34.
— Мама, я тебя не понимаю! Ты столько лет сама готовила ее к поступлению. Софина так старается. А ты сейчас говоришь мне такие вещи. У меня просто в голове не укладывается. Откуда это все взялось?
— Алина. Это я дала отцу Руслана ваш адрес. Он приезжал на вашу квартиру, потом ко мне. Я знаю, с каким он поехал к вам предложением. И не вижу в этом ничего страшного. Почему бы и нет? Она его внучка. Пусть и он поучаствует в ее жизни. Пройдет время, она ему еще спасибо скажет.
— Мама. Ты что такое говоришь? Он замуж ее отдать хочет. Я даже не представляю за кого. За мужика, наверное, сорокалетнего.
— Ничего подобного! Там парень молодой, двадцать пять лет всего.
— Ты шутишь, сейчас?
— С чего бы мне шутить. Себя вспомни! У вас такая же разница с Русланом была.
— Да что вы меня то сюда приплетаете!? Что он, что ты! Софина — не я! У нее другие планы, другие цели.
— Ты знаешь, сколько у него денег?
— Да причем тут деньги?
— А при том, что ты взрослая, а в сказки веришь. Живут сейчас только обеспеченные люди, остальные выживают. Да и не только сейчас. Всегда так было. Что ты ей дать можешь? На тебе еще ребенок инвалид, всю жизнь грузом висеть будет. А она дитя еще не смышлёное. Не понимает, что и учиться, и работать ей через год — другой придется. А так будет замужем. Алий сказал, поможет ей с поступлением, получит она образование. И за мужем будет как за каменной стеной. Если бы Наталья была поумнее и Руслана бы правильно настроила… А она в семью влезла, развела людей. И сама с ним жить не стала. Гордая. Традиции их ей не подошли. Забрала ребенка и ушла. А он обратно к жене вернулся, а та приняла. И прожила всю жизнь, как у Христа за пазухой.
— Мама. Что ты такое говоришь! Ты знала маму Руслана?
— А кто ее не знал? У нас городишко то, прости Господи. Три дома, два двора.
Я пришла домой и открыла дверь своим ключом. Мама с бабушкой на рынок должны были пойти, и мы могли разминуться. А сейчас стою в прихожей и слушаю их разговор. Слушаю и ушам своим не верю. Неужели бабушка желает мне такой жизни? Ничего не понимаю. Захожу на кухню. Смотрю на бабушку. А она начинает.
— Софина. Внучка. Послушай взрослых людей. Ты девочка уже большая. Твой дедушка не просто так к вам недавно приезжал.
— Я знаю, за чем он к нам приезжал. Бабушка. — Да он меня знать не хотел всю жизнь, а теперь через меня пытается амбиции свои реализовать.
— Ты смотри, как ты рассуждаешь. Научила уже мать, да?
— Ни чему она меня не учила. Я и сама не инфузория. Все прекрасно понимаю.
— Ладно. Зачем нам ссориться. Сегодня праздник. Пусть каждый останется при своем мнении. Мы потом к этому разговору вернемся.
У меня не жизнь, а американские горки. То резкий подъем, то полет в пропасть. От кого угодно я могла такое ожидать, но не от бабушки. Не нужно говорить, что этот Новый год был самым паршивым в моей жизни. Бабушка к этому разговору попыталась вернуться перед нашим отъездом. Уезжали мы от нее вечером второго января, а я вообще-то планировала побыть у нее до восьмого числа.
— Софиночка. Попробуй посмотреть на эту ситуацию как взрослый, рассудительный человек. Не спеши отталкивать деда. Ты понимаешь, что этот вариант решит массу проблем. Ты упростишь жизнь не только себе, но и маме. Никто на тебя завтра свадебное платье не надевает. У тебя еще год, полтора, может два есть. Тебе достаточно просто дать свое согласие. Пообщаешься с парнем, он за тобой поухаживает. Раньше родители браки устраивали своим детям и жили все счастливо.
— Бабушка. А ты когда-нибудь была счастлива?
Бабушка опускает глаза.
— Как раз такого счастья, как у меня, я тебе, Софина, и не желаю. А желаю другого. Желаю, чтобы голова у тебя не болела от того, где и как на кусок хлеба заработать. Желаю, чтобы ты мир посмотрела. И детей своих в достатке воспитывала…
— Бабушка, я тебя не узнаю. А ты не подумала о том, что я не смогу его полюбить?
— Какая любовь, детка? Ничего от этой любви хорошего не бывает, одни страдания. Вон отец твой любил твою маму и мучился с ней столько лет. А теперь его и вовсе нет.
— Бабушка, если твоя жизнь, по твоему мнению, не удалась, это не значит, что так должно быть у всех. И у меня, в том числе. Прости, но я с тобой не согласна.
Я возвращалась от бабушки с ощущением полного разочарования. Ничего я в этой жизни не понимаю. Какой из меня взрослый человек. Я в себе то разобраться не могу, не то, что в других. Совсем недавно я не понимала маму, теперь не понимаю бабушку. Неужели я настолько ведомая и внушаемая, что всякий раз попадаю под влияние кого-нибудь из них. Но я точно знаю одно: на дичь, которую мне предлагает бабушка и новоиспеченный дед, я точно не подпишусь. И здесь я полностью разделяю мнение мамы.
Мой план с фотографиями не удался. На следующий день я удалила эти фото. Все равно я не получила от них желаемого эффекта. Ни с кем из друзей я толком не общалась. Если честно, то настроения все равно не было. Мы провалялись с Вадиком эти несколько дней перед телевизором, и я выучила всех его любимых персонажей из мультфильмов. Обновленное поведения братика грело мне душу. Мы очень сблизились с ним. И пусть между нами такая огромная разница в возрасте. И он не совсем обычный ребенок, я рада, что он у нас есть. Одиноким людям тяжело по жизни. А я совсем не одинока.
День за днем пролетели каникулы. Началась новая четверть. Диму в лицее я ни разу не видела. Я замучилась вертеть головой по сторонам на переменах. Прошла уже неделя с начала новой четверти, но он ни разу не появился мне на глаза.
Девочки тоже о нем ничего не знали. Лишь Марина постоянно укоризненно цокала: Вот взяла бы и позвонила ему, раз переживаешь. Создаете проблемы на ровном месте.
А я и рада бы позвонить уже, но не могу. Я как вспомню, с каким лицом он говорил мне, что не понимает, чего я напридумывала… А потом какими глазами смотрел на меня, когда я его ударила.
— Данник. Дан, подожди!
Бегу я вслед за Диминым другом. Все, не могу больше терпеть. Мне нужно узнать, куда он пропал. Я последний раз видела его перед Новым годом.
— Привет!
— Привет.
— Скажи. У Димы все нормально? Почему он не ходит на занятия?
Дымов смотрит на меня удивленно. А потом говорит: А тебе ли не все равно?
— Нет. Не все равно, — тихо говорю я и смотрю себе под ноги.
— Софина. У Димы умерла мама. Ее похоронили на прошлой неделе. Завтра он уже должен прийти в лицей.
Я стою и не могу вымолвить ни слова. Он мне рассказывал, что она болела. Он всегда с такой нежностью говорил о маме. Я очень удивлялась. Это трепетное к ней отношение никак не вязалось с его внешним видом и повадками.
— Мне очень жаль, — бормочу себе под нос я и собираюсь уйти.
— Софина, подожди.
Останавливаюсь.
— Если тебе не все равно, съезди к нему. Поговорите уже, наконец. Он тебя обидел тогда, но так было нужно…
— А ты не мог бы дать мне адрес. Я в тот раз ничего не запомнила.
— Он у брата сейчас живет. Поехали, я тебя провожу.
Дима открывает нам дверь. И смотрит на меня удивленно. А я бросаюсь ему на шею и начинаю рыдать.
— Прости. Прости меня, пожалуйста…
За последние несколько месяцев я выплакала целую цистерну слез. До переезда в этот город я была совершенно другим человеком. Вывести меня на эмоции было довольно непросто. Возможно, сказывалось влияние бабушки. Это она у нас вечно как железная леди. Ни лишней эмоции, ни тем более слезинки от нее не дождёшься.
Либо после удара головой в бассейне у меня защемился какой-то слезоточивый нерв. Я просто не могу успокоиться. Я приехала, чтобы утешать его. А в итого Дима гладит меня по спине и шепчет: Все, хватит, хватит…
Его брат оказался дома. Он принес мне воды. Я кое-как успокоилась.
— Я очень тебе сочувствую, — шепчу я одними губами. Ком в горле не дает говорить громче.
— Софин. Спасибо. Я уже принял эту ситуацию. Ничего не поделаешь.
— Это Дан попросил тебя приехать?
Я отрицательно мотаю головой.
— Нет. Я сама его за тебя спросила.
— Теперь ты готова меня послушать?
— Дим. Не нужно ничего говорить. Я уверена, что на тот момент это было необходимо. Прости, что не выслушала тебя.
— Я все равно тебе расскажу. Я хочу, чтобы ты понимала, какой я человек.
— Мне все равно, — шепчу я и снова обнимаю его.
— Я люблю тебя, — шепчет он мне на ухо.
— И я тебя. Я так скучала.
— Я тоже…