Жребий Кузьмы Минина

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Лета 7121[96] февраля в 21-й день Земский собор избрал царём и великим князем всея Русии юного Михаила Романова. Остались втуне тщеславные поползновения Трубецкого. И летописцем запечатлёно: боярин и воевода так загоревал, что «лицо у него с кручины почерке, и паде в недуг, и лёжа три месяца, не выходя из двора своего».

Михаил же был смирен, мягок, милостив и ближним боярам поваден. Высоко ценил он советы своего опекуна и наставника Фёдора Ивановича Шереметева. Не без подсказки многоискусивого родича пожаловал царь боярством князя Пожарского, а Минин был снова призван в Москву и получил такой же великий чин думного дворянина, который некогда заслужил незабвенный Прокофий Ляпунов.

Долго ещё не знало Московское государство покоя. Много вреда причиняли ему лихие разбойные казаки. На волжском низу буйствовал назвавший себя царевичем Дмитрием атаман Иван Заруцкий. Не сразу удалось схватить его вместе с Мариной Мнишек, её малолетним сыном и зловещим монахом Мело. Заруцкого казнили, посадив на кол, младенца повесили. А сама незадачливая царица — еретичка, воруха, латынской веры девка, луторка, калвинка и чародейка, что, как многим было доподлинно известно, могла обратиться в сороку и улететь куда вздумается, — перенесла немало жестоких лишений и пыток. Её держали в крепостной башне в Коломне. Осенней зяблой ночью босая и в рубище она была выведена из темницы. Неясный свет чадных факелов трепетал перед глазами. К ней подтолкнули престарелого узника, она вгляделась и узнала отца Мело. Монах ободрил её тихой молитвой. Их отвели к реке и утопили. Жестокий век не щадил ни детей, ни женщин, ни стариков.

Русские не раз сходились с поляками на переговоры. Но все встречи кончались взаимными попрёками и раздорами. К согласию противники не могли прийти. На длительное время растянулась вражда. И уже сам, без отца, однако с помощью неуёмных Гонсевского и Ходкевича, домогался Владислав московского престола. Польское войско снова дошло до Москвы и снова было побито. Новые пожары, новый разор, новые жертвы пустошили русскую землю — то была страшная цена неутолённого властолюбия.

После долголетнего пребывания в польском пленении воротился в Москву суровый Филарет. Государство обрело в нём твёрдую руку. Кое-кому его возвращение не доставило никакой радости. Опасаясь патриаршего гнева, спешно удалился на Соловки келарь Авраамий Палицын, где и окончил свои дни. Помалу оттеснялся от важных дел кичливый Трубецкой и в конце концов был отправлен на кручинное воеводство в далёкий сибирской Тобольск.

А что же происходило с нашими главными героями? Кузьме Минину был отпущен недолгий срок. После победы в Москве он не прожил и четырёх лет, успев совершить немало добрых дел и поселив на нетяглых дворах в пожалованном ему царём вотчинном селе Богородском вдов погибших его соратников: Федосью — жену Семёна Иванова и Офросинью — жену Степана Водолеева. Вместе с князем Ромодановским Минин был послан в Казань по государеву делу: вызнать, чем недовольны взбунтовавшиеся на Волге черемисы и татары. Возвращаясь из Казани, Кузьма занемог и попросил перенести его из каптана в сани. Так и умер в санях, глядя в бездонные небеса, посреди заснеженных полей, посреди родимой отеческой земли. Его похоронили в Нижнем Новгороде.

Миновали долгие годы, когда, побывавший уже во многих службах, князь Дмитрий Михайлович Пожарский был назначен воеводою в рать, которая снаряжалась на вызволение Смоленска. Стоял ослепительно солнечный апрельский день. Покинув Боярскую думу, Дмитрий Михайлович неспешно пересекал Ивановскую площадь. Кто-то почтительно окликнул его. Он поднял глаза и увидел перед собою статного пригожего молодца в ратной сряде. Незнакомый ратник попросился в его полк.

— Кто таков? — приглядываясь к молодцу и ощущая неясное волнение, осведомился Пожарский.

— Михайла Фотинов.

— Кой год?

— Двадцатый уж.

— Сам отколь?

— Из Нижнего.

— Отколь, отколь, молвишь?

— Из Нижнего Новгорода, осударь.

Пожарский, задумавшись, прикрыл веки, и перед ним, будто живой, явился Фотинка...

Что было — прошло, что будет — придёт.