Жрица богини Маар

ГЛАВА 16

Служанки принесли чай, от большой коробки со сластями исходил умопомрачительный аромат меда и специй — чудесный запах такого необходимого нам спокойствия. Настроение постепенно улучшилось, даже доклад Съярми ничего не изменил. Когда прислужница ушла, я решилась заговорить о своем сне.

— Мне приснилось сегодня, что кристалл звал нас.

Я опасалась, что такое признание насторожит сестер, но даже Абира выглядела скорей заинтригованной, чем недовольной. Вопросов они не задавали, ожидая продолжения.

— Снилось, что мы пришли к нему, видимо, сегодня вечером, — рассказывала я. — В Храме еще не было убрано. А потом кристалл показал нам первый ритуал справедливости, который я провела.

— Ты про убийцу Его Высочества? — ахнула Абира. В широко распахнутых глазах читалось удивление.

Я кивнула и добавила:

— Но во сне я не видела, что именно хотел показать кристалл.

— Значит, самое время выяснить, — решительно сказала Гарима и встала. — Пойдем. Не будем тянуть с этим.

Гарима, выспросив подробности сна, решила все воспроизвести в точности. Поэтому мы не позвали прислужниц, оттого и в Храм вошли через разбитые двери главного входа, а не через ближайшие боковые. Почтительный воин пообещал Доверенной никого в Храм не впускать и осторожно прикрыл за нами жалобно скрипнувшие почти сорванными петлями створки.

Я осмотрелась. Свет, проникавший через окна, казался пыльным и тусклым, на полу темнели пятна засохшей крови. Разбитые скамьи свалили в горы. Видимо, они мешали выносить раненых и тела. Под ногами хрустели рассыпанные благовония и похожие на льдинки осколки матовых ламп.

Рядом с кристаллом я чувствовала переживания сестер ярко, как свои собственные. Увиденное причинило Гариме боль, отозвалось злостью. Абира, напротив, испугалась. Передающая обхватила себя руками, закусила губу и не смотрела по сторонам. Я тоже старалась смотреть только на кристалл, хотя страха не испытывала. Меня переполняла едкая, как дым пожарища, ожесточенность.

Гарима взяла меня за руку. Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и не глядя протянула руку Абире. Ее теплая ладонь скользнула в мою. Мы долго стояли у самых дверей и не шевелились. Я чувствовала, как успокаивается Гарима, как выравнивается дыхание Абиры, как мне тоже становится легче здесь находиться. Мысли о кристалле вытеснили гнетущие воспоминания. Его зов становился сильней с каждым ударом сердца, и противиться этому влечению не хотели ни сестры, ни я.

Мы шли, не размыкая рук, обходили препятствия. Наши шаги будто стали шагами одного человека, и даже гулкое эхо не находило отличий. Я чувствовала сестер, умиротворение, постепенно изменяющее нас троих, чувствовала воздействие кристалла. Он мягко подчинял себе, будто вводил нас в транс, подобный ритуальному. Разлитые благовонные масла, запах крови, старое дерево скамей, едва уловимые ароматы духов — все это приобрело необычайную яркость и словно связывало настоящее со странным полусном наяву. И каждое мгновение лишь усиливало наваждение.

Золотые цветы распустились на молочно-белой поверхности, стоило нам подойти ближе. Наши ладони одновременно ложатся на кристалл, к центру устремляются золотые птицы, змеи и бабочки. Дары переплетаются, я чувствую мерное биение той огромной силы, частью которой всегда была.

Кристалл сам находит то, что хотел показать, — омут воспоминаний конюшего затягивает меня. Но теперь я опытней, лучше понимаю происходящее, умею прислушиваться к себе и ощущениям других. Теперь, два года спустя, чувствую и в этом человеке неправдоподобную, неестественную бесчувственность, бесстрастность. Точно такую же, как и у лекаря Снурава.

Знаю, что должна увидеть предшествующие убийству события, стараюсь добраться до тех дней и найти причину. Но это тяжелый труд, и каждый слой воспоминаний обходится мне дорого. Чувствую слабость, легкое головокружение, но такие мелочи не отвлекают. Дни до преступления открываются нехотя, но легче, чем в прошлый раз, когда я читала воспоминания лекаря. Потому что в этот раз не только сестры, но и кристалл помогает мне.

Венок даров постепенно истончается, силы уходят. Чувствую, как слабеют сестры, и знаю, что пора заканчивать, хотя мне удалось посмотреть только неделю, предшествовавшую преступлению. Но пока еще могу, я проникаю в очередное воспоминание и оказываюсь в кабинете главного конюшего. Хватает нескольких минут, чтобы понять — эти сведения не стоят затраченных усилий. Конюший занимается только бумагами. Расходные листы, покупка скакунов, плата работникам, заказ лака для колесниц… Скучная рутинная работа.

Разочарование мое так велико, что мешает воспринимать и оценивать происходящее. Не прислушиваюсь даже к мыслям конюшего. Хочется уйти, не видеть, избавиться от чужих чувств.

И тут я замечаю на столе чернильницу.

Дорогую, красивую, инкрустированную опалами. Я знаю, что даритель важен конюшему, ощущаю это всем естеством. Пусть он не испытывает благоговения, как Снурав, по отношению к дарителю, но уважение, почтение и желание угодить читаются отчетливо.

Бабочки давно поблекли, напоминают опавшие листья. Змеи истончились, шевелятся вяло, как и ставшие прозрачными птицы. Нужно закончить ритуал сейчас, иначе мы, как в прошлый раз, потеряем много сил и времени. А в эти дни мы нужны Ратави, как никогда. Кристалл чувствует состояние своих жриц и знает, что я увидела главное, поэтому отпускает нас, дает вынырнуть из воспоминаний убийцы.

Абира сидела у кристалла, обхватив голову руками. Гарима поспешила к ней, встала рядом на колени, обняла. Я тоже подошла ближе, присела.

— Как ты? — мой голос прозвучал в пустом Храме неприятно громко.

— Ужасно, — прошептала Передающая, отняв руку от лица и встретившись со мной взглядом. — Меня трясет от слабости, тошнит, ноги подгибаются… — по бледной щеке сестры скользнула слеза, а голос задрожал от жалости к себе. Ее я ощутила очень отчетливо, как и то, что в своем истощении Абира винила меня. — Мне очень плохо. Это хоть не зря было? Ты узнала что-нибудь полезное?

— Да, — твердо ответила я.

Гарима встрепенулась, посмотрела на меня пристально.

— Я не нашла причины, как ни старалась. Конюший не ссорился с принцем, напротив, тот его хвалил. Но убийца был такой же бесчувственный, опустошенный, как и Снурав, — начала я.

Абира хмыкнула и страдальчески закатила глаза, но ожидаемое поведение не сбило меня с толку:

— И у него на столе стояла точно такая же чернильница, как у Снурава, — завершила я.

— Ты уверена? — нахмурилась Гарима.

Я кивнула:

— Совершенно.

— Но откуда? — удивилась Абира. — Может, они были знакомы?

— Это нужно выяснить, — задумчиво ответила Доверенная.

— Скорей у них был общий знакомый, — предположила я. — Ведь кто-то подарил такую же чернильницу Снураву. Будь они знакомы, лекарь не радовался бы так сильно вещи, принадлежавшей казненному за убийство.

— Тоже верно, — согласилась Гарима и встала. — Пойдем в дом. Нужно отдохнуть и поесть. Или я одна голодная?

— Не одна, — покачала головой Абира.

Я распахнула дверь Храма. За ней нас ждала ночь. Прохладный воздух бодрил, сладко пахли цветы, в темном небе висела луна, из сада доносилось пение птиц и журчание воды в фонтане. На дорожке, ведущей в дом жриц, нас встречали прислужницы с фонарями. Среди них была и Съярми.

— Вы провели в Храме больше шести часов, сиятельные госпожи, — поклонившись нам, сказала она. — Мы беспокоились.

— Все хорошо. Нет повода для волнений, — заверила Гарима и распорядилась: — Принесите ужин в общую гостиную.

Хоть нам и было, что обсудить, разговор не шел. Доверенная хмурилась, задумчиво нанизывала на вилку овощи и ни на кого не смотрела. Передающая лениво помешивала рыбный суп и щипала лепешку. Мне есть не хотелось вовсе, а молчание быстро надоело.

— Что будем делать дальше?

Абира неопределенно повела плечами, Гарима вздохнула.

— Меня беспокоят эти чернильницы, — признала она. — Думаю, нам следует поговорить обо всем со стражами.

— Передать дело в их руки? — хмуро уточнила я, раздражаясь из-за предположения. Скрывать свое настроение я не собиралась, а после всех ритуалов считала себя обязанной лично разобраться до конца.

— Нет, — слишком поспешно возразила Гарима. Чувствовалось, что ей нравилась мысль переложить расследование на чужие плечи. — Нет. Нам просто понадобится помощь.

— Помощь тех, кто ни в этот, ни в прошлый раз не увидел в делах ничего странного, — резко возразила я.

— Они и не могли, — мягко ответила Доверенная. — Но с другой стороны, не станем же мы сами охотиться за неизвестным дарителем? Мы выполним свой долг, стражи — свой.

— Среди них есть талантливые дознаватели, — вмешалась Абира. — Альд, например, очень хорош.

Я вовремя прикусила язык, чтобы не добавить «в постели».

— И господин Мирс тоже, — продолжила мысль Передающей Гарима. — Многие заинтересованы в том, чтобы узнать правду. Мы ведь не забываем, что первым убитым был наследный принц.

— Я помню, — буркнула я.

Гарима погладила меня по плечу:

— Не расстраивайся, — посоветовала она. — Мы все выясним.

Я промолчала, не стала говорить, что стражи вряд ли обрадуются необходимости ворошить дело двухлетней давности. Не стала признаваться, что чувствую себя виноватой. Ведь мне стоило еще тогда, во время первого ритуала, заподозрить неладное. Я должна была почувствовать. Кто знает, может, тогда Ингар не лишился бы отца. А еще подумала об Императоре и посочувствовала ему. Как он отнесется к новому расследованию гибели сына да еще в это сложное с точки зрения политики время, я предугадать не могла. Знала только, что наш интерес и возможная связь убийств причинят Правителю и его семье боль.

За поздним завтраком Гарима сказала, что затребовала все документы о смерти Его Высочества и деле лекаря Снурава.

— Прошло уже больше двух лет, я помню далеко не все детали, — призналась она. — А нам нужны именно они.

— Поговорить с господином Мирсом, например, ты не хочешь? Он расследовал смерть принца. Наверняка многое помнит и может быть нам полезен, — предложила я.

— Позже поговорим с ним, — хмуро бросила Доверенная. Происходящее ее тревожило, неудивительно, что сестра была не в духе. — С ним и с дознавателями, занимавшимися обоими убийствами.

— Я думаю, это все лучше передать стражам, — не предусматривающим возражений тоном сказала Абира, положив на тарелочку виноград. — Это не наши игры! Мы не проводим расследований. Это отнимает время от наших обязанностей. Император ведь сказал, что для убийцы Снурава мы проведем ритуал. Хоть он и даркези. Нам нужно к нему подготовиться.

— Это произойдет еще нескоро. Даже повеление Императора не отменяет суда, — резковато ответила Гарима.

— При таком числе свидетелей суд будет быстрым, — пожала плечами Передающая. — Значит, ритуал будем проводить через несколько дней.

— Возможно, и к чему ты ведешь? — бросила Гарима. Она насупилась, сложила руки на груди и смотрела на сестру строго и требовательно. Я под таким взглядом стушевалась бы и не стала возражать, но Абира не отступилась.

— К тому, что я устала! — громко заявила она. — И вы обе тоже устали! Мы за последние две недели больше ритуалов провели, чем за два месяца до того! Мы можем любезно рассказать стражам о чернильницах. Но вести свое расследование глупо!

— На нас лежит определенная ответственность, — холодно ответила Гарима.

— И пусть лежит! — перебила Абира. — Но не только за прошлые, но и за будущие ритуалы! И к ним мы должны быть готовы, чтобы не наделать ошибок!

Гарима отвернулась от сестры, некоторое время молчала и рассматривала только тарелку. Доверенная понимала, что Абира по-своему права, но признавать это не торопилась.

— А ты что думаешь? — глянув на меня, хмуро спросила Доверенная наконец.

— Мне важно разобраться самой, все выяснить. Хочется знать точно, что ничего не упустили, — призналась я. — Но понимаю, что опыта расследований у меня нет, и боюсь навредить.

Гарима кивнула и не ответила. Тишина, напряженная и неприятная, длилась, к счастью, недолго.

— Я не зову, тем более не принуждаю вас заниматься этими расследованиями. Но не хочу пускать все на самотек, — подытожила Гарима. — Это слишком странные случаи, слишком необычные. К тому же от расследования зависит политика нашего государства.

— В которую я хочу вмешиваться в последнюю очередь, — подняв раскрытые ладони словно в защитном жесте, Абира покачала головой.

— Боюсь, мы уже вмешались, — возразила я. — Поэтому тоже не хочу оставаться в стороне.

Гарима встретилась со мной взглядом, легко кивнула, будто благодарила за поддержку.

— Это ваше право, — раздраженно бросила Абира. — Уверена, вы вдвоем повеселитесь на славу. Только меня не впутывайте.

С этими словами она встала, швырнула на тарелку салфетку и шагнула к выходу из беседки.

— Абира, постой, — Гарима поймала сестру за руку.

— Зачем? Я не хочу играть в дознавателей, — хмыкнула Передающая и с издевкой добавила: — Я уже достаточно взрослая, чтобы осознавать свою настоящую роль.

— Не в роли дело, — как могла мягко возразила я.

— У всех есть право на свое мнение и право его изменить, — вставила Гарима. — Возможно, потом…

— Я свое вряд ли изменю, — зло усмехаясь, перебила Абира. — Меня трясет, стоит вспомнить, что творилось в Храме! Я измучена бесконечными ритуалами и неопределенностью! Этой неизвестностью, вашими постоянными попытками найти ответы! Всего этого не было, пока в дела религиозные не вмешалась политика!

Она наклонилась к столу так, словно хотела рассказать тайну, о которой никто не должен узнать, и прошептала:

— Теперь мне вообще кажется, что Император сделал из нас инструмент устрашения. Он запугивает ритуалами чужеземцев. Это что угодно, но не уважение к нам!

Я не понимала, как Абира умудрилась так исказить смысл беседы Правителя с послами. Проведение ритуалов для убийц — часть традиции и верований тарийцев. То, что Император распространил действие этого правила и на убийц-иноверцев, никак не превращало жриц в орудие. Но возразить сестре я не успела — первой заговорила Гарима.

— Понимаю твое беспокойство, — заверила она. — Но мы втроем не допустим злоупотребления. Хранить истинную ценность ритуалов — важнейшая задача жриц.

— Главное, чтобы вы не забыли об этом, заигравшись в дознавателей, — бросила Абира и решительно вышла из беседки.

Гарима долго смотрела ей вслед, устало потерла пальцами переносицу.

— Нужно будет поговорить с ней, когда она немного успокоится, — вздохнула Доверенная. — Подобный всплеск после всего произошедшего был вполне ожидаемым. Это от неуверенности… Когда жизнь вернется в прежнее русло, она станет спокойней.

— Но она искренне считает, что Император запугивает с нашей помощью чужеземцев, — подчеркнула я. Абира и раньше говорила глупости, странно оценивала ситуацию, но в этот раз ей удалось меня поразить.

— Да, я это тоже почувствовала… Знаешь, с Абирой бывает очень интересно разговаривать о политике, — ответила Гарима и, заметив мое удивление, пояснила. — Вот мы были на встрече Импреатора с послами, слышали и видели одно и то же. Ты знаешь, что он блюдет традиции, когда утверждает, что убийцу ждет ритуал. Вероисповедание преступника не освобождает его от ответственности.

Я кивнула. Сестра улыбнулась и продолжила.

— Если бы ты знала Императора и господина Нагорта так же долго, как и мы с Абирой, ты бы поняла, что за сегодняшними словами последует указ. Император в ближайшее время узаконит ритуалы для преступников-иноверцев. Последние события и вызывающее поведение господина Далибора показали, что общины ведут себя на чужой земле слишком вольно и не всегда чтят законы нашего государства.

— Господин Далибор и в самом деле считал самосуд решением, — хмыкнула я.

— Да, а господин Квиринг считал возможным не допустить стражей в посольство даже для расследования убийств, — добавила Гарима. — Слишком много воли. Не стоит забывать, что общины большие. Мы видели, что они могут натворить.

— Тем более странно, что Абира истолковала все так превратно.

— Не странно, — усмехнулась Гарима, качая головой. — Закономерно. Именно поэтому с ней интересно обсуждать политику. Ее реакция показывает, как отнесутся к указу Императора простые обыватели. Иногда, просчитывая и осознавая необходимость того или иного решения, забываешь о том, что далеко не все понимают подоплеку или дают себе труд задуматься над взаимосвязями. Разговоры с Абирой об этом ярко напоминают. Обе общины будут возмущены, недовольны. Станут требовать, чтобы послы защищали своих людей от кровожадных тарийцев и их богини.

— Они могут перестать заявлять о преступлениях, — собственное предположение мне не понравилось. Как и мысль об усилении влияния послов. Они бы превратились в местных королей, а общины — в закрытые для наших стражей государства в государстве.

— Верно, — согласилась сестра и сухо подытожила. — Общины замкнутся в себе, перейдут на самосуд. Послы обретут большую власть и политическую силу. С ними и так нелегко работать, а после указа станет еще трудней. Именно поэтому Император не спешит изменять закон. Поэтому не говорит, что для всех чужеземцев тоже нужно проводить ритуалы. Он осознает цену необходимого решения.

Повисла тишина. В сердце росла тревога, крепло ощущение близкой беды. Невеселые мысли тоже все время возвращались к послам. Они знали, что Император разумный и спокойный человек. Послы, как и Гарима, догадывались, что он предпочтет не изгонять общины, а дать им возможность искупить вину. Выселение чужеземцев из Ратави означало серьезное ухудшение отношений с королевством Даркези и Сарехским царством. Обязательно торговые убытки и, возможно, учитывая боевое настроение короля Даркези, даже начало войны. По большому счету послам был выгоден погром. Он мог дать им невиданную прежде власть и огромное влияние.

Учитывая выступление господина Далибора, мне не удавалось отделаться от мысли, что он был как-то причастен. В конце концов, все началось в сарехской таверне после того, как сарехи стали задирать даркези. Камнем преткновения тоже был сарех, лекарь Снурав. Не будь ритуала, которому так противился господин Далибор, мы бы никогда не узнали о странной чернильнице, я не считала бы лекаря бесчувственным орудием в чьих-то руках.

— Меня настораживает поведение господина Далибора, — нарушила тишину Гарима.

— Меня тоже, — согласилась я. — В этом деле слишком много сарехов. Без него точно не обошлось. Но если от ссоры с даркези я вижу его выгоды, то от смерти принца — нет.

— Я тоже не вижу, — признала сестра. — Поэтому нам и нужно поиграть в дознавателей и разобраться. И чем скорей, тем лучше.