Житие гриффиндорки

Часть 4

Каким образом маме Молли удалось это провернуть, Вера так и не узнала, но не прошло и трех дней, как в их доме появился этот пацан. Мальчик выглядел… «Обнять и плакать». Худой, на грани алиментарной дистрофии, Гарри Поттер выглядел десятилетним, в совершенно необыкновенных глазах его был страх и какая-то совершенно невозможная надежда. Потерянный ребенок, осознающий свою никому ненужность — вот как выглядел мальчик.

— Саша, это что? — Вера почувствовала, что звереет. — Что это за узник Освенцима, я тебя спрашиваю⁈ — с яростью в голосе спросила она рыжего мальчика. Даже Молли, увидев, как полыхнули глаза дочери, сделала шаг назад.

— Это — Гарри Поттер, — тяжело вздохнул обнявший мальчишку Сашка. — Герой магического мира, чтоб им всем… Гарри, познакомься с моей сестрой Джинни.

— Здравствуйте… — робко проговорил зеленоглазый мальчуган, явно боявшийся сделать что-то не так и готовый закрыться от любого резкого движения. Увидев этот вполне рефлекторный жест в ответ на пролетевшую за окном сову, Вера Митрофановна окончательно озверела.

— Ты сколько времени не ел? — спросила девочка, утаскивая совсем не сопротивлявшегося ребенка на кухню. Вера прикидывала, чем его для начала накормить, а то ведь смотреть страшно было.

— Я совсем недавно поел немного хлеба, — ответил робко улыбавшийся Гарри. — Вчера утром. Я же наказан…

— Мама, я хочу головы его опекунов, — сообщила женщине уже очень злая девочка. — Можно даже не на блюде, — Вера налила тарелку супа, усадила мальчика и погладила того по голове. И вот, увидев, как мальчишка, явно не отдавая себе отчета, потянулся за лаской ее дочери, озверела уже и Молли.

— Да теперь уже и я хочу, — заметила женщина, садясь рядом с мальчиком. — Кушай, Гарри, кушай, — очень ласково произнесла Молли и замерла, увидев слезы на глазах ребенка. — Что такое? Что случилось? Болит что? Поранился? — всполошилась она. Но ответить мальчик не мог — его душили слезы.

И эта искренняя забота, тепло в голосе, ласка, да и теплая еда… Это все что-то изменило в Гарри, видимо, лето его было совсем не веселым, как и вся жизнь… Мальчик уронил ложку и тихо-тихо заплакал, а все понимающая мама Молли обняла его, прижимая к себе. Она гладила Гарри, выплакивавшего свое одиночество и отсутствие самого необходимого для любого ребенка — тепла.

— Я ведь тебе не поверила, сынок, — призналась миссис Уизли. — Только когда увидела эти решетки, кровать без белья и ведро… Тогда только начала понимать…

— Это ты, мама, еще в чулан не заглянула, — грустно сообщил Сашка, не понимавший такого отношения. Не нравится он тебе — сдай в приют, в конце концов, мучить-то зачем? — А то Дурсли, боюсь, не выжили бы.

— Им и так не весело будет на свиноферме, — оскалилась не удержавшая себя в руках женщина. — Альбус заигрался…

— А мстить не будет? — поинтересовалась Вера Митрофановна, принявшаяся кормить пораженно смотревшего мальчика с ложечки. Удивилась и Молли, а когда услышала слова дочки, улыбнулась. — Будешь мне братиком?

Следующие полчаса все присутствующие были заняты успокаиванием Гарри Поттера, а Вера просто не понимала этой жестокости, проявленной по отношению к ни в чем не повинному ребенку. Мама Молли почему-то Дамблдора совсем не боялась, над этим стоило подумать. Но сначала нужно было выстирать, судя по внешнему виду, целиком, покормить и по-людски одеть мальчика. Закармливать его Вера Митрофановна не разрешила.

— Через час еще раз покушаешь, — строго произнесла девочка, остановив маму. — Сразу много нельзя — живот болеть будет. Вот понемножку можно, а у нас впереди полтора месяца, справимся.

— Спасибо… — Гарри понял, что у него не отбирают еду — о нем заботятся.

— Сейчас ты немного поспишь, потом опять поешь, — привычно командовала Вера. — И тогда сходим, погуляем, договорились?

— Да… — мальчик очень устал, ему казалось, что все вокруг — это только сон. Потому что такого быть просто не могло, за час Гарри получил ласки больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Именно это было страшно.

Когда мальчика уложили в комнате Сашки, куда близнецы входить опасались, потому что шутки у товарища прапорщика были разные, но всегда болезненные для тех, кто хотел войти без спроса, Вера взяла себя в руки, медленно успокаиваясь, хотя хотелось пожать кому-нибудь шею. Но нужно было успокоиться, чем девочка и занялась.

— Да, баб Вера, страшна ты в гневе, — ухмыльнулся спустившийся Сашка. — Волосы дыбом, глаза горят…

— И хвост трубой, — закончила Вера, рассмеявшись. — Кстати, о хвосте, что с Персиком сделаем?

— Ему понравится… — мрачно пообещал товарищ прапорщик. — Или нет…

Гарри сидел на своей кровати и исповедовался своему так сильно переменившемуся за лето другу. Зеленоглазому мальчику нужно было выговориться, а Рон его сейчас очень внимательно слушал, как никто и никогда ранее, отчего тоже становилось тепло на душе. Мальчик рассказывал то, о чем Сашка знал и так, правда, без подробностей — о своем детстве. И слушая пацана, решившегося открыть душу, Вронский не понимал, как он не сломался, как сумел сохранить в себе веру в людей, в чудо…

— Ничего, Гарри, ты теперь не один, — сказал товарищ прапорщик, успокаивая парня так, как успокаивал своих ребят после первого боя. — У тебя есть Гермиона и все мы.

— Гермиона только командует, — вздохнул Гарри, принимая аргументы названного брата. — Иногда это…

— Она просто не умеет заботиться иначе, — улыбнулся ему Сашка. — За этой своей самоуверенностью Грейнджер прячет свой страх и неуверенность, понимаешь?

— Значит, ей страшно… — зеленоглазый мальчик тихо вздохнул, а потом решился. — Надо ее защитить!

— Надо о ней заботиться, — поправил его Вронский. — Попробуй, у тебя получится.

— А ты? — удивился Гарри. — Ну ты же тоже можешь…

— От меня она этого не примет, — покачал Сашка головой. — Попробуй, если получится — будешь чувствовать себя нужным.

— Чувствовать себя нужным… — как заворожённый повторил за другом зеленоглазый мальчуган.

Выговорившись, Гарри успокоился. Он, конечно, еще боялся окрика, удара, того, что отберут еду, но уже не пугался всего на свете, потому что его назвали братом Рон и Джинни, которую абсолютно точно боялись близнецы. Как оказалось, Молли была тоже не прочь хорошо пошутить, поэтому первого сентября Дамблдора ждали сюрпризы, услышав про которые, Вера смеялась до колик. Впрочем, до первого сентября ещё надо было дожить, а сегодня, забрав Сашку и оставив Гарри на попечении мамы, Вера Митрофановна отправилась в Лондон. Папа Артур еще не вернулся из больницы, унесенный туда аварийным порталом Министерства Магии прямо во время разговора с супругой. Надо сказать, что расходы на лечение оплатило Министерство, как несчастный случай.

— Вера Митрофановна, а куда это мы? — тактично поинтересовался Сашка, забираясь в камуфляж.

— В город мы, Сашенька. У зеленоглазика нашего завтра день рождения, помнишь? — мягко поинтересовалась Вера. — Надо ему праздник организовать, тем более что ты говоришь, он в пыли тортики рисовал.

— Понял, выполняю, — кивнул Саша, отправившись грабить награбленное, то есть ополовинивать папину баночку.

— Какой покладистый прапорщик, — проворковала рыжая девочка. После покупок надо было еще к Луне сходить, и Гарри сводить…

Довольно быстро пройдясь по продуктовому отделу супермаркета, двое примелькавшихся уже кадетов завернули в бытовую химию, где неплохо так оторвались, не вызывая совершенно никаких вопросов. Купленному подростками торту кассирша улыбнулась, как и свечкам, всем все было понятно. Улыбающаяся Вера уже предвкушала много радостей на основании купленной химии, и братикам тоже. У них оставался зануда Перси, еще не охваченный заботой. Ну и была слабая надежда на пятновыводитель — в отношении штампа на заднице.

Вернулись, и спрятав с помощью Молли покупки, Вера и Сашка забрали Гарри, разомлевшего от ласки Молли, отправившись с ним к Луне. Во-первых, приглашать на празднование, а, во-вторых, проведать. Ксено сверкал какой-то побрякушкой на мантии, при этом пытался дать денег Сашке.

— Зачем это? — не понял товарищ прапорщик.

— Премия за поимку опасного преступника, — объяснил улыбающийся мистер Лавгуд. — Ловил-то его ты, поэтому мне медальку, тебе деньги, согласен?

— Согласен! — такой расклад прапорщику понравился, поэтому деньги он взял. Ну а потом его обнимала очень соскучившаяся Луна. Девочка привыкла к существованию доброго и теплого Рона, хотя тот откликался и на другое имя, поэтому очень скучала, когда не видела его. Вера в свою очередь видела, что Луна на боевом товарище заякоривается и, по-видимому, тот ничуть не возражает. Это было неплохо на самом деле.

— Иногда мне кажется, что все вокруг только сон, — тихо проговорила белокурая девочка. — Ты меня не бросишь?

— Никогда, — Сашка прижал это чудесное создание к себе. — Все будет хорошо.

— Пока Гарри не проснулся, — произнесла Вера, глядя в окно, — зафиксируем некоторые выводы. Штамп стал намного бледнее, с чем это связано, я не знаю. Лизол его не взял, хлоркой я себя не посыпала, пятновыводители тоже… надо кого-нибудь хлоркой посыпать для эксперимента. Реакция братика Персика на объемную картинку признана удовлетворительной.

— Это когда ты чудище то на двери сортира повесила? — поинтересовался Сашка, вспоминая этот дикий вопль. — Признаю, хороший опыт, тем более что влетело за него опять близнецам.

— Потому что имидж, — хмыкнула девочка. — Сначала ты работаешь на репутацию, а потом репутация работает на тебя. Поэтому теперь близнецы шутят очень осторожно.

— Папашка наш, сковороду головой помявший, все также в Мунго, причем мама обещала, что его там до сентября продержат, а это значит что? — задал Сашка наводящий вопрос и сам же на него и ответил: — Значит, побоища не будет. Уважаемые господа знатоки, внимание, вопрос…

— Да, жду не дождусь, — хихикнула Вера, подумав о возможностях вброса. — Кстати, а что мама говорила о домовике?

— Домовика ждет облом, — вспомнил фразу Молли товарищ прапорщик, переведя ее на военный язык. — Пошли героя поздравлять.

Это был самый лучший день рождения, который только мог вспомнить Гарри. Дело было даже не в подарках, а в том тепле, которым его окружили: искренние поздравления, очень вкусный завтрак и ОН… Его детская мечта, символ счастья и семьи, символ «нужности» и любви… Большой торт, украшенный свечами. Мальчик просто не выдержал и, глядя на эти слезы, что-то понял даже Персиваль Уизли. Гарри Поттер был лишен всего больше десятка лет, и вдруг все переменилось.

Все переменилось в тот миг, когда дверь дома на Тисовой упала внутрь, а на порог вступила очень злая миссис Уизли. Она пришла как раз в тот момент, когда Вернон Дурсль в очередной раз выбивал волшебство из Гарри. Поэтому женщина себя почти не контролировала, моментально обратив всю семью в свиней. Повезло только Дадли, бывшему в этот день в гостях. А вот Вернон и Петунья были отправлены на свиноферму, и как миссис Уизли это устроила, мальчик не понял. А потом вдруг появилось тепло и… дом. Он не был роскошной виллой, казался неказистым, но это был настоящий дом, в котором его… любили… И за это Гарри был готов отдать все, что угодно.