанна вместо всего этого находим омовение ног апостолам. Различны, конечно, и слова беседы на ней.

Далее, самые рассказы всех евангелистов являются только мифами — сказками, и можно даже указать их первоисточники. Так, Иоанн исполь­зовал из ев. Луки спор учеников на вечери и слова им Иисуса: «я посреди вас, как служащий» (22, 24 — 27), а также его слова из притчи о верных рабах и хозяине, который, найдя последних бодрствующими, «препояшется (полотенцем), и . посадит их, и, подходя,, станет служить им» (12, 36 — 37). Прочие евангелисты свой материал позаимствовали, с одной стороны, — из ветхого завета: из истории помазания Саула (1 кн. царств., 10, 3), из 53 главы Исайи (об агнце, ведомом на заклание, который «оправдает многих, и грех их на себе понесет», ст. 11) и из описания установления ветхого завета — союза бога с людьми чрез заклание жертвы и окропление народа кровью; с другой стороны, — из митраистической религии. В последней рас­сказывалось, что бог Митра пред своею смертью или уходом на небо тоже устроил с учениками «тайную вечерю», в воспоминание о которой его по­клонники совершали особые священные трапезы — вечери с таинством причащения.

До нас дошли памятники с изображением этой «вечери» митраистов: за столом возлежат ее участники, в руках у них — причастные бокалы с ви­ном, а на столе пред ними лежат причастные хлебы, помеченные... крестами. После этого, мы можем теперь сказать и. о происхождении христиан­ского таинства причащения. Оно вылилось из раннехристианских священ­ных трапез — «вечеря любви» (aran), известных и Павлу, главным моментом коих было обрядовое вкушение вина и хлеба. В свою очередь, эти «вечери» явились результатом слияния прежних, вынесенных из среды еврейского сектантства, трапез с вышеуказанной, митраистической, и путем создания соответствующего мифа — сказки о тайной вечери поставлены в связь с ми­фическим, т. е. никогда не существовавшим в действительности, Иисусом.

Митраистическое происхождение христианского «таинства причаще­ния» чувствовалось даже позднейшими христианами, при чем они видели здесь козни дьявола. Напр., христ. писатель II века Юстин, рассказав о способе совершения «вечерь любви» с таинством причащения в центре, заме­чает: «тоже самое злые демоны из подражания (митраизм древнее христи­анства. Р.) научили делать и в таинствах Митры; ибо, как вы знаете или можете узнать, — при посвящении вступающего в таинства предлагается там хлеб и чаша с водою (и вином, Р.)». См. Юстин, — «I апология», 66; так­же Тертуллиан, «Опис, ересей», 40, 2-5.

Подобные трапезы с таинством причащения — вкушением божественной плоти и. крови под видом: хлеба и вина — были не только в митраизме, но и во многих других древних религиях, напр., в культе (поклонении) фригий­ского спасителя» Аттиса. В греческом культе «искупителя» Диониса это таинство носило иной, более реальный характер: верующие разрывали на части священного живого быка и поедали еще дымящиеся его кровью куски мяса. Обе эти формы, своими корнями восходящие к истокам религии:, к культу предков — хранителей родового и общинного хозяйственного опыта, а еще ранее — к инстинктивному (безотчетному} страху дикаря пред покойни­ком, отражают собою различные хозяйственные формы. Первый вид прича­щения выработался у народа — земледельца, который под видом своего «спа­сителя» обоготворял хлеб — зерно и виноград, поклонялся «духу» этих про­изведений нивы и сада, при чем самые произведения считал и образно назы­вал плотью (хлеб) и кровью (вино) божества. Вторая форма — причащение мясом и кровью, вероятно, более древняя, — сложилась у народа — охотника, и скотовода, который воплощение божества видел в том или ином животном,, напр., быке, ягненке и пр. В обе эти формы входило также обрядовое людо­едство, когда в том или ином отдельном человеке видели воплощение боже­ства и поедали его. Впоследствии, с усложнением хозяйственных форм, оба эти вида при­чащения переплелись друг с другом, при чем или существовали рядом, одно­временно, или сливались в один, или заменяли один другого. П.

4

В настоящее время в Западной Европе и, отчасти, у нас признано, доказанным, что из четырех новозаветных евангелий самым древним являет­ся евангелие от Марка, предполагаемого ученика и секретаря апостола Петра. Его почти целиком использовали прочие евангелисты, чем объясняется не­однократное буквальное совпадение не только в содержании, но и в отдель­ных выражениях их рассказов. Заметим кстати, что вследствие сходства со­держания евангелий Матфея, Марка и Луки они обычно называются си­ноптическими (от слова «синопсис — совместное обозрение»), а их авторы — синоптиками. Четвертое евангелие — Иоанна от них резко отличается, по происхождению, — самое позднее.П.

5

Любопытное замечание об этом апостоле делает А. Древс в одном из своих последних трудов. «Под именем Андрея, — говорит он, — невидимому, скрывается древний индо-иранский бог Индра-Андра, культ которого был распространен не только по всей Передней Азии, но на севере и западе Во­сточной Европы. Это — как раз те местности, где, — по преданию, — проповедовал Андрей, отмеченный теми же чудесными чертами, что и Индра-Ан­дра, Андрос или Андрей.

Как известно, Андрей считается апостолом крайнего севера («орден Андрея Первозванного»), — культ Индры-Андры — Андроса возник тоже на севере. Апостол умер мученической смертью в ахейском городе Патрах (южная Греция), где он, — будто бы, по приказанию Эгея, — по другому преданию, — Эгата, царя города Эдессы в Сирии, — был распят на косом кресте (в виде букв «х»), что указывает на переднеазиатское происхождение этой легенды. Он является «христианским возрождением иранского Андры-Индры, каковой в сказании о походе мифической (ассирийской) царицы Семирами­ды на Индию именуется Стабробатесом, т. е., — по объяснению Альбрехта Вебера, — от зендского выражения — «стаора-пати», «Владыкой быков», что затем греки переделали на «стауро-патес», т. е. «страдающий на кре­сте». Андрей считается братом Петра, что, — по мнению Бруннгофера, — стоит в связи с именем города «Патры». Патры лежали близ Эгия, города, названного по имени Эгея, — «Владыки волк», древнего морского бога, кото­рый — тожественен с Андреем, рыбаком (Галилейского моря. Р.) Гениса­ретского озера. Brunnhofer — «Arische Urzeit», стр. 240-252».

A. Drews — «Das Markusevangelium als Zeugnis gegen die Geschichtlichkeit Jesu», стр. 78, прим. 1; 1921 г. (В дальнейшем этот труд будет приводиться так: А. Древс — «Ев. Марка»).

Сделаем к этому несколько замечаний от себя.

Православная церковь вкупе с княжеской властью, используя указания предания на проповедь мифического Андрея в Крыму и, предполо­жительно, в Скифии, т. е. южной России, для увеличения своих доходов и упрочения этой власти состряпала легенду — сказку о том, будто бы, апо­стол побывал даже на горах, где потом был построен город Киев, водрузил там крест и предсказал, что «на сих горах воссияет благодать божия, имать град велик быти и церкви многи имать бог воздвигнути». Конечно, место, где, якобы, был поставлен крест, запомнили и на нем построили храм в честь апостола.

Теперь несколько слов о его мощах.

В IV веке, по желанию императора Констанция в г. Патрах были «обретены» мощи Андрея и торжественно перенесены в Константинополь. После разграбления последнего крестоносцами, они в 1208 году с «разре­шения» римского папы были украдены его послом и перевезены оттуда в итальянский город Амальфи, где, «источая из себя манну», хранятся до сих пор, но не целиком. Дело в том, что голова Андрея каким-то образом позд­нее», в XV. столетии, была перенесена из того же Константинополя в Рим, где и находится в храме св. Петра, а кисть правой руки была подарена мо­сковскому царю Михаилу Романову и доныне пребывает в московском Успенском соборе; какая-то другая «часть от мощей Первозванного из Иерусалима хранится в серебряном ковчеге в Синодальной палате».

Но это еще не все. Из опубликованного Людовиком Лоланном списка мощей, распростра­ненных в католическом мире, оказывается, что в различных соборах и церк­вах от того же Андрея хранятся 5 туловищ, 6 голов, 17 рук и ног.

Наконец, в соборе г. Амальфи хранится часть креста, на коем был распят мифический Андрей. См. «Римские письма», ч. II, стр. 309; 1847 г. (автор не назван).

6

См. мое «Ев. Марка», стр. 77, сл. Д. Ветхозаветные намеки на «ловцов человеков» Древс усматривает в книгах пророков Иеремии и Иезе­кииля. У первого из них читаем следующие слова бога: «Возвращу их (иудеев) в землю их, которую я дал отцам их. Вот, я пошлю множество ры­боловов, — говорит господь, и будут ловить их». (16, 15 — 16).

Второй рисует картину таинственного потока, который устремится в Иорданскую долину и море и оздоровит, оживит все, что попадет в его во­ды- «И рыбы будет весьма много, потому что войдет туда эта вода... И бу­дут стоять подле него рыболовы, будут.закидывать сети. Рыба будет в своем виде и, как в большом море, рыбы будет весьма много» (47, 7 сл.).

Исходя из того, что крещаемые в раннем христианстве назывались «рыбами», Древс полагает, что в приведенных словах пророков христиане усматривали намек на успешную проповедь учеников Иисуса и крещение. В примечании же к разбираемому месту он указывает на возможность влияния здесь со стороны распространенного в древности греческого рели­гиозного течения — орфизма, где мнимый основоположник его — Орфей и жре­цы именовались «Рыбаками», в смысле «ловцов человеков». П.

7

«Ев. Марка», стр. 182 сл. Д.

В виду важности, признаваемой церковниками за этим «преображе­нием господним», остановимся несколько на соответствующих евангельских рассказах, при чем за основу возьмем обстоятельный рассказ Матфея:

«По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних.- И преобразился пред ними: и просияло лицо его, как солнце, одежды его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: Господи! Хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи (палатки): тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии. Когда он еще го­ворил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: сей есть сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение; его слушайте. И, услышав, ученики пали на лица свои, и очень испугались. Но Иисус, при­ступив, коснулся их и сказал: встаньте и не бойтесь. Возведши же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса». (17, 1 — 8).

Марк и Лука рассказывают несколько иначе, Иоанн же о преображе­нии совершенно умалчивает.

Еще Д. Штраус, за которым здесь идет Древс, ключ к этому евангельскому рассказу нашел в 24 и 34 главах книги «Исход». (См. его «Жизнь Иисуса», кн. II, стр. 141-145; изд. «Мысль», 1907 г.).

Действительно, в 24 главе читаем:

«И Моисею сказал он (бог): взойди к господу ты и Аарон, Надав и Авиуд, и семьдесят из старейшин израилевых, и поклонитесь господу издали. Моисей пусть один приблизится к господу, а они пусть не приближают­ся... Потом взошел Моисей и Аарон; Надав и Авиуд, и семьдесят из ста­рейшин израилевых, и видели место стояния бога израилева... Они видели место бога и ели и пили. И сказал господь Моисею: взойди ко мне на гору, и будь там; и дам тебе скрижали каменные, и закон и заповеди. И встал Моисей с Иисусом (Навином), служителем своим, и пошел Моисей на гору божию. А старейшинам сказал: оставайтесь здесь, доколе мы не возвратим­ся к вам... И взошел Моисей на гору; и покрыло облако гору. И слава гос­подня осенила гору Синай, и покрывало ее облако шесть дней, а в седьмой день господь воззвал к Моисею из среды облаков. Вид же славы господней на вершине горы был... как огонь поядающий.

Моисей вступил в средину облака, и взошел на гору» (24, 1 — 18).

К этому месту мы от себя присоединяем следующее:

«И говорил господь с Моисеем лицом к лицу... Моисей сказал госпо­ду: вот, ты говоришь мне: «веди народ сей», а не открыл мне, кого пошлешь со мною, хотя ты сказал: «я знаю тебя по имени, и ты приобрел благоволе­ние в очах моих»... Моисей сказал: покажи мне славу твою»... (33, 11 сл.).

«И сошел господь в облаке, и остановился там близ него, и провозгла­сил имя Иеговы, (бога)... Моисей тотчас пал на землю...

Когда (¿ходил Моисей с горы Синая, то Моисей не знал, что лицо его стало сиять лучами оттого, что бог говорил с ним. И увидел Моисея Аарон и все сыны Израилевы, и вот, лицо его сияет, и боялись подойти к нему... И видели сыны израилевы, что сияет лицо Моисеево» (34, 5 — 8, 29 — 35).

Так рисуется ветхозаветный первообраз преображения Иисуса — пре­ображение Моисея. Сопоставим теперь оба повествования: ветхозаветный первоисточник и его евангельскую переработку.

Местом обоих преображений является гора. Подобно Моисею, Иисус берет с собою трех близких ему лиц.

Правда, Моисея сопровождают еще 70 старейшин, соответствующих 70 ученикам (не апостолам) Иисуса, но. евангелист опустил последних, желая сделать сцену тайной. Евангельская сцена преображения произошла «по прошествии шести дней», — ровно столько же дней облако покрывало гору Синай. Оба, — Иисус и Моисей, — «преображаются», что характеризуется световыми явлениями. Чудесное «облако», как и «глас» свыше фигурируют в обоих случаях. Приводимые евангелистами слова этого голоса: «сей есть сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение; его слушайте», за­имствованные из крещенской сцены, навеяны словами господа Моисею: «я. знаю тебя по имени, и ты приобрел благоволение в очах моих». Конец фра­зы «его слушайте» взят из слов того же Моисея о будущем пророке, по­добном ему: «пророка из среды тебя (Израиля), из братьев твоих, как меня,, воздвигнет тебе господь, бог твой, — его слушайте» (Второзаконие 18, 15).

Слова Моисея, что его спутники «ели и пили» превратились в стран­ное, на первый взгляд, предложение Петра построить три «кущи». При «гла­ве» божием Моисей и апостолы падают на землю.

Ограничимся этими совпадениями: заимствование и без того явно.

Почему преображение Моисея было приписано Иисусу? Ответ на эта кроется в приведенных словах Моисея о подобном ему пророке, за каковыми словами читаем еще следующее: «И сказал мне господь: я воздвигну им пророка из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова мои в уста его,, и он будет говорить им все, что повелю ему». (Втор. 18, 17 — 18). По позд­нейшим еврейским представлениям, мессия-Христос как раз и должен был быть тем, подобным Моисею, пророкам, о котором бог предсказал его уста­ми. «Подобным Моисею», — нет, но и большим, чем Моисей, — добавляли еврейские сектанты-христиане. Поэтому они полагали, что всё, что, яко­бы, делал и переживал Моисей, — все это должен был делать и переживать, даже в большей, высшей степени, и Иисус. Отсюда заимствование еван­гелистами различных еврейских сообщений о Моисее и превращение их в «истории» Иисуса; пример этого — «преображение» Моисея-Иисуса, дру­гие встретятся дальше.

Больше того, сами евангелисты выдают нам происхождение своих по­вествований о преображении, выводя рядом с Иисусом Моисея. Случай­ность ли, что в преображении Моисея тоже косвенно участвует Иисус-(Навин)? Нет, не случайность, так как, — откроем не являющийся уже теперь секретом факт, — этот Иисус Навин послужил одним из источников образа евангельского Иисуса и наделил его своим именем.

Просто объясняется также выведение евангелистам Илии пророка. Сцена преображения имела задачей показать, что Иисус — пришедший на. землю, обещанный богом, мессия — спаситель. Согласно же еврейских пред­ставлений, приход мессии должен был предвариться чудесным приходом грозного обличителя — пророка Илии. «Вот я пошлю к вам, — читаем в книге Малахии, — Илию пророка пред наступлением дня господня, великого и страшного. И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы я, пришедши, не поразил землю проклятием» (4, 5 — 6). По словам? Иисуса, Илия уже приходил в лице «предтечи» Иоанна, но его не узнали. Здесь он выводится вторично, но в своем обычном виде, для подтверждения того, что все предвещания «писания» исполнились, и что Иисус есть дей­ствительно обещанный мессия. Сюда примешивается еще один момент. Древние христиане видели в Моисее представителя или олицетворение ветхозаветного «закона», а в Илие — «пророков». В связи с этим преображенская сцена евангелий изображает также превосходство христа и его учения над ветхозаветным учением и его глашатаями; этим также объясняется выведение последних. «Рассказ о преображении, — говорит английский ученый Г. Сэдлер, — является мистической сценой, написанной с целью показать, что дух хри­стианства или учение христа выше закона и пророков».

Почтенные богословы, не осмеливаясь защищать явный миф о пре­ображении Иисуса целиком и, «все же, желая спасти положение, найти хоть какое-нибудь историческое ядро в нем, прибегают к самым наивным, «естественным» объяснениям чудесного преображенского светового явления.

Так, некий богослов Спитта ухитрился в последнем увидеть следствие грозы, якобы, заставшей Иисуса с учениками на горе, а другой богослов; раскопал в журналах описание какого-то редкого горного явления: неко­торые лица при движении по снегу, якобы, видели себя и одежду залитыми каким-то необыкновенным, странным светом.

8

Гефсиманский сад, в действительности, никогда не существовал и явился плодом переработки евангелистами одного ветхозаветного образа у пророка Исайи. Название «Гефсимания» состоит из двух слов: «гефсемани», и означает «пресс или точило для выжимания елея, оливкового масла». Этот «Геф» мы находим у Исайи: «Кто это идет от Едома, в червленных ризах от Восора?.. «Я — изрекающий правду, сильный, чтобы спасать». Отчего же одеяние твое красно, и ризы у тебя, как у топтавшего в точиле (Геф)? «Я топтал точило один, и из народов никого не было со мною: и я топтал их во гневе моем, и попирал их в ярости моей; кровь их брызгала на ризы мои, и я запятнал все одеяние свое. Ибо день мщения — в сердце моем, и год моих искуплений настал. Я смотрел, и не было помощника, дивился, что не было поддерживающего; но помогла мне мышца моя, и ярость моя — она поддержала меня. И попрал я народы во гневе моем, и сокрушил их в ярости моей, и вылил на землю кровь их» (63, 1 — 6).

Так грозный ветхозаветный бог скорбит и негодует, что он одинок в «Гефе», нет ему помощника, нет тою, кто поддержал бы его. Эти мо­тивы нашли свое отражение в деталях Гефсиманской сцены: в одиночестве Иисуса, ободрении его ангелом, в подобном каплям крови поте, и т. д., они же дали идею самой «Гефсимании». Евангелисты «Геф» из Исайя, — т. е. «точило» вина, гнева, ярости бога превратили в «Гефсаманию», т. е. в «точило елея» милости, спасения, искупления Иисуса.

«Идея точила (гефа), — говорит Смит, — была перенята; однако, не только перенята, но при этом и христианизована (переделана на христ. лад). Месть была превращена в самопожертвование. В этом нет ничего странного. Это — обычный прием у авторов новозаветных писаний, — выхватить из ветхого завета идею или выражение и переработать, переделать так, чтобы она соответствовала их собственным целям».

А. Древс «Миф о христе», т. II, стр. 180 — 181.

А. Немоевский «Бог Иисус», стр. 251; 1920 г.

W. В. Smith «Ессе Deus», — стр. 288 — 289; 1911 г. П.

9

Это евангельский мотив и миф, с одной стороны, навеян ветхим заветом. Так, первый прообраз Иисуса — Моисей чудесно переходит Крас­ное море; другой — Иисус Навин так же переправляется через реку Иордан; то же самое делают пророки Илия и Елисей. Правда, во всех этих четырех случаев расступается вода, и чудотворцы идут по обнажившемуся дну. Но вот, у псалмопевца мы читаем о боге: «В море пролегал твой путь и твоя тропа проходила по воде, и . следов твоих никто не видел» (76, 20), а «от­сюда, — говорит Д. Штраус, — был уже один лишь шаг до того представле­ния, которое мы находим в книге Иова (9, 8): «Он один распростирает небеса и ходит по высотам моря» (или, по греч. переводу: «шествует по морю, нак по суше»). Поэтому и в данном случае могло показаться, что мессии — Иисусу приличнее всего шествовать по поверхности воды — напо­добие Иеговы (бога).

С другой стороны, на выработку данного св. мифа, несомненно, по­влияли такие же мифы о других мифических чудотворцах и богах древности. Так, например, про мифического индийского «спасителя» Будду, якобы, жившего за 600 лет до христа, рассказывали, что однажды он с учениками хотел переправиться через реку. Лодочник согласился их перевести, ученики сели в лодку, но Будда предпочел более простой и скорый путь:.на глазах у всех он пошел по воде и раньше учеников оказался на другом берегу.

P. Saintyves «Essais de folklore biblique», стр. 338; 1922 г.

R. Seudel «Die Buddha — Legende und das Leben Jesu», стр. 110; 2 изд., 1897 г.

Есть в буддийской мифологии и своего рода Петр, подражающий учителю в хождении по воде. Рассказывали, что один из учеников Будды отправился слушать учителя, но на пути попалась река, а перевозчика не оказалось. Тогда он, сосредоточив всю свою мысль на учителе, вступил в реку и пошел по воде. Дойдя до середины реки и очнувшись от своего восторженного состояния, т. е. перестав думать о Будде, он заметил волны и сразу же стал тонуть.

И только, когда он снова мысленно обратился к учителю, вода под­няла его, а он благополучно по ее поверхности перебрался на другой берег.

G. Faber «Buddhistische und neütestamentliche Erzählungen», стр. 58; 1913 г.

G. A. van den Bergh van Eysinga — «Indische Einflüsse auf evangelische Erzählungen», стр. 52 — 56; 2 изд., 1909 г. (признаёт возможность косвенного влияния приведенного инд. мифа на евангельское о хождении Петра). П.

10

См. мою книгу: «Der Sternhimmel in der Dichtung und Religion der alten Völker und Christentums. Eine Einführung in die Astralmythologie», стр. 268; 1923 г. Д. (В дальнейшем будет приводиться так: А. Древс — «Звездное небо»).

П. Сэнтив в статье «Кольцо Поликрата и статер (греч. монета) во рту рыбы» приводит массу сказаний с основным мотивом: нахождением брошенной в море вещи во внутренностях рыбы. В евангельском мифе о найденной Петром во рту рыбы монете — статера, а также в родственных сказаниях названный автор видит отражение распространенного на древ­нем Востоке культа священных рыб, каковой культ приносил жрецам огром­ные доходы, так как верующие жертвовали рыбам, — бросали в воду — пруды или прямо передавали жрецам, — различные ценные вещи; напр., предметы , из золота, деньги или драгоценные камни.

Иначе все это объясняет С. Люблинский. Как в сказании о брошен­ном в море и найденном в пойманной рыбе кольце самосского тирана Поликрата (см. хотя бы балладу Жуковского «Поликратов перстень»), так и в разбираемом евангельском мифе он видит намек на солнечное божество — солнце, которое погружается в море, как бы, проглатывается рыбой и снова появляется на горизонте, — обретается.

См. S. Lublinski «Das werdende Dogma von Leben Jesu», — стр. 153, 1910 г.

Мы лично, признавая частичную правильность обоих толкований, видим здесь еще два момента: один из них, позднейший, будет нами указан впоследствии, а второй, — исконный, сводится к следующему: в основе раз­бираемого мифологического мотива кроется хозяйственная подкладка, — роль рыболовства для древних, особенно для жителей морских побережий и островов. Для них, живших рыбным промыслом, каждая пойманная рыба приносила, — образно или мифологически выражаясь, — деньгу или другую ценность, т. е. средства к существованию. Слабые, еле заметные отголоски этого мифологического мотива и его реальной, хозяйственной подкладки мы улавливаем даже в русской сказке о золотой рыбке. О роли рыбы в древних религиях и мифологиях, включая также христианские, — см. основной труд F. Dölger — «Der heilige Fisch», 2 ч., 1922 г. П.

11

Данный Ианнов миф о чудесной ловле рыбы вскрывает нам одну любопытную сторону евангелий, почему на нем следует остановиться. В св. Луки есть рассказ о том, как. ученики с Петром во главе целую ночь безрезультатно ловили рыбу, а когда еще раз закинули, «по слову» Иисуса, сеть в море, то вытащили столько рыбы, что сеть стала рваться. Здесь-то Иисус сказал Петру, что «отныне будешь ловить человеков» (5, 1 — 10).

Иоанн этот миф, связанный у Луки с самым началом деятельности Иисуса, призванием первых учеников, использовал, отнеся ко времени после воскресения Иисуса из мертвых, и переработал так: когда после безрезуль­татной ловли сеть, по совету явившегося ученикам Иисуса, была заброшена в море с правой (счастливой) стороны и вытащена Петром, то оказалась наполненной «большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть» (21, 1 — 11).

На последнем числе — 153 больших рыбы — остановился В. Смит и пришел к любопытному результату. Он спрашивает сначала, почему ока­зались пойманными как раз 153, а не 152 или 154 рыбы?, а затем отвечает:

«Дело становится ясным, когда мы обращаемся к (ветхозаветной) 2 книге Паралипоменон. Там сообщается, что «исчислил Соломон всех при­шельцев, бывших тогда в земле Израилевой... и нашлось их сто пятьдесят три тысячи шестьсот» (2, 17). Еврейское слово «Элеф» («алфим»), пра­вильно переведенное здесь чрез «тысяча» («тысячи»), очень часто озна­чает «племя» («племена») или «большой, род» («рода») и, согласно приве­дённому месту, евреи полагали, что число (больших) языческих племен на земле=153.

Последние-то, в числе 153, и есть те «большие рыбы», кои были уло­влены во всезахватывающую сеть церкви, новой религии. Думается, сомне­ваться в правильности такого толкования не приходится.

Совпадение между числами вряд ли может быть случайным, а пред­лагаемое объяснение совершенно просто, естественно и удовлетворительно.

Думается, никто не пожелает оспаривать это из-за числа 600. Ведь только «тысячу» или целое племя можно считать «большой рыбой». «De minimis non curat lex», — «закон не обращает внимание на мелочи», но на них обращает внимание тот, кто измышляет, создает миф».

Следовательно, пред нами не какой-то исторический факт, а так наз. евангельская цифровая символика (образное выражение), выражающая идею христианской проповеди, уловившей в сеть Петра-рыбака все пле­мена мира.

Смит, «Ессе Deus», стр. 32-33.

См. также статью А. Немоевского — «Улов Петра» в его польском жур­нале «Mysl Niepodlegla» — «Независимая Мысль», №, 231; 1913 г. П.

12

Так как в древности не было стенографии, т. е. умения быстро и точно записывать, речь говорящего, то речи, приводимые не только в Деяниях, но и других новозаветных произведениях, являются, — независимо от мифичности соответствующих лиц, — плод поэтического творчества, из­мышлением самого автора, влагающего в уста герою слова, которые, по его мнению, тот должен был или мог произнести. Это замечание относится и к большинству древних исторических трудов.

Что же касается речи, где Петр оправдывается по случаю обращения им Корнилия, то она, по замечанию даже теолога (богослова) О. Пфлейдерера, — стоит в кричащем противоречии с 2 главой Павлова послания к галатам и даже с рассказом тех же Деяний (15 гл.) об апостольском со­боре. См. O. Pfleiderer — «Das. Urchristentum», т. I, стр. 493 — 494; 2 изд., 1902 г. П.

13

Личность пресловутого Иуды Предателя — мифическая. Она сложи­лась под влиянием происшедшего разрыва, борьбы и ненависти между еврейским пролетариатом, — сектантами — христианами, — севера Палестины и южным племенем — коленом Иудиным с правящей жреческой аристократией Иерусалимского храма во главе. Отсюда — самое имя «предателя» — Иуда, как олицетворение враждебного христианам — христу Иуды — иудейского колена и народа. Позднее сюда привмешался элемент антисемитизма, — нена­висти к евреям вообще, — со стороны христиан из язычников, как отражение борьбы между «языческой» и еврейской буржуазиями, втянувшими в свою борьбу массы. Для обоснования всего этого и создания «истории» предателя , было привлечено, конечно, «священное писание», т. .е ветхий завет.

См. нашу «Пасхальную мифологию», стр. 62 — 89 (глава «Иуда»), где дается подробный разбор всего мифа об Иуде и приводится соответ­ствующая литература. П.

14

Дополняем замечание А. Древса. Рассказ Деяний о сошествии на апостолов святого духа в виде огненных языков «состряпан» на основании не только книги Иоиля (3,1 сл.), но, главным образом, описания чуда при Синайском законодательстве, каковое описание, отражающее древне — ев­рейский народный миф, находим у еврейского писателя Филона (жил с 25 года до и по 41 год нашей эры). В одном из его сочинений («О 10 запове­дях», 9, 11) читаем следующее:

«Думаю, что именно в то время бог сотворил необыкновенное чудо: в воздухе послышался невидимый голос... Голос этот заставлял воздух при­нимать определенные формы, превращал его в пламенные, огненные языки и, производя шум, как при прохождении воздуха через трубу, сам собою произносил такую членораздельную, понятную речь, что она казалась оди­наково хорошо слышной, как издали, так и вблизи... Этот голос наводил страх и раздавался из средины нисходящего с неба огня, при чем пламя превращалось в язык, понятный для всех слушателей».

Присоединим сюда еще одну, дошедшую до нас, древнееврейскую подробность: чудесный голос на Синае, принявший вид огненного языка, разделился сначала на семь, потом на семьдесят голосов — языков, чтобы его могли слышать и понимать все народы, каковых семьдесят на земле насчитывали евреи.

Немецкий ученый, проф. Зольтау, из работ которого мы привели Филоновскую выдержку, пишет: «После этого не подлежит никакому сомнению, что рассказ Деяний о сошествии святого духа, на праздник «Троицы» имелся уже. в (дохристианском Р.) еврейском сказании об откровении бога Моисею (на Синае). Б рассказе Деяний о сошествии св. духа шум с неба, разделение языков, огонь, речь на всем понятном языке содержатся точно так же, как и в еврейском сказании. Вся христианская история о сошествии св. духа является только перенесением на соответствующий христианский момент еврейского сказания о возвещении богом закона, каковое возвеще­ние праздновалось евреями в день пятидесятницы (или троицы)».

Обращаем внимание читателей на три других обстоятельства:

1) в приведенных словах проф. Зольтау дан ответ на вопрос о проис­хождении христ. праздника «Троицы», 2) еще раз видим перенесение мифа из «истории» Моисея в «историю» Иисуса; 3) рассказ Деяний о сошествии св. духа на апостолов, якобы, имевшем место на 50 день после воскресения Иисуса, стоит в непримиримом противоречии как с рассказом Иоанна (20, 21 — 23), где сообщается, что Иисус в первый же день своего воскресе­ния явился ученикам, приветствовал их словами «мир вам» и, «сказав это, дунул, и говорит им: «примите духа святого», т. е. наделил их даром духа святого; так и с рассказами Марка и Матфея, где о сошествии или наделении св. духом нет ни слова.

Есть наша статья «Троица» в № 7 от 15 июня 1924 года газеты: «Новый Пахарь» (орган Укома РКП. г. Можайска), где подробно разби­рается происхождение мифа о сош. св. духа и христ. праздника «Троицы». П.

15

В свою очередь, чудеса мифического Иисуса, в частности, его ис­целения и воскрешения, списаны с таковых же чудес Илии и Елисея. Самая программа деятельности Иисуса, как чудотворца, заимствована евангели­стами тоже из ветхого завета, особенно, из Исайи. Так, в 35 главе у него читаем:

«Вот бог ваш... он придет и спасет вас. Тогда откроются глаза сле­пых, и уши глухих отверзнутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будет петь» (4-5).

Или в другом месте:

«И в тот день глухие услышат слово книги, и прозрят из мрака глаза слепых. И страждущие более и более будут радоваться о господе, и бед­ные люди будут торжествовать о святом Израиля» (29, 18 сл.).

Мотив исцеления бесноватых, изгнания бесов, навеян словами бога у пророка Захарии: «и нечистого духа удалю с земли» (13, 2).

Исполнение всего этого ставилось в связь с приходом и деятельностью мессии-спасителя.

Самая же вера в чудесные исцеления и в чудотворцев — целителей возникла в древности и кое-где держится до сих пор на почве невежества и, — в древности, — вследствие слабого развития научной медицины, а ныне, — вследствие слабого проникновения в народные массы научных меди­цинских знаний.

Попытка, и очень неудачная, научно-медицинского объяснения еван­гельских чудесных исцелений и воскресений сделана в книге проф. мед. W. Ebstein «Die Medizin im Neuen Testament und im Talmud», — стр. 49-100; 1903 г.

Мифичность этих чудес, хотя и не полно, вскрыта Д. Штраусом,— назв. соч., кн. II, стр. 73-117.

Полнее и научнее А. Древсом в его «Ев. Марка». П.

16

Это чудо Петра — исцеление хромого скопировано с чуда Иисуса, описанного у св. Иоанна (5,1 сл.); в обоих случаях — больные страдают издавна, чудотворцы подвергаются преследованиям иудеев и произносят ре­чи в храме. П.

17

О коммунизме раннего христианства см. К. Каутский — «Происхождение христианства», стр. 273-394; Гиз, 1923 (под ред., Д. Рязанова).

Любопытную попытку вывести христианство из коммунистического движения в Римской империи сделал бременский пастор Альберт Кальтгофф (1850-1906 г.), примкнувший к «мифологической школе», признающей Иисуса личностью мифической.

См. А. Kalthoff — «Das Christusproblem», 1902 г.

Его же — «Die Entstehung des Christentums», 1904 г.

Сводка взглядов и доводов его дана в книге А. Schweitzer «Geschichte der Leben — lesu — Forschung», стр. 345-350; перепечатка 2 изд.; 1921 г. П.

18

Даже проф. теологии, пастор О. Пфлейдерер, разбирая это сооб­щение Деяний об аресте апостолов, суде над ними и пр., замечает: «Этот рассказ от начала до конца так переполнен всякого рода невероятностями, и невозможностями, что об исторической подкладке его не может быть и речи» (назв. соч., т. I, стр. 483).

Упоминаемый здесь Гамалиил был одним из выдающихся раввинов I века, членом синедриона и предполагаемым учителем апостола Павла. Вероятно, за последнее и плохое знание им истории родного народа христи­анская церковь причислила его к лику святых, даже «равноапостольных» (см. календарь под 2 авг.), правда, предварительно обратив его в христи­анство.

Неудачно упомянутый им Иуда Галилеянин, сын. казненного неза­долго до начала нашей эры революционера — организатора повстанческого движения — Езекии, продолжал дело отца. Когда в 6 году нашей эры римляне объявили в Иудее перепись на предмет обложения населения налогами, Иуда вместе с фарисеем Цадуком (представителем, националистической буржуазной партии) поднял народное восстание, сразу же перешедшее в классовую борьбу со своей буржуазией.

Последнее обстоятельство отшатнуло Цадука и его партию от Иуды,, который после этого организовал самостоятельную, крайне-левую, революци­онную партию «зелотов» — «ревнителей» закона и свободы, ведшую непре­рывную борьбу с буржуазией и римлянами и заявлявшую, что только один бог может быть владыкой и царем над народом. Наибольшее число при­верженцев эта партия имела в Галилее, где эксплуататорский гнет был силь­нее; там-то организовывались партизанские отряды зелотов и были главные, резервы их боевых дружин.

Февда — тоже один из народных еврейских вождей; он выдал себя за мессию, — обещанного богом спасителя, и под предлогом, что совершит чудо — переведет народ через реку Иордан, пытался собрать там необходи­мый повстанческий отряд, но был настигнут конницей римского наместника Фада, разбит, захвачен в плен и обезглавлен. Это произошло в 44 году на­шей эры.

См. К. Каутский, назв. соч. стр. 248-258 (глава «Зелоты»). П.

19

Одна из многих нелепостей, преподносимых новозаветными авто­рами как об Иисусе, так и об его учениках: в те времена у евреев изъяснение св. писания и. проповеди производились только в синагогах — молитвенных домах и ни в коем случае не могли иметь места в Иерусалимском храме, прямое и единственное назначение коего было — служить местом жертвопри­ношений. Эта нелепость подчеркивается многими западно-евр. учеными.

См. хотя бы: F. Stendel — «Jm Kampf um die Christusmythe», стр. 42-43; 1910 г. П.

20

Для сопоставления приводим основные выдержки из обоих рас­сказов о воскрешении этой девочки.

Деяния, 9, 40:

«Петр выслал всех вон (из горницы), и, преклонив колено, помолился, и, обратившись к телу, сказал: «Талифа, встань!» И она открыла глаза свои и, увидев Петра, села».

Марк, 5, 50 — 42:

«Но он (Иисус), выслав всех (из горницы), входит туда, где девица лежала. И, взяв девицу за руку, говорит ей: «Талифа куми», что значит: «девица... встань. И тотчас девица встала, и начала ходить».

Любопытное объяснение мифа о воскрешении Талифы дает А. Немоев­ский.

Вызванное хозяйственными потребностями (напр. в календаре) древ­них, их длительное наблюдение звездного неба впоследствии послужило им неисчерпаемым источником поэтического вдохновения. Перенося свои зем­ные условия туда, на усеянный звездами небосклон, они во взаимном поло­жении последних, их восходе и заходе, и пр. стали вычитывать целые «истории» или мифы. Между прочим, заход светил под горизонт, их исчез­новение и восход их оттуда — появление они стали образно рассматривать как их смерть и воскресение. И вот, Немоевский показывает, что на этом основан и разбираемый миф, при чем слово «кум» означает не только «встать», но и «взойти» (о звездах), а само слово Талифа или Тавифа, — «Девочка» или «Козочка», — является названием или собственным именем маленького созвездия, состоящего из двух звезд («i» и «k») в конце перед­ней лапы созв. Большой Медведицы. У нас Б. Медведица никогда не за­ходит под горизонт, но на юге часть ее, и как раз с Талифой, заходит, — в Иерусалиме, напр., на 5,5 часов.

«Принимая во внимание, — говорит названный ученый, — что Талифа является собственным именем группы звезд, мы имеем право (соответствую­щую фразу у Марка: «талифа куми») перевести так: «Талифа, взойди!».

Звездная Талифа, скрывшись под горизонт, ведь, не «умерла», а только «спит»: через несколько часов она снова выплывает на горизонт и будет «ходить». Талифа (созвездие) до сих пор изображается на наших небесных глобусах».

А. Немоевский, статья — «Девица, встань!» в журн. «Н. М.» № 246, 1913 г. П.

21

Мифический пророк Иона, причисленный, конечно, к лику хри­стианских святых, является, по своей природе, — растительным, а в своей ветхозаветной форме солнечно-лунным божеством. Его пресловутое «трехдневное пребывание во чреве китове», стоящее, как говорится, — поперек горла у всех присяжных защитников святости и боговдохновенности библии и сопоставляемое с таковым же пребыванием Иисуса во гробе, есть только образное изображение исчезновения на три дня — невидимости луны на небе и трехмесячного прохождения солнца чрез три зимние, «водные» созвездия. (Водолея, Рыб и Козерога с рыбьим хвостом).

В древности существовало много мифов, подобных «истории» Ионы. Обо всем этом см. Hans Schmidt — «Jona», 1907 г. П.

22

Древс здесь имеет в виду пресловутое «видение Петра», о котором, последний рассказывает:

«В городе Иоппии я молился, и в исступлении видел видение: сходил некоторый сосуд, как бы большое полотно, за четыре угла спускаемое с неба, и спустилось ко мне. Я посмотрел в него и, рассматривая, увидел четвероногих земных, зверей, пресмыкающихся и птиц небесных. И услы­шал я голос, говорящий мне: «встань, Петр, заколи и ешь»... Это было трижды, и опять поднялось все на небо» (Деяния, 11,5 — 10; 10,9 — 16).

Наш ученый, шлиссельбуржец, Н. Морозов высказал мнение, что под похожим на полотно сосудом с нечистыми животными следует подразу­мевать небесный свод, где, действительно, мы видим созвездия двух Мед­ведиц, Льва, Псов, Дракона, Гидры, (морской змеи), Орла, Лебедя и т. п..

См. его «Пророки».

Характерно, что точно такое же объяснение этому видению дал, — независимо от Н. Морозова, немецкий ученый Роберт Эйслер в своем ка­питальном, двухтомном труде о представлениях древних о небесном своде., В его научном переводе приведенное место читается так:

Петр видит, что с неба «сходит нечто большое, похожее на полотно, за четыре угла спускаемое на землю, на нем были видны», и т. д. При чем вся соль этого мифического чуда заключается в том, что, будто бы, Петр увидел это, «похожее на полотно» и полное разных созвездий, небо не вечером или ночью, а днем.

См. R. Eisler — «Weltenmantel und Himmelszelt», т. I, cop. 230-232, 1910 г. П.

23

«Св. Марка», стр. 80. Д.

24

Иолай — мифический герой, спутник и друг мифического древне­греческого героя Геракла, чьей колесницей. он, будто бы, правил во время боев (был возничим), принимал участие во всех главных подвигах его, а после смерти — вознесения Геракла на небо заботился об его детях.

Рассказывали, что однажды, когда некий Эврисфей напал на послед­них, уже умерший, Иолай поднялся из могилы, убил врага и снова ушел в могилу, — умер. Из того, что в г. Фивах показывали могилу «героя» и в честь его был выстроен там храм — часовня, можно предполо­жить, что в его лице скрывается мифический родоначальник — предок одного из фиванских родов. Древнегреческий культ «героев», восходящий к культу предков, вылился в христианский культ «святых».

Об Иоале см. словарь Рошера, — Roscher «Ausführliches Lexikon», т. II, кол. 285-289.

О происх., культа святых см. Е. Lucius «Die Anfänge des Heiligenkults in der christl. Kirche», — 1904 г. П.

25

Во времена предполагаемой жизни Иисуса евреи в Палестине и со­седних странах говорили (если оставить в стороне латинский и греческий) не на (древне) еврейском языке, языке ветхого завета, а на так наз., «ара­мейском». Последний был ветвью того северо-семитского основного языка, к которому принадлежали ассиро-вавилонский язык Востока и ханаанские, включая еврейский, — Запада. В евангелиях встречаются арамеизмы, т. е. арамейские слова, выражения, напр., «авва — отче!»; Об этом, как и исто­рию вопроса об языке Иисуса, см. А. Швейцер, — назв. Соч., стр. 260 сл. П.

26

Послания Павла в западноевропейской науке и отчасти у нас считаются самыми древними из всех новозаветных произведений, но вопрос о подлинности их до сих пор еще не решен. Ряд ученых, ранее — Бруно Бауэр, (1809 — 1882 г.), потом некоторые из голландцев, ныне — англичанин Уайттэкер, — считает все послания неподлинными. Большая же часть со­временных ученых признает подлинными послания: к римлянам, оба к коринфянам, к галатам, к филиписеям, к Филимону и первое к солунянам, — особенно, первые четыре. Относительно посланий — второго к солунянам, к эфесянам и к колоссянам — мнения расходятся.

Послания к Тимофею и Титу отбрасываются почти всеми, а послание к евреям — всеми.

См. хотя бы: С. Жебелев — «Апостол Павел и его послания», 1922. П.

27

Были ученые, отвергавшие историчность самого Павла. Так, проф. Иензен видел в нем, как и в Иисусе с Моисеем, лишь переработку образа и мифа о вавилонском герое Гилгамеше. С. Люблинский считал Павла вместе с Пеаром и Иисусом — тремя разновидностями одной и той же мифической фигуры древнееврейского божества сектантов, чем объяснял также массу бросающихся в глаза совпадений в «историях» их всех.

Jensen — «Moses; Jesus, Paulus», 1909 г.

С. Люблинский, назв. соч., стр. 161-176 (глава «Павел»). П.

28

Наличие двух враждебных друг другу направлений, — иудеохристиан и языкохристиан, — объясняется социальными условиями тогдашнего времени. Христианство зародилось в среде еврейских пролетарских масс Палестины, враждебно относившихся не только к своей аристократии, но и к римлянам, своим угнетателям и эксплуататорам, и к союзникам послед­них грекам. Поэтому они обосабливались от них и цепко держались за иудей­ские элементы христианства. Отзвуки этого сохранились также в еван­гелиях, напр. в запрете Иисуса ученикам ходить к язычникам, в словах: «я послан только к погибшим овцам дома Израилева» или в именовании язычников «псами». По мере расширения пропаганды христианство выхо­дит за пределы Палестины и попадает в новую социальную среду, прежде всего, к «боящимся бога», — язычникам, которые поклонялись иудейскому богу, но не признавали многих еврейских обрядов и обычаев, напр., зако­нов о пище и, особенно, обрезания. Эти круги, тоже пролетарские, охотно принимали новое социальное учение, но отбрасывали его резко иудейские стороны. Еще резче это выступило на сцену, когда через посредство хри­стиан из бывших «боящихся бога» христианство проникло в чисто языче­скую среду, где, вдобавок, существовала антипатия к евреям и всему еврейскому, — отзвук антисемитизма, выросшего на почве экономической и политической борьбы языческой и еврейской буржуазий, втянувших в эту борьбу народные массы. В результате сложились две группировки христиан: принимающих юдаизм и его отрицающих, между коими завязалась борьба, причем, как всегда бывает, наметилась и примиренческая партия. Длиться долго борьба не могла: христианство все более и более захватывало массы языческого пролетариата, а еврейский национальный мессия все более и более принимал черты интернационального пролетарского спасителя — христа,. Победу языкохристианского направления ускорили неудачные восстания евреев против римлян, кончившиеся разрушением Иерусалима и рассеянием сынов Израиля по Римской империи: иудеохристианство, оторванное от своей родной почвы, перенесенное в новые социальные условия, лишилось своей основы и должно было уступить. См. К. Каутский, назв. соч. стр. 324-334.

Полезно прочитать, но только помня, что автор — теолог, книгу Э. фон-Добшюца «Древнейшие христ. общины» в сб. «Общая история европейской культуры», т. V, стр. 271-471, изд. Брокг. -Эфрон. П.

29

Древс намекает здесь на так называемую «астральную» (т. е.. стоящую в связи со светилами небесными, — от греч. слова «астрон-светило, звезда») подкладку евангелий. Эта подкладка, отмеченная нами ранее в ми­фах о воскрешении Талифы и видении Петра, выводится автором и неко­торыми другими исследователями из того предполагаемого факта, что еван­гелисты при обработке своего материала в цельные картины и мифы и при расположении их в порядке последовательности руководились движением символа (образа) Иисуса — солнца или луны через зодиакальные созвездия, а также взаимоположением прочих созвездий, их восходом, заходом и т. д.. Так как эта сторона евангелий далее будет затрагиваться не раз, о ней, а также о зодиаке, необходимо сказать несколько слов.

Зодиаком называется та часть звездного неба, по которой, кажу­щимся образом, движутся солнце, луна и прочие планеты и которая в виде узкой ленты тянется по всему небесному своду. Свое название зодиака, т. е. «звериного» круга, она получила от того, что в древности по числу годо­вых месяцев была разделена на 12 частей, знаков, созвездий, наделенных именами различных живых существ, — напр. Льва, Овна (ягненка), Тельца и пр. В свою очередь, большинство имен этих и внезодиакальных созвездий отражает календарно-хозяйственные моменты из жизни древних, а также подмеченные ими совпадения между явлениями на звездном небе и в при­роде. Напр., то созвездие, в котором восходило солнце в течении марта, когда выгоняли на пастбища мелкий скот — овец или, быть может, ягнились овцы, было названо Овном. В апреле происходила пахота, обычно на волах или быках, поэтому созвездие данного месяца было названо Тельцом. Созвездие августа, когда женщины убирали, жали хлеб в поле, получило название Девы (с хлебными колосьями в руках).

Созвездия зимних месяцев, дождливых — «мокрых» на юге, полу­чили тоже соответствующие имена: декабрьское — Козерога (с рыбьим хво­истом), январское — Водолея, февральское — Рыб.

Или, напр., греки подметили, что у них период дождей начинался с появления на небе маленькой, но яркой группы звезд; поэтому последнюю они назвали «Риадами», т. е. «Дождящими».

Постепенно древние таким образом заселили звездное небо образами живых существ и даже отдельных предметов, перенесли туда «землю», т. е. свою земную обстановку со всеми ее бытовыми условиями. Мало того, они забыли этот процесс заселения, а подмеченную ранее, по большей части, внешнюю, случайную связь земных явлений с небесными, вследствие отсут­ствия научного миропонимания, признали внутренней, причиной, т. е. стали думать, что те или иные звезды и созвездия вызывают, влияют на соответ­ствующие земные явления. Вместе, с тем здесь сыграл свою роль также выросший из культа предков анимизм, учение, что все в природе оду­шевлено, все является местопребыванием духов — душ умерших, (анима — душа), все, — а, следовательно, и звездное небо в лице его отдельных звезд, созвездий, солнца, луны. В последних стали видеть или орудие духов и развившихся из них богов, или их символы — образы, или же, наконец, их са­мих, т. е. божества, — особенно, в солнце и луне.

Впоследствии из этих ошибочных, взглядов выросла и пышно расцвела особая лженаука — астрология, учившая, что небесные светила не только влияют друг на друга и на земные события, включая и жизнь людей, но что они своим положением, движением и пр. говорят людям об этих собы­тиях, возвещают их им; таким образом, читая звездную книгу с ее золо­тыми письменами, можно вычитывать там заранее все то, что должно будет произойти на земле, — как в самой природе, так в жизни на­рода, даже, того или иного отдельного лица. Мало того, в той же. небесной, звездной книге записаны жизнь, деяния, судьбы самих богов; их «историю» тоже можно прочитать там, особенно, историю солнечного или лунного бо­жества. Эти божества — герои, бесстрашно шествующие по 12 знакам зодиака, со всех сторон окруженные то враждебными, то дружественными звездными существами, им всюду грозит опасность, они подвергаются ей, борются, страдают, даже умирают, чтобы затем воскреснуть.

Прослеживая путь солнца, солнечного божества по небу, по созвез­диям, человек тем самым прослеживает «историю» последнего, каковую он может обработать в связный рассказ, миф — сказку или «священную исто­рию» и передать другим. И древние читали эту небесную книгу, вычитыва­ли там многое о своих богах и героях, рассказывали о вычитанном, а в ре­зультате, — сложилась «астральная мифология», т. е. совокупность мифов — сказаний о звездных героях, — мифов, вычитанных из небесной книги. Так, напр., возникли мифы о греческом божественном герое — спасителе Геракле, совершающем 12 подвигов по числу зодиакальных созвездий; так сложилась «история» его еврейского двойника — Самсона, само имя коего значит солнышко». Так, — скажем теперь, — была найдена канва, схема или план «исто­рии» евангельского Иисуса, в лице коего кроется еврейская разновидность древневосточного, многоименного, растительно-солнечного, умирающего и воскресающего спасителя.

Для иллюстрации этого положения выхватим несколько моментов из евангельской мифологии.

Солнечный Иисус, в своем движении по зодиаку вступает в созвездие Льва, соответствовавшего в еврейском зодиаке одному из 12 мифических сыновей Иакова — Иуде, каковой, будто бы, некогда предложил своим братьям продать (за сребреники) Иосифа (прообраз Иисуса); Лев — Иуда у евангелистов отведен одному из 12 апостолов, отсюда — мотив предатель­ства Иуды и его сребреников.

На что предает звездный Иуда-Лев своего солнечного учителя? Следующим за Львом созвездием будет Дева, тесно связанная с сосед­ним — Весами, — «знаком Суда», — отсюда мотив суда над героем.

К чему присуждают Иисуса? За Весами находится созв. Скорпи­она, — «знак Смерти», — следовательно, к смерти. Кто приведет в исполне­ние смертный приговор? Какое-то важное, обладающее военной властью лицо, — на что намекает следующее за Скорпионом созвездие Стрельца с ко­роной и луком.

Каков будет род казни? Из Стрельца солнечный осужденный перехо­дит в созв. Козерога, где находится Крест, образуемый пересечением двух воображаемых астрономических линий. В Козероге самая низшая точка сол­нечного пути, роковая для солнца: здесь оно умирает на... кресте (в дека­бре), чтобы затем через три месяца — дня, т. е. пройдя три зимних созвез­дия, воскреснут в момент начала весны, весеннего равноденствия, в первом весеннем, мартовском знаке Овна — Агнца. Вот пример той «астральной» подкладки или канвы, по коей евангелисты могли из своего материала рас­шивать свои красочные узоры и «истории» мифического Иисуса.

Лучшая работа по астральной, включая евангельскую, мифологии, — A. Drews «Sternhimmel». На русском языке астральный метод изъяснения новозаветных писаний применен в след.:

А. Немоевский — «Бог Иисус», 1920 г.

Н. Морозов — «Откровение в грозе и буре», 3 изд., 1910 г.

Д. Святский — «Страшный суд, как картина звездного неба», изд. «Атеист», 1923 г.

В нашей работе — «Миф об Иоанне Крестителе», изд. «Атеист», 1923 г. П.

30

Даже при перечислении имен этих «двенадцати» евангелисты разногласят. Матфей и Марк (1, 1-4; 3, 16-19) называют следующие имена: 1) Симон-Петр, 2) Андрей, 3) Иаков, 4) Иоанн, 5) Филипп, 6) Варфоломей, 7) Фома, 8) Матфей мытарь, 9) Иаков Алфеев, 10) Левий-Фаддей, 11) Симон Кананит, 12) Иуда Предатель.

Лука же, соглашаясь относительно первых девяти и двенадцатого, Вместо Леввея-Фаддея и Симона Кананита называет Иуду Иаковлева и Си­мона Зелота (6, 13 — 16). Если даже признать обоих Симонов одной лично­стью, все же остаются непримиримыми Леввей с Иудой Иаковлевым. П.

31

Ср. А. Jeremias — «Das Alte Testament im Lichte des Alten Orients», стр. 343; 3 изд., 1916 г.

Еврейский текст «благословения. Иакова» дошел до нас в сильно ­испорченном виде, так как позднейшие переписчики, по-видимому, уже не понимали его астральной подкладки, — поэтому в сопоставлении 12 сыновей с 12 знаками зодиака современные исследователи еще не пришли к окон­чательному, единогласному решению. Из числа нескольких, предложенных, решений, наибольшего доверия заслуживают предложенные А. Иеремиасом, на которого ссылается Древс, и Р. Эйслером, который основывается на пе­реводе проф. Гоммеля.

Мы приводим выводы обоих с их отклонениями и соответствующие выдержки из библ, текста.

Рувим — «бушевал, как вода», — Водолей.

Симон и Левин — «братья» — Близнецы,

Иуда, — «молодой лев Иуда, с добычи сын мой, поднимается... Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе»... — Лев. (с главной звездой Регулом — Царьком).

Завулон — «при бреге морском будет жить, п у пристани корабель­ной, и предел его до Сидона». Иерамиас, видя в упоминании города Сидона игру слов с намеком на «саид-охоту», — охотника, в коем он видит Стрель­ца, Завулона считает Козерогом. Эйслер отмечает, что слово «сайяд» зна­чит не только «охотник», но и «рыбак», при чем в связи с упоминанием в тексте о морском береге и пристани считает последнее значение более пра­вильным, а в Завулоне видит Рыб.

Иссахар, — «осел крепкий, лежащий между протоками вод, — древн. созв. Ослы, поздн. Рак.

Дан, — «будет судить народ свой», — Весы (символ суда п справедли­вости).

Дина, — имя коей, по корню, родственно с именем Дана, — по Иеремиасу, — не упоминается в тексте, будучи сестрой благословляемых братьев, и свое соответствие имеет в созвездии Девы. Эйслер находит упоминание о ней в стихе 17, каковой он читает так: «Дина будет змеей на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня, так что всадник его упадет назад». Действительно, между Львом и Весами, т. е. рядом с Девой, извивается, почти касаясь хвостом звездного полуконя, получеловека — Центавра, Гид­ра — морская змея. Заметим, кстати, что в древности созвездия Девы и Ве­сов иногда объединялись в одно — Девы с весами в руках.

Гад — «толпа будет теснить его, но он оттеснит ее по пятам» — по Иерамиасу, — Стрелец. Эйслер с Гоммелем вместо слова «акаб — по пятам» читает «акраб — скорпион» («ке-акраб — как скорпион») и видит в Гаде — Скорпиона.

Ассир, — «будет доставлять царские яства». Видя в последних рыбу, Иерамиас находит здесь намек на созв. Рыб. Эйслер усматривает здесь намек на охоту, а потому — созв. Стрельца, который, заметим от себя, изобра­жался иногда с короной на голове, чаще же — корона под ногами его ло­шади.

Неффалим, — «теревинф (дерево) рослый, ветви его простираются над стеною». Текст стиха сильно искажен, а приведенное чтение отбрасы­вается почти всеми зап.-евр. исследователями. Вместо него обычно дается приводимый также и в нашей русск. библии другой перевод: «Серна строй­ная: он говорит прекрасные изречения». Иерамиас вместо «айяла — серна» читает «айил — баран» и видит указание на созв. Овна. Эйслер с Гоммелем переводят так: «Неффалим — горная коза, ягняющаяся козленком от горно­го козла», и видит прямой намек на созв. Козерога.

Иосиф, — «отрасль плодоносного дерева, отрасль плодоносного дерева над источником, ветви его простираются над стеною» (22). Текст совершенно искажен. Эйслер читает так: «Иосиф — сын исполинской (огромной) коровы, сын исполинской коровы над источником; дочери процессии ходят над этим тельцом». Поэтому в Иосифе он видит созв. Тельца, в «источни­ка» — находящееся под Тельцом созв. реки Эридана, а в «дочерях процес­сии» склоняется признать три звезды пояса Ориона. Мы лично в этих «до­черях» видим находящееся около головы Тельца созв. Гиад, коих в числе 2-7 изображали в виде молодых женщин с кувшинами благовоний на пле­чах. Иерамиас в Иосифе видит тоже Тельца, привлекая 33, 17 к н. Второзакония: «Крепость его (Иосифа) — как первородного тельца, и роги его, как роги буйволов».

Вениамин, — «хищный волк, утром будет есть ловитву. (У Эйслера — «козленка») и вечером будет делить добычу» (27).

Эйслер видит здесь указание на созв. Овна чрез замещающее его созв. Волка, хотя оговаривается, что остается место для более правильного толкования. Иеремиас признает, что созв. Волка замещает здесь Скор­пиона.

Так размещаются по 12 зодиакальным созвездиям 12 мифических сы­новей Иакова с их сострою Диной (Дева) и их коленами — племенами, а вместе с ним — и 12 мифических апостолов Иисуса с eró матерью, — девой-Марией.

Эрих Бишофф, иначе распределяющий «братьев», приводит массу мест из Талмуда, в коих определенно проводится астральная связь 12 ко­лен израилевых с зод. созвездиями.

Р. Эйслер — наз. соч., т. I, стр. 266-277.

A. Немоевский, — «Бог Иисус», стр. 134 — 138 (есть выдержки из кн. Бишофа).

Н. Морозов — «Откровение в грозе и буре», стр; 59-60; (отмечает вскрытую выше астральную подкладку, но делает неправильное размеще­ние «братьев» по Зодиаку). П.

32

А. Немоевский приводит снимки с любопытного ковчежца для мо­щей, на четырех стенках, которого (из слоновой кости) вырезаны 12 апо­столов и над каждым из них по зодиакальному созвездию.

Ковчежец восходит к средине 10 века и по частям хранится в музеях гг. Мюнхена и Берлина. Много материалов о связи апостолов с созвездиями приводит А. Иеремиас, делающий также попытку разобрать смысл прозвищ некоторых из них. -

Попытку, и весьма неудачную, точно указать место каждого из 12 апостолов в зодиаке сделал Вильгельм Эрбт. К нему, к сожалению, примкнул А. Древс, почему в своих «Евангелии Марка» и «Звездном небе» он ряд евангельских сцен, по нашему мнению, объяснил неправильно.

Например, оба они символ Иуды Предателя видят в созв. Стрельца, тогда как, хотя бы, из «благословения Иакова» ясно, как день, что Иуду должно символизировать созв. Льва.

Что же касается упоминаемого здесь Феодорита, то Древс или оши­бается, или же, скорее, допускает описку. Свою ссылку на него он заим­ствовал, по-видимому, из вышеуказанной книги А. Иеремиаса, взявшего ее, в свою очередь, у исследователя (половины 19 века) Норка, или не­посредственно у последнего. Но у Норка — Иеремиаса (а также Немоевского) стоит не Феодорит, а Феодет (не Феодот ли?).

Валентин, живший в средине 2 века, был одним из самых выдаю­щихся «еретиков» — сектантов, т. е. разошедшихся с учением господствую­щей, церкви, и выработал необыкновенно сложное, туманное учение о бо­жестве. Он учил, что первоначально существовала Непознаваемая Двоица, из которой затем различным образом произошло несколько десятков та­инственных божественных существ — эонов, представляющих собою: 1) полноту божества, 2) мир, средний между божеством и материей, и 3) мир материальный. Один из самых низших эонов сотворил природу и ее венец — человека, от коего пошли люди. Когда последние погрязли в грехе, то один из высших эонов — Иисус, приняв на себя прозрачное че­ловеческое тело и пройдя чрез земную женщину Марию, «как вода чрез трубу», сошел на землю для раскрытия людям, тайн божества и спа­сения.

Данное учение Валентина, разбившееся потом на многие ручейки, любопытно в двух отношениях. С одной стороны, оно является ярким по­казателем, выражением бессилия тогдашней интеллигенции понять со­вершающийся на ее глазах глубокий социальный сдвиг в Римской импе­рий, — разложение старых хозяйственных форм и зарождение новых, — и обусловленного этим непониманием шараханья интеллигенции в сторону мистики с ее таинственными «непознаваемыми» силами (здесь — «эонами»), якобы, господствующими в мире природы и человеческого общества. С другой, оно любопытно и тем, что служит одним из красноречивых доводов в пользу мифичности Иисуса, так как вряд ли можно было бы о реальном, земном человеке развивать такую туманную, «надземную» философию.

О Валентине и его учении см. Ю. Николаев «В поисках за боже­ством», стр. 282-311; 1913 г.

А. Немоевский «Философия жизни Иисуса», стр. 99-100; изд. «Атеист», 1923 г. П.

33

Число 70 или 72, попавшее в христианство из ветхого завета и во­обще игравшее в древности большую символическую роль, — по мнению многих ученых, — свое происхождение ведет из древней Вавилонии, где оно стояло в связи с числом недель в году, как 12 — с числом месяцев.

Вавилоняне первоначально считали год состоящим из 360 дней и делили его на 72 пятидневных недели, называвшихся у них «гамушту». Самое же число опять ставилось с числом планет (без солнца и луны). Мы лично в выборе числа пять для дней недели видим пережиток того времени, когда первобытный человек вел счет по пальцам на руке.

Семидневная неделя, поставленная впоследствии в связь с числом семи известных древним планет, вероятно, основана на фазах — изменениях, луны. П.

34

См., напр., явно — иудейские молитвы в этом «Учении»:

«А что касается до евхаристии (таинства причащения), то благода­рите следующим образом.

Сперва относительно чаши: «Благодарим тебя, отец наш, за святой виноград Давида, отрока твоего, который (виноград) ты явил нам чрез Иисуса, отрока твоего. Тебе слава во веки!»

А относительно преломляемого хлеба: «Благодарим тебя, отец наш, за жизнь и ведение, которые ты явил нам чрез Иисуса, отрока твоего. Тебе слава во веки! Как сей преломляемый хлеб был рассеян (в зернах) на холмах и соединен во едино, так да будет соединена твоя церковь от кон­цов земли в твое царство, потому что твоя есть слава и сила чрез Иисуса христа во веки».

Джон Робертсон, отмечая в приведенных словах причастных мо­литв полное отсутствие упоминания о плоти и крови Иисуса, а также де­лая ряд других замечаний, говорит: «Что здесь ясно, так это то, что дан­ное место указывает или имеет в виду не Иисуса евангелий».

См. J. Robertson — «The Jesus-Problem», стр. 173; 1917 (в конце книги дан его англ, перевод — «Учения с примечаниями). П.

35

В последних до и первых веках начала нашего летоисчисления, благодаря усилившимся экономическим и политическим сношениям евреев с окружающими их «языческими» народами, в среде первых начали скла­дываться новые социальные условия и, как отражение последних, новые религиозные формы.

Одной из таких форм был зародившийся тогда гностицизм, — сектант­ское движение и учение, образовавшееся от смешения, даже слияния еврейской религии и языческих культов и распадавшееся на много напра­влений — школ. Так, под влиянием культа многоименного восточного уми­рающего и воскресающего спасителя, — Таммуза-Адониса-Аттиса и др., — сложились гностические школы, в центре учения которых стояла идея умирающего и воскресающего «спасителя» — мессии, имеющего прийти на землю, искупить грехи человечества и основать свое, новое царство — со­циальной справедливости. В связи с этим у них выработалось иное представление о ветхозаветном боге: в нем они. видели не строго, хотя и пра­восудного судью, карающего за малейшее нарушение буквы его закона, а бога любви и всепрощения, посылающего заблудившимся людям своего собственного сына для смытия с них греха; иначе они стали понимать или изъяснять и ветхий завет, видя в нем всюду рассыпанными намеки на обстоятельства прихода мессии. Наряду с новым учением эти школы вы­работали путем того же заимствования и обработки свою обрядовую прак­тику, особые таинства, молитвы и пр., при чем; все это ими хранилось в тайне и открывалось только «посвященным», выдержавшим искус. Так как свое учение сектанты называли греческим словом «гносис», т. е. истин­ное, правильное «знание, ведение» божественных тайн, то движение было названо гностицизмом, а его поклонники — гностиками. Из гностицизма, в свою очередь, вылилось христианство, представлявшее в начале одно из таких гностических течений в еврействе. П.

36

«Св. Марка», стр. 99; — «Зв. небо», стр. 14. Д.

В астрологии большое значение придавалось местонахождению» созвездий, звезд и их взаимоположению.

Например, если окружность зодиака мысленной линией — диаметром: разделить на две равные части, то оба созвездия, находящиеся на край­них тючках этой линии, будут находиться прямо друг против друга или, — на языке астрологии, — «в диаметральном аспекте» (расстояние между ними 180°). Если же эту окружность разделить точками на четыре равные части (с расстоянием в 90°), и каждые две смежные точки мысленно со­единить линией, то получится вписанный в окружность квадрат. В таком случае, оба созвездия, занимающие две смежные точки в зодиакальной окружности, будут находиться в «квадратурном аспекте». В астрологии созвездия, находящиеся в диаметральном и квадратурном аспектах, счи­тались особенно влияющим друг на друга и тесно связанными. П.

37

Если встать под открытым небом, найти на нем зенит (т. е. высшую точку прямо над головой), затем мысленно провести от Зенита чрез север­ный полюс линию к горизонту и продолжить эту линию под горизонт до надира (т. е. до самой низшей точки на небе, под ногами), то найдем или определим меридиан, — воображаемую небесную линию, соединяющую зе­нит с надиром. Та часть ее, что над горизонтом, называется верхним мери­дианом, а прохождение ее звездой или созвездием называется кульмина­цией, часть же под горизонтом — нижний меридиан. Прохождению звездами меридиана или нахождению на нем астрология придавала большое значение. П.

38

Передней Азией называется та часть ее, которая прилегает к Среди­земному морю; ныне принадлежит к малоазиатским владениям Турции. П.

39

У первобытных народов, на почве хозяйственных условий, сложился, а кое-где и по сейчас существует, обычай называть себя, т. е. от­дельных лиц, именами животных и других предметов, — например, льва, тигра, змеи, ветра и т. п. Отсюда затем выросло представление, что само имя, как таковое, обладает таинственной силой: с одной стороны, оно наделяет соответствующими качествами того, кто его носит или им назы­вается, а с другой, зная имя, можно использовать таящуюся в нем силу во зло или на благо тому, кто его носит, а также другим. Этим объясняется та большая роль, какую играют имена в заклинаниях и вообще в «колдов­стве»; например, «именем» Иисуса в древности заклинали, изгоняли бесов. Здесь же — источник крещения «во имя Иисуса» или христа и наделение детей «теофорными» именами, т. е. такими, в кои входят имена богов, а у христиан именами «святых». На той же основе выросло «табу» имени, т. е. запрет произносить имя, особенно, божества. В искаженном, поздней­шем виде мы имеем такое табу в ветхозаветной заповеди — «не произноси имени господа, бота твоего, зря», где последнее словечко является поздней­шей прибавкой, меняющей первоначальный смысл. В чистом виде оно выступает в том факте, что имя еврейского бога запрещено было произ­носить и не произносилось, а нарочно затемнялось: вместо долженствовав­ших стоять в нем гласных, таковые были внесены из слова «адонай» — господь»; так было создано могущее быть произносимым, но не настоящее имя «для него — Иегова. Настоящее же имя «Яхве» столь ревниво хра­нилось в тайне, что впоследствии совершенно забылось, затерялось, и уче­ным конца XIX века стоило больших трудов восстановить его…

Отметим, кстати, одну евангельскую нелепость, связанную с этим име­нем и его табу. В евангелиях рассказывается, что, когда при допросе в синедрионе Иисус признал себя мессией, судья-первосвященник, увидев в этом «богохульство», разодрал одежды и осудил его на смерть. Нелепо здесь указание на разодрание одежд: последнее производилось только в том случае, если при богохульстве виновным было произнесено запретное священное имя божие, упоминаемое Древсом «шемгамфораш», т. е. «Яхве», чего в «деле» Иисуса не находим». Не было богохульством и именование себя мессией, — много лиц до и после мифического Иисуса выступало среди евреев под именем мессий, некоторые из них пользовались даже поддерж­кой жречества и никто из них не обвинялся в богохульстве.

Неисторичность суда над Иисусом подробно разобрана нами в «Пасхальной мифологии», стр. 99-136 (главы: «Суд над Иисусом» и «Распни его!»). П.

40

Ветхозаветный Самсон, имя коего значит — «солнышко», является типичным растительно-солнечным божеством — героем, хотя в его «исто­рии» просвечивают также отзвуки охотничьего быта. Возьмем для примера два его «подвита».,

Однажды Самсон, идя сватать понравившуюся ему девушку сосед­него племени филистимлян, на пути встретил льва, и руками растерзал его. Через несколько дней, проходя мимо трупа этого льва, он нашел в нем рой пчел и мед и на этом странном (пчелы не выносят трупного запаха) явлении построил свою пресловутую загадку: «из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое», разгадкой коей должны были, будто бы, слу­жить не менее странные слова: «что слаще меда, и что сильнее льва». Являясь далеким отголоском охотничьего быта, этот миф в данной форме имеет ясно различимую астральную, солнечно-календарную подкладку: солнце — герой на пути к звездной Деве вступает в созвездие Льва, затмевает, убивает его своими лучами; это происходит, в переводе на календарь, в июле месяце (Лев — знак июля), когда на юге, как подметили древние, пчелы усиленно роятся и носят мед. Отсюда — древняя народная загадка: когда пчелы и мед бывают в трупе льва? И ответ: в месяце убиваемого солнцем, звездного Льва, т. е. июле (см. рис. 4).

Другой «подвиг»: Самсон идет «во время жатвы пшеницы» к своей жене, но узнает, что она отдана другому. Тогда оскорбленный герой поймал триста лисиц, связал их попарно хвостами, к хвостам привязал зажженные факелы, пустил этих лисиц на нивы врагов и таким образом сжег у послед­них весь хлеб. Астрально это соответствует вхождению солнца в знак Девы, а календарно — месяцу жатвы. Вместе с тем здесь же намек на особый земледельческий обряд, совершавшийся в период окончательного созрева­ния хлебов: крестьяне ловили лисиц, привязывали к ним факелы и таким образом сжигали их. В лисице или заменяющей ее рыжей собаке видели воплощение злого духа нивы, который насылает на созревающие колосья особую болезнь — хлебную изгарину или ржу (по нем. «Getreidebrand, — букв. — «пожар нивы»). Еще в первом веке нашей эры справлялся такой обряд, напр., в Риме на празднике Робигалий, в честь бога Робига, к кото­рому обращались с молитвами о защите нивы от хлебной изгарины и ко­торому приносили в жертву рыжую собаку. За несколько дней до этих Робигалий имел место другой, обычай: по цирку гоняли лисиц с пылаю­щими факелами на спинах. Но в то время в Риме, — городе, смысл этого обычая уже забылся, хотя проскальзывал намеком в той истории, которую при этом рассказывали: однажды мальчик поймал лисицу, обмотал ее со­ломой и поджег, а она вырвалась, убежала в поле и сожгла нивы, в нака­зание за что ежегодно и подвергают лисиц вышеуказанным истязаниям.

Несомненно, в обоих случаях пред нами раздвоение одного и того же земледельческого обряда. Характерно, что в лат. языке слово «робиго» означает хлебную изгарину и рыжую лисицу.

41

И наоборот: в некоторых местах самаряне охотно принимали христианство. Отзвуки этого мы слышим в тех строках евангелий и Дея­ний, где или проглядывает симпатия к самарянам, напр., в притче о мило­сердном самарянине, или же прямо говорится о переходе многих из них в христианство, напр., в рассказе о беседе Иисуса с самарянкою (Иоанн, 4 гл.). Больше того, думается, что слабый намек на принятие и при том ранее самарянами христианства таится в основе мифа Луки о принесении младенца Иисуса в храм, где его берет, на руки и приветствует пресловутый Симеон «богоприимец», — приветствует словами: «ныне ощущаешь» и т. д. Имя Симеон — только более полная форма имени Симона, при чем, как показал А. Немоевский, Симеону, а. также одновременно с ним привет­ствовавшей Иисуса, престарелой Анне «пророчице», в зодиаке соответ­ствуют Близнецы, изображавшиеся иногда в древности в виде пожилых мужчины и женщины, даже супружеской пары. Если мы правильно, улав­ливаем в этом мифе отзвуки ранней истории христианства, то Лука здесь как бы хотел сказать, что самарянский бог Тимон (самаряне) одним из первых приветствовали еще юную, новую религию, в коей он видел смену своему культу.

А. Немоевский «Бог Иисус» стр. 166-167. П.

42

Вот что рассказывает об этих прообразах христианских колоко­лен — фаллах, т. е. изображениях мужского полового органа, писатель II века нашей эры — Лукиан, лично их видевший: пред храмом «стоят фаллы высотою в 30 саженей... На один из этих фаллов два раза в год влезает человек и остается на его вершине в течение семи дней. Большинство объясняет такой обычай тем, что этот человек со своей высоты вступает в близкое общение с богами и испрашивает у них блага для всей Сирии... Благодаря этому боги внимают его мольбам с более близкого расстояния... Взбирается же этот человек следующим образом: обвязав себя и фалл не­большой веревкой, он постепенно поднимается по выступам фалла, на которые легко можно опереться кончиком ноги... Поднявшись наверх, чело­век спускает вниз длинную верёвку, заранее припасенную, и на ней под­тягивает все, что ему нужно — дерево, одежды, орудия. С их помощью он устраивает себе шалаш, где и сидит, оставаясь на фалле в течение упомя­нутого числа дней. Многие приносят ему золото, серебро и медь, оставляют их неподалеку от него и, сказав имя, уходят. Человек, стоящий внизу со­общает имена жертвующих верхнему и тот творит за каждого молитву. Молясь, он ударяет в медный инструмент, издающий громкий и резкий звук. За все время своего сидения человек этот совсем не спит».

Лукиан — «Сочинения», т. I, стр. 305-306; изд. Сабашниковых. 1915 г.

Думается, что все древнехристианские «святые-столпники», вроде пресловутого Симеона, будто бы, годами простаивавшие и спасавшиеся на столбах, лишь рабски подражали тем сирийцам — молитвенникам, кои подвизались в указанном храме, а чтимые столбы этих «святых» — все те же в основе фаллы, как средство для собирания золота, серебра и меди» внизу и «более близкого общения с богом» вверху. П.

43

Древс здесь имеет в виду одно из многих евангельских противо­речий: Матфей (27, 32), Марк (15, 21) и Лука (23, 26) единогласно утвер­ждают, что крест Иисуса на Голгофу нес Симон Киринеянин. У Иоанна же Иисус сам нес свой крест на место казни: «И, неся крест свой, он (Иисус) вышел на место, называемое... Голгофа» (19, 17).

Что же касается Симона Киринеянина, то мы от себя добавим сле­дующее в подтверждение слов Древса, идущего здесь за Робертсоном и Немоевским. Симон свой зодиакальный символ-знак имеет в одном из двух Близнецов. Как раз чрез это созвездие приходит Млечный Путь или «Мировое Древо», как древо казни, на котором вешаются, — распинаются солнечные и лунные спасители. Отсюда, — звездный Симон Близнец несет на себе мировой, небесный крест.

Далее, Близнецы особым почитанием пользовались в древнегрече­ском городе Спарте, при чем спартанцы их изображали в виде двух стоя­щих столбов с двумя поперечными перекладинами и в таком виде называли их «Доканами», т. е. «Перекрещивающимися столбами».

Культ этих Близнецов — Доканов из Спарты был занесен в г. Кирену, где занял выдающееся положение, а их символы, похожие на виселицы-кре­сты, доканы выбивались даже на монетах этого города.

См. в словаре Рошера статью «Диоскуры», т. I. кол. 1166-1170. П.

44

Плеяды — одно из немногих созвездий, хорошо известных нашему -народу. Крестьяне центральной России называют их Висажарами, — по-видимому, испорченное малороссийское название их Волосажары, т. е. пук, копна волос, или Стожары, т. е. стог сена, так как Плеяды представляют собою группу тесно скученных звезд.

В некоторых местах России Плеяды называются также Наседкой с цыплятами, Птичьим гнездом и даже Решетом. В Курской губ. записано любопытное народное сказание о Плеядах. Рассказывают, что бог вначале все звезды сотворил такими частыми, как Висажары, и вид на звезды был восхитительный. Но вот однажды ночью ехали по дороге люди и за­говорили между собою: «так эти Висажары мы с дедушкою сажали», и по­том во время этого разговора попадали в глубокий овраг и искалечились, а господь начал бить их с неба кнутом, приговаривая: «не смотрите по небесам, а смотрите по колесам». С тех пор и появились на свете калеки, а звезды стали редкими, только одни Висажары оставил господь частыми для памяти.

Д. Святский «Под сводом хрустального неба», стр. 146-147; 1913 г. П.

45

Древс почему-то и незаслуженно не вводит самого Посейдона в качестве самостоятельного звена в свою мифологическую цепь первообразов апостола Петра. Морской владыка Посейдон слыл у греков также стра­жем врат ада, так как последний, будто бы, находился сразу же под морским дном.. Эти врата сделаны из огромной скалы или камня, за ними то­мятся враги богов — титаны, тщетно пытающиеся вырваться оттуда и броситься на небо. Посему, Посейдон является в то же время и небесным стра­жем. Мало того, так как, — думали, — море и земля покоятся на огромной скале, и только названный бог потрясает ее, даже раскалывает, производя землетрясения, то его считали колебателем земли и ее устроителем, уста­новителем, а посему, в некоторых местностях, напр., в Фессалии, называли «Петреем» т. е. «скалистым» или «камнестроителем, скалозиджителем». Прозвище «Петрей», по корню, родственно и, по произношению, похоже на прозвище «Петр». Добавим, что Посейдон считался иногда отцом Протея и часто сливался с ним.

С. Люблинский, — назв. соч., стр. 150-151. П.

46

Наоборот, Протей свое непостоянство и вечную видоизменчивость получил именно от прихотливости, непостоянства морской поверхности, где волны в своей причудливой игре и игре пены в глазах суеверных моряков могли принимать виды и формы самых различных существ и даже пред­метов. Отсюда — масса фантастических, необыкновенных морских расска­зов-сказок. Астральная же форма мифов в большинстве случаев форма позднейшая, продукт позднейшего, — если можно так выразиться, — утончен­ного миросозерцания и поэтического творчества; позднейшая она и в мифе о Протее, — первичная же форма его, — как сказано выше, — морская, вод­ная. П.

47

Жаль, что Древс не указывает источник, откуда он заимствует сведения о боге Петре 68 главы «Книги мертвых». Несомненно, защитники историчности апостола Петра поставят в счет Древсу, что он вышеназ­ванного Петра, для имени коего сам же дает перевод чрез «скала, камень» и, значит, видит в нем греческое слово, — этого греческого по имени бога находит в древнейшей египетской, чуждой каких бы то ни было греческих влияний, Книге мертвых. Последняя была названа так потому, что клалась в гроба умерших, чтобы служить им в качестве путеводителя по загробному миру. П.

48

В греческом мифе об аргонавтах рассказывается, как однажды ватага удальцов под предводительством Язона на чудесном корабле Арго (отсюда название «аргонавты» — плававшие на Арго) ездила в далекую страну Колхиду, на берегу Черного моря (часть теперешней Грузии), за золотой шерстью чудесного барана. Не отрицая, что в дошедшей до нас форме данный миф носит следы астральной обработки (золотая шерсть ба­рана — солнце в созв. Овна; среди созвездий до сих пор есть Корабль Арго и т. д.), мы все же полагаем, что в его основе кроется нечто земное: отзвуки первых разбойничье-торговых, морских поездок греков на Кавказ, — поездок, дававших им богатую добычу в виде ли золота, находимого там, или, быть может, в виде чего либо, связанного с широко развитым там и доныне овцеводством, напр., ценных шкур, шерсти и пр. П.

49

Еще христ. писатель II века Юстин, перечисляя предметы в природе, выражающие идею или образ креста (напр., нос на лице!), причисляет к ним мачту с парусом (см. его «I апологию», 55).

50

Прометей — мифический греческий герой. В мифах о нем рас­сказывалось, что он слепил из глины первого человека (подобно богу в библии), а богиня мудрости Афина оживила это его произведение. Однако, созданные Прометеем люди находились в состоянии дикости, так как им недоставало огня: в буквальном смысле, — они не умели добывать огонь, а в переносном, — не имели разума.

Ревнивый к своей власти, верховный бог Зевс отказал людям в этом огне, зная заранее, что люди тогда, владея просвещением, постараются освободиться из-под власти богов. Прометей же, жалея свои создания, тайно похитил у Зевса божественную искру и припес ее людям, чем поло­жил начало их культурному развитию.

Узнав об этом, Зевс жестоко наказал благодетеля: железными цепями распял — приковал его на кавказской скале и наслал на него орла, который ежедневно выклевывал у Прометея выраставшую за ночь печень. Сотни лет томился страдалец, пока, наконец, герой Геракл не освободил его от оков.

В данном мифе нашел свое народнопоэтическое изображение тот огромный материальный и духовный переворот в жизни первобытного че­ловечества, который произошел, когда человек впервые научился добывать огонь и применять его в своем хозяйстве.

Греческий миф страдания Прометея связывает с горами Кавказа. Характерно, что на Кавказе до сих пор существует и очень распространено близкое к вышеприведенному греческому, народное сказание о богатыре Амиране, в наказание от бога томящемся в горах. Вероятно, это сказание было занесено в Грецию, где подверглось соответствующей обработке. П.

51

Водный, моряцкий характер Петра ясно виден в том факте, что этот апостол в древности повсеместно считался покровителем мореплавания, — в особенности же, своим покровителем его признавали сирийские моряки. В связи с этим, Петру приписывали целый ряд чудес, связанных с водой, напр., спасание погибавших на море. Во Франции до сих пор существует «Общество Св. Петра для нахождения трупов погибших от кораблекруше­ния».

Впоследствии с Петром на почве заведования морем стали конкури­ровать и постепенно вытеснили его другие «святые»: Климент, покровитель тихого моря, и «чудотворец» Николай, личность мифическая, христианизованное одно из морских божеств.

См. Д. Шестаков — «Исследования в области греч. нар. сказаний о святых», стр. 55-56; 1910 г.

52

В полночь зимнего солнцеворота, в древности, — в ночь с 24 на 25 декабря, происходило рождение солнечного бога, напр., митраистического Митры, вавилонского Таммуза, и др., почему 25 декабря еще до христианства было большим праздником Рождества бога. Этот праздник от митраистов был заимствован христианами и превращен в Рождество христово. Еще французский академик Дюпюи, в конце 18 века, вскрыл ту астральную схему — план, каковая была положена евангелистами в основу своих мифов об обстоятельствах рождения Иисуса: в момент зимнего солн­цеворота на восточном горизонте красуется созв. Девы с младенцем на ру­ках на верхнем меридиане стоят звездные Ясли (в созв. Ослов — Рака), а на западе шествуют Три Волхва — Царя — три звезды в поясе созв. Ориона. Звездную Деву с младенцем — солнечным спасителем преследует звезд­ный Змей — Гидра, она бежит от него под горизонт, на запад. По этому астральному плану евангелистам было легко расположить свой ветхозавет­ный и языческий материал и создать свои евангельские рождественские мифы.

См. наши работы: 1) «Рождественская мифология», 1924 г., изд. «Атеист». 2) «Рождество христово», 1923 г. изд. «Атеист».

А. Немоевский — «Бог Иисус», стр. 206 — 215; 151-171., П.

53

Согласно астральному плану евангелий, вхождение солнечного символа Иисуса в созв. Водолея влечет за собою выведение мифа о кре­щении Иисуса Иоанном, а вхождение его в созв. двух Рыб — миф о при­звании Иисусом первых двух учеников — Андрея и Симона — Петра, бывших ранее учениками соседнего Водолея — Иоанна Крестителя.

См. наш: «Миф об Иоанне Крестителе». П.

54

Характерно, что древний мир знал многих богов и богинь — небес­ных и адских ключарей. Кроме упомянутых Древсом Протея, Митры — Зервана и Януса, божественными ключеносцами были, напр,: греческий сол­нечный Гелиос, римский владыка подземного царства Плутон, египетский бог — целитель Сарапис, греч. адская царица Геката и др. Относительно ключей Петра заметим, что римский папа Сильвестр (314-336 г.), по приказанию ангела (!), изготовил ключ, похожий на ключ апостола, и этот ключ, хранимый в Лоди, будто бы, совершал много исцелений одержимых, а также укушенных змеями или бешенными со­баками.

Д. Керлёр, — назв. соч., стр. 363. П.

55

Христианская церковь во главе со своими «пастырями душ» долго пыталась раздобыть подлинные портреты Иисуса, его матери и апо­столов. На этой почве был проделан целый ряд шантажных, конечно, при­быльных махинаций: обретались чудотворные иконы богоматери, якобы, написанные самим евангелистом Лукою и хранящиеся поныне во многих «подлинных» экземплярах, как заграницей, так и у нас (напр.: 1) икона богоматери Одигитрии — в Зимнем дворце Ленинграда; 2) икона Боголюбской богоматери в г. Боголюбове; 3) Владимирская икона богоматери, якобы, написанная даже на доске того стола, за коим обедал Иисус с матерью и Ио­сифом; 4) икона богоматери Киккской; 5) икона Одигитрии Смоленской, и мн. другие. Находились «нерукотворенные» образы самого Иисуса; в апокрифических «Деяниях» приводилось описа­ние наружности апостолов, и т. д. Одно из таких «обретений», произведшее большой шум заграницей, имело место недавно, в 1916 году, в культур­ной Америке. Дело было так: в 1910 г. в г. Антиохии (в Сирии) арабы рыли колодезь на месте, где некогда, будто бы, стояла исчезнувшая потом христ. церковь. При рытье они открыли в земле комнату и нашли в ней семь хорошо сохранившихся серебряных предметов: две чаши, три фут­ляра для книг и два креста, — большой и маленький. Исключая последнего, первые шесть предметов были приобретены у арабов братьями Кушакжи и привезены в Париж, а отсюда в начале империалистической войны для целости и сохранности (!) переправлены в Нью-Йорк, в Америку. Дальше начинается любопытное: в 1916 году в одном из американ­ских научных журналов по археологии появилась статья некоего Густава Эйзена под загл. «Предварительное сообщение о большой чаше из г. Анти­охии, содержащей древние портреты Иисуса и апостолов», а через год поя­вился и большой труд Эйзена, посвященный этой чаше. На этой чаше, — по его описанию и данным им фотографическим снимкам, — изображены 11 фигур. И вот, он «доказывает», что 1) чаша относится, ко второй половине первого века, 2) что на ней изображены Иисус, Петр, Павел и прочие апостолы, 3) что изобразивший их художник или сам лично знал и видел этих евангельских героев, или же имел, перед собою их подлинные портреты. Конечно, после таких сообщений поднялась страшная шумиха, а жур­налы и газеты Америки и Западной Европы переполнились статьями за и против. Достойную отповедь, научный разбор «доводов» Эйзена, не оста­вивший от них камня на камне, и свое объяснение происхождения чаши дал берлинский проф. Георг Шгульфаут в своем исследовании под ирони­ческим заглавием — «Самые древние портреты христа и апостолов». В нем он доказывает, что чаша принадлежит не ранее, как пятому, а возможно, и шестому веку, и что, конечно, ни о какой подлинности или надежности вы­резанных на ней «портретов» не может быть и речи. Характерны слова, коими этот, хотя и верующий, профессор заканчивают свое исследование: «По сему поводу мне хотелось бы предостеречь всех читателей: если когда либо кто-нибудь сообщит им, что найден «подлинный» образ, портрет христа, то пусть они к этому сообщению не только отнесутся с недоверием, но и пусть твердо знают и непоколебимо будут убеждены, что подлинного образа — христа мы не имеем и, возможно, никогда не будем иметь. Здесь раз навсегда следует сказать: «ignoramus et ignorabimus», — т. е. этот образ «мы не знаем и никогда не узнаем».

См. G. Stuhlfauth — «Die ältesten Porträts Christi und der Apostel», 1918 r. (с двумя снимками с. чаши). П.

56

Показательно, что в древнейшем хрисг. календаре (карфаген­ском, 523-535) праздников в честь Петра нет. Основание, почему цер­ковь отнесла Петров день на 29 июня, кроме приведенного Древсом, заклю­чается в том, что этот день был близок к моменту летнего солнцеворота, вероятно, праздновавшегося в митраизме и игравшего большую роль в хо­зяйственной жизни древних; да и наш народ начинает косьбу трав с Петрова дня.

Самый же день летнего солнцеворота, 24 июня, в древности был посвящен грозному, водному и частично — солнечному, по происхождению, мифическому Иоанну Крестителю. Вообще, все четыре главные астрономически-календарные дня в году древняя церковь превратила в большие праздники, вернее, продолжила здесь дело своих предшественников — языч­ников. Так, весеннее равноденствие, 25 марта, превратилось в Благовеще­ние; осеннее, 29 сентября, — в день св. Михаила, при чем последний еще в дохрист. время евреями представлялся с весами в руках, в сентябре же солнце вступает в созв. Весов. Летний солнцеворот, 24 июня, был превращен в Иванов день, а зимний, 25 декабря, в Рождество христово.

Много других примеров подобного установления чисел для праздни­ков — в книге А. Мальвера — «Наука и религия», стр. 75-79. П.

57

«Откровению» Иоанна посвящена интересно написанная книга нашего ученого, шлиссельбуржца И. Морозова, — «Откровение в грозе и буре» (три издания, последнее 1910 г.). Признавая огромную, неоспоримую заслугу автора в том, что он самостоятельно и правильно вскрыл астраль­ную подкладку многих, но не всех, полных таинственности картин «Откро­вения», мы не можем согласиться с его толкованием ряда планет, их по­ложений в зодиаке, а также с выведенной ла основании последних датой написания этого произведения. Вместе с Древсом и Дюпюи мы полагаем, что «Откровение» — продукт одной из тех иудейских гностических, тайных школ, в среде коей вырабатывалось христианство. Одно из оснований для та­кого взгляда мы видим в том разительном факте, что Иисус «Откровения», его мать и проч, представляют собою только фантастические, астральные небесные существа или образы, не имеющие ни малейшего намека на чисто человеческие, земные черты.

Нет в «Откровении» и следа евангельских событий. Само собою напра­шивается предположение, что в эпоху написания этой книги историзация Иисуса, _;т. е. превращение его в личность земную, якобы, историческую, еще не произошла.

До Морозова астральную подкладку «Откровения» нашел еще Дю­пюи, а после Морозова астральное, научно подчас более правильное и обоснованное объяснение ряда важнейших картин этой книги дал нем. уче­ный, проф. Франц Волл. Заслугой последнего, помимо этого, является и то, что он вскрыл связь пропитанных астралистикой воззрений и образов «Откровения» с господствовавшей в начале нашей эры, эллинистической культурой, явившейся вследствие слияния культур греческой и восточных.

См. F. Boll — «Aus der Offenbarung Johannis», 1914 г.

После написания этих слов нами, кажется, найдена разгадка Апока­липсиса и расшифровано пресловутое звериное число «666». В связи с этим нами ведется проверка найденного и самостоятельное исследование этой книги. Если выводы подтвердятся, мы их овестим в печати. П.

58

Макробий, — «Сон Сципиона», 1, 12. Д.

59

Красочное описание схождения Иисуса в ад и происходившего там в тот момент находим в любопытном, раннехристианском произведе­нии — «Евангелии Никодима».

Церковь отвергла его, причислила к числу апокрифов, что не поме­шало ей заимствовать и ввести оттуда в свой обиход массу идей, образов и подробностей.

Характерно, что в этом «евангелии» есть ряд мест, совпадающих с местами из древневавилонской поэмы о «Схождении богини Иштар в ад»; и не менее характерно то, что, — как показал Д. Святский, — данное евангелие тоже написано по астральному плану.

См. Вега — «Книга Никодима» (перевод и примечания), 1912 г.

Д. Святский — «Евангелие Никодима при свете звезд», 1914 г. П.

60

Павел имеет здесь в виду двукратное чудо мифического Моисея, суть коего сводится к следующему: когда в пустыне народ стал мучиться от жажды и роптать на Моисея, последний, по повелению божию, — «под­нял... руку свою, и ударил в скалу жезлом своим дважды и потекло мно­го воды, и пило общество и скот» (Числа 20, 2 — 13; 2 — 13; Исход 17, 5 — 7). Точно такое же чудо греками приписывалось морскому богу Посей­дону в состязании с богиней Афиной, кто из них даст более полезный по­дарок населению города Афин, — бог ударил своим трезубцем в землю, и из последней брызнул источник столь необходимой там воды. Более близкое к ветхозаветному чуду сотворил, будто бы, Митра: когда люди молили его о воде, он ударил стрелой в скалу, и из нее хлынула вода. При этом чудес­ной воде Митры приписывали точно такое же мистическое — сокровенное зна­чение, как и «воде, живой», о которой неоднократно говорит в евангелиях Иисус и под которой не раз разумеется он сам, как источник благодати, спасения. В одном же апокрифическом произведении, — «армянском евангелии детства» Иисуса, — про последнего прямо рассказывается, что однажды он ударом палки по скале вызвал оттуда обильный источник приятной воды, коей напоил жаждущих.

Подкладка всех этих мифов о вызывании воды из камня-скалы кроется в одном, широко распространенном в древности и выступающем под разными формами, обряде: для того, чтобы вызвать необходимый для хо­зяйства (нив, трав или скота) дождь, катали, ударяли камень о камень, или били по нему чем-либо, лишь бы только получившийся грохот напоминал, походил на гром, каковой, — по мнению древних, — всегда сопутствовал, а иногда и вызывал дождь. Часто даже для полноты воспроизведения этого желаемого явления природы, — грозы с дождем, — камни обливались водой или погружались в нее. Полагали, что наиболее действительными в данном случае являются камни, упавшие с неба (аэролиты), при прохождении чрез облака, воспринявшие от них «водную» силу. Этот обряд-обычай свя­зан с так наз. первобытной подражательной магией — колдовством, основанной на принципе: «подобное вызывается подобным», т. е., чтобы вызвать желаемое явление надо воспроизвести его, сделать что-либо, похожее на него.

Разбор библейских мифов о воде из скалы, со многими примерами из других религий дан в книге.

Р. Сэнтив, назв. соч., стр. 139-175. П.

61

Обо всем этом см. труды J. М. Robertson: «Christianity and Mythology», стр. 347-352; 2 изд.; 1910 г.

Его же — «Pagan-Crists», стр. 332; 2 изд., 1911 г.

Д. Робертсон — «Евангельские мифы», стр. 94-100; изд. «Атеист», 1923 г. Д.

62

В последние века до начала нашей эры, между восточными и за­падными народами начали развиваться оживленные экономические сноше­ния, сделавшиеся еще более тесными после политического объединения этих народов сначала под властью преемников Алекс. Македонского, а потом Ри­ма. На этой политико-экономической почве происходило также объединение культурное и религиозное, напр. купцы вместе со своими товарами разно­сили идеи и образы своих религий, которые, попадая на подходящую соци­альную почву, принимались там и переплетались, смешивались с местны­ми. В результате подобного длительного процесса, где роль разносителей религиозных идей играли, конечно, не только купцы, но и солдаты, чинов­ники, военнопленные-рабы, кочующий в поисках работы рабочий люд и т. п., к началу нашей эры сложилось особое явление — смешение религий, их учений, богов, обрядов. Это, вызванное социальными причинами, смеше­ние и называется религиозным синкретизмом.

См. Ж. Ревилль — «Религия в Риме при Северах», 1898 г.

Н. Кун — «Предшественники христианства», стр. 3-46, 1 922 г.

Ф. Кюмон — «Die orientalische Religionen im römischen Heidentum», 2 изд., 1914 г. П.

63

Ф. Кюмон «Тексты и памятники... Митры», 2 т., 1898 т.

Его же — «Таинства Митры», 3 изд. 1923 г. (нем. изд.; есть на фр. языке).

Д. Робертсон, — «Языческие христы», стр. 281-338 (III часть — «Ми­траизм»; Робертсон ставит ребром вопрос о влиянии митраизма на христи­анство и решает его в утвердительном смысле, чего не делает связанный религиозными предрассудками, верующий проф. Кюмон). А. Древс «Зв. небо», — стр. 133-186 (глава «Митраизм и христ., в свете звездного неба»; вскрывает астральную символику последних и примыкает к Дюпюи, Робертсону и Норку). П.

64

«Франкмасоны — Вольные каменщики», — существующая до сих пор, тайная организация, общество, в лице своих отделений-лож раскинувшееся по всему свету.

По словам самих членов этого общества, — оно свое происхождение ведет от каменщиков, строивших Соломонов храм, а своей задачей ставит «духовное», нравственное развитие членов. На самом же деле, это обще­ство, состоящее почти исключительно из аристократии и крупной буржу­азии, преследует чисто политические цели в интересах своего класса. Опи­раясь на свои огромные материальные средства, имея в разных государ­ствах на ответственных постах своих членов или ставленников, а также держа в руках путём подкупа или тайного финансирования часть влиятель­ной прессы, франкмасоны, как раньше, так и теперь являются закулисны­ми воротилами в целом ряде выдающихся политических событий. П.

65

Все приведенные Древсом, причины победы христианства над митраизмом отнюдь не являются решающими. Мы лично думаем, что основ­ной причиной было неравное классовое соотношение борющихся сил. Христи­анство с его социальным учением о царстве «труждающихся и обременен­ных» привлекло на свою сторону римский пролетариат, а также мелкую и среднюю буржуазию. Митраизм, по самому характеру своему замкнутой религии, в тайные учения, обряды и организацию которой можно было по­пасть только после длительного и нелегкого искуса, испытания, — был слишком аристократичен и недоступен для широких масс.

Поэтому на его стороне мы видим аристократию, да часть армии, при чем по большей части, как кажется, командного, офицерского состава. И вот, те «соображения государственного разума», о которых говорит Древс и которых он почему-то не вскрывает, — по нашему мнению, — и диктова­ли императорской власти в целях своего упрочения опереться скорое на религию масс — христианство, чем на религию меньшинства, при том не раз враждебного ей, — митраизма. Это одно и главное.

Другая причина, по нашему мнению, крылась в большей простоте и, так сказать, культурности христианства в сравнении с митраизмом. По­следний к тому времени еще не смог освободиться от ряда своих первобытных форм. Напр., в нем существовало в диком виде таинство крещения кровью закалываемого животного, так наз. тавроболии и криоболии, т. е. обря­довые заклания быка и барана, кровь коих, стекая чрез решетчатый по­мост в яму и окропляя находящегося там «крещаемого», «омывала» его от грехов. Или, во время богослужения и таинств участники должны были одеваться под зверей и птиц в изображающие их маски и подражать их кри­ку. Эти грубые формы или стороны митраизма должны были отталкивать от него даже некоторую часть культурно-развитых, высших классов.

Третья причина победы христианства была та, что его приняла так­же та часть правящего класса, которая увидела в нем для себя безвредное, но для продолжения своей, освящаемой новой религией непротивленчества, эксплуатации полезное учение.

Был и еще ряд причин, касаться коих мы здесь не можем. П.

66

Целибат или обязательное безбрачие католического духовенства был введен римским папой Григорием VII (в 1704 г.), преследовавшим здесь только чисто экономические и политические интересы. Эконо­мическая сторона дела заключалась в том, что папа таким путем желал со­брать в руках церкви и, как ее главы, своих неограниченную власть над всеми капиталами, землями и доходами храмов и духовенства. Ранее все это шло на содержание семьи духовного лица при его жизни, а после его смерти по наследству переходило в руки жены и детей, т. е. уплывало из рук самой церкви и папы. Теперь же, при обязательном безбрачии, отпад ли расходы на семью, а после смерти имущество духовного лица остава­лось в распоряжении церкви. С этой стороной переплеталась другая, — по­литическая. Григорий ставил пред собою и вообще пред папством гранди­озную задачу захватить не только духовную, но и светскую, власть над всем миром. Целибат для этого помогал ему собирать в своих руках колос­сальные материальные средства; мало того, — целибат, вырывая низшее духовенство от экономической и политической зависимости его чрез семью от местных условий и властей, а также экономически и политически не­разрывно связывая его только с церковью, — целибат делал это духовенство могучим и послушным орудием папства в его борьбе за мировую власть. П.

67

Фраваши или (на новоперсидском языке) ферверсы — духи пли ангелы хранители, культ коих развился из первоначального культа пред­ков. Это ясно видно из того, что, с одной стороны, каждый человек, — по учению персов, — имеет такого ангела — хранителя, защищающего его от демонов и помогающего достичь блаженства, а с другой, — каждый фраваши имеет свое родство или свою область, посылает на поля благодатный дождь, защищает своих земных родственников от врагов, отгоняет от них демонов и т. п. В средине марта персы ежегодно справляли многодневный праздник: в честь этих фраваши, молились им, ставили для них в домах кушанья, кла­ли одежду.

Нет сомнения, что персидский культ этих фраваши, как и демонов, переплетшийся с родственными ассиро-вавилонскими представлениями, чрез позднейшее иудейство и греческую обработку перекочевал и превра­тился в христианский культ ангелов вообще, ангелов-хранителей в осо­бенности. П.

68

Есть иное, более правильное объяснение происхождения слова «месса», как названия обедни. Оно происходит от латинского слова «missio — миссио», т. е. — «отпуст». Этим словом в древнехристианской церкви (римской) отпускались после чтения евангелия и проповеди, удалялись из храма «оглашаемые» и «кающиеся», не имевшие права присутствовать при главном моменте богослужения — литургии, которая и начиналась после их ухода. Затем слово «миссио» было исковеркано в «месса», а у поляков в «мша». Такие «отпусты» были также в ряде «языческих» религий.

До нас дошел ценнейший источник по вопросу о митраистическим богослужении, — часть его литургии, где приводится ряд молитв, гимнов, возгласов и пр. А. Немоевский на основании этого отрывка попытался вос­становить самую картину богослужения Митры.

А. Немоевский «Митраистическая обедня», — статья в «Нез. М.», № 289, 1923 г.

Что же касается самой формы и даже содержания христианского бо­гослужения, то на выработку их повлияли не только митраизм, но и бого­служения других религий. К тому, что подметил и отметил здесь Д. Святский (см. Мальвер «Наука и религия», стр. 94-102), мы добавим еще один момент: влияние смешанного культа египетской богини Изиды, по­клонники коей имели, между прочим, свои заутрени, обедни и вечерни (о них см. А. Морэ «Цари и боги Египта», стр. 171-225; 1914 г.), удиви­тельно напоминающие соответствующие католические, частично даже пра­вославные богослужения.

Это влияние на христианское богослужение ясно видно хотя бы из следующего факта. До нас дошло описание одного римско-египетского (на­чала нашей эры), языческого богослужения, которое заканчивалось так:

«Затем он (жрец)... по священной книге начал читать молитвы за великого императора, за сенат, за войско, за весь народ римский, за мо­реходство, за мореплавателей, за все то, что в общем составляет благо на­шей (римской) империи; в конце он произнес на греческом: «пусть все удалятся». Это обозначало, что богослужение окончилось» (Апулей, «Зо­лотой Осел»).

Пред нами здесь один из источников происхождения «великой екте­нии», составляющей одну из главных частей православного богослужения.

Действительно, если римско-египетский жрец прежде всего молится: 1) за великого императора, 2) за сенат и 3) за войско, то и в православ­ной, дореволюционной ектении священник приглашает верующих молить­ся: «о благочестивейшем, самодержавнейшем, великом государе... О на­следнике его... О всей палате (сенате) и воинстве их господу помолимся» (пятое «прошение» ектении), и: «О пособити и покорити под нозе их всяко­го врага и супостата господу помолимся» (шестое прошение).

Далее, жрец Изиды воссылает молитву «за весь народ римский». Седьмое прошение ектении тоже призывает верующих во христа: «о граде сем, всяком граде, стране и верою живущих в них господу помолимся».

«За мореходство, за мореплавателей», — продолжает жрец. «О пла­вающих, путешествующих», и т. д. — вторит ему христ. священник, произ­нося девятое прошение.

«За все то, что в общем составляет благо нашей империи, — таково содержание последней молитвы к Изиде.

«О благорастворении воздухов, о изобилии плодов земных и вре­менах мирных... О избавитися нам от всякие скорби, гнева и нужды... Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, боже, твоею благодатию», — таково содержание восьмого, десятого и одиннадцатого прошений ектении, к коим, быть может, можно присоединить также начало второго прошения: «О ми­ре всего мира».

Из одиннадцати «прошений» христианской ектении большая половина их совпадает по содержанию с молитвами священнослужителя египет­ских Изиды и. спасителя Озириса-Сараписа. Оставшиеся без параллелей (сходства) прошения приглашают молиться: 1) «о благосостоянии святых божиих церквей», 2) «о святом храме сем», 3) «о святейшем правитель­ствующем синоде, митрополите, епископе, честней пресвитерстве, во христе диаконстве, о всем причте и людях (даже?)». Отсутствию соответствую­щих им молитв египетского жреца не следует придавать значения, так как прошение о синоде и пр. вызвано своеобразной организацией христ. ду­ховенства, а о благосостоянии «церквей» и «храма» жрецы могли обра­щаться не к богу, а к карману верующих, что они, как и христ. духовен­ство, успешно и проделывали. Наконец, надо принять во внимание и то, что у Апулея самого текста молитв жреца не приведено, передано только их содержание или смысл; иначе совпадение, быть может, было бы еще более полным.

Это совпадение молитв египетского богослужения с христианской ве­ликой ектенией слишком большое и разительное, чтобы оно могло быть случайным, — культ же Изиды — Сараписа выработался и распространился по римской империи задолго до христианства. Думается, вывод сам собою ясен. П.

69

Сюда можно присоединить еще и календарные моменты. Христиан­ство заимствовало из митраизма кроме числа 25 декабря для своего Рожде­ства христова также и остальные астрономические праздники, — отмеченные нами раньше, — т. е. моменты равноденствий и солнцестояний. Равным образом, оттуда же церковь заимствовала обычай праздновать седьмой день недели, посвященный солнечному Митре, каковой день древние христиане прямо так и называли «днем солнца», (см., напр., у Юстина). П.

70

Мы идем еще дальше и предполагаем, что христианство при­своило себе также и митраистического бога времени — Зервана, превратив его в земного отца Иисуса, — плотника Иосифа. Наши соображения таковы: спаситель Митра, — по обычному представлению, — родился из скалы-кам­ня. Но, судя по целому ряду намеков и деталей, существовал другой миф, где Митра рождается от богини — девы Апатиты и небесного отца, высшего бога Зервана. Наличие такого мифа и учения, между прочим, облегчало митраизму тесное слияние с культами рожденного от девы Кибелы фригий­ского «спасителя» Аттиса, такого же египетского спасителя Озириса-Гора-Сараписа, и др. В таком случае, мы получаем следующую митраистическую троицу: бог-отец Зерван, бог-сын Митра, богиня-дева — мать Апатита.

Происхождение богоматери Марии из многоименной «языческой» богини-матери-девы: вавилонской Иштар, сирийской Астарты, фригийско-персидской Кибелы-Анагиты, — общеизвестно и признано. Наличие черт Митры в личности и мифах об Иисусе мы видели у самого Древса.

Займемся богом-отцом Митры — Зерваном. Последний довольно часто изображался не только с ключами в руках и петухом у ног, но и с некото­рыми ремесленными орудиями: молотком и клещами. Эти орудия дают ос­нование предполагать, что в нем видели также божественного, небесно­го ремесленника или плотника, как творца и устроителя вселенной. Земной отец Иисуса и муж Марии, Иосиф, в евангелиях и предании называется плотником, но соответствующее евангельское, греческое слово «тектон» означает вообще ремесленника, а не только плотника. Поэтому еще в древности некоторые христиане утверждали, что Иосиф занимался слесар­ными работами (см. «Сказания о земной жизни пресвятой богородицы», стр. 332, 8 изд. русского на Афоне Пантелеймонова монастыря; 1904 г.). В таком случае, ремесленник-плотник Зерван, отец Митры, по своей не­бесной профессии совпадает с ремесленником-плотником Иосифом, отцом Иисуса. Отсюда — простой вывод, что здесь не случайное совпадение, а влияние: как Мария заимствовала свои черты от Анагиты-Кибелы, Иисус (и Петр) — от Митры-Зервана, так и евангельский Иосиф свою профес­сию заимствовал от плотника-ремесленника Зервана.

Отметим, кстати, откуда произошло самое имя мифического земного отца мифического же Иисуса — Иосиф.

У евреев в последних веках до нашей эры сложились два образа мессии-спасителя: южане-иудеи видели в нем имеющего прийти, победо­носного сына-потомка царя Давида, прийти из иудейского города Вифлее­ма. Северяне, среди коих и зародилась потом раннее христианство, ждали, что мессия родится у них, на севере Палестины, в области, занятой коле­ном-племенем мифического ветхозаветного родоначальника Иосифа.

Поэтому своего чаемого мессию они называли «сыном Иосифа», причем учили, что он на земле будет страдать и умрет за людей. Нарождав­шееся христианство усвоило и переплело оба образа мессии, — победонос­ного «сына Давидова» и страждущего «сына Иосифа». След этого мы ви­дим в евангелиях, как в именовании Иисуса «сыном Давидовым», цар­ственно въезжающим в Иерусалим, — так и в наделении его земным отцом Иосифом, вместе с необходимостью претерпеть за людей мучения и смерть. Попытку, и при том неудачную, примирить оба эти представления мы находим также в пресловутых противоречивых родословиях Иисуса, где он выводится сыном Иосифа, а последний — потомком царя Давида.

Доводы за существование мифа о рождении Митры от матери-девы см. у Д. Робертсона, — «Языческие христы», стр. 321-322. П.

71

«Новозаветные апокрифы», стр. 91; 1904 г. Д.

72

Данаиды — дочери мифического греческого царя Даная. Про них рассказывали, что они умертвили своих мужей (исключая одной из них) и за это после смерти, в аду, в наказание должны были наполнять водою без­донную бочку. Предполагают, что в основе этого мифа кроется характер­ное природное явление в греч. местности — Арголиде: в жаркое время там пересыхают все водные источники, а в период дождей, наоборот, перепол­няются и производят наводнения. Данаиды же слыли нимфами-русалками источников, а их отец, якобы, первый научил страдавших от безводья аргоссцев рыть колодцы, чтобы в бездождное лето не нуждаться в воде. Есть другое объяснение адской работы Данаид: здесь, отзвук особого обряда, связанного с подражательной магией, когда для вызывания нужного для хозяйства дождя лили в бочки или ямы воду.

Дирка, мифическая героиня одного из многих греческих мифов. Рас­сказывали, что она, ревнуя некую Антону к своему мужу, велела пасту­хам привязать последнюю к рогам дикого быка. Но пастухам было открыто. что несчастная — их родная мать. Тогда они вместо нее привязали к рогам быка саму Дирку, которая и погибла мучительной смертью. В римском театре в первом веке нашей эры мифы о Данаидах и Дирке разыгрывались в лицах. П.

73

А. Древс — «Миф о христе», т. II, стр. 24-52, изд. «Красной Нови» и «Атеиста», 1924 г. Д.

Неисторичность, легендарность неронова гонения доказывает также А. Немоевский в своей небольшой статье «Исторический ли факт Нероново гонение на христиан?» в «Нез. М.», № 162; 1911 г.

Много дельных и оригинальных соображений против историчности Неронова гонения и казни Петра в Риме, а также о происхождении римских катакомб-подземелий высказывает А. Амфитеатров в своем «Звере из бездны», т. IV, стр. 104 — 260 (главы: «Гонение на христиан» и. «Ката­комбы»), 1914 г., изд. «Просвещение». П.

74

Монтанизмом называется особое религиозное течение раннего христианства, названное так по имени его основоположника Монтана. По­следний был сначала жрец малоазиатского «спасителя» Аттиса и Кибелы, культ коих носил дикий, исступленный характер. Перейдя в христианство, Монтан внес в него мистический, крайне повышенный уклон своей преж­ней религии. Он начал проповедовать строжайшее воздержание (аске­тизм), осуждал всякую малейшую уступку «плоти», боролся против вне­сения мирского элемента в христианство и в огненных, страстных речах предсказывал скорое наступление страшного суда. Официальную, господ­ствующую церковь он бичевал за охлаждение в ней религиозного пыла первых учеников Иисуса, за ее погоню за земными благами, за ее оскуде­ние и потерю даров святого духа, — потерю, наличие чего он видел в пре­кращении дара чудесных исцелений и пророчества. Монтанизм, зародив­шийся в средине II века в малоазиатской области Мизии, скоро принял там характер острой эпидемии религиозного помешательства, так как прекращалась всякая нормальная общественная жизнь: монтанисты, ожидая страшного суда, забрасывали все свои «земные» дела, супруги — разводи­лись, все без различия пола и возраста предавались мистическим созерца­ниям и крайнему эскетизму.

Отсюда движение перебросилось на всю Малую Азию, захватило Сирию, Египет, африканские церкви, пробралось в Рим и даже далекую Галлию (ныне — Франция). На его сторону перешли даже некоторые из тогдашних «столпов» церкви, — например, Тертуллиан.

Господствующая церковь, хотя и с большим трудом, справилась с этим движением, задушило его, причем в ход были пущены провокацион­ные обвинения, — например, что монтанисты совершают таинство прича­щения на крови убитых детей. В лице этого движения мы имеем ветвь гнос­тицизма, с которым боролась господствующая церковь все первые века нашей эры, хотя само христианство вылилось из более раннего иудейского гностицизма. П.

75

Лицман — назв. соч., стр. 166. Д.

Широкий беззаботный, наглый размах в фабрикации святых», их мощей, а также разного рода «чудотворных» икон., и т. п., мы наблюдаем, также в нашей истории, при чем православная церковь, в лице своего духовенства, работала здесь рука об руку сначала с княжеской, потом цар­ской властью, — обе, будучи одинаково заинтересованы и политически, и: экономически в шантажировании масс. Октябрь положил конец этой фаб­рикации, разоблачил ее, показал массам, что преподносили им в этих «мощах». П.

76

Кафедра эта деревянная, с украшениями из слоновой кости, и приспособлена для ношения. Верующие римляне-католики, желая спасти положение и примирить открытие де-Росси о церковным преданием, утвер­ждают, что кафедра является почетным (курульным) креслом того сенатора Пудента, в доме которого Петр останавливался в Риме и который из ува­жения к апостолу уступил, подарил ему это кресло. По римскому преданию, на эту кафедру может воссесть и ею пользоваться только тот папа, кото­рый в этом звании прослужил 25 лет, — число лет мнимого епископского служения Петра в Риме! До сих пор еще ни один из пап не прослужил столько лет, что вполне понятно: обычно в папы избираются преклонные возрастом лица, а ряд молодых пап или рано умерли от разврата, или же были вовремя убраны с пути своими соперниками и врагами.

Что представляли из себя папы, — эти тягчайшие преступники в тиаре, см. подавляющую обилием исторических данных, фактов книгу О. Корвина — «Зеркало папизма» (особенно, главу. «Наместничество бога в Риме», стр. 108-200); изд. «Атеиста», 1924 г. П.

77

Это — знаменитая древнеримская Маммертинская тюрьма, под­земный «каменный мешок», предназначавшаяся только для тяжких госу­дарственных преступников или царственных пленников; выбраться оттуда было невозможно. В этой тюрьме показывают ныне наивным верующим помост, на котором, якобы, отдыхал, Петр и на котором остались следы его головы, а также тайную дверь, чрез которую он, будто бы, вышел на свободу, но вернулся добровольно назад. В соборе св. Петра хранятся «мощи» двух стражей апостола, коих он обратил в христианство, сидя в вышеназванной тюрьме, имена их Процесс и Мартиниан. П.

78

Собственно, не стол, а верхняя доска от него; хранится она под мраморною плитою алтаря. В подземелье римской церкви св. Марии хранится даже дом, в коем, будто бы, жил Павел, а также Петр с еванге­листом Иоанном, и где писал свое евангелие Лука. Внутри этого дома по­казывают сооруженный Петром и Иоанном алтарь, на коем они совершали литургию. См. «Римские письма», т. I, стр. 29, 389-390.

Кусок какого-то алтаря Петра хранился во Франции, в часовне Марше, в г. Сэн-Омэре. См. Мальвер, — назв. соч., стр. 160. П.

79

Существует в Риме также Малая церковь апостолов, построен­ная, будто бы, на том месте, где простились друг с другом Петр и Павел, когда их повели в различные места для казни. «Римские письма», ч. I, стр. 341. П.

80

«Обретены» были, конечно, и те (две) цепи, кои, якобы, спали с Петра при чудесном освобождении его ангелом из Иерусалимской тюрьмы (Деяния, 12). Эти цепи были подарены Иерусалимским патриархом, конеч­но, императрице, жене Феодосия II — Евдокии, которая, принеся в Констан­тинополь, одну из них отослала в подарок своей дочери Евдоксии, жене римского императора (в 439 г.), а другую передала в Константинополь­скую церковь св. Апостолов. Все цепи, иерусалимские и римские, конечно, считались и считаются чудотворными. В честь их установлен фигурирую­щий и в православном календаре праздник — «День поклонения вериг ап. Петра» (16 января).

Мало того, в католических. странах существует «Братство вериг — цепей ап. Петра». Члены этого братства (мужчины и женщины) носят особые цепочки, один конец которых прицепляют к карманным часам, другой — продевается в петельку жилета или платья. Цепочки эти, якобы, освящены посредством потирания каждой из них о «подлинные» цепи Петра в Риме, о чем свидетельствует особый документ, удостоверение, вы­данное каноником церкви «св. Петра в узах»: «Я, нижеподписавшийся, заявляю, что эти цепочки я прикладывал к святым цепям благословен­ного Петра, князя апостолов» ...

А. Немоевский, сообщая об этом, иронически замечает: «Приложить несколько десятков тысяч этих цепочек — немножко многовато. Да, впрочем вepa спасает».

О ежегодном показывании цепей Петра, конечно, за мзду верующим см. заметку «В цепях» в фельетоне «За рубежом» в газете «Известия ЦИКа Союза», № 183 (2218), от 13 авг., 1924 г.

Существуют, конечно, и части креста, на котором, будто бы, был ра­спят Петр, Одна из них до сих пор показывается в соборе г. Амальфи. См. «Римские письма», ч. II, стр. 309. П.

81

Эти «головы» хранятся в двух позолоченных сосудах, спрятан­ных в особом ковчеге, к ним никому не разрешается подходить, и только в самые большие праздники этот ковчежец показывается издали моля­щимся, при чем самые сосуды никогда не распечатываются. Отметим кстати, что один зуб Петра находился, а, возможно, и теперь там, в одной из церквей г. Эре, во Франции.

О. Корвин, к сожалению, не ссылаясь на источник, — сообщает, что некогда показывали даже несколько перьев того петуха, который пел при отречении Петра, а также самый шест, на коем сидел тогда этот петух. ... См. его «Зеркало папизма», стр. 86. П.

82

Относительно, якобы, хранящихся в нем мощей Петра отметим следующее. Церковники рассказывают, что тело казненного Петра было по­гребено сначала в лежавших около места казни катакомбах, и что там был поставлен надгробный памятник. Когда же император Гелиогабал (218 — 222) хотел застроить это место, мощи были взяты и спрятаны в сухом колодце. По другой версии, мощи были спрятаны римлянами в ко­лодезь от восточных христиан, кои требовали их выдачи, как останки их единомышленника. Папа Корнелий (251 — 253) перенес их отсюда, на пре­жнее место, где впоследствии над ними был построен знаменитый собор Св. Петра, строившийся сто лет и обошедшийся в триста миллионов рублей.

Характерно, что еще в древности выражали сомнение в подлинности мощей Петра и Павла. На этой почве выросла, между прочим, сказка о том, что еще в четвертом веке папа Сильвестр умышленно перемешал кости обоих апостолов, чтобы поставить их обоих под равное покровитель­ство, — как Рим, где был храм Петра, так и римскую область Кампанию, кото­рой принадлежал храм Павла. Показательно также, что, когда в шестом веке императрица Константина обратилась к папе Григорию Великому с просьбой уделить для дворцовой Константинопольской церкви частицу мощей Павла, тот ответил, что не только руками, но и глазами никто не мо­жет коснуться мощей обоих апостолов, так как последние за это карают смертью.

Однако, если даже в древности и существовали положенными во гроб сфабрикованные мощи Петра, они должны были быть уничтоженными в августе 946 года, когда Рим был взят сарацинами, совершенно разграбив­шими в первую очередь богатейшие храмы Петра и Павла с их гробницами. Григоровиус так рассказывает об этом событии:

«Вопя и кощунствуя, разорили они (сарацины) золотую гробницу апостола (Петра). Не смогли унести с собою бронзовый саркофаг, но алч­ность и любопытство вдохновили их вскрыть его. Содержимое раки (т. е. са­мые «мощи»), без сомнения, было ими выброшено и уничтожено. Ведь не трудно представить: язычникам этим лестно было наложить руку на святейший символ христианского культа, на те самые мощи Петра, тайна которых никогда не открывалась человеческому взору; опустошить могилу, заключавшую в себе догматического главу христианства, которому, — по нехристианскому выражению одного папы, — верующие поклонялись на земле как богу; преемники которого именовались папами и пред прахом которого все народы и правители приходили повергаться во прах; надо во­образить все это в совокупности, чтобы получить понятие о демонической радости, с какою сарацины должны были устремиться к уничтожению мощей.

Св. Павел разделил судьбу своего товарища в апостольстве. Сарацины обрели в его базилике (храме) едва ли менее обильные богатства и предали раку апостола подобному же разграблению. П.

83

Так как частицы мощей мифического Иисуса являются яркий примером шантажной практики, фабрикации духовенства, то мы приведем здесь маленькую, отнюдь не полную, их статистику.

В монастыре Сэн-Медар, — в г. Суассоне (Франция) показывали зуб, потерянный Иисусом в возрасте 9 лет.

Слезы Иисуса хранились во Франции, — 1) в Вандоме, 2) в соборе г. Марселя, 3) в Шемилье (все эти «слезки», якобы, были пролиты над гробом (Лазаря), 4) в Сэн-Максимии, в Провансе пролита при омовении учениками, 5) в аббатстве Сэн-Пьер — ле-Сэлэнкур, в Амьенской эпархи 6) в Сэн-Пьер-ле-Пюлье, в Орлеане, 7) в Трире, 8) в аббатстве Фукармс 9) в Льеже, 10) в Аллуани, и мн. др. Пупки Иисуса почитались в 1) Клермоне, 2) в Риме, в церкви Санта ­Мариа дель Пополо, 3) в Шалоне-на-Марне. Кровь Иисуса: 1) в Анвере, 2) Булони-сюр-Мер, 3) Брюгге, 4) Шарт­ре, 5) Доберо, 6) Фекане, 7) Мантуе, 8) Орлеане, 9) Палермо, 10) Париже, 11) Рейхнау, 12) Риме, 13) Венеции, 14) Вейнгартене, 15) Ла-Рошели, 16) Бек-Эллюэне, 17) Сарзанке, 18) Галле, 19) Сэн-Максимин в Провансе, 20) Биллоне, в Оверни, и мн. др.

Волосы Иисуса хранятся в церкви св. Цецилии, в Риме; были они также в Эскуриале и в одном аббатстве в Шампани (Франция). Найден­ное в XI веке так наз. Луккское распятие содержало в себе кроме пупка и капель крови Иисуса, также его волосы и ногти. Некая св. Остремуана привезла и подарила собору г. Клермона следующие мощи — «пупок сына божия и пять ногтей от его левой руки; еще пупок и два ногтя от правой ру­ки; пеленки Иисуса; одиннадцатую часть окрашенного его кровью платка, коим ему закрыли глаза; часть его плаща; часть его бороды; волоса с головы; обагренный его кровью пояс; еще три ногтя от его правой руки; часть терно­вого венца и кусок благословенного Иисусом хлеба; часть губки и гроба господня; прутья, коими его били; волосы девы Марии; ее кольцо часть ее одежды с ее молоком; часть хитона, сделанного ею».

Волосы Иисуса хранились также в Шартре, в Намюре и др. местах.

Однако, все вышеприведенные «мощи» Иисуса — ничто пред его крайней плотью, число экземпляров коей, и, конечно, «подлинных», еще точно не установлено. Известны, по крайней мере, следующие:

1) в Шарру, 2) в храме св. Иоанна, в Риме, 3) в Гильдерсгейме, в Саксонии, 4) в Кулоне (эпархия Шартра), 5) в Анвере, 6) в соб. Пюи, 7) в Компостеле, 8) в Компьене, 9) в Клермоне, 10) в Фекане, 11) в Караке, 12) в Меце, 13) в Ави, в Оверни, 14) в Ланграх, 15) в Конке, в мона­стыре св. Веры.

Приведенный материал нами взят из исследования Р. Сэнтив, — «Lee reliques et les images lègendaiaes», стр. 109-184, 1912 г.; там же дана исто­рия многих из этих мощей.

Для иллюстрации, как обретались эти экземпляры крайней плоти Иисуса, якобы, отрезанной у него при обрезании, мы приведем один пример, связанный, кажется, с 16-м экземпляром. В средние века некоторые мона­шенки слезно скорбели о том, что при обрезании младенца Иисуса была пролита его кровь. И вот однажды некая Агнеса Бланбекэн (ум. в 1315 г.), скорбя по вышеуказанному поводу, задумалась над вопросом, — куда же делась отрезанная у Иисуса крайняя плоть? Как только она поставила пред собой такой вопрос: «вдруг она почувствовала у себя на языке кусочек кожицы, полный чрезвычайной сладости, и проглотила его. Затем она снова почувствовала эту кожицу у себя на языке и снова проглотила... и так сто раз. А так как она всякий раз чувствовала эту кожицу, то по­пыталась, наконец, пощупать ее пальцем. Когда же она собиралась это сде­лать, кожица сама выскользнула из горла. И ей было открыто, что крайняя плоть христа воскресла (!) вместе с самим господом в день его воскресения из мертвых». Эта, обретенная таким образом, крайняя плоть Иисуса сыграла затем огромную роль в христианском культе.

А. Storfer, — «Marias jungfräuliche Mutterschaft», стр. 139 — 149; 1914 г.

Что же касается «хитона несшитого» Иисуса, то один целый экзем­пляр его ныне хранится в г. Трире, в Германии, другой — и тоже целый, — в Аржантейле, а третий был подарен персидским шахом отцу Михаила Ро­манова — патриарху Филарету, — при чем одна часть его ныне хранится в Московском Успенском соборе, две другие — в Ленинграде (в церкви Зим­него дворца и в Петропавловском соборе). См. рис. 23-26.

Массу указаний на подобные мощи можно найти у Мальвера, Кор­вина, в «Римских письмах», и др.

К сожалению, — насколько нам известно, — более или менее полной статистики «мощей», хранимых в церквах и соборах России, до сих пор еще нет, а она послужила бы прекрасным материалом для иллюстрации деятельности духовенства.