Жизнь напрокат

Глава 18

Через три дня после памятного судебного поединка из Вирова, где еще неделю назад главенствовал боярин Головач, в Полоцк отправился водный обоз. Собранный на скорую руку, богатый дарами, что едва уместились в двух торговых насадах, сопровождаемый хорошей охраной, ранним туманным утром тяжело отвалился он от городских причалов. перебивая крики провожающих, хлопнули на ветру паруса, застрочили весла.

За эти дни произошло достаточно событий достойных упоминания. Во первых, мы с Сашкой стали настоящими богачами. Наша с ним доля сокровищ превзошла все мыслимые ожидания, ибо стараниями хваткого предводителя урманов был обнаружен тайник атамана Тихаря с хранимой в нем основной частью ценностей Головача. На укрытую в лесочке телегу с собранным для вывоза атаманским добром указал Свист, который потерял запытанного до смерти свояка. Собственно, Свист и навел урманов на секретную берлогу Тихаря. Не такой уж и бестолковый оказался. Хватило Свисту сообразительности проследить за атаманом, что нанял их с родственником на побегушки, а потом и от урманов сквозануть, чтобы как со свояком Криней не вышло.

Во вторых, по приходу в Виров Бур посвятил меня в дружинники и сразу произвел в десятники. Тут уж, как говориться, слово не воробей. Брякнул папаня, что его я человек да еще и десятник, будь добр соответствовать, народ все слышал. Здесь у них так принято - по-честному. К тому же дружина боярская за последнее время изрядно поредела, личного состава в большом недостатке. Десяток, правда, у меня неполноценный, поголовно из бывших разбойников состоящий. Этих ребят мне уговаривать не пришлось. Каждый из троих мгновенно дал согласие на предложение начать новую жизнь и пристроиться на "государственную" службу.

Состояние свое я поделил на равные части и раздал пацанам. Уговор дороже серебра, да и выглядеть перед новоиспеченными дружинниками пустобрехом не хотелось. Зато теперь они за мной в огонь и в воду, за удачливого и справедливого предводителя во все века горой стояли, я же нынче не просто главарь-батька, а - десятник дружинный. Рассказать кому из своей прошлой жизни - ни за что не поверят...

В-третьих, мы приняли активное участие в похоронах боярина Головача, тело которого привезли с собой на запряженной двумя быками телеге.

Обнесенный по периметру высоким частоколом из толстенных бревен двухэтажный резной домина в центре Вирова оказался полон разного бабья как преклонного возраста, так и помоложе. Голов пятнадцать их с душераздирающим воем сбежалось к скорбному поезду и все на лежащего в телеге покойника кинулись. Ох, и крику было! Через пять минут бороду Головача от горячих женских слез хоть выжимай. Мужики стояли хмурые, сжимая кулаки да желваки по скулам гоняя. Собрались все родственники, включая младшенького сынка, десятилетнего парнишку и дочку с тремя детишками. Сама боярыня - полноватая мадам лет сорока, румяная и довольно симпатичная, лицом при виде мертвого мужа враз почернела. Я вспомнил как хоронили батю и едва удержался от протяжного вздоха из за нахлынувших переживаний.

Привели трех древних дедов с выбеленными годами власами и густыми бородищами до колен. Главный из них высокий, прямой как столб аксакал с густыми бровями и гнусавым голосом, увешанный поверх неопределяемого цвета рясы разнообразными веревочками, плетеными шнурочками, деревянными да костяными амулетами. Старикан, в общем-то, вполне благообразный, посох при нем с тяжелым навершием, таким если хорошенько вдарить можно череп проломить влегкую, сумка холщовая слева на бедре висит, в ней что-то шуршит, позвякивает и трется при движениях. По всему видно: деды не просто так, а специально для справления языческого культа вызванные жрецы, шаманы или волхвы, черт их тут разбери.

Полный день они камлали в доме над покойником. Натирали его тело, вдоль стола лежащее, пахучими настоями и маслами, курили желто-зеленые дымы, бубнили что-то неразборчивое - готовили к загробной жизни на полную катушку.

В голову ударила полезная мысль: заговоры раз читают, должны и заклятья знать, если так, то и поколдовать, наверное, смогут. А колдун в нашем бедственном положении, это же самое оно, именно то, что нужно!

Улучив удобную минуту, когда главный аксакал пошатываясь от трудов праведных вышел из дома к колодцу промочить горло, я завладел его вниманием. Услужливо поднеся ему ковш ледяной воды, спросил, раз уж он в совершенстве владеет техникой различных обрядов, не сможет ли он маленько поднапрячься и вернуть меня с товарищем в другой мир, назад в будущее, за щедрое, разумеется, вознаграждение. Сначала волхв тупо пялился на меня красными от дыма глазами, потом попросил еще воды, и лишь затем с некоторым сожалением молвил, что и рад бы помочь, да не в силах. Единственный другой мир куда бы он смог нас без вопросов отправить это - Навь, мир мертвых.

Объяснил туповатому деду, что никак не подходит нам такой стремный вариант, мы еще пожить мечтаем, тогда он начал плести о каком-то морском острове, где в храме на белой скале живут самые сильные на свете жрецы, служат они все одному богу и, наверное, смогли бы нам помочь, попади мы туда и преподнеси правильные дары. Среди даров обязательно должно быть два пуда золота в монетах и украшениях, а также двадцатка белоснежных коней в шелковых попонах.

Все мне стало со стариком понятно. Похоже, не простой дымок они там возле трупа нюхают, раз откровеннейшую чушь мне глазом не моргнув прогнал. Ну и ценник загнул! Мы несколько дней по лесам носились всего лишь из-за завалящего серебра, собрать всю мою долю в кучу двадцать справных коней едва купишь, шелков я тоже здесь ни на ком не видел, даже среди боярской родни, про тридцать с лишним килограммов золота и вовсе молчу. Дуркует дедка, что и не мудрено - под кумаром и не такое напоешь.

Тело боярина Головача предали огню вечером следующего дня при большом скоплении народа, за ручьем, возле общегородского места для свершения подобный действий и неподалеку от точки поклонения языческим богам с грубо вырезанной деревянной фигурой какого-то чуда-юда посреди утоптанного круга, называемого «капищем».

Наполняя теплом дрожащий предзакатный воздух, огромный костер пылал часа три. Жрецы вместе с ближайшими родственниками водили вокруг пламени плотный хоровод, монотонным распевом перечисляя деяния и подвиги свершенные боярином при жизни. Оставшийся от Головача пепел согребли в глиняную баночку с крышкой и всей толпой понесли зарывать на здешнее кладбище. Поставили сверху над засыпанной землей урной с прахом деревянный домик метровой высоты в виде сильно увеличенного скворечника, насыпали внутрь зерна вперемешку с пшеном, покрошили хлебушка, еще какой-то мелкой трухи. Воздев руки к темному небу, жрецы еще минут двадцать томными голосами бормотали нечто в высшей степени мидитативное, затем церемонию объявили оконченной, уставший народ медленно вернулся на боярский двор, где расселся за длинными столами с закусью. Поминальная трапеза проходила при свете костров и факелов, практически молча, без плачей и воя закончившись за полночь.

Все эти дни я со своими парнями жил при боярском тереме в тесной комнатке прируба. Кормились мы с общего стола вместе с дворней абсолютно бесплатно. Помимо охранных функций и косвенном участии в подготовке похорон, мы помогали снаряжать обоз, таскали с места на место мешки, перекатывали бочки, принимали свозимый на боярский двор товар и припасы для неблизкого похода, сортировали и отправляли на телегах в склады у причалов. Физический труд, как это не парадоксально, приносил мне истинное удовольствие. Кроме прочих хозяйственных умений я настолько быстро освоил технологию запрягания телег и седлания лошадей, что Сашка смехом назвал меня цыганом. В душе воцарился позабытый за несколько дней покой, я понял, что начинаю привыкать к средневековой жизни, привыкать настолько, что и покидать этот мир будет, наверное, немного жалко. Совсем чуть чуть.

С посольством к князю Рогволду вместе с Буром отправился и Сашка. Вообще-то, Головач, до того как насильственно отъехать в Навь, сам задумывал ехать. Любимой дочке Рогволда маленькой Рогнеде к этому времени исполняется пять, заканчивался младенческий возраст, вот боярин и хотел вместе с податным обозом привезти девчушке гостинцев. Сашкиной поездке я сопротивлялся как мог, вплоть до угрозы уйти из дружины. Мне тоже хотелось попасть в Полоцк. Главный город княжества не чета Вирову и волхвы там, небось, покруче здешнего полусумасшедшего дедульки.

- Мне не на кого больше оставить город, - сказал мне тогда Бур. - Завида слабость телесная поедом жрет, боярыня за горем своим людей не видит. Дивей с Живкой нужны мне в Полоцке. Рогволда нужно уговорить оставить вотчину в нашей семье, убедить князя, что без Головача Виров не отложится от Полоцка, а все мы как прежде будем верно служить стягу с турьей головой. Осенью я тебя отпущу в Полоцк с зерновым обозом, слово даю!

- Мне город с тремя охламонами оборонять, случись чего? - резонно вопросил я, так как военная сила из нашей бригады как наковальня из пуховой перины.

- Ничего не случится, - уверил Бур, полагая, что сильно меня успокоил. - Войны у нас ни с кем нету. Я, на всякий случай, тебе Шепета с Рыкуем пошлю. С ними вам повеселее будет. А коли произойдет чего - запретесь в тереме, припасов на полгода хватит, стены подворья ладные, ворота крепкие. Надеюсь на тебя... родич.

Сашка долго махал мне лапой с кормы насада, словно пассажир купейного вагона поезда Москва-Воркута своему самому преданному провожающему. Я строжайше запретил ему ввязываться во что бы то ни было, получше рассмотреть город, узнать все ходы-выходы и завести полезные знакомства среди тамошней аристократии, ведь как знать куда дальше заведет и с кем сведет нас хитрая судьба.

Из всего, что мне за последние несколько дней удалось узнать с помощью собственных ушей, глаз и смекалки я составил примерную картину здешнего политического устройства. Централизованной власти на Руси пока еще не существует. Есть много разных удельных княжеств. Над всеми подвластными землями стоит князь. Чуть ниже - бояре и княжьи ближники. У князя и бояр пожирнее есть личные дружины, а в случае крупной войны собирают ополчение с деревень и городов. Над дружинами стоят воеводы, сотники и десятники. Самые лучшие бойцы - наемники скандинавы (как те злополучные Шибаевы урманы) и варяги, эти вообще звери, те же славяне, да не в пример воинственнее здешних, потому как на Балтике рядом с немчурой, урманами, свеями и данами проживают, вертеться приходится.

В городах и больших деревнях сидят княжьи люди - посадники, либо наездами бывают тиуны, которые объявляют людям княжью волю и собирают с населения ежегодную дань. Дань свозят в специальные пункты - погосты, откуда ее забирает охраняемый обоз или отправляют напрямую, в нашем случае в Полоцк.

Живут родами либо общинами. Выбирают над собой старейшин, либо войтов как убиенный Родим, чтоб в случае чего было кому порвать на груди рубаху, принять трудное решение и направить общие усилия в нужное русло. Также вес имеют купцы. Жирный купец у любого князя в милости, так как деньжат на хавчик и оружие подкинуть может. Вот как тот купчик по имени Бадай, с кем Головач в доле был. Он и на похоронах присутствовал и на проводах плавучего обоза, половину добра в котором - его. Одет в дорогие, цветные ткани, бородат, кудряв и без лишнего веса, встретишь - сразу скажешь, что богатый купец.

В большом почете старцы-ведуны, толковые знахари и волхвы, но эти с простым людом не вяжутся, ибо особая каста.

Все, кто под княжеской рукой, меж собой почти не грызутся и не воюют, лишь изредка по поводу дани волнуются, да самые ретивые от далеких властей отложиться норовят. Вот на этот случай князь личную дружину и содержит, начнет кто дурковать - князюшка мигом усмирит, остальное его не колышет.

Кормится князь со своей дружиной за счет дани, набегов на соседей, торговых пошлин и налогового сбора за проезд по лежащим в пределах княжеских земель сухопутным и речным дорогам.

Проводив посольство к князю Рогволду, мы с пацанами вернулись в боярскую усадьбу. Кажется, что Одинец больше всех из нас доволен своим положением. Еще бы, далеко не каждому удается сделать такую головокружительную карьеру: из лесных татей прямиком в боярскую дружину да еще с полной торбой серебра. А как узнал, что в городе из высшей администрации остается лишь Завид с мамашей и мы в роли шерифа с помощниками, так и вовсе расцвел. Я поначалу его энтузиазма не просек, а потом врубился и понял: за отведенное нам короткое время практического полноправия можно наворотить больших дел и порядком утяжелить свою мошну.

В усадьбе я нашел похудевшего за три дня до состояния собственной тени, бледного как сама смерть Завида, и отрапортовал, что мы готовы сию минуту приступить к выполнению своих прямых обязанностей. Он в ответ рассеянно махнул рукой и исчез в тереме. Стоим мы половинчатым десятком как четыре столба в чистом поле, репы чешем, не знаем с чего службу начать. Отправляться патрулировать город, нести караул на воротах или еще чего подобное учудить.

Наше беспомощное ожидание прервало появление на боярском подворье двух пожилых по здешним понятиям типов. Оба лет сорока. Один без кисти правой руки, второй с черной повязкой через правый глаз, для своих лет оба еще крепки, чувствуется, что не мыловары и не торгаши.

- Ты - десятник? - выдвинув нижнюю челюсть, спросил однорукий с подозрительным прищуром каким-то лишь ему ведомым способом определив во мне старшого.

- Так точно! - лихо козырнул я, приложив кончики пальцев к правому виску.

С минуту они скептически нас осматривали, затем одноглазый поправил кривым пальцем повязку, сплюнул через губу брезгливо и серьезно заявил:

- Пошли, будем из вас дружинников делать!

Эти двое, как я и предполагал оказались бывшими боярскими дружинниками. Безрукий попросил называть его Рыкуем, а кривого на один глаз - Шепетом. У обоих в домашних сундуках наверняка сложены почетные грамоты за отличную службу, несколько медалей и корочки участника боевых действий. Тертые ребята, сразу видно.

Нас сразу же повели к задней части терема. Рыкуй спустился на несколько ступенек под основание дома и продолжительное время возился с большим навесным замком на кованной двери. Одной рукой справляться с капризным механизмом ему сложновато, видимо, в каком-то положении постоянно заедает ключ. Смачно выругавшись, Рыкуй позвал на помощь Шепета.

Я вспомнил Рюму, нашего спеца по замкам. Умница, кулибин, настоящий художник от механики, оттянувший три срока. Один из самых ценных кадров Фрола. Мог отворить замок практически любой сложности, будь то тяжелый навесной, хитроумный гаражный, от железной квартирной двери или не особо навороченный сейфовый. Рюма говорил, что самый защищенный от взлома замок тот, который сам хозяин с трудом отмыкает, с характерными закусами и разными подклиниваниями.

Наконец, толстая дверь бесшумно отошла в сторону и мы вслед за провожатыми попали в обширное, прохладное, но сухое подвальное помещение, где кроме десятков бочек и бочонков разных мастей, вытянутых горшков с ручками, мешков с мукой, ящиков, огромных корзин, сундуков, свисающих с потолочных крюков корченых окороков, связок с луком и кореньями обнаружился склад снаряжения, в виде аккуратно сложенного на деревянных стеллажах и приставленного к глиняным стенам боевого железа.

По всему видать, нас допустили в главные закрома боярской усадьбы, именно здесь хранится стратегический запас городского главы. Готов спорить, что из этого подвала есть лаз прямиком в домовое нутро.

При свете запаленного Рыкуем настенного факела нам широким жестом предложили на выбор любое оружие и брони. Я отказался, есть у меня все, и меч и нож и кольчуга с шлемом. Щита, разве что нет, да на кой он мне, тяжесть лишнюю таскать. Парни мои тоже, в общем-то, не голые, с урманов немало поснимали. Взяли кое что по мелочи: шлемы, короткие метательные копья-сулицы, пару ножей да меч для Одинца. Все не ахти какого качества, старенькое, потасканное, местами ржавое, дешевый ширпотреб, короче, я даже немного разочаровался. Моя снаряга не в пример получше казенной будет.

Шепет с Рыкуем синхронно усмехнулись нашим кислым рожам:

- Правильно, не берите - для других берегите.

Они хоть и разные, но похожи как братья-двойняшки. Кожа лиц дубленая, загорелая, черные волосы волнистые, короткие бороды одинаково стриженные, плечи широкие, знакомые с тяжелой работой руки налиты настоящей мужской силой. В острых карих глазах читается затаенная насмешка.

Я так понимаю, никакой определенной, уставной формы не существует. Всяк солдатик волен одеваться как пожелает, оружие с собой таскать может какое душе угодно лишь бы обращаться с ним умел. Ни знаков отличительных, ни гербов, ровным счетом ничего, что отличало бы боярского дружинника от любого другого вооруженного фраера. Единственное, что нам выдали более менее одинакового это две пары шерстяных плащей-накидок с завязками на груди, без капюшонов, темно-серо-грязного цвета.

Невул напоследок поменял свой верный лук на другой, на мой взгляд ни чем от прежнего не отличный, к тому же без тетивы он похож на изогнутые рога диковинного животного, вырванные черепа.

- Настоящий, - любовно наглаживая игривый изгиб, сказал долговязый лучник. - Боевой.

- У тебя не боевой разве? - удивился я, памятуя как лихо бывший разбойник управлялся со своим испытанным оружием.

- Какой там! - фыркнул Невул. - Сам делал для охоты. А это мастером сработан, сразу видно. Любой доспех насквозь если знать куда бить.

- Ты натянешь ли? - с большим сомнением в голосе поинтересовался Шепет, глядя на худые, мослатые грабки Невула. - Помню, тугой он был слишком, не всякому по руке.

- Тетиву подходящую найду, тогда и покажу как надо стрелять. У вас, вижу, тут гнилье одно, даже моему старому луку на два худых выстрела.

Мне пришла мысль перенести все наши ценности покамест сюда под столь надежный замок. Не место им в прирубе, где мы с парнями ночуем - ноги вырастут, очень будет обидно.

Не сходя с места, Рыкуй щедро выделил для нас пустой сундук с тяжеленной крышкой. Пока парни перетаскивали имущество, Рыкуй поведал, что лишился кисти двадцать лет тому, в кровавой схватке с ватагой дреговичей не пожелавшей платить мыто полоцкому князю за дневку на городских причалах. К ним с предъявой, а они за топоры.

Шепет и Рыкуй тогда при боярине Головаче в дружинниках ходили, в Полоцке с ним начинали. Там и закончили. Сейчас живут как все, хозяйство ведут, внучат балуют.

- Никогда бы не подумал, что эти жабьи дети способны так яростно драться. Еле их угомонили. Шепету булавой глаз вынесли, лишь шелом от верной смерти и упас. Я тогда десятником был, мы к ним в лодию попрыгали, встретили они нас как полагается, тут ничего другого и не скажешь. Одного я в тесноте зарубил, а их главарь единственным на всю шайку мечом руку мне отсек. Гляжу, лежит моя родненькая, волосатая лапа передо мной, топор сжимает. Дрягва не заметил, что у меня в другой руке нож, добивать кинулся. Жаба.

- Говорят, у них в болотах самое лучшее железо, - вставил подошедший Жила.

- Железо, может и лучшее, но ковать из него что-то стоящее они сроду не умели, - проворчал Рыкуй.

- Это верно, - весомо согласился Шепет. - Криворукие у них ковали.

Теперь они вдвоем в глубоком запасе. У Шепета оставшийся глаз слепнет с каждым годом все сильнее, а Рыкую без десницы не дружинится совсем. Службу несут лишь когда у боярина возникает в них острая нужда, а возникала она крайне редко. Сейчас же дело совсем иное, нужда из нужд.

Сама служба не трудная: троим-четверым нужно постоянно находиться при тереме, остальные дружинники на всякий случай должны всегда быть поблизости и в боевой готовности, из города без разрешения не отлучаться. Городок, хоть и не большой, народу хватает всякого, есть и свои нравом дикие да вороватые, пришлых полным-полно. Особое внимание следует уделять причалам и торгу, именно там происходит большая часть непотребщины, за которую боярин вправе наложить денежный штраф в свою пользу - виру. Бывают случаи, когда одной вирой не отделаешься, тогда проводится судебный поединок, либо самая настоящая казнь по всем правилам и со всеми атрибутами этой темной эпохи.

Сопровождение боярина в поездках и охотах - самая занимательная часть службы. Охрана обозов посложнее, но там и платят больше. А уж военный поход - совсем другая песня, но, поскольку, сам Головач в походы без Рогволда ходил крайне редко, то и поживы с этих походов дружина видела так же нечасто.

Жалование у простого дружинника составляет два серебряных дирхема в неделю, десятника - три. Не разгуляешься, зато стабильный доход при непыльной работенке. Вот только в последнее время нелегко было при боярине. То за разбойниками по лесам гонялись, то брата боярского с урманами усмиряли. Много событий. За год больше, чем за прошлые десять. Городским болтунам на языки богато попало для смакования и пересудов.

При упоминании разбойников парни мои в смущении отвели глаза, детское лицо Одинца даже слегка покраснело. Рыкуй с Шепетом этих метаморфоз будто бы не заметили и я не знал в курсе они наших былых «подвигов» или дипломатично не показали вида.

Пока я мысленно прикидывал что да как, Рыкуй объявил, дескать, на сегодня превращение нас в дружинников заканчивается и продолжится на следующий день уже по-настоящему.

Я спросил Рыкуя чем будем заниматься остаток дня, он с напускным безразличием пожал плечами:

- Ты десятник, ты и думай.

Хм, вот как? Понятненько, значит истинная служба начнется только завтра, а сегодня еще есть время полоботрясничать. Я как командир отделения решил прибрать инициативу.

- Кстати, Шепет, а что в тех глиняных горшках с ручками в подвале?

- Ах, да вино, - пренебрежительно бросил Рыкуй.

- Что за вино?

- Обычное, заморское, ромейское. Девять корчаг осталось, амфор, если по-ненашему. Дорогущи-и-е. Головач на праздники любил сам приложиться и других угостить.

Точно - амфоры! Их в музеях навалом в виде глиняных черепков, есть и склеенные реставраторами, на вид точно такие как в боярских закромах. В древности такие амфоры использовали как раз для хранения вин и масел. По телеку как-то показывали...

- И вы молчали?

- О чем? - не понял сути претензии Шепет.

- О том, что в них вино.

- Мы думали ты знаешь.

- Откуда? Может у них там капуста или огурцы соленые?

Повисла пауза. Я смекнул, что сморозил очередную ахинею. Широко улыбнулся, типа пошутил и тут же предложил отметить наше знакомство и мое официальное вступление в должность за общим столом. Бывалые вояки тут же смекнули куда я клоню и возражать не стали, поди, за хозяйством своим с бабами да внуками по мужской компании истосковались. Ничего, сейчас я им существование облегчу. Не знаю почему, но мне очень хотелось расположить к себе этих основательных мужиков и доверять как своим.

- Пошли в корчму! Только надо одну амфору с собой прихватить, мне мед ваш бродячий вот уже где. А лучше - две! Хочется настоящего вина испить, разве мы не богачи, не можем себе позволить? Шепет, дуй в подвал, я все оплачу! А я пока Завида упрежу.

Жарища стояла просто несусветная. Рубаха так прилипла к спине, что кажется, рвани ее, отстанет вместе с кожей. Мало, что жарко, так еще и душно. Амфоры еще эти ни разу не легкие, литров на десять, наверное, каждая. Городишко как вымер. Узкие, тенистые улицы с истомленной на солнце зеленью пусты и немы. Пахнет детством и свободой. По пути я попросил ненадолго зайти на торг, настала пора организовывать местную преступность, выводить, так сказать, на новый уровень.

Несмотря на жару, на рынке народец присутствовал. Одинец по моей просьбе коротким путем вывел нас к дулебам и через несколько десятков обойденных телег с разным товаром, я снова увидел перед собой широкую как щит физиономию дулебского главаря.

Сказал своим, чтоб рожи топором сделали, посуровее, поставил на землю винишко и подошел вплотную к верзиле.

- Помнишь меня? - спросил ласково. Он уставился на меня сверху вниз с угрюмым вызовом и помотал башкой - не припоминает, дескать.

Ага, как же... Явись я сейчас перед ним без группы поддержки и целостность моего драгоценного организма оказалась бы под реальной угрозой.

А вдруг и вправду забыл? Может ему каждый день по харе перепадает так, что всех не упомнить?

На счастье торговца сеном я знал один очень действенный способ возвращать память чересчур забывчивым индивидуумам. «Кулак в грызло» называется.

Правый крюк в зубы проходит просто идеально, хоть и повыше меня уроженец неизвестной мне дулебии, а, ничего, вошло как надо.

- Вспомнил?

Два выплюнутых, окровавленных зуба мигом понизили уровень наглости и волшебным образом возвернули дулебу память. При виде обнаженного меча в руке Шепета он замычал и часто закивал. Облизав сбитый кулак, велю ему свистать наверх всех своих дружков, коих через короткое время собирается целый десяток. Устраиваются вокруг нас на телегах, смотрят настороженно, разбитую рожу своего вожака с удивлением разглядывают. Узнаю знакомые лица, некоторые со следами старых гематом под глазами и на скулах. Они могли бы с легкостью задавить нас количеством, но наш бравый вид и наличие боевого оружия пока держит дулебов на расстоянии.

Представившись десятником боярина Бура, объявил, что с этого дня для них начинается новая жизнь. Как говорится: боярин умер, да здравствует боярин! Если и дальше желают дурить народ на этом рынке, пусть дурят, но сугубо под моим присмотром и чутким руководством. За определенную плату я готов закрывать глаза на их проделки, а заодно подскажу парочку сравнительно честных способов отъема денег у лопоухих фраеров, что принесет им огромную выгоду. В случае отказа натравлю на них всю дружину и счастье будет тем, кому повезет уйти живому.

После вводной части я разрешил прохвостам посовещаться. Они ведь здесь не только с гнилым сеном мухлюют, но и всяким другим криминалом промышляют. Мафия, блин. Этих за вымя надо брать твердо и сразу в кулак, силу и власть показать, чтобы поняли с кем имеют дело.

Одинец с Невулом хотя бы немного в теме, но бедные Рыкуй с Шепетом, конечно, от моих заявлений слегка обалдевают. Впервые им приходится видеть столь дерзкого боярского десятника, пытающегося нажиться таким нетрадиционным способом в обход самого боярина. Еще им не по себе, что я без предупреждения, все мы налегке, без кольчуг и шлемов, если нас мять начнут - труба дело.

- Боярину мы тоже будем заносить, не переживайте, - сказал я вполголоса ветеранам. - Да расслабьтесь вы, все пучком.

Посовещавшись, дулебы объявили о своем согласии. Ну еще бы...

Мы немного поторговались по цене и большая часть их разошлась. Осталась верхушка группировки: сам верзила и еще двое жилистых ухарей в одинаковых кожаных жилетках на голое тело. Наружность у них отчаянная, глаза цепкие, злые.

- Звать как? - спросил я верзилу.

- Липан.

- Вот что, Липан, скажи-ка кто из твоей своры на руки самый ловкий?

- Шишак, - указал Липан подбородком на одного из приятелей, того, что пониже и пожиже.

У рта Липан держал окровавленный платок и, при разговоре отводил его чуть в сторону.

- А самый сильный на кулаках? Ну, кроме тебя, разумеется.

- Ноздря, - так же не раздумывая, кивнул на второго.

- Чудно! Завтра утром втроем придете в боярскую усадьбу, меня найдете. А сейчас пойдете с нами.

- Куда? - сердечно заволновался Липан, глазами ища поддержки у своих корешей. Видимо его посетила здравая мысль встречаться со мной как можно реже, но случился поздняк метаться.

- Вино заморское хлебать, да дружбу дружить! - я по-братски шлепнул его литое плечо. - Эй, Рыкуй, бери цыган, поедем к яру!