Жизнь Льва Шестова. Том 2

Глава XIII Булонь, 1933–1936

— «Киркегард и экзистенциальная философия».

— Интерес к индийской философии.

— Статья о Жиль- соне.

— Доклад и статья «Ясная Поляна и Астапово».

— 70-летие.

— Поездка в Палестину.

— Статья о Ясперсе.

30 января 1933 г. в Германии пришла к власти национал- социалистическая партия во главе с Гитлером, который занял пост канцлера. Через несколько месяцев стало ясно, что Ловцкие, мать Шестова и Саша в Берлине оставаться не могут. Ловцкие и мать Шестова поехали в Париж, вероятно, в мае, а Саша в Палестину, в Тель-Авив, где жила его сестра Лиза с мужем. В Париже Ловцкие остановились у Тани и Наташи (10 rueMassenet, Paris16), а мать Шестова поселилась поблизости (6 rueEugeneManuel, Paris16). С ней жила Надежда Михайловна (не удалось найти ее фамилии). В сентябре Ловцкие нашли очень приятную меблированную квартиру (13 squareHenriPathe,

Paris16). Шестов часто бывал у них.

*

В начале июня 1933 г. Шестов получил письмо от Гуссерля:

Verehrter Freund! Ihre herzlich-lieben Zeilen haben uns wohlgethan. Die Hoffnung, dass eine Ihrer Vortragsreisen Sie wieder nach Deutschland fiihren und wir uns dann wiedersehen konnten ist leider fur absehbare Zeit abgeschnitten. Uns geht es "den Umstanden angemessen" gut, d.h. die grosse deutsche Revolution ist uns und unseren Kindern als "Nichtariern" zum personl. Schiksal geworden, aber wir fiihlen uns stark genug es standhaft zu ertragen u. so Gott will zum Guten zu wenden. Zunachst gehort ein standiger Aufwand an Kraft dazu, die immer neuen Aufregungen zu iibertauchen. Daher stockt seit einigen Monaten meine Forschungsarbeit immer wieder, die in der letzten Reihe von Jahren sehr productiv gewesen war. Meine "Beurlaubung"[68] ist "vorbehaltlich" zuriickgezogen. Ernster fiir mich ist, dass mein Sohn, Ordinarius a.d. Univer- sitat in Kiel, beurlaubt ist, also nicht lehren darf. Ob mein Schwiegersohn (Custos a.d. Berliner Museen) fortdauernd seine Stelle wird versehen diirfen, weiss ich nicht, vorlaufig ist er nicht beurlaubt. Den Sommer (Juli u. August) wollten wir in Tyrol verbringen, hatten schon Wohnung genommen. Aber nun ist die drakonische Ausreisesperre eingetreten. Und so ist wieder alles unbestimmt. Wenn man alt wird, erlebt man viel, zu viel. Ich hoffe bald wieder im Reiche ewiger Wahrheit meinen Arbeitsplatz finden zu konnen. Wir griissen Sie und Ihre Lieben herzl. In Hochschatzung. Ihr alter E.Husserl.(29.05.1933).[69]

Это последнее из писем Гуссерля, сохранившихся в архиве Шестова. За несколько дней до своей кончины, Гуссерль сказал своей жене: «Gotthatmichin Gnadenaufgenommenundmirerlaubtzusterben». (Husserl. E.-BriefeanRomanIngarden,из письма Мальвины Гуссерль к Ингардену от 21.04. 1938).

* * *

Напомним, что после того, как Шестов закончил работу «В фаларийском быке», последние главы которой посвящены Киркегарду, он некоторое время изучал Бубера и написал о нем статью. В конце декабря 1932 г. он опять начал заниматься Киркегардом (см. письмо к Шлецеру от 4 января 1933 г., стр.113). Через несколько месяцев он начал писать новую книгу «Киркегард и экзистенциальная философия. Глас вопиющего в пустыне», полная черновая рукопись которой сохранилась в архиве Шестова. Она разбита на семь частей, включенных вместе с другими текстами в семь тетрадей (Мс. № 44–50). На первой странице шести из них указаны даты (апрель 1933 — март 1934). Нельзя с уверенностью сказать, что эти даты относятся к разным частям рукописи книги о Киркегарде, так как некоторые тетради содержат не только части этой книги, но и другие тексты. Все же можно предположить что черновая рукопись этой книги была начата в апреле 1933 г. и закончена в марте или апреле 1934. Недатированная окончательная рукопись книги была, без сомнения, окончена в июле 1934 г. Указанные даты относятся к главам 1-22 книги. Впоследствии Шестов прибавил к ней как предисловие этюд «Киркегард и Достоевский», написанный в 1935 г. (см. стр.134).

Занимаясь Киркегардом, Шестов пробудил интерес к нему и у своего окружения. В 1932 г. Фаня написала о нем статью (см. письмо Шестова к Фане от 4 января 1933, стр.114) и Герман упоминает о нем в нескольких статьях. В 1933 г. вышла по-французски в издательстве «Алькан» книга Киркегарда «Повторение». Шестов был озабочен, чтобы об этой книге появились «подходящие» статьи, чтобы книга не «прошла бесследно». Для «Ревю Филозофик» Беспалова взялась написать статью. Она упоминает об этом в письме, посланном Шестову в Шатель, куда он поехал 17 июля:

Ainsi je contemple votre effort tenace comme on admire une resistance desesperee et la noblesse d'une entreprise vouee a la catastrophe. Et je ne dis pas que cet echec ne soit preferable a toutes les reussites…

Buber a du etre a la fois touche par Tattention tres deferente que vous lui temoignez et vexe de se voir decouvert.Tout en lui montrant beaucoup de sympathie, vous lui enfoncez sans menagement son "Pfahl ins Fleisch". II a eu raison de dire: "es ist echt Schestov"…

Vous ai-je dit que j'ai re^u une deuxieme lettre de Levy- Bruhl dans laquelle il m'ecrit qu'il m'accorde tous les delais voulus pour Particle sur Kierkegaard…

Plus j'avance dans Kierkegaard, plus je me demande ce qui reste de Heidegger lorsqu'on a fait le compte de tout ce qu'il doit a Kierkegaard et de ce qu'il doit a Husserl. Son actif baisse terriblement. II ne reste gufere que le theme de Welt, du "Welter der Welt", et la formidable technique bien entendu. Jeconfessequ'iciencorevousavezraison.

(28.08.1933)[70].

Статья Беспаловой была закончена в декабре 1933 г. и опубликована в «Ревю Филозофик» (май/июнь 1934) под заглавием «NotesurlaRepetitiondeKierkegaard». После выхода по-французски книги Киркегарда «Страх и трепет» Беспалова написала статью и об этой книге. Она вышла в «Ревю Филозофик» в № 1/2 (янв./февр.) 1935 г.

Вернувшись в Булонь 25 сентября, Шестов пишет Шлецеру о «Повторении»:

Очень огорчился, что Вы о Киркегарде не пишете. Так и пройдут его книги бесследно. Будут знать образованные люди во Франции, что в Пантеоне «великих людей» нужно отметить и Киркегарда, и этим все кончится…

Все тревожит меня мысль, что в «Н.Р.Ф.» не будет статьи о Киркегарде или будет неподходящая — раз Вы не напишете. И вот мне пришло в голову: может быть, Вы снесетесь с Paulhan'oMи предложите ему, что т. к. Вы заняты, попросить меня написать о Repetition. Мне он, пожалуй, и больше места даст и я постараюсь как можно выпуклей написать. Если бы дал 8–9 страниц — уже можно кое-что сказать. Только это нужно поскорей делать. Напишите, не откладывая. (30.09.1933).

В журнале «Путь» № 39 (янв./март 1934) вышла короткая статья Шестова «Гегель или Иов? (По поводу экзистенциальной философии Киркегарда)», в которой он уделяет много внимания книге Киркегарда «Повторение». Та же статья будет опубликована в мае 1935 г. в «НРФ» под заглавием «JobouHegel». Не удалось установить, была ли эта статья написана по просьбе «НРФ», а если да, то по какой причине она появилась с таким опозданием.

В скором времени Шестов снова пишет Шлецеру:

19 или 20 ноября состоится беседа о Киркегарде (в пользу Ремизова — помните, я Вам говорил?): можно и Ваше имя поставить в списке участников? Говорить не обязательно, если Вам не хочется. А захочется — будет очень хорошо. Надеюсь, к этому времени Вы уже будете в Париже. (14.10.1933).

Нового у нас мало. Сижу дома и почти никого не вижу. Начал писать доклад о Киркегарде. Дьявольски трудно и страшно волнует. Ни один из писателей мне не был так близок, как Киркегард, — ни один, насколько я знаю, так страстно и беззаветно не искал в Св. Писании ответа на свои вопросы. От Гегеля и от «греческого симпозиона» он ушел к Иову и Аврааму, от разума к Абсурду и Парадоксу. Но от Сократа он не мог отречься и, в конце концов, восставая против умозрительной философии, исправлял евангелие, посколько оно не выдерживало критики Сократа, и пытался диалектически вывести воплощение Бога в человека. И, конечно, — тем самым возвращался к греческому симпозиону, совсем как это сделал Филон. Почему это? Филона я понимаю — но «страх пред Ничто», отгоняющий человека от Бога — неужели даже Киркегар- довский «опыт» не может этот страх отогнать? Когда приедете — поговорим об этом.

Очень удачные рецензии Fondaneо Киркегарде помещены в той книге «CahiersduSud», в которой появилась моя статья. (20.10.1933).

В последнем письме упоминается журнал «Кайе дю Сюд». Речь идет о № 155 этого журнала, появившемся в октябре 1933 г., где были опубликованы 22 афоризма из статьи Шестова «О втором измерении мышления» (16 афоризмов из той же статьи вышли в «НРФ» в сентябре и октябре 1932 г., см. стр.82) и хроника Фондана, посвященная двум произведениям Киркегарда, недавно появившимся во французском переводе: «InvinoVeritas» и «LaRepetition». Через некоторое время в том же журнале Фондан, который все больше и больше интересовался Киркегардом, опубликовал еще две статьи о нем: «LeonChestov, SoSrenKierkegaardetleserpent» в номере 164 (авг./сент. 1934, см. стр.128) и «HeraclitelepauvreouNecessitedeKierkegaard» в номере 177 (ноябрь 1935, см. стр.158).

Доклад о Киркегарде («Религиозно-философские идеи Киркегарда»), о котором Шестов пишет Шлецеру в письме от 20 октября, он сделал 16 ноября на публичном собрании Религиозно-философской Академии. В прениях приняли участие Н.Бердяев, Б.Вышеславцев, А.Лазарев, А.Ремизов, Г.Флоровский, Б.Шлецер.

Лазарев, со своей стороны, тоже занимался Киркегардом и произнес о нем речь, по поводу которой Шестов ему пишет:

Хочется повидать Вас и в частности побеседовать о том, что Вы на докладе о Киркегарде говорили. Слышал от многих — Бердяева, Шлецера, Ремизова, Мочульского и т. д. очень интересные суждения о Вашей речи. Всем, как и мне, она показалась очень значительной и очень кстати сказанной. Подробности — при свидании, недалеком, хочу думать. (1.12.1933).

Шестов не указывает, где Лазарев выступал. Вполне возможно — 16 ноября на собрании Религиозно-философской Академии. Любопытно заметить, что в сохранившихся письмах 1933 г. Шестов ни разу не говорит о том, что он пишет книгу о Киркегарде, хотя и часто о нем упоминает.

В начале февраля 1934 г. Шестов получил письмо из редакции интернационального журнала «Ариэн Пат», выходящего в Бомбее, с просьбой дать статью на тему «Что достойно быть спасенным в европейской цивилизации». Журнал ему сообщает, что Жан Геенно, Карло Сфорца, Жюльен Бенда, Ж.Р.Блок и Стефан Цвейг уже согласились написать статьи на эту тему. Шестов принял предложение, и в августе 1934 г. его статья, озаглавленная «MenacingBarbariansofTo-day», появилась в этом журнале с заключительными словами: «Мы должны спасти свободу». Русский оригинал статьи был опубликован в «Вестнике РХД» № 119, 1976.

***

26 февраля 1934 г. Таня вышла замуж вторым браком за Жоржа Ражо (GeorgesRageot). Об этой свадьбе Шестов рассказывает Фане, которая в это время отдыхала на юге Франции:

Танина свадьба удалась превосходно. Мы до сих пор с Анной вспоминаем прошлый понедельник — и, вместе с тем, о том, что все так хорошо устроилось, благодаря тому, что тебе пришла мысль — устроить завтрак у вас. Одно только жаль, что тебя при этом не было — мы об этом тоже в прошлый понедельник не раз вспоминали. И действительно, очень жаль, и очень обидно было без тебя. А устроили все вот как. Еще накануне А. закупила кур, а Герман, который был у нас с Лазаревым в воскресенье, их отвез к вам и передал вашей прислуге. В воскресенье же А. заказала в Рами закуски и пирожки, а во французской кондитерской — большой сладкий пирог. Вина заказал Georges. В понедельник утром А. в мэрию не поехала, а, взяв с собой для помощи нашу femmedemenage, прямо отправилась к вам, так что к нашему возвращению из мэрии (в 11 3/4 утра) — уже все было готово. И все вышло великолепно: и сервировка, и самый завтрак. И прошло в образцовом порядке — и ваша прислуга и наша

femmeотлично прислуживали. Позавтракали на славу — даже французы, видно, были очень довольны и едой и вином, на которое они здорово, не по-нашему, налегли. Потом в гостиной пили кофе — французы очень насчет ликеров старались, а мы — не очень. Еще шампанское туда-сюда, и то в меру — а к ликерам только один Володя оказался способен. К 3 1/2 часам французы уехали — и тогда началось самое веселое интересное. Герман — как всегда в таких случаях, всех вдохновлял. Он сел за рояль и такую музыку завел, что, в конце концов, не только молодые, но и Анна в пляс пустилась… И так было, пока и самому Г. захотелось плясать. Тогда уже меня засадили за рояль — я играл рондо, а Герман командовал не своим голосом над пляшущими. Но к 5 ч. пришлось спешно кончать, т. к. в 6 часов уходил поезд, а ехать на вокзал нужно было на метро: забастовка шоферов тогда еще продолжалась. Так-то мы отпраздновали Танину свадьбу. Все было отлично — только тебя не хватало. И это было вдвойне обидно, т. к. все было по твоей идее устроено. А так у нас ничего нового. Таня и Жорж уже вернулись и сегодня начали свою работу у Hachette. У А. теперь меньше работы, она свободнее и чаще ходит к мамаше. И я стараюсь бывать почаще, чтобы ей было меньше заметно твое отсутствие. А Соня к ней ходит ежедневно: приносит с собой вязанье и сидит подолгу. Обе Надежды производят самое лучшее впечатление. Они великолепно ухаживают за мамашей — прямо удивляешься их умению и выдержке. Мамаша тоже к ним, видно, привыкла и не жалуется. [5.03.1934].

Вскоре после этого радостного события, 13 марта, 88 лет от роду скончалась мать Шестова Анна Григорьевна. Шестов пишет Лизе, Льву и Саше:

Получил ваши письма. Понимаю, как вам трудно было, может быть, труднее, чем нам. Нас каждый день второй половины этой зимы уже подготовлял к тому, что неизбежно должно было наступить. С января мамаша начала хворать. Сначала у нее сделалось внутреннее кровоизлияние

и врачи почти тогда не надеялись, что ее удастся спасти. Но все-таки удалось. Она настолько оправилась, что начала ходить по комнате и даже раскладывала пасьянс. Но через несколько дней она снова слегла; начался сперва бронхит, а потом становилось все хуже и хуже — и, несмотря на то, что принимались все возможные меры, она с каждым днем ослабевала и уже чувствовалось, что роковой конец неизбежен. 13 марта к вечеру все кончилось. Фани не было в Париже — но ей все-таки удалось за день до кончины мамаши приехать: ее вызвали по телефону. Трудно все это было. Единственным нашим утешением было и остается до сих пор воспоминание, что мамаша была избавлена от тех ужасов, которые выпали на долю многих людей ее поколения — что до последних дней она не знала сама нужды и не видела у своих детей и внуков нужды, трудно себе даже представить, что было бы с ней, если бы случайно не сохранилась ей возможность жить, не прибегая к помощи детей, у которых самих ничего не было. А ведь сколько старых людей оказались в таком положении и как легко могло бы случиться, что и она бы оказалась в таком положении. Бог ее от этого избавил, и каждый раз, когда я об этом вспоминаю, я не знаю, как благодарить Бога за это.

Очень, конечно, было грустно, что вас не было с нами в это время. Но что можно было поделать? Вызывать вас из такого далека мы не решались. Знали, что трудно — но приходилось мириться. Теперь вообще такие времена, что постоянно приходится мириться с тем, с чем мириться не хотелось бы. Вот и мы столько лет не виделись — никак не выходило ни нам приехать к вам, ни вам к нам. Начались было — лет 8 тому назад переговоры у меня с сионистами, но ничего они, кроме беготни по разным учреждениям [не дали]: мне с евреями не везет. Теперь я получил письмо от доктора Эйтингона, переехавшего из Берлина в Иерусалим. Он пишет, что возобновит переговоры, и выражает полную уверенность, что меня пригласят в Палестину. Д-р Эйтингон человек очень энергичный и, кажется, со связями в сионистских кругах — при том, в этом я не сомневаюсь, он в самом деле сделает все от него зависящее, чтобы добиться моего приезда. (22.04.1934).

В апреле 1934 г. в Париж приехал Мартин Бубер. Шестов был рад приезду Бубера, с которым его связывала искренняя дружба. 8 апреля Бубер навестил Шестова в Булони, а 13 апреля Шестов устроил в его честь прием у Ловцких, описанный Фонданом:

У госпожи Ловцкой, сестры Шестова. Прием Мартина Бубера. Эдмон Флег, Шлецер, д-р Либ, немецкий теолог в изгнании, и др… Чудесное лицо старого раввина Бубера. Красивое лицо мудреца, скрывающее внутреннюю глубину, откуда слова, на прекрасном, мелодичном, немного грассирующем французском языке текут медленно, обдуманно… Разговор идет о немецких, европейских событиях, о Гитлере, фашизме и коммунизме…

«Мы живем в эпоху действия, — говорит Бубер, — когда человечество осуществляет все свои мечты, но только в карикатурном виде. Однако я думаю, что человечество могло бы быть счастливо — насколько это возможно. Земля достаточно велика, она производит достаточно обильно. Но что же делать? В отчаянии человечество совершает самые безумные попытки. Создается впечатление, что именно сейчас собираются убить библейского змея».

«Вот это именно то, что следовало бы сделать, — отвечает Шестов. — Уже много лет, день и ночь, я борюсь со змеем. Что Гитлер по сравнению со змеем?» (Фондан, стр.18, 19).

Через некоторое время Шестов беседует с Фонданом о Бубере:

Я расхожусь с Бубером вот в чем: он бы хотел обойти первородный грех, наследственность и т. д. Я тоже знаю, как и он, насколько абсурдна, возмутительна, невероятна идея о первородном, наследственном грехе. Я говорил ему об этом. А он ответил мне, что для него этот грех

начинается не с древа познания, а с преступления Каина. Для меня это бессмысленно. Грех — это знание. Я бы сказал по этому поводу, что не Достоевский написал настоящую критику чистого разума, а сам Бог, сказавши: «когда ты обретешь познание, ты умрешь». Я знаю, что мне возразят, что это не критика и т. д.

В тот момент, когда человек отведал плод познания, он приобрел Знание, он потерял свободу. Человек не нуждается в познании. Спрашивать, ставить вопросы, требовать, доказательств, ответов — как раз и значит, что он не свободен. Познать — это познать необходимость. Знание и Свобода несовместимы. А Бердяев мне говорит: почему вы хотите отнять у меня свободу познания? (Фон- дан, стр.25).

В это время Шестов пишет Фондану о своей главной работе:

Enfin, j'ai regu un mot de vous, mon cher ami. Des ennuis "ordinaires": il faut done remercier Dieu de vous avoir epargne des ennuis — extra-ordinaires! Je voudrais bien vous voir, mais je ne peux pas accepter a present votre invitation. Moi, j'ai aussi mes "ennuis": je suis contraint de creer. Et, quoi qu'il est entendu que?a vous apporte de grandes delices, je doit vous dire que je n'eprouve que de grands ennuis. Gallimard[73] est pret кprendre mon Kierkegaard et je dois, avant de partir, laisser кSchloezer le manuscrit tout a fait pret. Or, il faut ecrire (creer!), ecrire, ecrire — autrement je n'arriverai pas a bout jusqu'au 20 juillet. Peut-etre trouverez-vous un moment pour passer chez moi? Nous pourrons mutuellement nous plaindre de nos ennuis

— vous de 1'ennuis de gagner votre pain quotidien, moi de 1'ennuis de creer non de rien, mais pour rien (Gallimard, tres probablement ne payera rien). (14.05.1934, Фондан, стр.19).[71]

В этом письме Шестов впервые упоминает о книге о Киркегарде, которую он начал писать в начале 1933 г. Работу он закончил, как указано в письме, в июле 1934 г. и поехал в Шатель к Анне Ел., как и в предыдущие годы.

Из Шателя Шестов пишет Фондану по поводу его статьи, озаглавленной «LeonChestov, SoerenKierkegaardetleserpent», (см. стр.122):

Me voila en possession de numero des Cahiers du Sud ойvotre article est paru et qu'on m'a reexpedie de Paris. Je l'ai lu et je l'ai relu et je dois vous dire que Wahl en sera de?u d'autant plus qu'il trouve votre article sur Heidegger excellent. Autrement: vous avez su souligner la problematique qu'on trouve necessaire d'eviter ou au moins de ne pas montrer. J'ai meme peur que Wahl va comprendre les lignes (539) "ecrire a son sujet Kierkegaard et Hegel etc" comme defi dirige contre lui-meme. C'est bien etrange que les "Cahiers du Sud" se sont decides de publier votre article et meme ne vous ont pas fait attendre longtemps la publication. Pour eux ce devrait etre presque aussi inacceptable de parler de Job, comme d'un philosophe, que pour Wahl. Les marxistes sont issus de Hegel comme les idealistes! J'attends avec grande curiosite ce que Wahl va vous ecrire a propos de votre article. Je l'ai montre aussi a m-me Bespaloff, qui etait, elle aussi, frappee par votre courage. Elle trouve, comme moi, que vous avez su, autant que c'est possible de faire en 20 pages, introduire les lecteurs dans les plus difficiles questions de philosophie. (25.08.1934)[72].

«Здесь, как всегда, когда лечусь, — пишет Шестов Лазареву 15 августа, — ничего не делаю. На будущей неделе лечение кончается — может быть, тогда начну перечитывать Жильсона: нужно готовиться». Речь идет о книге Этьена Жильсона «Дух средневековой философии», о которой Шестов готовил статью для «Ревю Филозофик», где она появилась в конце года (см. стр.136). Из письма к Лизе от 14 февраля 1935 г. мы узнаем, что статья была «заказана» Шестову этим журналом.

В двух следующих письмах Шестов пишет Лазареву о докладе, над которым тот работал. Не удалось определить, какой доклад он подготовлял:

Очень приятно было получить Ваше письмо. Ведь когда-то мы еще увидимся — письмо хоть чуть-чуть да заменяет встречу. Любопытно, как Ваш доклад будет принят. Я, правда, не совсем уверен, что Вы в историко-философском смысле правы, утверждая (в Жильсоновском смысле), что до сих пор не было у евреев библейской философии. Я не согласен с Жильсоном, что схоластическая философия была библейской, но что и у отцов Церкви (прим. — Тертуллиан) и в средние века (Дамиани) встречаются великолепные попытки преодолеть то, что греки называли «знанием», при том попытки, связанные с открытыми ими в Писании или с дошедшими до них из Писания истинами — это тоже бесспорный факт. И даже последний греческий философ Плотин почувствовал потребность «взлететь над знанием» и не считал нужным подпирать свое «единое» доводами разума: «Оно не требует поддержки, точно как если бы оно само не могло нести себя». Я обо всем том подробно говорил уже в последней главе «Вес. Иова», так же как и о том, что Филон предал Библию. Ну, конечно, в письме многого не прибавишь к этому. Но, Бог даст, увидимся, потолкуем. Когда выйдет Ваш отпуск? Поедете ли Вы куда-нибудь? Как вы себя чувствуете? Непременно и об этом напишите: ведь как там ни говори, а все-таки primumvivereetdeindephilosophare. Теперь у нас гостит Наташа. (23.08.1934).

Я писал Вам, что просто не знаю, были ли среди еврейских философов такие, которые считали откровение Библии источником истины или, точнее, пытались мыслить

по Библии. Вы больше меня читали книги на эту тему — Вам виднее. Но можете ли Вы быть уверены, что это так. Есть ведь еще обширная и очень значительная каббалистическая литература, тоже философская: что там рассказывается?.. Важно подчеркнуть, что в наше время и среди евреев и среди христиан (культурных, конечно) никто не считает возможным и даже нужным серьезно говорить об истине Библии и противопоставлять библейскую «философию» (которой, по общему убеждению и нет вовсе) философии научной (имеющей уже за собой 2500 лет напряженнейших и плодотворнейших исканий). (12.09.1934).

Второе письмо было написано в Бурбоне, куда Шестов поехал из Шателя 4 сентября. Оттуда же он пишет Анне Ел. в Шатель. В письмах он ей рассказывает о том, как он устроен, о лечении и не без юмора — о быке и о том, как он заблудился:

Погода стоит совсем летняя, так что я много гуляю. Тут не так красиво, как в ChateFe— но все же хорошо. И потом скот такой чудесный и птица, и какие фрукты на деревьях висят. Я очень люблю на это глядеть, а с одним быком даже пытаюсь дружбу свести: красавец на редкость. Злой, должно быть, ему через ноздри до рог проволоку нацепили — но красоты необычайной, не бык, а в роде как царственный лев. [11.09.1934].

Вчера я заблудился, так что пришлось больше чем 1 1/2 часа по очень плохим дорогам ходить и все больше в гору и притом быстро — надвигалась гроза — и ничего: сердце не путалось. [15.09.1934].

28 или 29 сентября Шестов вернулся в Булонь. О своей работе над Жильсоном он пишет Шлецеру и беседует с Фонданом:

Очень интересно, что Вы о своей работе пишете. Жаль только, что Вы подробнее не рассказываете, какое чувство Вы испытываете, когда переходите от чтения Таулера, Сузо и др. к музыке Баха. Я не раз об этом думал. У меня самого такое впечатление, какое бывает, когда от Августина перехожу к псалмам: тот же, как будто, взлет, но в псалмах взлет на крыльях, а тут чувствуется работа механического, искусно сделанного мотора и даже как будто слышится какой-то постоянный, однообразный и «отрезвляющий» шум.

У меня нет ничего нового. В начале сентября я из Шателя переехал в Бурбон л'Аршамбо и там проделал курс лечения против артрита. Кажется, лечение пошло впрок. Боли уменьшились, и я чувствую себя бодрее и крепче. Конечно, цыплят по осени считают: увидим, как будет через два, три месяца. Работы много — над Жильсоном. Очень любопытная книга. Он тоже больше доверяет мотору, чем крыльям. Как об этом написать, как об этом вообще говорить, когда всякий «видит», что мотор свое дело сделал, а крылья бывают только у ангелов, которых даже doctorangelicusпредставлял себе (или другим: книги пишутся для других) по образу и подобию совершенных машин и которых в настоящем виде никому никогда встречать не приходилось. (Шлецеру, 2.10.1934).

«Summatheologica» Фомы Аквинского на столе. Шестов говорит: «Закончив чтение книги Жильсона, я снова принялся за "Сумму". Какая вещь! Собор! Каждая деталь, каждая страница, каждый кусок завершены; но, однако, все составляет одно целое. Какое искусство! Увы: только искусство. Советую Вам прочитать, книга вызывает на размышления! Полезно читать своих противников и восхищаться ими». (Фондан, 6.10.1934, стр.21).

В конце октября Шлецер сообщил Шестову, что его книгу о Киркегарде издательство «Н.Р.Ф.» не издаст, хотя она и была принята Поланом. Об этой неудаче и ее причине Шестов пишет Шлецеру. О том же рассказывает Фондан:

Ваше письмо не было для меня неожиданностью. По газетам я знал, что Мальро уже давно здесь и, в компании Жида, Эренбурга и Вовы Познера распевает славу большевикам. Из этого не трудно было сделать вывод, что он едва ли сочувственно отнесется к тому, чтобы моя работа о Киркегарде вышла в «Н.Р.Ф.», которую он, вероятно, всячески пытается ввести в русло своей большевистской идеологии. Нужно думать, что и моя заметка о К. все откладывается по той же причине: не соответствует духу времени, как, вероятно, они сами говорят, или моде, как, по-моему, следует сказать. К этому я был готов — и потому Ваше письмо не слишком огорчило меня, тем более, что я уже привык к тому, что в жизни нужно уступать Вове Познеру, Эренбургу, Жиду и Мальро.

Нового у меня нет ничего. Приходится, в связи со статьей о Жильсоне, много перечитывать по древней, средневековой и новой философии. Очень интересно, но такое огромное количество материала накопилось, что не знаешь, как это уместится в статье, даже большой. И еще меньше знаю, как сделать, чтобы читатели, привыкшие к «доказательствам», поняли, что доказательства ничего не доказывают и только разрушают то, что для человека важнее всего. Посмотрим. (Шлецеру, 3.11.1934).

«НРФ» должна была издать книгу Шестова о Киркегарде. Шестов пишет книгу, отделывает ее, отдает Шлецеру для перевода, относит книгу Полану. В конечном итоге, издание книги зависело от одного Мальро, который неоднократно проявлял уважение к Шестову и восхищался им[74]. Три года назад он упрекал Шестова в том, что тот занимается такими лицами, как Бергсон и Гуссерль, недостойными, по мнению Мальро, отвлекать мысль столь высокую, как мысль Шестова. Мне [Фондану] он сказал, что, создавая свою книгу «Королевский путь», он думал о Шестове, что заключение в духе Шестова. И вот, вернувшись со съезда писателей в СССР[75], Мальро… накладывает вето на публикацию книги Шестова, которую Полан обязался издать. (Фондан, 21.11.1934, стр.24)[76].

Говорил об его книге о Киркегарде. Вслед за «НРФ», «Грассе», в свою очередь, отказывается ее печатать: это не для широкой публики. Шлецеру, который этим занимался, сказали, что книга, конечно, очень хороша, но что это книга Шестова, а не книга о Киркегарде.

«Понимаете, когда Валь пишет о Киркегарде, то это о Киркегарде. Издательство «Галлимар» напечатало книги Шарля Андлера о Нитше, потому что там речь идет о Нитше, а не об Андлере. Мне же кажется, что для того, чтобы действительно говорить о Киркегарде и Нитше, о них вовсе даже не нужно говорить, а нужно говорить только о себе». (Фондан, б.д., вероятно, весна 1935 г., стр.28 и 29).

Полан, который принял книгу Шестова о Киркегарде для издательства «НРФ» и не смог осуществить ее издание, впоследствии помог издать эту книгу, войдя в Комитет друзей Шестова, который опубликовал ее в издательстве

«Врен» в 1936 г. (см. стр. 145–148).

***

24 декабря 1934 г. у Тани родилась дочь Катрин. «Бог вторую внучку послал: у Тани родилась девочка, — так хвалится дедушка в письме от 14 февраля 1935 г. к сестре Лизе. — Все сошло благополучно. Анна уже даже объясняется с новой внучкой, а я еще не успел даже разглядеть ее».

***

Как уже указывалось, начиная с июня 1922 года, Шестов читал свободный курс по философии на Русском факультете при Парижском университете. До 1933 г. курс читался в Сорбонне, чаще всего в аудитории № 9, потом в Институте славяноведения, на улице Мишле. Начиная с 1932/1933 учеб-

ного года, в течение нескольких лет, Шестов читал курс «Достоевский и Киркегард». Последние лекции были прочитаны в декабре 1937 г. В 1938 г. Шестов не мог возобновить курса из-за болезни (см. стр.174–175). Передаем несколько недатированных отзывов о лекциях Шестова, относящихся к тридцатым годам. В статье «Поля Елисейские» В.Яновский описывает некоторые из своих встреч с Шестовым и рассказывает о его курсе о Киркегарде. Лекции, которые описывает Яновский, надлежит отнести к 1934 г. или 1935 г. Мы приводим его рассказ, хотя обычная склонность автора к мрачным тонам проявилась и в этом описании и он несомненно неправильно осветил обстановку, в которой происходили лекции:

Я забегал к Шестову в какую-то школу, где он числился профессором (вероятно, Институт восточных языков). Там, в классной комнате, уставленной детскими партами, он читал свой курс о Киркегарде. На скамьях сутулились серые старушки с постными лицами: казалось, если им вручить даровой билет в соседнее кино, то они все разбегутся. Я сказал ему: «Напрасно вы читаете по рукописи, получается скучно». Он ответил: «Это чтоб не видеть лиц слушателей. Иначе совсем невыносимо».

Слова «Иначе совсем невыносимо», вероятно, действительно, принадлежат Шестову и объясняются тем, что в эти годы лекции его сильно утомляли. В двадцатые годы они ему давались сравнительно легко, хотя и тогда чтение курса его тяготило, отнимая время и силы. Надо заметить, что Яновский пишет, что Шестов читал лекции в классной комнате, уставленной детскими партами. Возможно, что в Институте славяноведения ему пришлось некоторое время, вероятно, недолго, читать в «классной комнате». Курс Шестова был необязательный, и слушателей было обыкновенно немного, человек десять-двадцать, иногда и меньше, а иногда много больше. Среди слушателей всегда была сестра Шестова Соня, часто присутствовала жена Шестова. Других «старушек» как будто не бывало. Иногда приходили дочери. Одно время лекции посещал поэт Виктор Мамченко, поклонник Шестова, Валентин Дудкин, будущий зять Шестова, поэт и литературный критик Юрий Мандельштам и другие почитатели Шестова. Совсем иначе, чем Яновский, описывают лекции Ловцкий и Юрий Мандельштам и рассказывает о них Фондану сам Шестов:

Чтения его имели большой успех, в особенности, когда он от экзистенциальной философии Киркегарда переходил, применяясь к тайным желаниям своей аудитории… [к] философии Владимира Соловьева. (Ловцкий, неизданное, стр.14).

Он всегда говорил и читал только о тех проблемах философии, которые его занимали в данный момент. Он и на кафедре создавал ту атмосферу, в которой зарождается… свободное исследование в философии. (Ловцкий, «Новый журнал», № 85, 1966, стр.208.).

На его лекциях в Сорбонне бывало всего по несколько человек. Может быть, это отчасти объяснялось лекционной манерой Шестова, отнюдь не похожей на блестящие приват- доцентские доклады. Шестов всегда как бы при нас совершал трудную и ответственную работу… приобщал нас к своему труду… Все это, естественно, могло оттолкнуть любителей эффектных эмигрантских религиозно-фило- софских собраний. (Юрий Мандельштам, «Возрождение», 2.12.1938).

Гляжу я на учеников моих курсов. Они надеются, что я сделаю для них трудную работу и снабжу их легкими решениями. Но для меня самого решения становятся все труднее и трудности увеличиваются с каждым годом. (Фондан, вероятно, конец 1935 г., стр.46).

Случалось, в процессе чтения я замечал, что аудитория настроена отчужденно, враждебно. Тогда незаметно я менял тему: мы, так же как и музыканты, умеем взять несколько промежуточных аккордов. И вот я уже говорил не о

Киркегарде, а о Соловьеве. Сразу зал вздыхал с облегчением. На следующей лекции моя аудитория увеличивалась вдвое. Иногда количество слушателей доходило до 80 человек. (Фондан, январь 1937, стр.80).

*

Работу о Жильсоне (см. стр.129) Шестов закончил 25 февраля 1935 г. Шлецер ее перевел, и Шестов отнес ее Леви-Брюлю 7 июля (письмо Шестова Шлецеру от 4.07. 1935). Работа появилась в двух номерах «Ревю Филозо- фик» (ноябрь/декабрь 1935 и январь/февраль 1936) под заглавием «AthenesetJerusalem». По-русски она в то время не появилась. Впоследствии заглавие «Афины и Иерусалим» было дано Шестовым книге, в которую была включена и статья о Жильсоне. Сама статья вошла в книгу под новым заглавием: «Delaphilosophiemedievale» («О средневековой философии»). По прочтении статьи Жильсон шлет Шестову письмо:

Jeviensdedevorervosdeuxarticles. Bien entendu, il уa des raisons particulieres pour qu'ils m'interessent, mais je ne peux m'empecher de croire qu'ils eveilleront un interet assez general, a cause de Timportance du probleme et de la maniere si simple, si vivante, si penetrante dont vous le discutez. II me semble assez remarquable que dans une communication de 1924 sur l'Humanisme de Saint Thomas, au Congres de Naples, j'ai cite aussi la parole de Tertullien[77] mais en уajoutant cette reponse: qu'y a t-il de commun entre Athenes et Jerusalem? Reponse: Rome. C'est evidemment la le fond du debat — Vous revenez, sinon a Luther, du moins a ce qu'il уa de Luther dans votre cher Dostoiewsky. Je crois, au contraire, que Dieu parle par TEglise de Rome, que la revelation continue par elle, et qu'elle a d'ailleurs pour objet de nous remettre devant les yeux la revelation totale. II уa plus que de l'arbitraire dans TAncien Testament.

Mais сеsont la questions d'attitudes globales qu'aucun texte isole ne tranche; les attitudes commandent les textes. Je regrette de n'avoir aucun exemplaire de ma communication de 1924, mais je vous enverrai autre chose qui, j'espere, vous interes- sera. II faudra quelques mois pour rassembler et imprimer ces papiers; ces questions ont la vie dure, elles pourront attendre. Merciencoreetcroyezamesfidelessentiments. (11.03.1936)[78].

5 мая 1935 г. Шестов читает публичный доклад «Киркегард и Достоевский» на заседании Религиозно-философской Академии. Текст доклада опубликован в журнале «Путь» № 48 (июль/сент. 1935). Впоследствии статья появится по-французски («Кайе дю Сюд» № 18, март 1936), по-голландски и по-испански. По поводу французского издания статьи Шестов беседовал с Фонданом, который, по его просьбе, предложил статью журналу «Кайе дю Сюд»:

Я очень рад, что «Кайе дю Сюд» хотят напечатать мой доклад о Киркегарде и Достоевском (будущее предисловие к книге «Киркегард и экзистенциальная философия»). Необходимо, чтобы некоторые вещи были сказаны; необходимо преградить дорогу «интерпретации» Валя. Может быть, я ошибаюсь, но она меня оскорбляет. (Фондан, стр.34).

*

В июне 1935 г. муж Лизы, Лев Евсеевич Мандельберг, приехал из Тель-Авива в Париж сделать операцию. К радости Шестова и всей семьи, операция прошла благополучно. В августе Лев провел несколько недель в Шателе и вернулся затем в Тель-Авив.

Перед отъездом в Шатель Шестов виделся с Фонданом:

Однажды, — рассказывает Фондан, — Борис Шлецер и г-жа Беспалова были у Габриэля Марселя. Оба заметили

ему, что в его последней книге («Разбитый мир»)[79] заметно явное влияние шестовской мысли. Марсель признался:

— Эта книга написана уже много лет тому назад. Тогда я был потрясен мыслью Шестова. Но через некоторое время я заметил, что он стучал не в ту дверь, в которую нужно. А еще позднее — что он даже не ошибся дверью, а там, куда он стучался, и вовсе не было двери. (Фондан, стр.30).

Шестов замечает:

Это замечание Марселя не лишено тонкости. Но только, если бы он захотел присмотреться, то увидел бы, что сделанное им открытие было ему подсказано моими писаниями. Я только и делаю, что говорю, что, действительно, двери нет, но что, тем не менее, надо стучать в эту дверь, которой не существует. «Стучите, и отворится», — говорит Евангелие. Но оно не говорит: стучите там-то и там-то. Ясно, что, если бы нам дана была дверь, если бы мы видели дверь, мы постучались бы в нее: дверь бы открылась или не открылась бы или даже оттолкнула бы нас — это не важно! Если бы она была перед нами, можно было бы постучаться. Но вот — с нас требуют, чтобы мы стучали, а мы даже не знаем, куда: вот что мы должны понять. Если бы я избрал борьбу с кем- нибудь или с чем-нибудь, Марсель был бы прав. Но я выбрал борьбу против очевидностей, т. е. против всемогущества невозможностей. (Фондан, стр.31).

С Габриэля Марселя беседа перешла на книгу Рудольфа От- то «Западная и восточная мистика» («WestostlicheMystik»):

Однажды, — говорит Шестов Фондану, — я вижу у г-жи де Манциарли книгу Отто о восточных и западных мистиках… Я взял у нее эту книгу и прочел почти одним духом. Удивительно! Конечно, там есть то, чего я боялся. Речь идет о Святости, а не о Святом. Он [Отто] сравнивает

Шанкару (мысль которого считается, как вы знаете, упадком по сравнению с мыслью Веды) с Мейстером Экхартом, и находит между ними многочисленные точки соприкосновения и сходства; он признает также и различия. Но ими он не занимается, а просто говорит, что различия объясняются тем, что мысль Экхарта выросла на своде библейской земли, а мысль Шанкары — на индийской почве. (Фондан, стр.31).

Возможно, что беседы с г-жой И.В. де Манциарли, большим знатоком индусской культуры, прожившей много лет в Индии, привлекли внимание Шестова к индийской философии, которой он начал интересоваться уже в 1934 г. Через несколько недель после приведенного разговора с Фонданом Шестов поручает Герману попросить Эйтингона достать ему книгу Германа Ольденберга «Упанишады и ранний буддизм» («UpanischadenunddasfrtiheBuddismus») (письмо к Герману от 17.08.1935). Неизвестно, удалось ли Шестову достать эту книгу.

* * *

Как всегда, примерно 18 июля Шестов едет на лето в Шатель. Шестовы живут в том же отеле, что и раньше, но теперь с более скромным названием: Hoteldel'Etab- lissement.

Тем летом Шестов читал недавно вышедшую в Париже книгу Леви-Брюля «Первобытная мифология» («Lamytholo- gieprimitive»):

Я до сих пор ничего совсем не делал, — пишет Лазареву Шестов, — но теперь и мне приходится нарушить правило: надо… прочесть большую новую книгу Леви-Брюля и написать о ней рецензию — обещал, а обещания нужно исполнять. С сегодняшнего дня начинаю и даже начал читать. (9.08.1935).

Приблизительно 25 августа Шестов поехал в Бурбон и оттуда сообщает Фондану:

Je prepare ici un petit compte rendu sur le livre de Levy- Bruhl (en russe, pour la revue de Berdiaeff), — пишетШестовФондану. — Le livre est enormement interessant et je vous conseille, si c'est possible, de vous reserver la place pour un compte-rendu aux Cahiers du Sud. Vous ne vous en repentirez pas et les "Cahiers" non plus. Ce serait dommage si quelqu'un autre l'ecrivait. Or, il faut que vous Tecriviez immediatement. (1.09.1935. Фондан, стр.34)[80].

Статья Шестова о Леви-Брюле появилась по-русски в апреле 1936 г. в журнале «Путь» под заглавием «Миф и Истина» и немного позднее в голландском журнале «Синтез» под заглавием «MytheenWaarheid». Считая неуместным публиковать статью о себе в «Ревю Филозофик», Леви- Брюль попросил А.Койре (А.Коугё), члена редакции ежегодника «Решерш Филозофик» опубликовать французский перевод статьи Шестова в этом издании, но Койре просьбы не исполнил (см. Фондан, стр.42 и 46). Под заглавием «MytheetVerite» перевод появился в югославском журнале «Филозофиа» в номере III за 1938 г., вышедшем в свет в июне 1939 г.

*

15 сентября Шестов вернулся в Булонь. На следующий день он повидал Эйтингона, который на некоторое время приехал во Францию из Иерусалима, куда он переселился из Берлина.

15 декабря, на публичном собрании Религиозно-философской Академии, посвященном двадцатипятилетию со дня смерти Толстого, Шестов читает речь «Ясная Поляна и Астапово». В ней он сопоставляет бегство Толстого в Астапово с исходом Авраама, который повиновался призванию Бога и пошел, не зная сам, куда идет. Кроме Шестова, с речами выступили: Г.В.Адамович («Единственность Льва Толстого»), Н.А.Бердяев («Разум и безумие у Л.Толстого»), Б.Вышеславцев («Анархизм Л.Толстого»), Г.П.Федотов

(«Л.Толстой и Евангелие»). Речь Шестова была опубликована в «Современных Записках» № 61 (май/авг. 1936) и затем по- французски («Ревю Филозофик», ноябрь/декабрь 1936), по- испански и по-голландски.

Начиная с февраля 1935 г., Шестов ведет оживленную переписку с Лизой и Львом, помогавшими ему в устройстве поездки в Палестину, о которой Эйтингон писал Шестову (см. письмо к Фане от 22.04.1934, стр. 125–126). 23 октября он пишет Лизе, что все устроилось и что он будет в Хайфе 13 ноября. Но в последнюю минуту поездка была отложена. В скором времени, вопреки ожиданию, переговоры возобновились, о чем Шестов извещает Лизу в поздравительном письме:

Поздравляю тебя с днем рождения — и желаю, конечно, прежде всего сил и здоровья, в нашем возрасте это, пожалуй, чуть ли не прежде всего желать надо, т. к. этого всегда не хватает — а потом уже и других жизненных удач. Очень жалею, что не совпадает день твоего рождения с предполагаемым приездом моим в Палестину — отпраздновали бы вместе. Но если и в самом деле возобновившиеся теперь переговоры о моем приезде в Палестину на этот раз приведут к положительным результатам, мы сможем задним числом опять устроить торжество. Хотя, по правде сказать, можно считать будет за торжество и то, что удастся повидаться. Я, признаться, на это уже и не рассчитывал и очень приятно был поражен, когда узнал на днях, что в Палестине хлопочут об устройстве моих лекций и что, быть может, в марте месяце [1936] я буду иметь возможность приехать к вам… Итак — еще раз поздравляю, целую тебя и к прежним пожеланиям еще присоединяю пожелания для себя, чтоб начавшиеся переговоры привели к положительным результатам, [декабрь 1935].

13 февраля 1936 г. Шестову исполнилось 70 лет. получил множество поздравительных писем:

Zu Ihrem 70. Geburtstage sende ich Ihnen meine und Mirra Jakowlewnas herzlichste Glueckwuensche… Es sind jetzt 28 Jahre her, seitdem ich Ihren ersten Brief erhielt, und Schestow erschien mir schon damals so gross oder so viel zu sein, dass ich mich nie gefragt habe, ob er vierzig oder siebzig Jahre alt ist. Und Sie sind mir in den vielen Jahren seither immer wieder so wiel gewesen, dass Jahre und Jahr- zehnte es gar nicht fassen konnten. Lassen Sie mich bei diesem grossen Anlass Ihnen wieder meinen Dank dafuer sagen. (От Макса Эйтингона, 5.02.1936).

Мы, Ваши современники, с гордостью называем Ваше имя, наши преемники будут с жадностью читать Ваши книги, ища в них ответа на мучительнейшие запросы духа. Вы давно уже заняли видное место в истории русской философской мысли, западноевропейские мыслители Вас знают и уважают, признание Вас широкими кругами интеллигенции ширится и должно стать всеобщим.

Живите, дорогой Лев Исаакович, в добром здравии еще долго, долго и дарите нас плодами Ваших размышлений. (От Соломона Познера).

Примите, глубокоуважаемый и родной Лев Исаакович, мою любовь к Вам и преданность, о чем я искренно рад Вам напомнить в день Вашего семидесятилетия. Желаю Вам, Лев Исаакович, светлых дней и здоровья и долголетия на радость Вашим почитателям и ученикам, среди которых и я. (От Виктора Мамченко, 12.02.1936).

Сердечно поздравляю Вас со днем Вашего юбилея и благодарю за те радости, которые доставляли мне всегда Ваши произведения.

Хотя, выражаясь словами отца церкви, «кладезь ума Вашего глубок, а вервие моего понимания кратко», но, сколько могла я таким кратким вервием ухватить, было так прекрасно и мудро и так чувствовалась глубина кладезя Вашего, что вот — «не могу молчать» — чувствую, что должна пролепетать свою благодарность. (ОтНадеждыТэффи, 13.02.1936).

Cher Grand Maitre et Grand Ami!

Acceuillez, s'il vous plait, les felicitations d'une tres vieille babouchka, qui se joint a tous vos admirateurs et amis pour vous souhaiter longue vie et tous ce que vous pouvez desirer. (От Марии Шлецер — матери Бориса Шлецера, 13.02.1936)[81].

Мы с женой шлем Вам самый горячий привет, низкий поклон. Имя Ваше давно уже для нас облик самых вершин русской духовной культуры, путь Ваш — уединенный и благородный, дары — велики, след жизни ярок. Всем сердцем желаем Вам сил, здоровья, мира для продолжения огромного Вашего дела. (ОтБорисаЗайцева, 20.02. 1936).

Mit einigen Tagen Verspatung erfuhren wir von Ihrem 70 Ge- burtstag. Dennoch mochte ich nicht, dass die Stimme der Hebraischen Universitat unter den Gluckswiinschenden fehlt. Sowohl als Rektor der Universitat, als auch als Lehrer der Philosophic an ihr, als auch einfach als Leser Ihrer Biicher mochte ich Ihnen unsern allerherzlichsten Gliickwunsch entbie- ten! Mochte es Ihnen und uns vergonnt sein, Ihre Schriften hebraisch iibersetzt zu sehen*.

Wir hoffen Sie bait hier begriissen zu konnen. (ОтГугоБергмана, 20.02.1936)[82].

Cher Ami (puisque votre exemple m'autorise a vous donner ce titre), je me rejouis que Toccasion, adroitement exploitde par notre ami Schloezer, m'ait permis de vous faire cette declaration d'amitie. J'eprouve depuis six ans que la promotion de septuagenaire, qui a ses charges, offre pourtant quelques agre- ments serieux: les ames apprennent a reconnaltre celles qui ont la meme "longueur d'onde" et ne se sentent plus si isolees.

* Насколько нам известно, до сих пор нет переводов работ Шестова на иврит.

Je me retrouve dans votre pensee plus delicatement qu'autre- fois. Ainsi je suis en appetit d'entendre ce que vous aurez trouve a dire sur Kierkegaard, que je comprends mal. Ce sera une bonne conversation. Soyez en remercie d'avance. (ОтПоляДежардена, 21.02.1936)[83].

В Ваш 70-летний юбилей… позвольте послать Вам искренний и дружеский привет, благодарность за Вашу дружественность в течение всей нашей долгой жизни, начиная с Киева. С годами научаешься ценить и благодарить дружбу, а еще более ту бескорыстную доброжелательность и способность радости о другом, которыми Бог наделил Вас. Быть может, это один из самых редких даров. И вот с благодарностью озирая наш жизненный путь, мне хочется обнять Вас в этот день, поблагодарить и пожелать еще многая лета. Да будет над Вами благословение Божие! Мои приветствия вместе с Вами направлены к Анне Ели- азаровне и детям Вашим, без которых, Вы это хорошо знаете, и Вас бы не было, и от Е.И. и моей семьи, которым Вы были также верным другом, не отделяя их от меня (что тоже не часто встречается в жизни). Особенно мне вспоминается 18-й год в Москве, перед моим выездом оттуда, и затем в Киеве, при попытке возвращения, когда Вы сшили мне рясу из гвардейского сукна. Ее еще и доныне носит один из молодых Парижских священников, моих учеников. (От о. Сергия Булгакова, 12.03.1936).

Поздравительное письмо от Вячеслава Иванова было дано в гл. VII (см. первый том). Поздравительное письмо Лазарева не сохранилось. Судя по ответу на него Шестова, оно было особенно теплым:

Большое и искреннее спасибо Вам за Ваше письмо. Я никогда, конечно, не сомневался в том, что в Вашем лице я имею верного друга и, вместе с тем, такого читателя, которым каждый писатель особенно дорожит — читатель, который не только усваивает содержание книг, но и перерабатывает еще усилиями собственной мысли, т. е. воссоздает и обогащает его. Для Вас — это так редко бывает — философия не умственное упражнение и даже не добывание знания, хотя бы знания, как принято выражаться, о первых и последних вещах — и так у Вас было до встречи со мной — а искание Единого на потребу, и на этом пункте наши пути скрестились. Я помню наш первый философский разговор — мы шли пешком от Челпанова до Контрактового дома — и могу сказать, что, если бы заключительные слова к «Толстой и Нитше»[84] не были мной написаны, Вы бы их написали, — особенно, если бы Вы, как и я, принадлежали себе, а не банку, на который у Вас уходили лучшие силы. И мне было отрадно, читая Ваше письмо, вспоминать это. — Большое спасибо и за книгу Ольденберга[85] — хотя тут я не могу Вам не попенять. Книга была мной заказана, и Вы не в праве были дарить ее мне. (14.02.1936)[86].

Кроме приведенных, в архиве Шестова сохранились еще поздравительные письма от Марка Алданова, Ивана Бунина, генерала Н.Головина, швейцарского художника Зюльцера, Марии Николаевны Муромцевой (вдовы Сергея Муромцева, председателя Первой государственный думы), Русского факультета при Парижском Университете с подписями профессоров Н.Кульмана, К.Мочульского, А.Карташева, Жюля Jlerpa (JulesLegras) и др., Кружка русско-еврейской интеллигенции и редакции «Современных Записок» (подписано В.Рудневым).

Желая почтить его 70-летие, друзья Шестова, без сомнения, по инициативе Шлецера, образовали Комитет друзей Шестова (ComitedesamisdeLeonChestov), который взял на себя издание по-французски его книги «Киркегард и экзистенциальная философия», организовав подписку на это издание. В комитет входили: Люсьен Леви-Брюль, Николай Бердяев, Поль Дежарден, А.Добрый, Макс Эйтингон, Жюль де Готье, Адольф Лазарев, Жан Полан, Борис Шлецер, который был секретарем комитета. О всех членах комитета, кроме Доброго, не раз было упомянуто в этой книге. Абраам Юрьевич Добрый был очень состоятельным человеком, банковским деятелем. Иногда встречался с Шестовым, был подписчиком на издания его книг.

Начиная с 1935 г. а может быть и раньше, у дочерей Шестова появилась возможность осуществить давнее желание — помогать ему в работе. Таня, с финансовой поддержкой Наташи, смогла уделять полдня занятиям с Шестовым. Когда было предпринято издание по подписке книги о Киркегарде, Таня взяла на себя большую часть работы. Но ее имя, по понятным причинам, не упомянуто на подписном листе, где указан состав комитета.

Комитет собрался 25 января 1936 г. у А.Доброго. Было решено попросить Леви-Брюля, который не мог прийти в тот день, быть председателем комитета. Ему и Эйтингону, жившему тогда в Иерусалиме, был послан отчет о собрании. ОнипишутШлецеру:

II me semble que le comite Chestov a tres bien travaille. Les mesures qu'il a prdvues me paraissent tout a fait judicieuses. II m'a seulement fait trop d'honneur en me choisis- sant pour president — d'autant plus que, philosophiquement, comme vous le savez, je suis loin de la position de Chestov. Mais vous savez aussi que je Tadmire, et que ma sympathie pour sa personne est grande, comme je l'ai ecrit a M.Dobry. (ОтЛеви-Брюля, 28.01.1936)[87].

Ich brauche Sie wohl nicht erst zu versichern, wie sehr viel mir bei meiner Verehrung fuer Lew Isaakowitsch daran liegt, zu diesem Komitee zu gehoeren und wie sehr ich alles von mir Abhaengige tun moechte, un zum Erfolg seiner Bemuehun- gen beizutragen. (От Эйтингона, 5.02.1936)[88].

В феврале комитет разослал подписные листы, и вскоре начали поступать заявления о подписке, среди них — от Альбера Камю, который посвятил впоследствии Шестову несколько страниц своей книги «Миф о Сизифе».

Посылая подписную плату Шлецеру, Шарль дю Бос пишет:

Excusez le retard de ma reponse, mais depuis trois semaines je suis de nouveau immobilise a la chambre et assez souffrant.

Je vous inclus un cheque de 100 francs pour un exemplaire sur Hollande Van Gelder pour le livre de notre ami Chestov, et je vous prie de transmettre a celui-ci mes voeux de toute fidele affection a Toccasion de son soixante dixiёme anniversaire. On ne saurait imaginer mode de commemoration mieux approprie, et je pense que ce n'est pas serieusement que vous avez pu penser qu'une difference quel- conque dans les idees me retint jamais de m'y associer. Je garde tres presente a la memoire la joie que j'eus a publier naguere dans ma collection le premier ouvrage [de Chestov] qui parut en France[89] et ou, comme par la suite, vos deux noms etaient unis. Je n'ai qu'un regret, c'est de n'avoir pu autrefois trouver le temps de conduire a terme la petite etude que je souhaitais consacrer кson oeuvre, mais peut-etre la vie m'en laissera-t-elle quelque jour le loisir. (13.03.1936)[90].

Книгавышлавиюле1936 г. вфилософскойсериииздательства «Врен» спометкой «Les amis de Leon Chestov» подзаглавием «Kierkegaard et la philosophic existentielle». Была напечатана тысяча нумерованных экземпляров, из которых 65 на роскошной бумаге и 935 на обыкновенной. В 1948 и 1972 гг. «Врен» выпустил 2-е и 3-е издания. Как уже было указано, к тексту 1934 г. Шестов добавил вместо предисловия свой доклад «Киркегард и Достоевский», прочитанный 5 мая 1935 г. В 1937 г. Роберт Пейн (RobertPayne) перевел книгу на английский, но4издателя найти не удалось.

По-русски книга вышла после смерти Шестова в июне 1939 г. (см. стр.213). Уже после войны книга появилась по-датски (1947), по-испански (1947), по-немецки (у австрийского издателя Дерглера, 1949) и по-английски в переводе Элинор Хьюитт (1969). В 1936 г. «Врен» перенял для распространения у издательства «Сан Парей» три книги Шестова («DostoievskietNietzsche», «Surlesconfinsdelavie», «Lepouvoirdesclefs» — см. первый том).

В прессе 70-летие и подписка на новую книгу были отмечены рядом статей и заметок. 13 февраля, в день рождения Шестова, появились статьи Г.Ловцкого и Б.Шлецера в газете «Последние Новости». В той же газете было помещено несколько заметок о подписке на новую книгу. Бердяев опубликовал две статьи: одну по случаю семидесятилетия («Путь», № 50, янв./апр. 1936), другую — после выхода книги («Современные Записки», № 62, 1936). В номере 61 «Современных Записок» появилась статья «Лев Шестов. К семидесятилетию». Во французской прессе тоже появились объявления о подписке и ряд статей до и после выхода книги.

* * *

Общество Младороссов предложило Шестову отметить его юбилей банкетом, но он не принял предложения. Он объясняет это Фондану:

Зачем банкет? Все захотят говорить. Меня сравнят с Платоном, Аристотелем, и все останутся довольны. Конечно, речи прочтут с большим жаром, и все будут думать, что поняли. (Фондан, 1.02.1936, стр.55).

Русский Академический Союз во Франции, членом которого был Шестов, чтобы отметить его 70-летие, устроил публичное собрание в субботу 14 марта, в 8 часов 45 минут вечера. Хотя Шестов не любил шумихи чествований, он согла-

сился присутствовать на этом собрании, чтобы не обидеть отказом Леви-Брюля, который принимал участие в вечере. Отчет о собрании появился в газете «Последние Новости»:

Заседание Академического союза, посвященное 70-летнему юбилею JI.И.Шестова, собрало многочисленную аудиторию, горячо приветствовавшую юбиляра. Собрание открылось вступительным словом председателя, П.Н.Милюкова, отметившего крупные заслуги Л.И.Шестова перед русской философией и критикой, затем проф. Леви-Брюль произнес по-французски блестящую речь, в которой охарактеризована была оригинальность и исключительное значение философской позиции Льва Шестова. В заключение, проф. А.М.Лазарев с замечательной ясностью и силой изложил основные положения шестовской мысли. (17.03.1936).

Фондан вспоминает, что Леви-Брюль в своей речи поставил вопрос, философ ли Шестов или нет, и ответил на него утвердительно… Слишком своеобразный, конечно, который так трактует свои модели, что их больше не узнаешь. «Я хотел, чтобы моя речь доставила ему удовольствие», — сказал он Жюлю де Готье после своего выступления (Фондан, стр.64).

В тот же день, когда было устроено собрание, Шестов читал в 5 часов дня свой курс в Институте славяноведения. На следующий деньон пишет Лазареву:

Хотя я и очень устал после ичерашнего дня, не терпится, хочется хоть несколько слов сказать Вам по поводу Вашего доклада: вчера столько народу было, что ничего сказать нельзя было. Очень вам за него благодарен: Вы сделали все возможное, точнее даже невозможное. В немногих словах рассказали совсем не подготовленной аудитории столько трудных вещей и, поразительно, вчера же я (ввиду предполагаемого отъезда) закончил свой курс и прочел заключительную лекцию. Когда я слушал Вас, мне казалось, что либо Вы невидимо присутствовали на лекции, либо я каким-то чудом Вас подслушал. Немногочисленные слушатели моей лекции, присутствовавшие на заседании (я это видел на их лицах), были поражены, не менее, чем я. И никогда я не чувствовал так наглядно нашу духовную близость. Видно было, что Вы говорили не только обо мне и за меня, но и о себе. Я бесконечно Вам благодарен за это, жму Вашу руку и обнимаю Вас. [15.03. 1936].

Через несколько дней после описанного вечера Шестов получил долгожданную визу и билет, чтобы ехать в Палестину, куда он был приглашен прочитать серию лекций культурным отделом рабочей федерации (Гистадрут). 24 марта он вместе с Ловцкими отправился в путь. Ехали поездом до Триеста, потом пароходом до Хайфы, оттуда в Тель- Авив, где их ждала сестра Лиза. Там их встретил Евсей Давидович Шор, написавший впоследствии несколько статей о Шестове (см. стр. 184–185). «Исполнилась давнейшая мечта Льва Исааковича, — пишет Ловцкий, — мы посетили страну наших праотцев, где были похоронены его и мой дедушка на Оливковой горе» (Ловцкий, стр. 13–14). Прожив дней десять в Тель-Авиве, Шестов и Ловцкие 6 апреля поехали в Иерусалим. 8 апреля Шестов прочел по-немецки лекцию «Скованный Парменид». 12-го он возвращается в Тель- Авив. Сохранилось два письма и открытка, написанные Шестовым из Иерусалима:

Три дня тому назад приехал в Иерусалим. В Тель-Авиве я ровно ничего не делал — все гулял, или сидел на морском берегу: чудное море. Не прочел за две недели, что прошли с отъезда, ни одной строчки, так что боялся, что разучусь читать и писать… Но — увы! Ведь я приехал лекции читать, и мое dolcefarnienteпришлось прервать: вчера здесь состоялась первая лекция, по-немецки. Несмотря на то, что о ней было объявлено всего за три дня и несмотря на высокие цены (12 и 8 франков), пришло все-таки человек сто. В воскресенье едем обратно в Тель- Авив. Уже осматривали и Иерусалим и окрестности: видели

развалины храма, Гефсиманский сад, масличную гору, гору, на которой дьявол искушал Христа, старый арабский город, и сделали чудную поездку на Иордан и к Мертвому морю. Нам пока везет: стоит чудная погода и не жарко. Принимают очень радушно. Подробно не описываю: очень все- таки и осмотры и лекции утомляют, хотя я все время стараюсь о том, чтоб побольше отдыхать. Приеду и все расскажу. Пока только скажу еще раз, что поездка великолепная. Плохо только одно: очень уж обрамила цивилизация Палестину. На берегу Мертвого моря великолепный ресторан с dansing'oMи грамофоном и т. д. (Жене, 9.04. 1936).

Дивная страна Палестина: мы уже кое-что успели увидеть. Сегодня видели гробницы пророков и Гефсиманский сад. Рассказать в письме невозможно — может быть, при свидании все само собой расскажется. Прочел уже первую лекцию в Иерусалиме — по-немецки. Послезавтра [12 апреля] едем в Тель-Авив: начнутся русские лекции. Жаль, что нужно читать: куда лучше смотреть. (Лазареву, 10.04.1936).

На открытке со стертой датой Шестов пишет Фондану: «Палестину не описать словами», а Фаня приписывает: «Шлем привет из страны чудес».

Хотя в письмах Шестов об этом не упоминает, нет сомнения, что осмотр древностей и чудную поездку к Мертвому морю ему и Ловцким устроил Эйтингон, который жил в Иерусалиме. Вернувшись в Тель-Авив, Шестов пишет жене:

Напишите, пожалуйста, и о делах: как идет подписка на книгу, печатается ли она, перевела ли Таня статью о Леви-Брюле и послала ли она ему копию и ответил ли он на письмо, получила ли Таня письмо от голландского журнала «Синтез» и т. д…

До воскресенья, т. е. до 20.4. остаюсь в Тель-Авиве, в воскресенье поеду в Хайфу: там две лекции и тоже осмотры. 26.4. на один день поеду в Иерусалим: еще одна лекция. В Тель-Авиве же читаю 28.4. и 3.5. Собст-

венно, я мог бы уехать 6.5., но Фане очень хочется еще на неделю остаться, и, затем, пожалуй, и мне неплохо пожить лишнюю неделю в Тель-Авиве без лекций и… перед отъездом отдохнуть хорошенько… Мы выедем отсюда 13 мая…

Лизе я сделаю подарок, и хороший: все-таки я ей обойдусь не дешево — и нужно чем-нибудь отплатить. (Жене, 16.4.1936).

В Хайфе Шестов прочел две лекции — «Толстой» (20.04. 1936) и «Достоевский и Киркегард» (21.04.1936). Он читал их по-русски, с одновременным переводом на иврит. «В Хайфу мы поехали уже в пылу арабских беспорядков и возвращались обратно [в Тель-Авив] поездом под охраной английских солдат», — пишет Герман. Темы двух первых лекций Шестова определены по афишам, которые сохранились в его архиве. Темы других трех лекций, которые Шестов читал в Палестине, определить не удалось.

За три дня до отъезда из Палестины Шестов пишет Фондану:

Теперь я должен рассказать свои «впечатления о Палестине». Увы, это очень трудно, да я мало что иидел. Вы наверное читали в газетах об арабских беспорядках. Хотя и не было «сражений» между арабами и евреями, как было написано в газетах, жизнь была здесь очень тяжелая эти последние недели. Говорили только о беспорядках, и я был прикован к Тель-Авиву, потому что путешествовать по стране было очень опасно. Мне повезло, что я все же мог осмотреть Иерусалим и несколько соседних деревень (до Мертвого моря), все это благодаря тому, что первую лекцию я читал в Иерусалиме. Но уже три недели, как я не двигаюсь. Когда приехал в Хайфу, начались беспорядки. Хотя мои лекции не отменялись, люди были озабочены больше беспорядками, чем лекциями. Сейчас уже стало спокойней, и мои две лекции в Тель-Авиве привлекли довольно много слушателей. (10.05.1936, Фондан, стр.121).

Несмотря на беспорядки, Шестову и Ловцким удалось кое-что осмотреть, и само путешествие было чудесным. «И страна и люди там и путешествие мне необычайно понравились», — пишет Шестов 14.01.1937 в письме к двоюродному брату Александру Гринбергу, жившему в Нью- Йорке. Лекции имели большой успех, и с культурным отделом рабочей федерации было условлено, что Шестов приедет в марте следующего года, если, конечно, все будет спокойно в Европе и на Востоке. Предполагаемая поездка не состоялась.

* * *

В Булонь Шестов вернулся 19.05.1936. Наташе он привез горсточку святой земли, которая у нее хранится по сей день.

Вскоре после приезда он получает только что появившуюся в издательстве «Деноэль э Стеле» книгу Фондана «Несчастное сознание» («Laconsciencemalheureuse»). Фондан был в это время в Буэнос-Айресе, куда он отправился 26 апреля, чтобы поставить музыкальный фильм с квартетом «Аквилас». Шестов пишет ему в Буэнос-Айрес два письма:

Третьего дня я получил вашу книгу, которую я уже прочел. Благодарю вас за книгу и за трогательную надпись. Пишу, чтобы сказать, какое она произвела на меня впечатление. Вас можно поздравить. Вы не побоялись поставить себе громадную, труднейшую задачу и справились с ней с честью. У вас, конечно, как у всех писателей, которые ставят себе трудные задачи, не все страницы одинаково удачны. Есть превосходные места, но есть и не столь напряженные, более слабые. Например, постскриптум предисловия и первая глава, «Нитше и наивысшая жестокость», которая, по-моему, является скорее вторым предисловием, вам удались как нельзя лучше. Глава «Несчастное сознание», на мой взгляд, недостаточно сильна, хотя в ней есть мысли первостепенной важности. Глава «Жид, последователь Монтеня» очень хорошо написана. Выписка из Нитше (стр.85) и ее истолкование производят незабываемое впечатление, и я думаю, что сам Жид, хотя и избалованный успехом (как писатель), самоуверенный и спокойный, почувствует что-то вроде угрызений совести, прочитав все это. Он должен будет себе сказать, что вы были правы, с тонкой иронией написав несколькими страницами ранее слова: «Одному Богу известно, сколько Жид приложил стараний, чтобы быть смущенным Достоевским и Нитше». Он, конечно, в этом никому не сознается — но я думаю, что он вам этого никогда не простит, хотя вы много сделали, чтобы смягчить впечатление и «позолотить пилюлю». То же самое можно сказать о двух следующих главах: «Бергсон, Фрейд и боги» и «Мартин Хейдеггер». Все будут возмущены тем, что вы посмели не только критиковать, но и говорить с иронией о всемирно знаменитых и заслуженных людях. Вы сильно переделали ваши работы о Гуссерле[91] и Хейдеггере[92], и хорошо сделали. Это дало вам возможность использовать для работы о Гуссерле книгу «Картезианские размышления»[93] опубликованную много позже, чем другие его работы. Что касается ваших двух работ о Киркегарде, я принужден сделать ряд оговорок. В этих работах есть много отличных страниц, но, по-моему, хоть вы и касаетесь самых корней его мысли, вы делаете ему незаслуженные упреки! Это происходит оттого, что вы забыли его манеру выражаться «косвенно», или скорее оттого, что, как вы сами признаете, эта манера выражаться вас раздражает. Странная вещь! Бердяев тоже мне сказал: «Зачем говорить косвенно? Если хочешь что-нибудь сказать, говори открыто». Но я не думаю, что Бердяев прав. Есть вещи, о которых можно говорить только косвенно. Это относится также к Нитше и Достоевскому. Надо не только «простить» их манеру говорить, надо ее оценить и понять скрытый смысл их писаний. Если бы вы это сделали, вы бы, может быть, почувствовали, что во многих отношениях между мною и Киркегардом много больше общего, чем вам кажется. Как вы сами заметили, это очень важно. «Страх перед ничто» как источник первородного греха — это и есть начало настоящей критики чистого разума. Тем не менее, вторая часть вашей книги показывает, что вопросы, о которых вы говорите, вы не выучили из книг, но что это ваши собственные вопросы и что вы хотите, и вправе, взять на себя полную ответственность за все, о чем вы говорите в вашей книге. Это ваша большая заслуга. (Фондан, стр. 122–124).

Ваша книга, написанная с большим подъемом, показывает, что вопросы, о которых вы говорите, для вас не теоретические, иначе говоря, у вас речь идет об экзистенциальной философии. На мой взгляд, это большая заслуга. (3.06.1936, Фондан, стр.124).

В первом письме Шестов говорит по поводу писаний Киркегарда, Нитше и Достоевского, что «есть вещи, о которых можно говорить лишь косвенно…» и о том, что необходимо уметь оценить и понять скрытый смысл их писаний. Читая Шестова, следует также помнить об этом. Это письмо было опубликовано как приложение ко второму изданию книги

Фондана (Paris, "Plasma", 1979).

***

В апреле1934 г. Шестов встречался с М.Бубером, приезжавшим в Париж. После этой встречи они переписывались и посылали друг другу свои книги. В июне 1936 г. Бубер послал Шестову небольшую книгу, озаглавленную «DieStundeunddieErkenntnis».

Esfreutmichsehr, — пишет Буберу Шестов, — Siewiedereinmallesenzukonnen, vielmehrwiedereinmalIhreStimme

zu horen: denn in Ihren Schreiben hort man immer Ihre Stimme. Und noch mehr freute mich mir sagen zu durfen, dass es immer die selbe Stimme, mutige, starke, iiberzeugende. "Die Machtigkeit des Geistes", die weder kann noch will die Lehre von res Tat trennen — so war es immer bei Ihnen; so bleibt es auch jetzt: und das macht, dass Ihre Schriften so zeitgemassig sind. Ich wunsche Ihnen Gesundheit und Kraft, damit Sie weiter arbeiten konnen. (5.07.1936)[94].

В скором времени Бубер получил книгу Шестова о Киркегарде и пишет ему:

Vielen Dank auch fur das Buch iiber Kierkegaard, das ich soeben erhalten habe. Auf dessen Lekture freue ich mich besonders, denn Kierkegaard und Dostojewski waren die Menschen… die mich in meiner spateren Jugend aus den Fugen gebracht haben — und so etwas ist immer gut, denn die Fugen, aus denen man gebracht wird, konnen nicht die richtigen gewesen sein. (18.07.1936)[95].

По дороге в Понтиньи, куда Бубер ехал на третью декаду 1936 г., он остановился 24 августа в Париже по приглашению Шестова. Как и в 1934 г., Шестов устроил встречу у Ловцких — гостей, вероятно, было немного, так как ни Леви- Брюль, ни Массон-Урсель, ни Бердяев, которых Шестов пригласил, не смогли прийти, и не было известно, сможет ли прийти Добрый (письмо к Лазареву, 19.08.1936). После встречи с Бубером Шестов поехал в Шатель. Ни о встрече у Ловцких, ни о пребывании Шестова в Шателе сведений не сохранилось.

*

Осенью и зимой 1936 г. Шестов написал статью о Карле Ясперсе «Sineeffusionesanguinis.О философской честности», рукопись которой сохранилась в его архиве. Черновик включен в манускрипт 77, на заглавном листе которого значится «октябрь 1936». Чистовая рукопись (Мс. 79) без даты. Статья

о Ясперсе появилась по-голландски в журнале «Синтез» (июль/авг. 1937), в котором Шестов начал сотрудничать в 1936 г. Потом статья появится по-русски в журнале «Путь» № 54 и по-французски в журнале «Эрмес» (янв.1938 г.). До этого Шестов предложил «Ревю Филозофик» французский перевод статьи, но Леви-Брюль не смог ее принять, так как уже принял другую статью на ту же тему (Фондан, стр.118). В том же номере «Эрмеса», что и статья Шестова, появилась статья Ясперса, статья Хейдеггера и заметка (которую Шестов нашел «очень интересной» — Фондан, стрЛ05) о французском издании книги «Киркегард и экзистенциальная философия».

Как было уже указано (см. стр.139), Шестов уже некоторое время занимался индийской философией. После возвращения из Палестины он опять обращается к ней. Он сообщает Лазареву, который предложил ему помочь приобрести книги Пауля Дейссена об индийской философии:

Спасибо Вам большое за заботы. Но у меня уже есть Deussen, не только 6 томов истории, но и его Vedanta* и его переводы 60-ти Упанишад** и Сутр***. И заплатил я за все 120 фр. Забыл только Вам рассказать. (8.11.1936).

У меня ничего нового — сколько позволяют глаза — читаю своих индусов и, чем больше читаю, тем больше заинтересовываюсь ими. (23.11.1936).

О своих занятиях индийской философией Шестов также рассказывает Фондану и пишет в наброске «Итоги и комментарии», который входит в рукопись № 78. На ее заглавном листе дата: 26.12.1936. Набросок был опубликован посмертно в нью-йоркском альманахе «Воздушные Пути» № 4, 1965:

* Paul Deussen. Das System des Vedanta. Brockhaus, Leipzig, 1923. M Paul Deussen. Sechzig Upanischad's des Veda. Brockhaus, Leipzig, 1897. ***Paul Deussen. Die Sutras des Vedanta. Brockhaus, Leipzig, 1887.

Я перешел теперь от книг об индусах к их оригинальным произведениям. Это совершенно удивительно! Я все больше убеждаюсь, что сила умозрения у них больше, чем в греческой философии. Конечно, не думаю, что у меня хватит времени довести до конца мои занятия, но они меня очень интересуют. (Фондан, 12.11.1936).

С некоторого времени, уже больше двух лет, читаю книги индусов и европейцев об индусской философии. Захватывающее чтение. Больше всего поражает, что индусы, о чем бы они ни говорили, всегда поглощены мыслью о главном, о «едином на потребу»…

Наш мир и мы все отдельные люди в этом мире живущие, есть только иллюзия; реален лишь один браман… браман вечен, неизменен, реален, блажен и все прочее, что ему полагается, а мир с его радостями, ужасами, восторгами и т. д. — есть мираж в пустыне. (Итоги и комментарии, 26.12.1936).

* * *

В беседах Шестова с Фонданом речь часто заходит о Жане Вале (JeanWahl), который, начиная с 1930 г., публиковал статьи о Киркегарде и в 1938 г. выпустил большой труд «EtudesKierkegaardiennes» (см. стр.186). На стр.128, 133, 137мы привели несколько замечаний Шестова о Вале. Несколько позже Фондан передает слова Шестова: «Валь одинаково говорит о Гегеле и о Киркегарде, как будто они одно и то же» (Фондан, стр.45). В ноябре 1935 г. в «Кайе дю Сюд» появилась статья Фондана («HeraclitelepauvreounecessitedeKierkegaard»), в которой он подвергает критике недавно появившиеся работы Р.Беспаловой, Жана Валя и Дени де Ружмона о Киркегарде. Прочитав статью Фондана, Лазарев сказал Шестову: «Фондан уничтожил Валя» (Фондан, стр.48).

Осенью 1936 г. Шестов и Валь обменялись несколькими письмами по поводу юшги Шестова «Киркегард и экзистенциальная философия». Из этой переписки сохранилось всего одно письмо Валя:

Je m'excuse beaucoup de ne pas avoir repondu plus tot a votre interessante et aimable lettre.

Pourriez-vous venir rue de la Pompe, le mercredi 23 a 5 heures (cinq heures)?

Je serais bien heureux de continuer oralement l'entretien commence par ecrit. (17.12. [1936]).[96]

Впоследствии Шестов еще не раз беседовал с Фонданом о Вале. Вот еще одна мысль Шестова, записанная Фонданом:

Вы не понимаете, что можно не услышать вопроса, даже когда он ясно выражен. Однако так бывает. Когда я напомнил Валю слова Киркегарда, что тот, кто не понял его отстранения этического, ничего не понял в его мысли, Валь признался, что не помнит этих строк. И, однако, он хорошо знает Киркегарда. Но Валь, точно как и Бердяев, не может останавливаться на таких текстах, как те, в которых свободный мыслитель Иов противопоставляется Гегелю. Они проходят мимо, закрывая глаза, стараются не заметить, что их автор мог сказать подобные нелепости, они внутренне за него краснеют. (Фондан, 23.09.1937, стр.94).

Читая размышления Шестова о Вале, не следует забывать, что почти все они приведены по записям Фондана, который, записывая, возможно, иногда употреблял более резкие выражения, чем Шестов в разговоре.

***

В наброске «Итоги и комментарии» Шестов записал свои размышления конца 1936 г. Мысли об индийской философии уже приводились. Вот еще несколько отрывков:

Перевалило за 70 лет. Казалось бы, можно облегченно вздохнуть: ныне отпущаеши. Но не тут-то было! и с внешней и с внутренней стороны все стало труднее, много труднее. Заботы с каждым днем растут — не о себе, конечно, а о своих близких, растет вместе с тем и, независимо от внешних условий, внутренняя тревога…

Пока нет ни комментарий, ни итогов. Не могу себя принудить смотреть в собственное прошлое. Может быть потому, что вся «работа» в прошлом сводится к перепи- ливанию тюремной решетки, ни весть кем поставленной и замыкающей для смертных предел возможностей…

Человек в истине отнюдь не тогда, когда он видит то, что все всегда и повсюду видели или могут увидеть, что он сам всегда и повсюду видел. Наоборот, такие видения только связывают и ограничивают его… Истина в том, что открывается иногда, в редкие мгновенья душевного подъема, в моменты «выхождения», «экстазиса»… [Настоящая свобода с ее мгновенностями, мимолетностя- ми и капризами] только там может жить, где ее ничто не связывает: в плодах дерева познания смерть и яд. Удастся ли когда-нибудь нам отыскать истинную свободу? Или после грехопадения она уже не живет на земле? (26.12.1936).

Два первых отрывка глубоко пессимистичны, в особенности если их отделить от двух последних, более светлых. Они, несомненно, важны для понимания Шестова, но, читая их, не следует забывать слова, сказанные им Герцык: «Это я скептик, когда я только и твержу о великой надежде, о том, что именно гибнущий человек стоит на пороге открытия, что его дни — великие кануны» (см. первый том) и замечание неизвестного английского автора статьи «Философия Льва Шестова»: «Странный парадокс: Шестов — все что угодно, только не пессимист» (см. стр.112).

*

В 1936 или 1937 году художник Роберт Фальк (1886–1958) написал портрет Шестова. Вскоре Фальк переехал из Парижа в Москву и увез туда свои картины. В Москве была организована выставка Фалька, на которой экспонировался и портрет Шестова. В настоящее время он находится в частной коллекции в Москве.