Жрица богини Маар

ГЛАВА 24

— Он знает, что в последнее время у нас возникли сложности, — устало потерев переносицу, сказала Гарима.

Мы сидели в моей гостиной, пили ароматный чай. В комнате было прохладно, но после поездки по жаре в куббате у меня болела голова, от этого произошедшее в кабинете господина Нагорта постепенно становилось похожим на горячечный бред.

— Альд поговорит с ней?

— Конечно, хоть и предупредил, что успокоить Абиру будет трудно, — хмурая Гарима положила на тарелочку фаршированный миндалем финик. — Она раздражается, если речь заходит о тебе.

— А мы сами никак не можем это исправить?

Сестра пожала плечами, вздохнула.

— Не знаю. Если бы разлад возник из-за чего-то мирского, думаю, нам помогло бы познание. Такой же ритуал, как посвящение, — задумчиво ответила Гарима. — Возможность увидеть друг друга, вновь принять такими, какие есть… Но боюсь, в этом случае познание не выход.

— Почему? Из-за силы моего дара? — догадалась я.

— Да, — просто ответила Доверенная. — Поэтому.

Она помолчала немного и, ободряюще положив руку мне на запястье, продолжила.

— Мне жаль, что Абира столь ревнива и недальновидна. Жаль, что она сама никогда не стремилась развивать свой дар. Хотя, между нами, там особенно развивать нечего. Мне жаль, что она так завистлива. И я, откровенно говоря, страшусь следующего ритуала, того дня, когда она вновь почувствует твой дар и заметит его развитие. Я не знаю, что будет после этого.

Сестра казалась подавленной, и я постаралась утешить:

— Она ведь не может повлиять на ход ритуала, на его итог. Переживать не о чем.

— Я сейчас не о ритуалах говорю, — покачала головой Доверенная. — От привычных она не откажется. Слишком много радости они ей приносят… Я о нашей троице. Мы давно уже «две и одна», долго так продолжаться не может, — она снова вздохнула: — Жаль, что ее нельзя заменить.

Мы обсуждали мой день во дворце, Гарима внимательно слушала и казалась озадаченной, но не удивленной ответами. Хотя рассказ о господине Сфие, об ответе на мое неумелое принуждение ее поразил.

— Ты верно поняла, — успокоила она. — Наши дары не причиняют боли. Уж тем более ранений. Думаю, так сарех защищал воспоминания о внушении.

Упоминание господина Тевра в связи с сарехским послом и священником ранило Гариму, причинило большую боль, чем я предполагала. Обняв сестру, желая поддержать, отчетливо почувствовала ее настроение и понадеялась, что такой опустошенной и потерянной ее больше не застану.

Гарима довольно быстро собралась с мыслями, а на смену выжигающей горечи пришла злость.

— Нужно допросить господина Далибора, — отрезала сестра, резко выпрямившись. — Завтра же с утра поговорим об этом с Императором и господином Нагортом.

— Будет скандал…

Ни гнев господина Далибора, ни его угрозы рассказать обо всем царю не пугали. Я боялась вновь увидеть разъяренных сарехов в Храме, снова услышать тревожный звон кристалла.

— О, — неожиданно хищно оскалилась Гарима, — если докажем, что он замешан, скандал будет незабываемый.

Мстительность и ярость преобразили всегда спокойную и доброжелательную Доверенную. Находиться рядом стало тяжело, настолько яркими были ее переживания. Разрушительные чувства удивляли, ведь еще вчера, когда мы обсуждали сарехов, Гарима злилась не так сильно. Но всего мгновением позже выяснилось, что причина была в другом человеке.

— Нужно вызвать и допросить Тевра, — бросила она. — Посмотрим, что он скажет.

Утром проснулась рано — разбудил странный сон. В нем я разговаривала с кем-то, чьего лица не видела, и касалась пальцами кулона на груди собеседника. Изящное украшение, в отличие от голоса и даже одежды мужчины, я запомнила хорошо: золотой полумесяц и красный мак.

Сон, пусть и не был пугающим, насторожил и обеспокоил. Я даже посмотрела толкование, но чем больше смотрела, тем больше путалась в разных значениях. Меня это не расстраивало, все равно ни одно из них не казалось правильным.

Перед завтраком видела, как Абира прощалась с Альдом. Он, судя по всему, серьезно отнесся к просьбе Гаримы и очень старался повлиять на возлюбленную, примирить ее с сестрами. Ночь с воином хоть и не излечила наши отношения, но настроила Передающую благожелательно. Она поддержала разговор о восстановлении Храма, даже похвалила мастеровых даркези и сарехов, работавших со скамьями и светильниками. Расспрашивала о ритуале управляемого сна и о нашем расследовании. Спокойно, без прежнего вызова, скорей с любопытством.

Не только мне, но и Гариме эти перемены нравились, поэтому сестра в общих чертах, не вдаваясь в подробности, рассказала о сути ритуала и неоценимой помощи жреца Тимека. Упомянула многообразие сарехских ритуалов, о силе которых мы могли лишь догадываться. Правда, Гарима умолчала о произошедшем с господином Сфием, о зачарованных травах, которые добавили в пиво, чтобы спровоцировать погром. Не обронила и слова о красном футляре и подмене воспоминаний. Такое поведение я считала правильным, потому что, как и Гарима, не доверяла Передающей и не рассчитывала, что улучшение отношений продлится долго. К счастью, сосредоточенная только на своем мире и удобстве Абира не заметила напряженности и даже не догадывалась, сколько важных новостей Гарима обошла вниманием.

Абира внимательно слушала, грациозно склоняла красивую голову к плечу и улыбалась, поглаживая пальцем новый браслет с крупными винно-красными камнями. Он ей явно нравился, Передающая едва не мурлыкала от удовольствия. И все же, несмотря на вполне мирный настрой и спокойное общение, мне Абира в то утро виделась хищной и опасной. Наверное, из-за сияющих красным камней браслета…

Император принял нас в своих покоях. В этом кабинете с овальным столом посередине я еще не бывала, а Гарима чувствовала себя расковано и направилась к явно привычному креслу. Солнечный свет проникал сквозь матовые стеклышки окна, продолговатыми пятнами ложился на столешницу цвета гречишного меда, на белые чистые листы и аккуратно очиненные перья, отражался от золотых чернильниц. Глядя на украшенные перстнями руки Правителя, я думала, он пытался облегчить себе восприятие плохих новостей, выбрав эту теплую уютную комнату для беседы.

Император уже о многом знал от первого советника и господина Мирса, не ставшего скрывать от Правителя свое невольное участие в событиях двухлетней давности. Доверенная щедро дополнила картину нашими выводами и подозрениями. Она говорила уверено, убежденно, полно отвечала на возникавшие вопросы. Император и советник обменивались тяжелыми взглядами, изредка кивали. Когда Гарима сказала, что сарехского посла необходимо допросить, воцарилась гнетущая тишина. Нет, оспаривать это решение никто не собирался. Я предполагала, что Император Адмий еще не смирился с возможными политическими последствиями такого шага, а потому медлил с ответом.

— Разумеется, я приглашу его сегодня же и прошу вас присутствовать при встрече, — слова Правителя будто провели итоговую черту. Так оно и было. Ведь чем бы ни закончился разговор, отношения посла и Императора, отношения двух стран уже никогда не будут прежними.

— Если вы хотели обсудить с ним что-либо, касающееся восстановления Храма, думаю, будет разумно сделать это сегодня днем, — медленно продолжал Император. — Учитывая все обстоятельства, его неоспоримую связь с заговором, господин Далибор не вернется сегодня в посольство. Я, опасаясь за его безопасность, настойчиво попрошу его быть моим почетным гостем. Не собираюсь давать ему возможность сообщить о нашей с ним беседе кому-нибудь.

— Арест посла — опасный шаг, Повелитель, — заметил господин Нагорт. — Если он не вернется в посольство, об этом будет знать община. Утаить такое невозможно. Будет много шума.

Император касался губ сложенными домиком пальцами.

— Я не намереваюсь называть это арестом, — уточнил он, даже не посмотрев в сторону господина Нагорта. — Лишь заботой о безопасности.

Советника решительный тон Правителя нисколько не смутил.

— Но другие назовут это арестом, заключением! — возразил он. — Можно запереть его вместе со всеми приближенными и слугами в посольстве. Лишить почтовых голубей и права передавать кому-либо письма. Вплоть до выяснения всех обстоятельств дела.

— Превратить посольство в тюрьму? — нахмурился Правитель. — Не лучшая идея. Царь Кивейр будет этим крайне недоволен, когда узнает.

— Он будет недоволен в любом случае, — вельможа немного склонил голову, словно принося извинения за несогласие. — Но если арестовать посла, если закипит община, царь узнает о произошедшем раньше.

— Госпожа Гарима, что вы думаете? — подняв глаза на сестру, спросил Император.

— С царем Кивейром придется объясняться все равно. Но лучше позже, чем раньше, — холодно ответила Доверенная.

— Госпожа Лаисса? — спокойный тон, пытливый взгляд. Правитель всегда нравился мне тем, что не раздражался, если с его точкой зрения не соглашались, хоть это и случалось редко.

Я сделала глубокий вдох и постаралась подражать тону сестры:

— Домашний арест выгодней. Мы не знаем, только ли господин Далибор замешан, не было ли у него сообщников в посольстве. Заключить всех в тюрьму нельзя. Это вызов. А в посольстве охватим всех.

Император кивком поблагодарил, как и Гариму до того. Новая пауза была недолгой и менее напряженной.

— Благодарю за дельные советы, — голос Императора звучал ровно и спокойно. — Значит, решено. Домашний арест.

После этой встречи мне меньше всего хотелось возвращаться в дом жриц. Не хотелось даже случайно видеть ярких птичек в клетках или думать о том, что чудесный сад окружает высокая ограда, что драгоценных жриц охраняют воины. Не хотелось вспоминать о бесследно пропавших после посвящения мехенди, привязывавших меня к Сосновке, к господину Мирсу во время пути, к Храму. Мне все больше казалось, что «домашний арест» — моя повседневная жизнь, к которой я с трудом постепенно привыкала, но так никогда и не научусь получать от нее удовольствие.

Прогулка по городу отвлекла от грустных мыслей, а случайная встреча порадовала — я увидела Фераса у прилавка с фруктами. Воин, одетый в обычную городскую одежду, выбирал дыню. Подносил желтые плоды к лицу, ласково гладил шершавую шкурку и принюхивался к аромату, прикрыв глаза.

— Как вы выбираете, какую возьмете? — спросила я вместо приветствия.

Он повернулся и, увидев перед собой жрицу, поспешно поклонился.

— Здравствуйте, Ферас, — делая ему знак выпрямиться, поздоровалась я.

— Здравствуйте, госпожа.

Его губы облюбовала теплая улыбка, сделавшая воина очень похожим на отца. Господин Мирс тоже так улыбался мне, Лаиссе, а не сиятельной Забирающей великой Маар.

Мы говорили о сущих пустяках. О дынях, о недавнем празднике, о кофейнях… В одной мы даже недолго посидели. Смешно, но только устраиваясь за столом под большим оранжевым навесом, я вспомнила о сопровождавшем меня охраннике. Он что-то предложил мне и вернул в настоящее. Я вдруг заметила вокруг множество других людей. Некоторые откровенно глазели на Фераса и на меня. Стало неловко, а внимание толпы было неприятным и обременительным. Поэтому я решила перебраться с улицы в помещение. К счастью, там были только хозяева, а Ферас не заметил перемены настроения и продолжал разговор в том же тоне. Появившаяся неловкость исчезла и не вернулась даже во время прощания у ворот Храма. Я только тогда сообразила, что ни разу не обратилась к Ферасу «господин», но это почему-то казалось правильным.

Разговор с господином Далибором, спокойный и размеренный, резко перестал ладиться, когда Император упомянул Сегериса Перейского. Почудилось, в малом зале для приемов даже стало холодней. Посол в тот же момент замкнулся, высказывания стали резкими, граничили с грубостью, но одновременно лицо его напоминало безжизненную маску. Господин Нагорт шепнул Правителю, что посол не по своей воле отвечает столь непочтительно. Император нахмурился, но промолчал.

Граима, сидящая по правую руку от меня на предписанном традицией возвышении, сохраняла воистину королевское хладнокровие. А меня от странного сочетания тона и омертвевшего лица посла пробирало ужасом до костей. Я старалась на мужчину не смотреть и боялась, что и его, как и господина Сфия, накажет сарехская магия. У Гаримы, ведущей допрос, таких опасений не было. Пользуясь даром, она мягко принуждала мужчину говорить. Я чувствовала ровный поток ее силы, осторожность, знала, что сестра не причинит вреда намерено. Но смотреть на посла не решалась и только слушала, закрыв глаза.

Голос господина Далибора срывался, дрожал. Посол рассказывал об уважаемом госте, о чести принимать у себя исключительно сильного и знаменитого священника, истинного проводника воли богов. Говорил о купленных для него эссенциях, которые тарийцы часто добавляли в чернила. Еще сказал, что удивлялся желанию Сегериса сделать чернила с розой и бобышкой самостоятельно. Ведь их можно купить в любой лавке с письменными принадлежностями.

— Кому предназначались чернила? — голос Гаримы полнился силой, которой невозможно было противодействовать.

Посол отвечал медленно, будто боролся за каждое слово. Но я все поняла и без его признаний. Отчетливо помнила, что в рабочем кабинете конюшего ярко пахло розами, а лекарь Снурав, открыв чернильницу, упомянул дымный аромат бобышки.

— Зачем? — следующий вопрос сестры прозвучал гулко и тревожно, как поминальный колокол.

— Он это делал не для себя, — неожиданно резко и зло ответил посол.

Я вздрогнула и посмотрела на него. Сарех с вызовом глядел на Гариму, утирая лицо тыльной стороной руки, размазывая по нему кровь, сочащуюся из носа и глаз. Я прикрыла рот ладонью, поспешно отвернулась. Меня сильно тошнило, и невозмутимость сестры, не впечатленной внешним видом посла, казалась чем-то противоестественным.

— Для кого тогда? — голос Гаримы не дрогнул, остался по-прежнему глубоким, проникающим в самое сердце. Я никогда раньше не чувствовала, чтобы она принуждала так сильно.

Осторожно повернувшись к ней, вдруг поняла, что Гарима в трансе, подобном ритуальному. Чтобы пробить защиту сареха, она отдала почти всю себя и теперь производила впечатление израненной, больной. Я положила руку ей на плечо и делилась силой, подпитывала истощенную Доверенную.

— Нет! — выкрикнул посол. — Нет!

Я вновь посмотрела на него. Теперь мне чудилась окружавшая мужчину свинцово-серая, словно грозовая туча, скорлупа. Я видела покорную воле Гаримы золотую змею с карими глазами. Она кольцами охватывала многослойный кокон, силилась пробиться к человеку. Краем глаза я заметила безмолвные тени из другого мира — Императора и первого советника. Такими они были во время ритуалов в Храме.

— Для кого он это делал? — вопрос Доверенной прозвучал так, будто я сама его произнесла, а ее голос показался двойственным.

— Нет!

Крик сареха отозвался головной болью и ломотой в костях — это скорлупа ранила змею, боровшуюся с чужеродной магией.

— Для кого?

Золотые кольца скользили беспрерывно, голова осторожно прощупывала кокон, искала слабые места в защите. Но их не было, напротив, темное волшебство отнимало силу у змеи и все больше укрепляло себя. Под серой завесой росли шипы, обращенные и вовнутрь, и на змею.

— Нет!

Один из шипов вдруг резко вырос и пронзил колено сареха. Посол покачнулся, неловко взмахнул руками и упал. В тот же миг раскаленная игла прошила мое правое плечо. Гарима вздрогнула одновременно со мной — змею ранил темный шип заклятий священника.

— Для кого? — голос сестры звучал настойчиво и так спокойно, будто ничего особенного не произошло. Тогда я почувствовала, что Гарима не зря казалась мне израненной — это был не первый шип.

Мужчина, тяжело опираясь на руки, отрицательно покачал головой, просипел что-то.

Гарима отозвала змею. Поспешно, торопливо, будто сильно испугалась чего-то. Всматриваясь в постепенно меркнущий кокон, я увидела причину: темное волшебство создало множество шипов, обращенных на сареха. Следующий вопрос Гаримы убил бы его.

Змея потускнела и рассыпалась десятками ритуальных камней. Когда поблек и растаял последний, наша связь с сестрой оборвалась. Мир обрел краски, я полной грудью вдыхала напитанный ванилью воздух. Старалась не смотреть ни на Императора с советником, ни на посла. Благоговейный ужас, восхищение и беспокойство первых я ощущала так сильно, что они мешали думать, а окровавленное лицо распластавшегося на полу измученного сареха я видеть не хотела. От одного воспоминания накатывала тошнота.

— Ты в порядке? — подавшись к Гариме, спросила я.

— Спасибо тебе, — улыбка на ее обескровленных губах выглядела жутко. — Я бы не справилась без помощи.

— Сиятельная госпожа Доверенная, — в голосе Правителя слышалось беспокойство.

— Да, Повелитель? — Гарима медленным и почти неуловимо змеиным движением повернулась к Императору.

— Вам нужен лекарь.

— Скорей он понадобится господину Далибору, — мягко возразила Гарима и потеряла сознание.

Я чудом успела подхватить ее, мне на помощь бросился господин Нагорт. Вместе мы положили сестру на пол, и тут я увидела кровь, залившую правое плечо Доверенной.

— Это из-за заклинания Сегериса, — пробормотала я, дрожащими руками прижимая колотую рану, пытаясь остановить кровь. — Оно защищалось. Он очень силен…

— Жаль, что мы почти ничего не добились, — огорченно пробормотал советник.

— Но уж точно больше, чем пытками! — огрызнулась я, прочитав его мысли. — Заклятия сильные, если бы Гарима не пользовалась даром, мы не узнали бы вообще ничего никогда!

Вельможа недоуменно нахмурился, седые брови почти сошлись в одну линию.

— Подозреваю, вы уловили отголосок моих мыслей, — глядя мне в глаза, осторожно предположил он. Я легко кивнула. — Тогда позвольте пояснить. Я лишь сожалел о том, что допрос обернулся пыткой и для госпожи Гаримы, и для господина Далибора. Я не любитель подобных методов, да и пытки вообще неприменимы к послу другого государства.

Мне стало неловко. Почувствовала, как краснеют щеки. Будет мне наука — не судить опрометчиво.

— Простите, господин Нагорт. Я от волнения посчитала ваши мысли упреком. И рада ошибиться.

— Я благодарен вам за эти слова, — вельможа почтительно склонил голову.

Беседу прервал удивительно скоро появившийся лекарь. Оказалось, он по распоряжению господина Нагорта ждал поблизости. После случая с императорским посланником господин Нагорт предвидел, что чужая магия может нанести раны. Лекарь перевязал сестре руку, попросил меня подержать перед ее лицом баночку с какой-то противно пахнущей солью.

— Это приведет сиятельную госпожу в чувство, — пообещал он и не ошибся. Всего несколько минут спустя Гарима открыла глаза.

— Что случилось? — ее пугающе бесцветный голос показался мне тогда музыкой.

— Заклинания Сегериса тебя ранили.

— Этот мир никогда не перестанет меня удивлять. Я даже не подозревала, что такое возможно.

Несмотря на мои увещевания, она решила сесть. Тяжело опираясь на меня, упрямица привалилась к креслу и перевела дух. Лекарь отвлекся от господина Далибора, поспешил к нам.

— Благодарю, лучше, — упреждая его вопросы, сказала Гарима. — Займитесь послом, пожалуйста. Боюсь, ему все произошедшее навредило куда больше.

— Да, госпожа. Вы правы. У него много ран, но я не представляю, чем их нанесли, — опасливо глядя на Доверенную, но не встречаясь с ней взглядом, ответил лекарь. Я догадалась, что он боялся. Так же, как и господин Нагорт днем раньше, боялся того, что мудрые жрицы, преклонение перед которыми он впитал с молоком матери, могут быть так кровожадны и жестоки.

— Такова сила сарехских священников, — холодно ответила Гарима. — Их заклинания нанесли эти раны и могли убить господина Далибора. Сила, дарованная нам великой Маар, не предназначена для того, чтобы истязать кого-либо.

— Воистину мудры Супруги в милости своей, — низко поклонился лекарь и торопливо вернулся к неподвижно лежащему послу.

— Госпожа Гарима, — к нам подошел Император. — Если захотите, вы, как и госпожа Лаисса, будете желанными гостьями во дворце. Вам совершенно необязательно возвращаться в Храм после подобного.

— Благодарю, Повелитель. Но в привычной обстановке мне будет спокойней, — мягко отказалась сестра.

— Тогда я распоряжусь, чтобы вас отнесли к куббату, как только пожелаете. А подробную беседу предлагаю отложить на пару дней. Не хочу рисковать вашим здоровьем.

— Вы очень любезны, Повелитель, — улыбнулась Гарима.

— Спасибо за предложение и понимание, — вторила я сестре.

Император легко кивнул и вернулся к трону, а моим вниманием вновь завладел лекарь. Он колдовал над все еще бесчувственным послом. Господин Нагрот помогал ему, придерживая голову северянина. В руках лекаря сменяли друг друга бинты, нюхательные соли, какие-то резко пахнущие жидкости, которыми врачеватель обмывал лицо сареха и поверхностную, похожую на кровоподтек рану на колене. Он работал сосредоточено, молча, уверенно. И вскоре его усилия принесли плоды — господин Далибор очнулся.

Посол резко сел на полу, вцепился окровавленными руками в плечи склонившегося над ним советника и, опасно пошатываясь, спросил, что случилось.

— Вы упали в обморок, — невозмутимо ответил лекарь.

— Я с роду в обморок не падал! Я ж не баба! — оскорбился сарех.

— Все случается в жизни в первый раз, — философски заметил Император. — Постарайтесь прилечь и вспомнить, о чем мы говорили. Это важно, господин Далибор, иначе я не стал бы настаивать сейчас, когда вы в таком состоянии.

Правитель знал, что сарех вряд ли вспомнит свои слова, сказанные под принуждением. Ведь господин Сфий подробности разговора не помнил, но, видимо, Император хотел удостовериться. Посол ложиться отказался, сел, как садятся портные, и тут же попросил прощения за невежливую позу.

— Боюсь упасть, — сделав над собой видимое усилие, сарех признался в слабости.

Он действительно ничего не помнил с того момента, как Правитель упомянул имя Сегериса Перейского. К счастью, посол был полностью сосредоточен на себе и не увидел изменений, произошедших с Гаримой. Почтительные слуги вывели его из зала раньше, чем принесли переносное кресло для сестры. Поэтому многое так и осталось незамеченным господином Далибором.

По дороге в Храм мы не разговаривали. Гарима выглядела ужасно и явно испытывала боль, хоть и приняла предложенную лекарем микстуру. Я чувствовала себя разбитой, после допроса болела голова, клонило в сон. Вспоминая рассказ сареха, думала об Ингаре. Теперь, когда подтвердилось, что Снурав действовал не по своей воле, а под влиянием Сегериса Перейского, воина можно было выпустить. Он больше не мог навредить расследованию, требуя ответа от господина Далибора и его домочадцев. Тарийская охрана посольства не пропустила бы Ингара к арестованным. И все же с освобождением вспыльчивого сареха я решила подождать до утра — у меня не осталось сил выслушивать его обвинения и объяснять свои действия.