«Древние, — говорит Конфуций, — когда хотели подать пример похвальной добродетели в Поднебесной, прежде всего приводили в гармонию государства. Когда хотели привести в гармонию государства, прежде всего приводили в порядок семьи. Когда хотели привести в порядок семьи, прежде всего приводили в порядок человека. Когда хотели воспитать человека, прежде всего воспитывали свое сердце. Когда хотели воспитать свое сердце, прежде всего пытались быть искренними в мыслях. Когда хотели быть искренними в мыслях, прежде всего преумножали знание. Такое преумножение знания заключено в изучении порядка вещей. Изучался порядок вещей, и знание становилось полным. Знание было полным, и мысли были искренними. Мысли приводились в порядок, и в семьях был порядок. Семьи были в порядке, и государства правильно управлялись. Государства правильно управлялись, и вся Поднебесная пребывала в покое и счастье. Не может быть так, чтобы корнями пренебрегали, а из них бы выросло что-нибудь упорядоченное».
Современный человек тоже пытался преумножить свое знание посредством «изучения порядка вещей» и, исследуя окружающий мир, «воспитать свои корни». Применяя знания, получаемые в результате изучения природы вещей, он время от времени пытался создать хорошо упорядоченную жизнь для себя, своих современников и будущих поколений.
Если используемые методы обладают определенной степенью точности и способны выдержать испытания и проверки, то такие исследования возвышаются до ранга наук. Современная наука может иметь более четкие представления о самой себе, но далеко не так уверена в своей окончательной правоте, как «древние» Конфуция. Ее теоретики отвечали на вопрос о том, «что такое естественная наука?», описывая работу тех, кого называют учеными. В целом, современную науку характеризуют три вида деятельности: наблюдение «релевантных» явлений, упорядочение собранных в таком наблюдении фактов в классы и порядки, а также объяснение упорядочения и классификации собранных данных при помощи так называемых законов, или принципов. Эти операции в идеале имеют тенденцию протекать в описанной последовательности. Например, наше научное познание небесных тел началось с наблюдения разных положений планет и их расположения относительно друг друга. Последующая классификация показала, что эти планеты вращаются вокруг Солнца, а еще позднее «закон гравитации» сгруппировал наблюдаемые феномены и их классификацию в одну формулу.
Законы, или принципы, в природе, разумеется, не наблюдаются, а формулируются самим современным человеком как один из способов связать себя с окружающим миром подобно тому, как его примитивные современники, а также его и их предки пользовались с этой целью мифологическими формулами. Различие между мифом и научным законом по большей части — различие в степени и акцентах. И наука, и мифология зависят от наблюдаемых «фактов», однако современные ученые, разумеется, в большей степени опираются на факты и методы их проверки. Законы современных наук должны объяснять все известные факты и должны быть «доказуемы» в ходе постоянных проверок их новыми наблюдениями.
Поскольку в нашем исследовании социального поведения современного американского сообщества мы применяли методы современной антропологии, то возникает вопрос, достаточно ли развита эта научная дисциплина, чтобы удовлетворить тем требованиям, которые предъявляются указанными выше критериями. Если судить по достигнутым ею на данный момент результатам, ответ будет отрицательным. Однако если мы будем оценивать ее на основе точек зрения, высказываемых теми, кто сегодня ею занимается, то будет не один ответ, а несколько, и эти ответы, получаемые нами, запутанны и противоречат друг другу. «Культуру», обычно используемую как синоним общества, — предмет изучения этнолога, или социального антрополога — американские антропологи нередко называют «аморфным продуктом», «хаотической мешаниной» и «бессвязным нагромождением всякой всячины». Ясно, что если изучаемые факты существуют в «хаосе», то применить к ним научные методы невозможно; однако даже если бы они поддавались систематическому осмыслению, подобная точка зрения не оставляла бы возможности для чего-то большего, нежели выполнения первых операций наблюдения их хаотической разноголосицы. В антропологии эта точка зрения, в большей степени историческая по своему подходу к социальным фактам, представляет лишь одну, хотя и очень важную, школу антропологической мысли. Прямо противоположной точки зрения придерживается другая группа социальных антропологов, один из которых сказал:
«Социальное царство — то же природное царство, отличное от других только своей большей сложностью. Поэтому невозможно, чтобы природа в своих наиболее существенных чертах резко отличалась от самой себя в одном и другом случаях. Основные отношения, существующие между вещами... не могут, стало быть, существенно различаться в разных сферах»[295].
Здесь подчеркиваются согласованные отношения, существующие между вещами, и выдвигается тезис, что социальные факты точно так же поддаются научному изучению, как и любые другие природные факты.
Далее Дюркгейм указывает, что у науки о социальных фактах:
«...иные задачи, нежели у истории или этнографии. Она стремится исследовать отжившие формы цивилизации не только с целью познать и реконструировать их. Как и у всякой позитивной науки, ее предмет прежде всего состоит в объяснении реальности современной, близкой к нам и, следовательно, способной повлиять на наши идеи и поступки. Эта реальность — человек, главным образом человек сегодняшнего дня... [Мы изучаем различные аспекты социального поведения человека], чтобы раскрыть существенный и постоянный аспект человеческой природы»[296].
Для Дюркгейма и тех социальных ученых, которые применяли аналогичный подход к фактам социального поведения, «существенные и постоянные аспекты человеческой природы» — это те обобщения, которые можно сделать при помощи индуктивного метода после исследования различных типов социальных феноменов, таких, как право, религия, социальная организация или технология.
Хотя мы признаем, что на самом деле не так уж много такого рода обобщений было сделано или, возможно, может быть сделано в настоящее время, в данном исследовании мы с самого начала исходили из предположения, что социальные факты поддаются научному изучению и что целью социальных ученых должна быть формулировка этих обобщений. Хотя у социальной антропологии существуют и другие, не менее важные задачи, например, реконструкция последовательного течения уникальных событий прошлого, составляющих жизнь индивида или историю народа, подобные изыскания формируют всего лишь одну из наиболее важных отраслей современных социальных исследований. Изучение проблемы человеческого социального поведения в продолжительных временных последовательностях прошлого является важной, но отнюдь не единственной целью антрополога, интересующегося социальным поведением, на чем настаивают многие, если не большинство американских и европейских антропологов.
Наши результаты и методы, которые мы используем (ниже они подробнейшим образом описываются), являются выражением частично проверенной гипотезы о том, что социальные феномены поддаются такого же рода общему истолкованию и могут быть изучены при помощи тех же научных операций, которые используются в отношении иных природных феноменов[297]. Используемые процедуры научного исследования могут быть общими или разными, но в целом способ обращения с наблюдаемыми фактами должен быть таким же, как и в других науках.
Если проанализировать методы и открытия современных социальных ученых, то обнаружится фундаментальная дихотомия, пронизывающая едва ли не весь их образ мышления. Сторонники одной точки зрения анализируют любое человеческое поведение, соотнося его в конечном счете с индивидом, с которым связывается смысл всех собранных фактов. Сторонники другой точки зрения рассматривают человеческое социальное поведение как групповой феномен и выдвигают на передний план взаимодействие индивидов в сети отношений. Непрерывное взаимодействие некоторого множества индивидов в структурной сетке отношений, размещенной в конкретном обособленном пространстве, было названо сообществом, или обществом.
Как указывал Дюркгейм, общество или индивида можно наблюдать либо с тем, чтобы реконструировать их историю, либо для того, чтобы объяснить природу их нынешнего существования. В общем и целом, антропологи, занимавшиеся исследованием социального поведения, обращали прежде всего внимание на этнологические, или преходящие, аспекты социального поведения и были склонны пренебрегать научными проблемами объяснения фактов посредством их классификации и истолкования этих фактов посредством формулировки законов и принципов.
Исследование Янки-Сити, в конечном счете, вдохновлялось верой в то, что научный сбор фактов необходим не сам по себе, но ради последующего научного обобщения с целью понять их природу. Хотя наше внимание было сосредоточено на групповых аспектах социального поведения, мы пытались избежать конвенциональной дихотомии индивида и общества, переопределяя эту проблему как проблему индивидов, находящихся во взаимодействии.
Четко сформулированная гипотеза о природе общества была предложена Георгом Зиммелем, который говорил: «Общество существует везде, где бы несколько индивидов ни вступали друг с другом во взаимные отношения». Он утверждал, что общество «есть объективное единство, о котором можно судить по единственному надежному критерию единства, а именно — взаимной активности частей». Далее он пояснял это утверждение: «Группа является единством благодаря... процессам взаимного влияния индивидов друг на друга»[298].
На протяжении всего нашего исследования мы использовали понятия взаимодействия между двумя или более индивидами и социальных взаимоотношений, в рамках которых происходят эти взаимодействия. Эксплицитное, внешнее поведение индивидов — вербальное или телесное, — а также «ментальные установки, или психологические события в умах индивидов», изучаемые нами, рассматривались «как продукт взаимных детерминаций и взаимных влияний». Хотя наш интерес был сосредоточен на групповом аспекте поведения индивида, должно быть ясно, что при этом не предпринималось никаких попыток рассматривать такого рода феномены, в том числе коллективные представления, как нечто находящееся вне индивида или как манифестации так называемого группового разума. Широкомасштабные системы взаимоотношений, образующие крайне сложное и высокоразвитое общество Янки-Сити, изучались в мельчайших конкретных подробностях, равно как и прямые и косвенные взаимодействия индивидов, составляющих биологические единицы группы.
Следует признать, что, рассматривая целостное сообщество Янки-Сити и различные части его внутренней структуры, мы мысленно уподобляли его организму. Организм, если рассматривать его с точки зрения Зиммеля, представляет собой «единство, поскольку его органы находятся друг с другом в более тесном взаимообмене энергиями, нежели с любым внешним агентом»[299].
Простейшей единицей социального взаимодействия, изучаемой нами, было взаимодействие двух индивидов, находящихся в одном или нескольких отношениях друг с другом. Мы предположили, что такие взаимоотношения содержат в себе элементы как центростремительных, так и центробежных сил; иначе говоря, в любом диадическом отношении «взаимного влияния» существуют установки на сплочение и оппозицию. Введение третьего индивида в это диадическое отношение не только вносит вклад в количественное усложнение социального поведения, но и в огромной степени повышает социальную сложность включенных в эту связь взаимоотношений. В триадическом взаимоотношении к одному непосредственному отношению между двумя индивидами (А—В) добавляются вследствие введения третьего лица еще два непосредственных отношения (В—С и А—С), а также несколько косвенных (или сразу же устраненных) отношений, которые умножают сложность изучаемых социальных феноменов. Каждое добавление еще одного индивида значительно повышает сложность общества и те трудности, которые встают перед учеными в связи с его изучением. Если вспомнить, что в Янки-Сити живут многие тысячи индивидов, проблема научного наблюдения начинает казаться неразрешимой.
Общество есть группа взаимодействующих друг с другом индивидов. Следовательно, если в рамках данной социальной конфигурации какое-либо из взаимоотношений приходит в возбуждение, это сказывается на всех других ее частях, которые, в свою очередь, оказывают обратное влияние на него.
Когда структура находится в движении (а в движении находятся все социальные конфигурации), определить, что является причиной, а что следствием — невозможно, поскольку одновременно несколько отношений взаимно детерминируют ту деятельность, которая протекает в любой данный момент времени в одном или во всех этих отношениях. Поэтому мы подходили к решению проблемы понимания события или множества событий (неважно, последовательных или нет), пытаясь (1) поместить события и деятельности, наблюдаемые нами, в непосредственный контекст социальных отношений, (2) связать непосредственную ситуацию отношения с более широкой ситуацией и (3) разместить эту более широкую конфигурацию в тотальной ситуации взаимоотношений, составляющих сообщество Янки-Сити в целом. Любой конкретный набор социальных отношений — например, семейная система — может быть изучен во взаимодействии с различными существующими внутри него социальными связями, находящимися в наблюдаемой взаимной зависимости. Непосредственное отношение между матерью и сыном, например, находится под влиянием отношения между отцом и сыном, равно как и непосредственное отношение «муж—жена», поскольку оно является частью системы взаимодействующих лиц, образующих в нашем обществе непосредственно семью.
Исследование Янки-Сити не ставило перед собой цели собрать массу разрозненных, атомарных социальных особенностей (или черт), которые были бы лишь количественно связаны друг с другом. Скорее, это исследование рассматривало целостное сообщество как сложную конфигурацию отношений, каждое из которых является частью тотального сообщества и находится в отношениях взаимозависимости со всеми другими его частями. Янки-Сити рассматривался нами как «работающее целое», где каждая часть выполняет определенные функции, которые (либо какие-то замещающие их функции) обязательно должны выполняться, дабы обеспечивать самосохранение всего общества. Проблема, стоявшая перед исследователями, имела структурный характер. Каждый социальный институт должен был быть изучен с точки зрения его непосредственных и первичных внутренних отношений, а также с точки зрения того, как он внешне связан со всем остальным сообществом и каким образом последнее оказывает на него влияние.
До сих нор мы говорили о социальной структуре, не определив точно, что мы под нею имеем в виду. Социальная структура — это система формальных и неформальных группировок, посредством которой регулируется социальное поведение индивидов. Чтобы описать социальную структуру (например, семью), необходимо собрать и описать вариации и нормы данных типов взаимоотношений, таких, как отношения «отец—сын» и «муж—жена». Для целей непосредственного анализа необходимо выделять различные отношения. Далее они могут быть изучены в их контексте как взаимодействующие части целостной социальной структуры.
Социальные антропологи занимаются по сути дела сравнительной социологией. Они пытаются раскрыть природу общества и, сравнивая разные типы обществ, существующие в разных районах мира, лучше понять каждый из них. Исследование Янки-Сити явилось практической попыткой воспользоваться теми методами и идеями, которые были разработаны социальными антропологами при изучении примитивных обществ, с целью достижения более ясного понимания американского сообщества. До сих пор социальная антропология ограничивалась главным образом исследованиями более простых обществ, а изучение нашего собственного общества отдавала на откуп представителям других дисциплин. В целом, это вредно сказалось на понимании нашей культуры и других «высших» культур. Нам кажется, что если поместить изучение цивилизации в рамки индуктивной систематической сравнительной социологии, то мы сможем преумножить наши познания о собственном социальном поведении так же быстро, как это сделали биологи, поместив знание о нашем физическом строении в рамки сравнительной биологии. Более простые общества изучались более тщательно и строго, поскольку их легче наблюдать, и не только потому, что в них меньше число индивидов и отношений, но и потому, что они, находясь вне нашего социального мира, могут быть изучены нами с большей объективностью.
Когда мы говорим, что наше общество является сложным, мы имеем в виду, что в нем существует больше внутренних группировок, большее число социальных отношений и более высокая социальная дифференциация в составляющей общество совокупности отношений. Социальная эволюция состоит в переходе от простого к сложному, который происходит вместе с возрастанием в обществе числа социальных отношений. Это означает большую сложность социальной структуры, постоянное разрастание сети социальных отношений и большее развитие социальных личностей индивидов, являющихся членами общества. Происходит возрастание индивидуальности, как мы ее понимаем, поскольку большая дифференциация социальных отношений сопровождается возрастающей дифференциацией индивидуального поведения. Более того, в нынешних примитивных обществах значительная часть социального поведения встроена в организацию родственных отношений и лишь в самой незначительной степени определяется экономической и политической организацией. С другой стороны, в нашем обществе организованное родственное поведение является всего лишь одним из нескольких типов социальной организации, контролирующих поведение.
«Социальную эволюцию можно рассматривать как прогрессивное возрастание сложности и сочленения меньших единиц в более крупные... где каждый шаг ведет в направлении более широкой интеграции, сложности и гетерогенности. Однако более крупная организация приносит с собой возрастающую специализацию, а этот процесс неизбежно должен стимулировать развитие индивидуализма. Pro tanto[300] возрастают трудности с поддержанием интеграции, и преодолеть их можно лишь путем повышения эффективности организации. Когда организация и ее эффективность не поспевают за процессом эволюции, начинается дезинтеграция, и мы становимся свидетелями загнивания культуры. Вообще говоря, это был процесс роста и упадка цивилизации»[301].
Как следствие возрастающей сложности социальной организации нашего общества и огромного роста численности населения, серьезно возрастают трудности с поддержанием порядка в отношениях между членами группы. Многочисленные специфические проблемы, фигурирующие в нашем обществе под разными именами, являются частью более широкой проблемы сохранения группового единства под бременем неудержимого роста числа и сложности социальных отношений и физического объема населения.
Жизнь всех человеческих существ социальна; иными словами, все люди живут в группах или в сообществах. Хотя термин «сообщество» до сих пор использовался главным образом применительно к современной жизни, любое общее определение, принимающее в расчет все разнообразие локальных групп современных людей, будет обязательно относиться также и к аналогичного рода социальным единицам, существующим у примитивных людей. Сообщество, как его определяют социологи, обнаруживается повсюду. Оно было названо «совокупностью людей, имеющих общую организацию или общие интересы и живущих в одном месте по одним законам и правилам».
Слово «сообщество» обозначает множество людей, разделяющих друг с другом определенные общие интересы, чувства, типы поведения и объекты благодаря принадлежности к социальной группе. Исследователь, изучающий более простые народы, называет их сообщества «племенами», «объединениями», «деревнями» или «кланами»; социальный ученый, изучающий современную жизнь, обозначает некоторые из локальных групп как «городские агломерации», «города», «поселки», «соседства», «деревни» и «сельские местности». Тем не менее, хотя эти разновидности современных и примитивных групп отличаются широким многообразием, они по существу относятся к одному и тому же типу. Все они локализованы на определенной территории, которую они частично трансформируют в целях поддержания физической и социальной жизни группы, а все индивидуальные члены этих групп прямо или косвенно связаны друг с другом социальными отношениями. Социальные отношения упорядочены, и их целостность образует социальную структуру данной группы. Претерпевая некоторые относительно небольшие изменения, структура группы сохраняет свою преемственность в череде сменяющих друг друга поколений индивидов, рождающихся в этой группе. Может присутствовать как значительная, так и незначительная изменчивость в автономии, осуществляемой той или иной группой, и в ее дифференциации от других сообществ, однако все локальные группы отличаются друг от друга в степени, достаточной для того, чтобы принадлежащие к ним индивиды осознавали свою принадлежность к одной группе, а не к другой, невзирая даже на то, что последняя может крайне незначительно отличаться от их собственной.
Минимально необходимые условия для поддержания автономного сообщества, или племени индивидов, в основе своей биологические: первостепенное значение имеют проблемы, решение которых обеспечивает биологическую преемственность группы. Биологическая преемственность зависит от поддержания регулярного и надежного обеспечения предметами органической необходимости и требует — либо непосредственно, либо косвенно — владения или распоряжения землей, водой и другими имеющимися ресурсами. Все социальные группы оснастили себя некоторым аппаратом для извлечения из среды предметов физической необходимости и для защиты источника своего жизнеобеспечения от разрушительных посягательств других групп, других биологических видов и катастрофических природных катаклизмов.
Этим аппаратом является их технологическая система. Она состоит из множества орудий труда и предметов вооружения, а также системы навыков, связанных с производством этих орудий и их использованием в процессе приспособления внешней среды к потребностям человека. Эти навыки включают в себя: (1) оперативные механизмы, необходимые для изготовления орудий труда и предметов вооружения и обращения с ними, и (2) знание, необходимое для пользования орудиями и использования физической среды, в которой они функционируют. Все это в целом образует техническую систему данной группы. Если система безопасности при обеспечении предметами физической необходимости формируется для предотвращения нападений со стороны внешних мародеров, принадлежащих к другим видам, или для защиты группы от природных изменений, она является частью обычной технической адаптивной системы и непосредственно связывает человека с его природной средой. Однако если члены группы охраняют свои природные ресурсы от других людей, форма поведения изменяется и становится частью иной системы, которая может быть понята лишь в общем контексте социальной организации группы.
Помимо поддержания адекватного обеспечения себя предметами физической необходимости, автономная группа для сохранения своей биологической преемственности должна обеспечить себе достаточно благоприятную среду, которая бы позволяла индивидам достигать зрелости, размножаться и доводить свое еще не достигшее зрелости потомство до того возраста, когда они были бы способны выжить без помощи родителей и других старших членов биологической группы. Физиологические нужды, удовлетворение которых необходимо для поддержания жизненных циклов индивидов и воспроизведения группы (через процессы умирания одних индивидов и рождения и роста других), предполагают следующие комплексы отношений: (а) сексуальное сношение и сопутствующее взаимодействие двух полов; (б) последующую заботу о детях и их защиту; (в) защиту достаточного числа организмов от вредоносной агрессии, которая могла бы повлечь за собой распад физической группы.
Такая агрессия может исходить изнутри общества и в биологической группе может настраивать старших ее членов против менее зрелых, зрелых против биологически старых, один пол против другого и т. д. Здесь встает во весь рост проблема физического доминирования. У животных она проявляется — хотя данные на этот счет не вполне достаточны — в том, что некоторые индивиды физически доминируют над другими индивидами, а над ними, в свою очередь, доминируют третьи. У цыплят наблюдается «порядок клевания». С. Цукерман обнаружил иерархию доминирования у изучаемых им приматов.
«Социальные взаимоотношения, основанные на доминировании, встречаются повсюду в животном мире. Тюлени во время брачного сезона следят за тем, чтобы в месте проведения брачных игрищ им был предоставлен участок территории в соответствии с порядком доминирования в группе. Доминирование самца-оленя определяет число самок, которых он включает в свой гарем в сезон спаривания. Обезьяны и высшие обезьяны в этом плаще, стало быть, не исключительны. Однако у них отношения доминирования прямо-таки бросаются в глаза, поскольку характеризуют все сферы их поведения. Если группа обезьян оказывается на территории, где имеется изобилие пищи, каждое животное сможет наесться досыта. С другой стороны, если пища будет положена в клетку, где находятся две или несколько обезьян, то более сильные животные отберут все»[302].
«Каждая обезьяна занимает некую позицию в социальной группе, которая определяется взаимосвязью между ее доминантными качествами и доминантными качествами ее собратьев. Степень ее доминирования определяет, насколько будут удовлетворяться ее телесные потребности. Доминирование определяет число самок, которыми может обладать самец, и за исключением тех случаев, когда имеется прямо-таки сверхизобилие пищи, определяет также, сколько обезьяна ест»[303].
«Социальные взаимоотношения, основанные на доминировании [среди приматов], могут рассматриваться как серия приспособительных реакций, обусловленных болью и страхом. Диапазон деятельности животного в группе будет ограничен возможными опасностями, проистекающими из его желаний, пересекающихся с желаниями более сильного животного. Единственным равенством в социальной группе является равенство доминантных качеств. Состояние равновесия является лишь временным и в любой момент может быть в большей или меньшей степени нарушено, пока члены группы вновь не отрегулируют свои взаимные отношения. Тогда группа входит в новое состояние равновесия. Внутри группы каждое животное, по-видимому, живет в состоянии потенциального страха перед тем, как бы другое животное, превосходящее его в силе, не воспрепятствовало его деятельности. Доминирующая обезьяна будет захватывать всю пищу, поданную в клетку, но всякий раз будет вздрагивать от испуга, когда кто-либо из ее более слабых собратьев будет производить необычный шум, передвигая какой-нибудь предмет. Подчиненная обезьяна двинется к предложенной пище, неожиданно остановится, повернется, чтобы посмотреть на своего доминирующего компаньона, а затем ретируется, производя шумы, которые ассоциируются с ситуациями страха и подчинения»[304].
Йеркс, говоря о крупных обезьянах, замечает:
«В каждой группе приматов очевидны доминирование и подчинение. Такой вещи, как равенство статуса и возможностей, здесь, по-видимому, нет. Лидерство, господство и контроль бросаются в глаза. Так и в своих отношениях с людьми обезьяны и высшие обезьяны просто проявляют свои естественные склонности и свойственные им типы социального поведения. В клетке, колонии или семейной группе обычно имеет место агрессивное лидерство. Доминирующим может быть любой пол, однако доминирование должно быть обязательно; и вместо одиночного лидера, связанного с индивидами, обладающими относительным равенством, обычно существует серийная субординация. В итоге, каждый индивид закрепляет за собой в своей социальной группе определенные возможности контроля и самовыражения, на которые его уполномочивают его характеристики и стадия развития. Иногда даже задаешься вопросом, не может ли обладать такой тип социальной организации определенной ценностью для человека?»[305]
Несмотря на предположение Йеркса о том, что у людей не существует никакого порядка физического доминирования, представляется в высокой степени вероятным, что он всё-таки есть. Его определенно невозможно не заметить, когда мы изучаем проблемы господства и подчинения в Янки-Сити и все сопутствующие им социальные явления.
Хотя изменения и заложены имплицитно в том, что мы говорили о природной среде и физическом взаимодействии человека с ней, мы еще недостаточно подчеркнули некоторые типы физических ритмов, которые обнаруживаются в среде и человеке. Изменения в природной среде, к которым должна приспособиться техническая система, чтобы обеспечить выживание биологической группы, включают в себя: (а) сезонные циклы и (б) более фундаментальные и постоянные изменения, радикально изменяющие среду, но являющиеся для человека нециклическими (т. е. изменения, которые климатически цикличны, но занимают столь продолжительные промежутки времени, что становятся для человека неритмичными). Физические изменения в человеке — это различные фазы его жизненного цикла. Эти биологические изменения могут быть классифицированы (и в социальном порядке большинства обществ действительно проводится такое различие) как: (1) изменения, происходящие в связи с событием рождения организма; (2) изменения, происходящие в связи с взрослением организма (переходом от незрелости к зрелости); (3) «отсутствие» видимых изменений на протяжении периода зрелости; и (4) изменения, происходящие в старости и в связи со смертью. Сменяющие друг друга фазы, образующие природный цикл, и изменяющееся физическое строение человека — это несоциальные феномены, к которым биологическая группа должна приспособиться, дабы сохранить свою биологическую преемственность.
Когда различные природные среды человека и различные физические типы человека изучаются с экологической точки зрения, выясняется важный факт, необходимый для понимания поведения любого сообщества в сравнительной системе. Породные среды, населенные группами людей, очень изменчивы, тогда как люди, их населяющие, физически варьируют лишь в весьма незначительной степени. Среди систем природных сред, к которым должна приспособиться группа, многие предлагают максимальный или минимальный уровень удовлетворения физиологических потребностей; и соответственно, приспособления, необходимые для поддержания крайне важной биологической преемственности, бывают либо значительными, либо незначительными. Однако физическое оснащение группы индивидов, обитающих в таких средах, не будет демонстрировать никаких существенных вариаций, которые бы изменяли сам тип физических взаимодействий, необходимых для сохранения биологической преемственности.
Давайте проанализируем теперь формы социального поведения, используемые каждой данной группой для организации этих физических взаимодействий (в любой данный момент времени или в череде поколений) в социально коммуницируемые системы, которые могут передаваться от одного поколения к другому или от одной автономной социальной группы к другой, с которой она может находиться в социальном взаимодействии.
В каждом обществе — будь то австралийские аборигены, промышляющие с простотой каменного века охотой и собирательством, или современное индустриальное сообщество Янки-Сити — было бы удобно вычленить и обособить три фундаментальных типа социального поведения. Эти три типа поведения предназначены для адаптации человека к его природной среде, к другим индивидам и к тому неведомому сверхъестественному миру, который его окружает. Такие адаптации дают ему частичный контроль над вещами, к которым он приспосабливается, и помещают эти вещи в социальные отношения с ним и другими членами его группы. Необходимо помнить, что посредством социального размещения всех вещей в системе отношений каждый данный член сообщества и сам социально в ней располагается.
Тип поведения, посредством которого группа индивидов приспосабливается к природной среде и частично ее контролирует, — это, как мы уже говорили, ее техническая система; система приспособлений индивидов друг к другу и рычагов контроля над их взаимодействием есть социальная организация; а система осуществляемых группой приспособлений к неизвестному, или сверхъестественному, — это религиозная система, состоящая из верований и санкций, связывающих человека с богами и богов с человеком. Таким образом, везде обнаруживается фундаментальная организация поведения с несколькими системами упорядоченного регулирования человеческих действий. У разных народов существует широкая изменчивость каждого из этих типов поведения. Следовательно, для того, чтобы понять общие формы человеческого поведения, необходимо подвергнуть анализу отдельные общества во всех их вариациях. Янки-Сити — всего лишь одно из тысяч, которые должны быть изучены.
Типы приспособления, обнаруживаемые в Янки-Сити и во всех других изученных обществах, можно проанализировать с помощью рис. I. Социальная организация, или вторичная организация, присутствующая во всех группах, включает в себя формы взаимоотношений, образующие организационную систему, признание этих форм на уровне понятий (секулярную логику, или логики) и санкции, используемые индивидами в этой системе для регулирования обыденного поведения членов. В правилах, признаваемых членами общества в качестве сил, контролирующих взаимодействие индивидов и различные отношения между ними, имплицитно или эксплицитно присутствуют обязательства, обязанности, права и привилегии. Индивиды, взаимодействующие в рамках социальной организации, в любой данный момент времени и на протяжении всей своей жизни социально в ней размещены благодаря участию в своей ограниченной области социальноструктурного каркаса.
Рис. I
Социальное поведение индивида состоит из непрерывной последовательности взаимодействий с другими индивидами в сети отношений. Эти отношения являются частью социальной системы, непрерывно существующей во времени, тогда как состав взаимодействующих индивидов, образующих преемственную последовательность поколений, изменяется благодаря вхождению в него новых единиц и выбыванию старых. Применение санкций к индивиду, нарушающему признаваемые группой правила, направлено на сохранение ясного определения этих правил и поддержание того принуждающего влияния, которое они оказывают на членов группы.
Система абсолютной логики и ее санкций образует идеологию, или идеологии, концептуализирующие сверхъестественный мир. Обычно с такими идеологиями связан некоторый комплекс ритуальных отношений, которые организуют сакральные связи людей друг с другом и со сверхъестественными существами. Во многих — если не во всех — изучаемых группах, в том числе и в нашей, символическая система устанавливается эксплицитно посредством использования драматических символов сакрального ритуала.
Абсолютные идеологии и санкции обычно, если не всегда, имеют сакральный характер. Обычно они служат интеграции целостной группы и помогают поддерживать ее единство, ибо, даже будучи изменчивыми, они создают структурный каркас, за пределы которого индивидуальное знание не выходит. Все общества обладают такими символическими системами, различными в зависимости от типа социальной организации, который они имеют. Иначе говоря, между символической системой и социальной организацией существует интерактивная взаимосвязь.
Указанные типы социальной адаптации и контроля ограничивают изменчивость индивидуального поведения и обеспечивают унификацию группы. В каждой группе, разумеется, допускается некоторая степень индивидуальной изменчивости, однако она должна быть ограничена определенными пределами, иначе произойдет распад группы. Например, дифференциация не может доходить до того порога, когда индивиды могли бы иметь собственные частные символические или социальные системы. Только душевнобольным и некоторым непризнанным художникам и изобретателям позволено иметь эти привилегии, да и то лишь после того, как наше общество применило против них чрезвычайные санкции.
Символические системы располагаются на разных уровнях абстракции. Как социальные ученые, мы можем, например, наблюдать физическое выражение социального взаимодействия между двумя людьми, если они разговаривают друг с другом, производя определенные жесты и звуки. На чуть более общем уровне абстракции взаимоотношение этих двух индивидов может быть увидено как взаимоотношение мужа и жены. Более широкая группа, к которой принадлежат эти двое, — ограниченная семья. Переходя на еще более высокий уровень абстракции, мы достигаем такой точки, где семья концептуализируется не только как символ человеческой социальной жизни, но и как религиозный символ. Она становится святым семейством Священного Писания и встраивается в еще более широкую символическую систему креста, христианства и всего аппарата нашей религиозной идеологии. Следовательно, мы должны знать, с какими уровнями абстракции имеем дело, если хотим понять вербализации информатора.
Более детальный анализ рис. I, на котором представлены эти типы адаптации, позволит нам лучше понять, как интегрированы друг с другом различные части общества. Одноконечные стрелки, идущие вниз от верхнего прямоугольника, показывают конечное влияние абсолютной логики на социальную организацию, в то время как соединяющие два верхних прямоугольника стрелки, направленные в оба конца, показывают взаимосвязи между двумя частями общества. Стрелки, идущие вниз от прямоугольника, представляющего социальную организацию, показывают, что функцией социальной организации является не только регулирование поведения взаимодействующих индивидов в группе, но также социальное регулирование и социальная организация использования технологической системы.
Социальное регулирование поведения человека, в отличие от технического, заключается в основном в (1) разделении труда, необходимом для манипулирования орудиями в процессе извлечения из природы необходимого для жизни, и (2) распределении вновь создаваемых желаемых благ. Тип социальной организации, которым обладает группа, будет определять распределение между ее членами приятных и неприятных задач, а также распределение добытого. Если общество во всех частях своей структуры демократично (а большинство простых обществ именно таковы), то разделение труда и распределение благ будут тяготеть в сторону равенства; если же оно стратифицировано, то правила, контролирующие разделение труда и распределение его продуктов, будут способствовать неравенству.
Регулирование использования орудий труда вкупе с распределением результатов технической деятельности означает, что продукты труда так или иначе социально размещены. Если эти продукты не подлежат немедленному потреблению, то их социальное размещение должно сохраняться во времени. Что касается менее бренных предметов, то они должны оставаться в одном месте на протяжении нескольких поколений. Следовательно, социальная организация помещает членов группы, а также объекты, создаваемые ими в процессе манипулирования технической системой, в определенные места.
Трудовые навыки по самой своей природе утилитарны. Это способы преобразования материи из непригодной к употреблению в социально пригодную к употреблению форму. Одно из фундаментальных различий между трудовыми навыками и ритуальными актами состоит в том, что первые непосредственно ценны и утилитарны по самой своей природе и признаются в качестве таковых, тогда как последние вторично (т. е. символически) выражают социальную ценность определенного компонента социального поведения. Навыки и ритуальные акты могут, однако, совмещаться в единой деятельности, так что техническое действие может быть в высокой степени ритуализированным. Современный этикет и манеры поведения за столом, окружающие трапезу, например, правильное пользование ножом или вилкой, — примеры ритуализации технического поведения, ибо доставка пищи в рот с помощью того или иного инструмента представляет собой нечто большее, нежели просто искусное техническое действие. Техническая система служит удовлетворению ряда социализированных биологических потребностей. Это показывает и другой пример. Голодный европеец, как и его примитивные современники, утоляет голод путем выбора чего-нибудь из рациона питания, в высшей степени социально ограниченного. Некоторые продукты питания, высоко ценимые многими народами, как-то: кузнечики, гусеницы, муравьи и личинки, — он считает непригодными для употребления в пищу человеком. Хотя голод — состояние физическое, его знание о том, каким образом его следует утолять, относится к сфере культуры.
Технические системы в мире варьируют в диапазоне от очень простых систем обществ охотников и собирателей до исключительно сложных систем современного сообщества. Это довольно успешно было продемонстрировано Хобхаусом[306] и его коллегами, которые составили их классификацию на основе двух основных критериев: (1) способа, с помощью которого различные группы извлекают пищу из природы, и (2) сравнительной сложности вырабатываемых ими форм адаптации. В соответствии с этими критериями Хобхаус сконструировал следующие типы: (1) общества охотников и собирателей, (2) пастушеские общества и (3) сельскохозяйственные общества. Последние подразделялись далее еще на три категории в зависимости от внутренней сложности системы. Янки-Сити, бесспорно, подпадает под крайнюю форму на этой шкале, а именно, наиболее сложный тип сельскохозяйственных групп.
Вышеупомянутые технические системы имеют тенденцию быть относительно стабильными или нестабильными; иначе говоря, либо они, подобно технической системе, скажем, австралийских аборигенов, претерпевают лишь незначительные или не претерпевают вовсе никаких наблюдаемых изменений, либо они, подобно нашей системе, изменяются чрезвычайно быстро. В связи с последним замечанием возникает важный вопрос. Если общество может быть описано как система, все части которой взаимозависимы, то любое изменение в его технологии и общем приспособлении к природной среде, по-видимому, должно оказывать какое-то воздействие на социальную организацию, которая должна влиять на систему абсолютной логики; последние же, в свою очередь, должны взаимодействовать друг с другом и оказывать обратное влияние на технологию. Наши наблюдения в Янки-Сити, похоже, подтверждают это. Идеи прогресса, свободы, демократии и другие ценности, высоко почитаемые в Янки-Сити (как и вообще в Соединенных Штатах) санкционируют определенные типы изменения, особенно технологические, но те в меньшей степени способствуют изменениям в социальной организации и абсолютных идеологиях. Однако до тех пор, пока техническая система продолжает претерпевать изменение, одно из следствий общих гипотез нашего исследования должно будет состоять в том, что социальная организация тоже должна меняться или быть достаточно гибкой в своей существующей форме, по крайней мере, для того, чтобы регулировать развивающиеся новые технические формы.
Еще одно следствие, которое следует добавить к нашему первоначальному теоретическому аппарату, состоит в том, что если происходит изменение, оно не обязательно идет в направлении «прогресса»; иначе говоря, оно не обязательно является изменением, приносящим человеку удовлетворение. Многие взаимосвязанные проявления социального изменения могут оцениваться группой как вредные. Поэтому проделанный Дюркгеймом анализ самоубийства, в котором была предложена гипотеза, что один из типов суицида обусловлен аномией, или распадом социальных связей в нашем индустриальном мире, был нами расширен путем включения в сферу рассмотрения и другого «асоциального» поведения.
Это не значит, будто мы предположили связь всего такого поведения с социальным распадом, однако по крайней мере какую-то часть этого поведения было бы легче понять, если бы такое понятие было включено в ориентиры наших исследований.
В ходе исследования Янки-Сити мы всегда отличали «социальную личность» от «индивидуальности». Мы не занимались индивидуальностью; нашей целью было изучение социальной личности, которую мы определили как целостное участие органической единицы в ее особом фрагменте общества. Мы сочли возможным изобразить социальную территорию общества и место в ней индивида в виде диаграммы. Поскольку данный индивид занимает свое особое место в социальном пространстве данного общества — одно из множества мест, в которых он мог бы находиться, — и участвует в этом конкретном месте, то имеет социальную личность, отличную от социальной личности кого бы то ни было другого.
До предела упростив суть дела ради наглядности, мы можем предположить, что социальное пространство нашего общества имеет всего два измерения — вертикальное и горизонтальное. Вертикальное измерение есть иерархический порядок, в котором люди занимают высшие и низшие позиции; горизонтальное же представляет социальную дифференциацию поведения на каком-либо отдельном вертикальном уровне. На рис. II квадрат обозначает все общество: линии А1, А2 А3 и т. д. представляют вертикальные измерения, а линии В1, В2, В3 и т. д. — горизонтальные. Заштрихованная часть представляет социальное место (или социальную личность) индивида. Другие индивиды могут походить на него, поскольку участвуют в жизни общества, занимая в нем приблизительно такое же место. Можно, например, сказать, что они являются членами высшего низшего класса, имеющими определенную семью и принадлежащими к определенным профессиональным группам.
В только что описанных операциях отнесения учитываются как индивидуальная, так и социетальная точки зрения. В них находят применение методы и результаты любой общей науки о человеческом поведении и при этом не отбрасываются их основные идеи. Такая процедура не приводит к получению двух типов открытий — психологических и социологических. Напротив, один и тот же индивид может быть изучен при помощи психологических методов, затем исследован в его социальном месте, а его социальное место может быть соотнесено далее с более широким обществом. Таким образом, индивидов, имеющих схожие социальные личности и сталкивающихся с похожими проблемами, можно с высокой степенью точности сравнить, индивидов же, занимающих совершенно разные части социальной структуры и обладающих разными социальными личностями, можно изучить по отдельности, каждого в его собственном социальном контексте.
Рис. II
Степень сложности социальной личности индивида будет определяться простотой или сложностью того общества, в котором он живет, и особенно той части общества, в которой он участвует. Более того, поскольку некоторые части общества вследствие выполняемой ими социальной функции вовлечены в больший конфликт, чем другие, то и индивиды, занимающие социальное место в этих сегментах, будут находиться друг с другом в большем конфликте, нежели те, кто занимает место в других сегментах общества.
Символическая система индивида будет отличаться соответственно той части общества, место в которой он занимает. При исследовании социальной системы западной Ирландии мы с коллегами обнаружили несколько классовых групп, в том числе «господствующих» (или ирландцев-протестантов), ирландце в католиков, образующих широкий средний класс, и так называемых «лудильщиков», небольшую группу, находящуюся на самом дне общества, католиков по наименованию, которые должны заключать браки в пределах собственной группы и к которым другие относятся с презрением. «Лудильщики», хотя номинально относятся к католикам, разделяют лишь часть католической символики. Религиозные символы протестантской группы «господствующих» отличаются от символов любой из католических групп. Соответствующие различия в символической системе наблюдались также и у различных групп Янки-Сити; в особенности они проявлялись в ситуациях интервьюирования.
В любом обществе существует тенденция формирования определенных под-единств, сохраняющихся с течением времени в качестве характерных структур, различимых по упорядоченному расположению их членов в отношениях друг с другом и с членами более широкого сообщества. Структуры одного и того же типа будут в разных обществах различаться, а какой-то данный тип структуры иногда может вообще нигде более не присутствовать. Разные типы структур конкретного общества отличаются друг от друга больше, чем структуры одного и того же типа в разных обществах. Элементарная семья в современной Америке, например, больше похожа на элементарную семью, существующую во многих африканских племенах, нежели, скажем, на современную американскую экономическую или политическую организацию. Типовое сходство структур разных обществ способствует проведению научного сравнения, а различие по типу между разными институтами одного и того же общества благоприятствует анализу человеческого поведения в сложных современных сообществах наподобие Янки-Сити. Среди различных подгрупп индивидов, дифференцировавшихся в рамках более широкого сообщества, следует назвать семью, ассоциацию, клику, политическую организацию (государство), церковь (как социальную структуру), экономические институты (такие, например, как компания, фабрика, магазин, а в примитивной группе — орда или группа охотников), касты и классы, а также половые и возрастные группировки. Эти структуры, согласно принятой нами с самого начала исследования теоретической ориентации, которой мы придерживались и на более поздних его этапах, понимались как составные части социальной организации сообщества Янки-Сити.
Семья в Янки-Сити, как и везде в мире, может быть рассмотрена как интерактивная система взаимоотношений, заключающая в себе социальные личности мужа, жены, отца, матери, сына, дочери, брата и сестры. К ее первичным функциям относятся социализация сексуального поведения и социальная ориентация новорожденных или незрелых организмов в рамках общества вообще. Наряду с институтами возрастных градаций, она помогает решать проблему сохранения единства группы невзирая на разрушительные изменения, постоянно вызываемые смертями и рождениями. Если бы вдруг в один момент вымерло целое поколение, а новорожденное поколение попыталось продолжить его дело, то у общества не было бы никаких шансов на сохранение. Однако поскольку члены старшего поколения уходят, а их места занимают новые организмы — так, что один приходит на место другого, — то в каждый данный момент времени общая сумма изменений и наносимых ими ударов по социальным отношениям относительно невелика.
Во всех обществах все индивиды формально или неформально социально дифференцированы в соответствии с возрастом и степенью физической зрелости. Социальные факторы, определяющие здесь различные категории, могут быть как простыми и немногочисленными, так и сложными, однако обычно существует, по крайней мере, основное разделение индивидов на несовершеннолетних, зрелых и старых. Там, где возрастные аранжировки являются формальными, имеются определенные правила, предписывающие надлежащее поведение для каждой из возрастных групп и отношений между ними.
Переход из одной возрастной категории в следующую обычно бывает ритуализированным. Rites de passage, сопровождающие такого рода изменения в жизни индивида, — это церемонии, сопутствующие рождению, достижению половой зрелости, взрослению, браку, рождению первенца, «превращению в старшего» и смерти. Церемонии рождения и смерти выражают такие изменения в социальном статусе индивида, которые касаются его взаимоотношений с обыденным миром и со сверхъестественным обществом. Ритуалы, сопутствующие рождению, символизируют прочность связей души новорожденного индивида с иным миром и идентифицируют его с обществом живых, наделяя его социальным местом и определяя его статус. Похоронные обряды переопределяют отношения умершего с живыми и со сверхъестественным обществом мертвых и богов. Между этими двумя предельными обрядами ритуалы выражают изменения в жизни индивида.
Отнесение индивидов к возрастным категориям обычно дополняется социальным признанием различий между полами. Исходя из некоторого круга задач, мужчин помещают в одну группу, а женщин — в другую. В других ситуациях то же самое сообщество может не обращать внимания на эту половую дихотомию и относиться к представителям обоих полов как к недифференцированным членам общества, не проводя, соответственно, между ними никаких формальных различий в статусе. Эта социально-половая дихотомия — или трихотомия, если включить сюда случаи отсутствия дифференциации, — входит в различных человеческих обществах в разнообразные комбинации с возрастными подразделениями. Из возможных вариантов их соединения мы рассмотрим только один, а именно — комбинацию половой трихотомии с тремя возрастными подразделениями, которая показана на рис. III.
Высший уровень (I) включает:
1. Старых мужчин (С = старый; М = мужчина).
2. Старых женщин (Ж = женщина).
3. Старых мужчин и женщин (В = вместе, или недифференцированы).
Средний уровень (II) включает:
4. Взрослых, или зрелых мужчин (З = зрелый).
5. Взрослых женщин.
6. Взрослых мужчин и женщин.
Низший уровень (III) включает:
7. Молодых, или несовершеннолетних мужчин (Н = несовершеннолетний).
8. Несовершеннолетних женщин.
9. Несовершеннолетних мужчин и женщин.
Сочленение половых и возрастных подразделений обычно ассоциируется с феноменами господства и подчинения. Возрастная группа несовершеннолетних всегда подчинена старшей группе взрослых, а взрослые обычно, хотя и не всегда, подчинены старым. Это подчинение младших поколений старшим позволяет взрослым внушать молодежи принципы социального поведения группы. Младшие зависят от старших в деле освоения социальной традиции и обретения своего социального статуса. Это доминирование старших над молодыми обеспечивает социальную стабильность в череде сменяющих друг друга поколений и поддерживает тем самым преемственность социальной системы.
Рис. III. Типология возрастных и половых подразделений
Аналогичным образом, в большинстве обществ обнаруживается подчинение одного пола другому. Обычно мужчины образуют доминантную половую группу, однако в некоторых случаях факты говорят о главенстве женщин. Связь социального доминирования с физическим — вопрос открытый, но факт наличия первого является твердо установленным. В некоторых обществах и мужские, и женские группы разделяются на возрастные категории, и возрастные уровни разных полов приравниваются друг к другу. В других обществах один пол может быть разделен на несколько возрастных групп, в то время как другой — как правило, это женщины — остается не дифференцированным. В этом случае женщины объединяются в один класс с низшей возрастной категорией мужчин и исключаются из инициаций, которые могли бы повысить их статус.
В слабо дифференцированном обществе возрастные и половые аранжировки тяготеют к простоте, но там, где наличествует высокая социальная дифференциация — например, сложное многообразие родов занятий или ассоциаций, или несколько социальных страт, — возрастные группировки приспосабливаются к этой сложности. В такой ситуации возрастные подразделения не пронизывают все общество и не сгруппировывают воедино всех лиц того или иного возраста и пола, а применяются лишь в отдельных сегментах сообщества. Одни ассоциации, например, ИМКА[307], могут быть стратифицированы по возрасту и полу, тогда как другие — нет; или же правила какой-нибудь структуры, например, церкви или государства, могут накладывать запрет на участие в ней одного из полов или некоторых возрастных категорий. Это дробление возрастных и половых упорядочений в сложных обществах обычно ставит социальный возраст или пол лица в зависимость от различных позиций, занимаемых им в разных сферах его жизнедеятельности. Мужчина или женщина могут принадлежать к каким-нибудь бисексуальным ассоциациям и к другим, вход в которые ограничен по половому признаку, практиковать род занятий, ограниченный одним полом или открытый для обоих полов, и жить в государстве, где лишь мужчины имеют право голоса и право занимать государственные должности. Аналогичным образом, мужчина может принадлежать к ассоциации, считающей его, когда ему исполняется 16 лет, «достаточно взрослым» для того, чтобы он мог в нее вступить, тогда как государство, в котором он живет, может не разрешать ему голосовать до тех пор, пока ему не исполнится 21 год. Таким образом, социальные отношения могут чрезвычайно усложняться благодаря разнообразию социальных оценок возраста индивида.
Ассоциация — тип группировки, высоко почитаемый в нашем обществе, — в определенном порядке расставляет индивидов в структуре, которая не пронизывает собою все общество, а характерным образом включает одних и исключает других. Наличие ассоциаций в обществе сегментирует членов группы на подгруппы. Ассоциация отличается от институтов родства тем, что человек в нее вступает, а не рождается в ней. Поведение, которое она регулирует, может включать в себя любой вид деятельности, обнаруживаемый в обществе в целом. Ассоциация может иметь формальную организацию с правилами вхождения и выхода, а также дополнительными установлениями, контролирующими поведение ее членов. Все правила такого рода обычно устанавливаются эксплицитно и, если сообщество обладает письменностью, обыкновенно фиксируются в письменном виде.
Некоторые ассоциации могут быть неформальными; иначе говоря, правила вступления, исключения и членства являются обычными[308], а не эксплицитно установленными. Тем не менее, в них присутствует чувство того, что эта группа «наша», что ее член что-то должен делать, а чего-то делать не должен, дабы не оскорбить тех, кто принадлежит к его ассоциации. Обычно имеется тесная взаимная идентификация ее членов друг с другом, а также, как правило, чувство близости в их кругу. Примером неформальной ассоциации в нашем обществе является клика.
Экономические организации обнаруживаются повсеместно. Простая австралийская орда или охотничьи группы еще менее развитых индейских обществ служат примером четко ограниченных экономических групп в примитивных сообществах. Орда организует сбор продуктов питания или производственную деятельность обществ охотников и собирателей в некоторую систему отношений; то же самое делает и современная фабрика в Янки-Сити. Управление собственностью часто является основной функцией одной из разновидностей экономической структуры; этот тип может упорядочивать людей в сеть отношений, отличную от той, которая организуется производительной группой. Экономические структуры управляют технологией посредством (1) организации ее использования в производстве и (2) распределения произведенных продуктов или, если это продукты длительного хранения, определения их использования и места в социальной системе. Если экономическая структура включает большое число индивидов и имеет множественное разделение выполняемых задач, то расстановка отдельных ее членов обычно принимает форму иерархии, в которой одни группы господствуют над другими группами.
В большинстве обществ церковь как сеть социальных отношений, организующая людей в структурное единство, пронизывает все сферы жизни. Обычно она организует членов всего общества в структурные аранжировки, связывающие одних членов с другими; кроме того, она связывает их в группу, которая организует отношения повседневного мира с миром сверхъестественного. Обитатели сверхъестественного общества (включающего в себя некоторых или всех без исключения лиц — таких, как души мертвых, души нерожденных и боги) систематически связаны друг с другом и с членами церкви системой ритуала и мифа.
Обычно, но не всегда, церковь создает должностные позиции, которые должны быть укомплектованы профессиональным составом. В более сложных сообществах мира эта официальная группа нередко занимает высокое иерархическое положение. Здесь обнаруживается такого же рода иерархия, какая существует в экономических структурах сложных обществ. Функции этой официальной группы, т.е. связывание опасного иного мира с потребностями обыденного мира людей, обеспечивают готовый инструмент господства, которым может воспользоваться любой индивид, занимающий такой пост. Хотя в более простых обществах церковь включает в себя всю группу, в более сложных обществах она имеет тенденцию сегментироваться на несколько различных групп, каждая из которых имеет свой персональный состав. Даже если эксплицитные и более общие социальные функции церкви не изменяются, ее организационные функции меняются, когда на смену одной церкви приходят многие. При таком изменении в организации церковь, как правило, приближается к определенным типам ассоциаций. Масоны в современном обществе и некоторые тайные общества Южных морей и Западной Африки, например, очень похожи на современную церковь в том плане, что тоже упорядочивают отношения своих членов друг с другом, с сообществом и со сверхъестественным обществом мертвых и богов.
Почти во всех обществах мы находим формальные или неформальные группы, члены которых признаются всем обществом как люди, занимающие социальное место, расцениваемое как высшее, низшее или равное в соотношении с другой социальной позицией, которая оценивается как низкая или высокая. В самых простых обществах отсутствует разделение людей на высшие и низшие классы, однако в их родовых, половых и возрастных сегментах действует принцип господства и подчинения. Более сложные общества обычно имеют развитую устойчивую статусную систему; обычно это классовая или кастовая структура. Подробный анализ упорядочения людей в иерархические группы будет представлен в одной из следующих глав.
Школа как особый институт — явление относительно недавнее в истории общества. Однако если рассматривать ее как часть систем возрастных категорий неевропейских обществ, то она оказывается явлением очень древним и образует во всех обществах часть более широкой системы ориентирования молодежи на социальную традицию.
Структуры управления разных обществ мира варьируют в спектре от групп, в которых организованное управление отсутствует, до современных государств, в которых политическая структура доминирует над остальным поведением группы. Хобхаус и его коллеги[309] четко продемонстрировали, что имеется устойчивый рост частоты проявления организованного управления и политических институтов по мере перехода от низшей стадии охотничьих обществ к более развитым сельскохозяйственным обществам. Кроме того, существует постоянная тенденция к усложнению структуры управления, созданию иерархий контроля и распространению власти органов управления на все более широкий круг деятельностей. Структуры ассоциаций нередко тесно взаимосвязаны с институтами управления, и когда это имеет место, ассоциация может занимать доминирующие позиции. Политическая партия есть ассоциация, чье доминирование в политической структуре может быть социально санкционировано. Тайное общество как в примитивной Западной Африке, так и в современной Америке может осуществлять контроль над политической структурой без полного одобрения более широкого сообщества. Управленческая организация сообщества встраивает своих членов в сеть отношений, включающую контролируемые и контролирующие позиции. Лица, принадлежащие к контролирующей группе, выполняют функцию связывания членов сообщества как целого с другими сообществами, а также властной организации внутренних отношений между членами и применения санкций в случае нарушения правил. Отношения, формально организуемые системой управления, а также тип и строгость применяемых ею санкций широко варьируют в разных обществах мира.
Эти внутренние структуры, или аранжировки членов общества могут в той или иной конкретной группе, являющейся объектом наблюдения — как, например, в Янки-Сити, — либо присутствовать, либо отсутствовать. Как правило, более простые общества организуют своих членов в родственные группы, дополняемые обычно возрастными и половыми подразделениями. Судя по всему, все общества выносят на передний план ту или иную структуру, которая придает форму обществу в целом и интегрирует другие структуры в социальное единство почти так же, как скелет дает телу структурный каркас, или строительные леса, которые затем обрастают плотью. Австралийские аборигены мурнгин, например, зависят от сложнейшей системы родства, дающей им фундаментальную структуру, вокруг которой организованным образом выстраиваются другие внутренние отношения. В некоторых районах Африки многие негритянские общества выдвигают на передний план свои возрастные подразделения, также как и некоторые новогвинейские группы. В других случаях фундаментальная структура может складываться из комбинации этих двух структур.
Фундаментальная структура определяет базисное мировоззрение индивида и тот более широкий контекст, с которым он в конечном итоге связывает свои определения социального обычая. Так, например, решения, принимаемые аборигеном мурнгин, определяются в конечном счете той позицией, которую он занимает в данное время в структуре родства. Такое общество, например, как Индия, организует деятельность всего сообщества вокруг кастовой иерархии, что также было свойственно натчез и другим индейским группам, некогда занимавшим часть той территории, которая теперь принадлежит нашим южным штатам. Фундаментальной структурой некоторых современных обществ является, по-видимому, экономическая структура, тогда как другие сообщества зависят от политических институтов, придающих форму и сплоченность их многочисленным составным частям. Это понятие фундаментальной структуры имело основополагающее значение на ранних этапах нашего исследования.
Довольно простые формулировки, представленные выше, служили для нас путеводными идеями и базисными теоретическими апперцепциями, когда мы приступали к полевому исследованию Янки-Сити. В наших детальных исследованиях мы руководствовались понятием взаимосвязи, или взаимосоединения многочисленных отношений между индивидуальными членами, находящимися во взаимной зависимости, и понятием фундаментальных типов контроля и адаптации. Идея структуры и многообразия структур — т. е. семьи, расширенной родственной группы, ассоциации и возрастной категории — была почерпнута из социальной антропологии и других социальных наук. Наблюдение, что большинство обществ — если не все — имеют фундаментальную структуру или несколько фундаментальных структур, интегрирующих и облекающих в ту или иную характерную форму все остальное общество, было основной идеей в нашем теоретическом оснащении.
Этот эксплицитный анализ нашей теории и последующий обзор наших методов и исследовательских процедур представлены исходя из того, что результаты наших усилий могут быть поняты, а обоснованность их по достоинству оценена лишь тогда, когда читатель внимательно ознакомится с нашими операциями. Как говорит Бриджмен:
«Новое отношение к понятию совершенно иное. Мы можем проиллюстрировать его на примере понятия длины. Что мы имеем в виду, когда говорим о длине предмета? Мы определенно знаем, что подразумеваем под длиной, если можем сказать, какова длина любого и каждого предмета; от физика ничего более и не требуется. Чтобы найти длину предмета, мы должны выполнить определенные физические операции. Следовательно, понятие длины фиксируется тогда, когда фиксируются операции, при помощи которых мы длину измеряем, то есть понятие длины заключает в себе не больше и не меньше чем определенный набор операций, с помощью которых определяется длина. Вообще говоря, под любым понятием мы подразумеваем не более чем некоторый набор операций; понятие синонимично соответствующему набору операций»[310].
Среди большинства антропологов до сих пор преобладала идея, будто исследователь должен приступать к полевому исследованию без каких бы то ни было предварительных идей и гордиться отсутствием теоретической позиции. Работы многих социальных антропологов критиковались за то, что в них принимались допущения и гипотезы, используемые и проверяемые в работе. Обычно эта критика принимает форму обвинения исследователя в предвзятости. С этим, очевидно, придется согласиться, поскольку никто не свободен от предубеждений. Однако нам кажется менее вероятным, что автор исказит свою работу, а читатель неправильно ее поймет, если будут четко изложены его теоретическая позиция, методы и техника исследования. Слишком часто декларируемое отсутствие теоретической позиции при представлении результатов полевого исследования всего лишь маскирует некий набор неосознанных или полуосознанных допущений, которые — хотя ни автор, ни читатель могут этого не сознавать — искажают результаты исследований и мешают адекватной трактовке изучаемой социальной реальности либо в сборе фактов, либо в последующем их анализе и синтезе, либо и в том, и в другом.