Житие гриффиндорки

Часть 10

Что означает этот день, Вера Митрофановна уже знала. Сашка просветил. В этот день их названный брат Гарри стал сиротой, да и отмечали его те, кто помнил, как день памяти. День, который стоил многих и многих жизней. Поэтому в «празднике» первый курс девочек Гриффиндора и второй курс в полном составе участия не принимал. В школу прибыла Молли Уизли, да и аврор, ведущий ЗОТИ, согласился сопровождать.

Сразу же после обеда восемнадцать детей и двое взрослых шагнули в камин. Молли была просто поражена, глядя на своих младших детей — им просто неоткуда было это знать, ведь в то время… Но стоявший у мемориала строй, строй совсем еще детей, рядом с которыми хотелось встать и взрослым… Что-то было в этом строю, в глазах младших Уизли, в глазах никогда не видевших войну детей. Что-то особенное.

— Много лет назад, когда нас не было даже в планах, по земле прокатилась страшная война, — заговорила Вера Митрофановна. — Она пронеслась и в мире магии, и в мире не магов. Миллионы легли в землю для того, чтобы мы могли жить, есть, радоваться жизни, играть. Эта война началась из-за того, что кто-то решил, что жить имеют право только немцы, а всех остальных можно убить… И убивали, — девочка рассказывала о том, как летят стервятники, как падают бомбы на мирные города, как плачут дети, потерявшие матерей. Она говорила о голоде и о страхе. Спокойный, немного усталый голос совсем юной девочки пробирал до печенок даже авроров, стоявших неподалеку. Люди в красных мантиях пришли, чтобы помянуть товарищей, и сейчас стояли, слушая слова совсем юной рыжей Уизли, которой это было знать совершенно неоткуда, но она знала! И это понимал каждый.

— Люди и маги боролись, вставая на пути зла, — вступил Сашка, видя, что товарищ капитан, вспомнившая Пешавар, сейчас заплачет. — Они дрались, не жалея себя, и победили. Победили, поклявшись не допустить такого больше никогда! Но прошло совсем немного лет и…

— И снова появился тот, кто решал, кому жить, а кому умирать, — вздохнула Вера Митрофановна. — Снова лилась кровь, снова падали в землю люди и маги для того, чтобы мы жили! — она заговорила громко, отчаянно, с надрывом, так, что вздрогнули и взрослые, и дети. — Каждый из лежащих здесь погиб для того, чтобы могли жить мы!

— Вечная память героям, погибшим за правое дело! — торжественно произнес товарищ прапорщик, одновременно с сестрой разворачиваясь и опускаясь на колено. Два строя за ними синхронно повторили это движение. Осенний ветер трепал волосы на обнаженных головах, а минута молчания длилась, казалось, бесконечно.

Поднявшись, Гарри сделал пару шагов и просто упал на могильную плиту с именами своих родителей, рядом встала на колени Гермиона, благодаря мертвых людей за то, что… за Гарри. Речь командиров и друзей пробрала кудрявую девочку так, что она просто не могла сдержать слез. Авроры просто переглядывались.

— Оказывается, мы многое не знали об Уизли, — вздохнул старший из них.

— Да, чтобы так говорить, надо понимать, — согласился с ним товарищ. — Значит, правильно Молли воспитывает детей.

— Значит, правильно, — согласились тронутые до глубины души прошедшей церемонией ветераны Первой Магической.

— Отряд, смирно! — раздалась очень удивившая мужчин в красных мантиях команда. А воздетые к небу палочки, на которых разгорались огоньки памяти, чуть не довели до слез авроров. Постепенно огоньков становилось больше, потому что все больше людей зажигали их на концах поднятых палочек.

Давно уже ушли дети, почему-то оставившие на могильной плите наполовину полный прозрачной жидкостью стакан, накрытый кусочком хлеба. Только те, кто общался со славянами, узнали русский воинский обычай, недоумевая, откуда этот обычай могли узнать эти странные школьники.

А вечером были разговоры и пела гитара. Переведенные на английский язык песни брали за душу, заставляли плакать, учили стоять насмерть несмотря ни на что… Казалось, совсем обыкновенные слова просто бились в юных душах. Пожалуй, в этот день три отряда стали одним. Почувствовав плечо товарища, осознав сказанные слова, девочки и мальчики менялись где-то внутри себя.

Гарри, пораженный словами Гермионы на кладбище, начал заботиться о ней еще сильнее, буквально укрывая своим нерастраченным в детстве теплом. А вот Луна будто бы растворялась в своем Роне, уже не представляя жизни без него. Вера Митрофановна ласково улыбалась мальчикам и девочкам, зная, что все будет хорошо. День память прошел, оставив светлое, теплое послевкусие.

Аврору Дженнингсу, ставшему деканом факультета, очень понравился утренний выход первого и второго курсов, потому что, сравнив себя с девочками, мальчики первого курса подошли к Сашке проситься в отряд. Им сразу не понравилось, но было уже поздно, поэтому через некоторое время стадо они напоминать перестали, а у товарища прапорщика добавилось работы. Но вот декану это очень понравилось, поэтому факультет теперь ходил строем. С третьего по пятый курс аврор, пригласивший двоих помощников, занимался сам, а первые два он трогать запретил после того, как Сашка очень аккуратно зафиксировал инструктора, объяснив тому устав гарнизонной службы.

Порядка в школе стало больше, хотя первым двум курсам Гриффиндора завидовали — очень уж они отличались даже от своих более старших товарищей. Тем не менее, эмоциональности на факультете стало поменьше — строевая подготовка давалась в полном объеме и лишней энергии у старших курсов просто не оставалось.

— Сашка, — позвала прапорщика Вера Митрофановна. — Надо с каникулами решить, — заметила она.

— В смысле, Гермиона и Луна? — поинтересовался в ответ Вронский. — Я маме уже написал, она утрясет.

— А с остальными что делать будем? — поинтересовалась девочка. Вопрос был действительно серьезный.

— Убудут в увольнение, проблема в чем? — удивился товарищ прапорщик. — Две недели же всего!

— Логично, — согласилась Вера Митрофановна, прикидывая, что она еще забыла. Со скоростью курьерского поезда приближались зимние каникулы, на которые было довольно много планов. Кроме того, ее беспокоил почти исчезнувший штамп на заднице, инвентарный номер на котором пропал сразу после Дня Памяти. Что это значит, девочка не понимала, а литературы по вопросу просто не существовало. Еще братья-близнецы, огребавшие от декана с такой регулярностью, что уже о «шутках» и не помышляли. Трудно шутить после забега на время, когда в качестве стимула используется жуткое на вид чудовище, выполнявшее обычно поисковые функции. Эдакий заменитель овчарки… Декан подошел к вопросу дисциплины очень серьезно, поэтому терять баллы факультет Годрика перестал.

Хогвартс превратился почти в филиал аврорской академии. Зельеварение, трансфигурацию, ЗОТИ, Историю Магии вели авроры, Прорицания были отменены в принципе, несмотря на то что профессор Трелони даже не ушиблась, упав на вылезшее из озера погреться на солнышке мягкое. Мягкое было недовольно, но в связи с неразумным статусом, не возмущалось. Директор Дамблдор, осмотренный сразу же после того, как были сняты проклятья, был признан недееспособным, ибо понятие «ломка» в Мунго оказалось незнакомым; слегка наструганная профессор МакГонагалл после того, как ей отрастили потерянные конечности, из школы ушла, потому что обиделась; а с профессором Снейпом все было плохо. Поначалу-то он хорошо восстанавливался, но потом ему прислали тортик от факультета Гриффиндор с надписью о том, что его ждут, а еще колдографию мелкой Уизли и «этого» Поттера, весело улыбавшегося прямо в лицо, чем он напоминал своего отца… В общем, теперь у профессора был нервный тик и подергивались все конечности, поэтому к котлу его допускать было опасно, а к детям — жалко.

Родители школьников с факультета Слизерин серьезно задумывались о переводе детей в Дурмстранг или еще куда-нибудь, но узнав, что в суровой северной школе тоже ходят строем, решили, что от добра добра не ищут, закрыв глаза вместе с ртами. Назначенный деканом змеек отставной полукровный аврор припомнил факультету абсолютно все, поэтому факультет ходил строем и очень осторожно относился к понятию «традиции».

— Согласно традициям, — объявил новый декан, — мантию нужно надевать на голое тело, а воспитывать подрастающее поколение розгами регулярно.

— Он прав, — кивнула Дафна Гринграсс, которой «традиционное воспитание» не нравилось, потому что принимать пищу девушка предпочитала сидя.

— Если мы хотим следования традициям, то это будет значить… — что это будет значить, понимал даже Драко Малфой, не желая себе такого, особенно если учитывать, что при наказании до возраста «первой крови» наказуемых по половому признаку не разбирали, а против такого санпросвета молодой человек категорически возражал.

— Значит, решили? — поинтересовался аврор. — Вы делаете, что я требую, а взамен не будет традиционных наказаний?

— Да, декан, — хором согласился смирившийся факультет, которому «традиций» с головой хватало дома. И теперь они ходили строем… на завтрак, с завтрака — на зарядку, с зарядки… Всюду ходили строем два факультета, отчего в школе стало гораздо спокойнее, что оценили даже всегда державшиеся плотной кучкой барсуки.

Чем ближе были каникулы, тем больше нервничала Гермиона, абсолютно не желавшая расставаться с Гарри. Надо сказать, что мальчик был в этом с кудрявой девочкой солидарен, но, приученный уже к дисциплине, свято верил в Сашку с Верой, поэтому сильно не дергался, успокаивая и мисс Грейнджер. Незадолго до каникул Вера Митрофановна решила поговорить с Гарри и Гермионой, как раз получив письмо от мамы Молли. Заведя обоих в пустующий класс, девочка усадила отлично смотревшихся друг с другом подростков и улыбнулась.

— Скоро у нас каникулы, — начала она, увидев, как в глазах кудрявой девочки появляется искренняя надежда. — Для вас они будут проходить так: первую неделю Гарри проведет с Гермионой у ее родителей, а на вторую мы будем ждать вас в «Норе». Вопросы?

— Вот! А ты не верила! А я говорил, что командиры обо всем подумают! — воскликнул мальчик, а вот Гермиона слегка покраснела — ей было стыдно.

— Спасибо, — с благодарностью в голосе произнесла совершенно переменившаяся за три месяца кудрявая девочка. — Просто огромное!

— Ну зачем еще нужна семья, — улыбнулась ей Вера Митрофановна, погладив обоих. Это выглядело бы комично со стороны, но и Гарри, и его Гермиона настолько уже привыкли к заботе и теплу младших Уизли, что даже и не подумали о подобном.

А вот непосредственно перед отбытием не подумавший о таком декан чертыхался про себя. Первые два курса факультета стояли в едином строю, а их командиры…

— Вы отправляетесь на двухнедельные каникулы, — спокойно проговорил товарищ прапорщик, слегка ностальгируя. Скольких он уже так провожал и встречал — не перечесть. — Во время отдыха важно помнить, что вы гриффиндорцы. Боевые маги, не терпящие несправедливости, но и не нарушающие закон. В любой опасной ситуации немедленно вызывайте аврорат. В случае вопросов, связывайтесь с нами. Вопросы есть?

Вопросов, конечно, не было. Ощущавшие командирскую заботу, привыкшие за это время к распорядку дня, к чувству плеча друга, к тому, что все всегда делалось сообща, кроме посещения уборной, первый и второй курс факультета Годрика были спокойны и уверены в себе. А потом произошло то, о чем вспоминали еще долго. Сначала зазвучала музыка, от которой слезы навернулись на глаза даже у Веры Митрофановны. Как Сашка это сделал, она и не представляла, но под куполом Большого зала звучал «десятый наш десантный батальон» на английском языке. Прозвучали короткие команды, и зал начали покидать школьники. Подняв голову, строевым шагом уходили на посадку первые два курса факультета Гриффиндор. Печатали шаг, взявши под козырек, их командиры, и было в этом что-то необыкновенно-завораживающее, в чем-то, возможно, даже страшное… Школьники шли на посадку в поезд, как когда-то давно… Ведь в сороковых, противостоя самолетам с черными крестами, британцы не делили друг друга на магов и «грязь». Также, как не делили французы и русские… Авроры-профессора держали над головой палочки с зажженными огоньками, втайне гордясь такими учениками.

Хогвартс-экспресс отходил с вокзала, а в душах детей звучала грозная музыка, от которой почему-то становилось очень тепло.

— Ну ты дал, — заметила Вера Митрофановна. — Все охренели.

— Главное, что наши поняли, — хмыкнул ничуть не раскаивавшийся Сашка. — Вот приедем домой…

— Да, надо будет разобраться с трофеями, — кивнула рыжая девочка. — Потом подумать о форме для всех остальных и в русский магазин смотаться.

— Хм… А мотив? — поинтересовался Вронский у старшей по званию, на что товарищ капитан медслужбы принялась загибать пальцы.

— Во-первых, без тельника грустно, — призналась она. — Во-вторых, оливье хочу, в-третьих…

— Понял, понял! — поднял руки товарищ прапорщик, полный список себе вполне представлявший. — Обязательно заскочим!

— Гермиона, ты по приезде берешь Гарри за что достанешь, — принялась инструктировать Вера Митрофановна. — И идешь к своим, они в курсе, поняла?

— Да, — кивнула кудрявая девочка. — Быть умницей, скромно улыбаться и никуда никого не посылать, — доложила она.

— Строго следовать требованиям устава… — проговорил Сашка, отчего все в купе рассмеялись. Луна свой план уже знала — папа написал о том, что разлучать ее с Роном никто не будет, а учитывая, что мальчик смирился, в этом году их, скорее всего, ждала помолвка. И это было очень радостно, потому что без своего Рона белокурая девочка была не согласна. Ни на что не согласна.

Поезд, полный улыбок детей, шел к Лондону.