Жизнь напрокат

Глава 16

Вид у боярина Головача воистину боярский. Я грешным делом думал он, кроме как вкусно кушать, обильно пить да сладко спать ничего путного делать не умеет, а он вон какой красавец! Верхом на вороном коне, в полном боевом облачении, пышные кудри выбиваются из-под остроконечного шлема, богатая борода заткнута за пояс, черные брови сурово сдвинуты, а взгляд как у короля орлов. Вместе с боярином на подворье Родимовой усадьбы въехал эскорт из четырех всадников с длинными копьями и щитами. Трепещущие языки факельных огней матовым багрянцем блестят на обнаженном оружие и начищенной броне. Запахло терпким конским потом.

Хотел бы я знать как они тут очутились. Случайным стечением обстоятельств объяснить это трудновато. Не на конную же прогулку они сюда среди ночи выехали.

Всадники Головача мгновенно оттеснили двух викингов от ворот и оставили под контролем своих копий. Среди конных я узнал Живку и еще одного парня, что был с ним в доме Дивея. Головач медленно обвел гневным взором притихшее сборище, задержав взгляд сначала на убитом Родиме, потом на сыновьях с племянником, Шибае и Эмунде.

- Двор окружен! - громогласно возвестил вировский боярин. - Каждый, кто захочет уйти до конца разбирательства, должен получить мое на то дозволение. Убрать оружие!

- Ну наконец-то! - с толикой усталого недовольства проговорил Бур и бросил меч в ножны. - Надеюсь твое разбирательство будет не слишком долгим, отец!

Одинец и Жила рядом со мной шумно вздохнули. Их никоим образом не вдохновляло обещанное Головачом расследование. Кому как не им попадать под раздачу? И мне заодно с ними, чем я лучше?

Что характерно, ни один из скандинавов не сделал ни малейшей попытки избавиться от своего оружия. Каждый продолжал держать в руках готовые к бою клинки и топоры. У рыжего Харана так и вовсе откуда-то появился второй меч в левой руке. Теперь он стоял возле Эмунда, нагло ухмылялся и поигрывал двумя мечами, опустив их острием вниз.

- Мы уйдем безо всякого разбирательства! - веско провозгласил Эмунд. - Нам ваши дела по боку, разбирайтесь сами.

- Э, нет, урман, никуда вы не уходите, - Головач тронул коня и мимо догорающего костра проехал ближе к Эмунду. - Я довольно долго к тебе присматривался, все ждал когда же ты начнешь пакостить у меня за спиной. Поэтому не удивлен. Видать, все ваше племя такое, паскудное.

- Лучше убери коней с дороги, боярин, - с мрачной угрозой молвил Эмунд.

Над подворьем повисла тягучая тишина. Насколько я стал разбираться, то есть если судить по внешнему виду, с Головачом прибыло меньше десятка настоящих дружинников. Остальные, что повылазили с факелами, вооружены гораздо хуже, большинство вообще без каких либо защитных железок. Видать, боярин привлек к операции всех вировских мужиков, способных держать боевой топорик. На их лицах отчетливо читалось опасливое нежелание воевать. Эмунд не дурак. Случись сейчас бойня, у его упакованных бродяг будут неплохие шансы на успех.

Легонько пихнув Одинца, затем Сашку, я прошептал:

- Как начнется - дергаем к выходу. Им не до нас будет.

Головач подался в седле вперед, чуть повернув коня боком к Харану.

- Ты же не с пустыми руками уйти хочешь, так ведь, Эмунд?

- Само собой, - главарь скандинавов упрямо поджал губы. - Я получил плату за службу и без нее мне станет очень грустно.

- Плату украденным у меня серебром ты получил за то, что помогал его красть. Вижу тебя насквозь, урман. Ты вор, разбойник и убийца, крови на тебе больше, чем листьев на этих вязах. - Головач выпрямился. - Поэтому волей князя Рогволда Полоцкого, моим свидетельством и правом боярского суда объявляю тебя и твоих людей виновными в лихом промысле и достойными сурового наказания. Снимайте оружие и сдавайтесь, иначе побьем всех как бешеных собак.

Серый Эмунд громко фыркнул и все тем же мрачным тоном вопросил:

- Как собак? Что ж ты брата своего не судишь, боярин? Суди его так же как и нас, или думаешь нет на нем никакой вины?

- С братом я разберусь без твоих паршивых советов, урман, - отрезал боярин. - У тебя осталось мало времени, чтобы сложить оружие.

- Не сомневаюсь, что разберешься, - искривил рот не желавший уступать Эмунд. - Почему тогда боярский суд обходит одного из подлинных зачинщиков твоих бед, истинного татя и душегуба?

- Какого еще татя? - сердечно удивился Головач и начал вращать большой головой в поисках подходящей цели.

- Во-он стоит, - охотно подсказал Эмунд и навострил на меня обвиняющий перст. - Рядом с племянником твоим мнется, сбежать хочет. Поговаривают, будто он способен вызывать разящий гром, что подвластно лишь кудесникам да колдунам. Это ближник Тихаря, что устроил налет на твои корабли. Налет, в котором ни я, ни мои люди не участвовали.

- Стяр что ли? - с деланным удивлением спросил Головач, как только понял о ком идет речь. - Так он и не тать вовсе и даже не кудесник! Десятник из дружины моей, верный человек, волен идти куда пожелает, мой приказ не покидать двора его не касается. Пастью на него не щелкай, клыки обломаешь.

Вот так номер! С каких это пор я его верным человеком сделался? Никаких договоров мы с боярином не составляли и книжку трудовую он мне не выписывал. Покорнейше благодарю за отмазку, но я - пас. Сейчас моментец выждем да и драпанем с Сашкой и пацанами подальше отсюда, без поживы, зато живы.

- Вот как, значит, правится твой суд, боярин? - не унимался въедливый урман. - Значит твоим людям грабить и убивать разрешается, а другим даже защищаться не дозволено?

- Я так понимаю, ты здесь защищался?

- Вынужден был защищаться, - не моргнув глазом подтвердил урман. - От твоих людей, внезапно на нас напавших, оборону держал.

- И войта здешнего порешил тоже обороняясь?

- Так уж получилось. За его жизнь я готов уплатить виру тебе и его родственникам. Честь по чести. Если тебя не устраивает, что ж, значит будем драться. Клянусь Одином, битва получится славная. У нас с тобой хорошие воины. Многие из них полягут.

Головач медленно кивнул, соглашаясь со словами Эмунда. Несомненно, он уже успел оценить качественный состав скандинавской банды и определить перспективы исхода схватки как непредсказуемые. В ожидании его ответа не один я задержал дыхание.

- Выходит у нас с тобой слово на слово, - рассудительно произнес Головач, огладив бородищу. - И видоков почти поровну. А посему, раз уж ты, Серый Эмунд, отказываешься предать себя и своих людей справедливому боярскому суду, скажи тогда готов ли ты выйти на судебный поединок и доказать свою правоту?

- Да я бы попробовал, - почти не раздумывая, ответил урман. - Смотря какими будут условия.

- В случае твоей победы, вся добыча останется у тебя. Если проиграешь - твои люди уйдут пустыми.

- Щедро, - оценивающе протянул урман. - Бой до смерти?

- Угадал.

- Я согласен, боярин. Позволь узнать, могу ли я выставить своего бойца вместо себя?

- Не можешь.

- Хорошо. Тогда я не стану возражать, если ты будешь биться со мной не сам.

Слова урмана заставили Головача удовлетворенно крякнуть, он даже как-то повеселел.

- Коли уж ты водишься с моим братцем, не дурно было бы у него спросить почему, пройдя десяток поединков, я до сих пор жив. Шибай бы тебе ответил, что неправый клинок всегда в проигрыше. Много вас, спорщиков через мои руки прошло и всегда выходило по-моему.

Боярин качнул свое тело и размеренным движением покинул седло. Утвердившись на ногах, Головач, потрепал коня по мускулистой шее и громко возвестил:

- Слушайте все! Объявляется судебный поединок между мной, боярином князя Полоцкого Головачом и пришлым урманом по имени Серый Эмунд. Поединок ведется на мечах, с одним щитом, до смерти одного из бойцов. В случае победы урмана, ему и его людям дозволяется беспрепятственно уйти с оружием и добычей.

Услышав эти слова, урман приосанился и легко поклонился. На его суровом, обветренном лице появилось подобие улыбки.

- Благодарю тебя за честь, боярин, - уважительно произнес Эмунд. - Но тебе совсем необязательно биться самому, можешь выставить вместо себя любого бойца какого пожелаешь.

Очень дельное, между прочим, предложение. На месте толстозадого Головача я именно так бы и поступил. Серый Эмунд одним своим поджарым, атлетическим телосложением производил более выгодное впечатление чем увешанный броней оппонент. Если бы здесь можно было сыграть на тотализаторе, ставки сложатся явно не в пользу боярина .

- Даже не надейся, урман, я сам тебя прикончу, - бросил Головач, деловито проверяя ремешки креплений нагрудника. - Солнца не ждем, начинаем немедленно!

- Он не в себе что ли? - тревожно прошептал Сашка. - Этот кабан его выпотрошит, зуб даю.

- Поглядим.

Внезапно приходит воспоминание из детства. Мой восьмилетний корешок Вовка приволок как-то в школу книжку про русских богатырей с красочным изображением Ильи Муромца на обложке. Читали запоем по очереди. Сам Вовка отличался способностью коверкать некоторые слова, причем выходило у него настолько естественно и органично, что никто не утруждался его исправлять. Вот и вышло, что слово, обозначающее русского былинного героя, из Вовкиных уст звучало как "габатырь". Смешно и некрасиво. Вместо мощного, плечистого удальца в доспехах, с окладистой бородой и палицей в руке как на обложке, мне представлялся обрюзгший, потрепанный мужик, похожий на запойного соседа дядю Никиту, и, почему-то обязательно горбатый. Габатырь, одним словом.

Вовку так и звали Габатырем пока в девятнадцать лет не замерз по пьяни в сугробе.

Боярина Головача истинным богатырем тоже не назовешь. Вроде бы и стать и оружие при нем, сила в толстых руках видно, что есть. Ладно, посмотрим. Ноги сделать всегда успеем, тем более, что в ожидании ночной потехи весь присутствующий народец начинает образовывать живой круг с двумя бойцами посередине и я со своими пацанами остаюсь на периферии этого круга как раз спиной к широкой прорехе в плетне.

- Боярин Головач - старший дружинник Рогволда, - услышал я голос Праста. С чьей-то помощью он умудрился подняться на ноги и теперь стоял неподалеку рядом с Невулом, опираясь на вырванную из волокуш жердину. - Один из лучших в рубке. Урману придется нелегко.

Видимо, это гораздо позже мордатые бояре в парче, бородах и горлатных шапках рассядутся по думам, станут дворянами и придворными, а покамест, дело обстоит так, как описал Праст. Нет поводов ему не верить.

Немного успокоенный за судьбу Головача и здорово заинтригованный, я понял, что теперь меня отсюда и насильно не увести, хочу я досмотреть чем у Головача с Эмундом все закончится. Уж больно колоритные персонажи. Рослый, тяжелый скандинав и не менее тяжелый, пузатенький боярин с длиннющей бородой и репутацией стоящего бойца. Тем паче, что вышли они не на потешную махалку и не на спарринг. Кому-то из двоих не дожить до рассвета. Честно сказать, от установленных здесь правил я нехило так офигел. Невозможно представить, чтобы в моем мире народный судья, уже вынесший приговор, вдруг взял да и вызвал подсудимого на дуэль. Или Фрол с Сеней Дыхом на "стрелке" отошли в сторонку от своей братвы и принялись махаться на ножах. Полный абсурд. Тем не менее, дань уважения Головачу я мысленно отдал: не захотел терять людей, вышел один на один с главарем банды. Очень благородно, но не умно, ничего другого и не сказать.

От десятков факелов, горящих теперь в руках каждого второго, на осиротевшем без хозяина подворье стало светло как днем. Неровный людской круг, красные и желтые пятна бликующих пламенем лиц, металлические отсветы. Каменные физиономии вировских дружинников, только поблескивают под надвинутыми на лоб шлемами белки. Напряженные позы, бородатых урманов. Готовый эскиз к эпическому полотну.

Коней увели, костер затоптали, растащили и смели уголья. К Головачу подошел Бур и начал что-то бубнить на ухо. Затем боярин отстранился и коротким кивком отослал сына из круга. Живка поднес боярину большой деревянный блин, выкрашенный красной краской. Головач приспособил щит на левую руку, правой вытянул из ножен меч, постучал, повернув клинок плашмя, по кромке щита. Эмунд принял у Харана ничем не окрашенный, видавший виды щит и тоже погремел по оковке, выказывая готовность к поединку.

Лупить друг друга с первых секунд противники не кинулись, они медленно закружили в центре круга то по часовой, то против, присматриваясь и выбирая мгновение для первого удара.

Урман чуть повыше, но длина рук у них одинаковая. Поступь боярина тяжелее и сам он мощнее, каждый переступ его толстоикрых ног в красных, мягких сапожках основателен и тверд, зато Эмунд на первый взгляд превосходит в скорости движений. Поверх кольчуг у обоих кожаные безрукавные накидки с металлическими пластинами на груди. Если бы они оба были боксерами и если отменить фактор неожиданного нокаута в раннем раунде, моим фаворитом, безусловно, являлся более молодой и выносливый урман. На долгую дистанцию Головач вряд ли способен, поэтому он должен стремиться вырубить Эмунда до неизбежного появления в своем организме признаков усталости и одышки. Урману, напротив, стоит попробовать загнать противника, чтобы у того не осталось сил на лишний взмах мечом.

Наконец Эмунд решил прощупать Головача и нанес удар, от которого средняя доска на щите боярина зазмеилась глубокой трещиной. Далеко в сторону отлетела колючая щепка. Снова сверкнул меч урмана, на этот раз по низу и сбоку. Потрясенный силой ударов скандинава, Головач снова подставил щит и попытался ответить своим клинком, но урман с поразительной скоростью отскочил назад и меч боярина рассек лишь теплый воздух.

Толпа ахнула и заворчала, соперники снова пустились в круговое брожение. Серый Эмунд постоянно дергал боярина обманными движениями: то плечом резко поведет, то сделав шаг, тут же возвращал ногу обратно и начинал ход в обратную сторону. Опытный Головач не покупался, наглухо прикрыл щитом верхнюю часть корпуса и терпеливо выжидал. Не знаю кого он там побеждал в подобных поединках, не исключено, что каких-нибудь мазуриков типа Одинца, но сейчас боярину достался противник более чем достойный. Не даром Эмунд был так спокоен, принимая его вызов.

Топтались они минут пять, пока до Эмунда не дошло, что таким неспешным образом Головач способен кружить хоть до обеда без ущерба боеспособности, а сам Эмунд попросту расходует силы. Показав, что в очередной раз хочет сменить направление движения, урман вскинул щит, прыгнул вперед и нанес низкий горизонтальный удар. Затем крутнулся на пятках, вытянув левую руку. С грохотом столкнулись щиты. Головача качнуло, он сделал шаг назад и клинок урмана просвистел в сантиметрах от его заросшего подбородка.

- Иди сюда, рус! - зарычал урман и с бешенством принялся мочалить щит вировского боярина, молотя мечом как дятел клювом.

Бесплодные на первый взгляд потуги урмана принесли свои плоды. Пока еще Головач успевал закрываться, но Эмунд ни на секунду не сбавлял темпа при котором у боярина не было возможности контратаковать. Пока ни один из нанесенных урманом ударов не достиг желанной цели, останавливались либо порядком излохмаченным щитом, либо клинковым блоком, либо вовсе пролетали в пустоту. Народ гудел, ухал и ахал, одобрительно ревел при каждом ударе или отбиве. Опытным взглядом я улавливаю тончайшую грань за которой у бойцов наступает усталость. Урман уже не столь быстр, боярин не так твердо ставит блок, дыхание с сипом вырывается из его рта, на бороде блестят капельки слюны. Один раз Головач не довернул руку со щитом и удар меча скользнул по плечу, срезав кусок кожи с защитной куртки. Эмунд как почуявший вкус крови хищник кинулся на жертву с удвоенной яростью. Всем показалось, что поднажми он еще чуток, и достанет ставшего неповоротливым боярина. И опустившийся ниже груди щит в руке Головача тому несомненное доказательство.

Урман несколько раз подряд увесисто долбит по исщепленному щиту боярина с целью лишить того защиты и совсем забывает про меч противника. Вот тут Головач пускает в дело собственный клинок, наносит несколько мощных ударов, которые ошеломленный урман с трудом отбивает. Упрямо наклонив голову, боярин прет танком, Эмунд отступает по кругу, врываясь каблуками в мягкий дерн. Отдышавшись, урман снова бросается на боярина как озверевшая от страха и жажды крови охотничья собака кидается на загнанного кабана. Сталкиваются клинки, сухим треском трещат щиты, все чаще звенькает броня в пробитых брешах защиты. Головач сбивает с урмана шлем, тот рычит, расплевывая горячую влагу. Из-за рева благодарных зрителей уже почти не слышно звуков боя.

Внезапно все заканчивается. В очередной раз отбив удар меча, Головач изо всех сил двигает щитом наотмашь и у него получается на секунду развернуть урмана к себе открытым боком. Сильным ударом под колени боярин заставил ноги урмана сломанными спичками провалиться вперед. Падая на спину, урман отмахивается в ответ и, разрубив кожаный сапог, с хряском попадает в берцовую кость левой ноги боярина. Головач ревет, неловко оступается, но в падении рубит шею урмана, а затем всей тяжестью низа живота надевается на упертый рукоятью в землю, вертикально выставленный мертвеющей рукой Эмундов меч. Слышится скрежет разрывающихся кольчужных колец, громкий выдох Головача.

Ошарашенный народ безмолвствует.

Финита ля комедия.

Занавес.