Гибель профессии

Гадалка

Молодому оперуполномоченному Самойленко поручили дело об ограблении квартиры депутата городского совета инженера Постниковой.

— Дело простое, — снисходительно пояснил начотдела, протягивая тощую папку.

Самойленко взял папку и пошел к прокурору района.

— Видимо, квартиру ограбили опытные, видавшие виды преступники, — сказал Самойленко. — Во-первых, ограбление произведено днем, когда рядом на кухне были домохозяйки, во-вторых, взято именно то, что представляет наибольшую ценность — котиковое манто, дорогие платья. Скорее всего, это дело рук Валета и ею шайки!

— Валет и его шайка отбывают наказание в тюрьме, — напомнил прокурор, стараясь скрыть улыбку, чтобы не обидеть самолюбивого молодого человека.

Самойленко вспыхнул:

— На одном Валете, к сожалению, не оканчивается преступный мир.

Прокурор миролюбиво согласился, но посоветовал не поддаваться предвзятому мнению.

— Какой-то налет любительства здесь все же имеется, — заметил он. — Расчет на случайную удачу. Иначе, кто же решится ограбить квартиру, когда за стеной люди?

Начавшийся спор прервало появление посетительницы — молодой, со вкусом одетой женщины, чем-то, по-видимому, взволнованной.

— Я Королева, Наталья Сергеевна, — сказала она, слегка задыхаясь и переводя взгляд с прокурора на следователя. — Меня ограбили, помогите! Зовут его Петр, фамилии не знаю. Высокий, молодой!

— Садитесь и рассказывайте, — сказал прокурор.

Королева с досадой сказала:

— Пока я буду рассказывать, он продаст вещи! Ну, в двух словах. Понимаете, я шла к себе с вещами, а он предложил поднести. Схватил — и был таков. Понятно?

— Нет, — жестковато ответил Самойленко, — извольте рассказать яснее. Прежде всего, откуда и куда вы шли?

— Ах да, вы ведь не знаете, — нетерпеливо воскликнула посетительница. — Ну, так вот: это я унесла шубу и платья у Постниковой, но, собственно, неважно, чьи были вещи, важно другое…

Самойленко сказал «ага!» с таким видом, как будто этого он и ожидал.

— Чем вы можете доказать, что именно вы похитили вещи у Постниковой? — задал он несколько необычный в следственной практике вопрос.

— Странно! — обидчиво сказала Королева. — Я не привыкла лгать. Если я вам говорю, что вещи унесла я, значит, вы должны верить. Но почему вы задерживаетесь на пустяках? Со мною был Петр, и Петр, вместо того чтобы принести вещи ко мне на квартиру, удрал!

Следователь уже записывал на бланке допроса сделанное ему «устное заявление».

— Послушайте, — вдруг спросил прокурор, — вы замужем?

— Какое это имеет значение! — отмахнулась посетительница.

— Но все-таки? — настаивал прокурор. — Кто ваш муж?

— Архитектор Королев.

— А, собственно, для какой цели вы похитили котиковую шубу и платья? — удивился прокурор. — Разве вы нуждались?

— Об этом знаю я и моя подушка! — патетически воскликнула Королева. — И вообще… лучше не будем отвлекаться. Надо во что бы то ни стало найти Петра!

— Его приметы? — спросил следователь, продолжая записывать. — Впрочем, вы уже сказали. Он участвовал в ограблении вместе с вами?

— Он меня ограбил, меня, неужели вы этого не понимаете?! — сердито сказала посетительница.

Неожиданно она изменила тон:

— Я вас прошу, я вас умоляю разыскать его!

— Вы хотите вернуть вещи потерпевшей? — спросил прокурор.

— Вернуть? — на минуту задумалась Королева. — Ну, это еще как сказать. Это еще вопрос! Об этом я вам скажу, когда приедет из командировки мой муж… или когда я поеду к нему.

Прокурор и следователь переглянулись.

— Придется вам подписать вот это…

Самойленко протянул ей бланк подписки о невыезде.

— И это как раз тогда, когда я, может быть, совсем уеду из города! — воскликнула Королева.

— Вы собирались уехать? — переспросил следователь. — И надолго?

— Может быть, навсегда!

— Это имеет какую-либо связь с ограблением?

Королева подумала и нетерпеливо ответила:

— Да, конечно.

— Посидите здесь, — сказал прокурор. — Мы посоветуемся.

Он и следователь вышли из комнаты, прикрыв дверь.

В коридоре прокурор тихо сказал:

— Я склонен считать ее рассказ об исчезновении сообщника со всеми вещами правдой. Больше того: я не верю в то, что она грабительница. Тут что-то не так.

Следователь удивился:

— Ну, знаете ли! Во-первых, она сама созналась. Во-вторых, разве мало случаев, когда преступница жена обделывает свои дела по секрету от мужа, вполне порядочного человека?

Он добавил насмешливо:

— Кстати, нигде в законе не оказано, что супруги архитекторов свободны от подозрений.

Прокурор улыбнулся:

— Неплохо, Самойленко! В самом деле, нигде не сказано. Вижу, вижу, вы уже составили план действий.

Самойленко сказал, что план у него действительно созрел. Очень может быть, что этот самый Петр — любовник Королевой, толкнувший молодую женщину на преступление, а затем обманувший ее. Прежде всего надо найти его, и тогда все станет ясным! Прокурор согласился, что это было бы самым правильным. Но где его найдешь?

— Только не мешайте мне, — умоляюще сказал Самойленко, — и все будет в порядке!

Они вернулись в кабинет.

— Едем, — сказал Самойленко Королевой.

— Куда? — поразилась Королева.

— К вам. Я хотел бы кое-кто посмотреть у вас на квартире.

— Обыск? — деловито спросила Королева. — Но если бы вещи были у меня, зачем бы я приходила сюда?

Не отвечая, Самойленко надел шляпу и вежливо пропустил Королеву вперед…

— Надо бы понятых, — сказал он, входя вслед за хозяйкой в квартиру. Королева послушно пошла за соседями. Вошли два старика — зубной врач Прибыльский и пенсионер Кулябко.

— Следователь Самойленко, — представился незваный гость, — я вынужден произвести здесь обыск.

Прибыльский оробел, а Кулябко сказал со старческим задором:

— Это что за новости — беспокоить приличных людей!

Самойленко, не отвечая, попросил у Королевой ключи и заглянул внутрь шифоньера, стоявшего в спальной.

— Это ваша? — спросил он, указав на котиковую шубу.

И Прибыльский и Кулябко в один голос подтвердили, что эту шубу в прошлом году привез Королевой из Москвы ее муж.

Обыск, в общем, не дал никаких результатов.

— Я забыл у вас спросить, — сказал Самойленко, — где именно вы познакомились с Петром?

— Вы не забыли, вы спрашивали, — напомнила Королева. — Если вы так настаиваете, придется сказать: я видела его два-три раза на рынке.

— И решились позвать малознакомого человека принять участие в ограблении?

— Теперь я вижу, это было с моей стороны неосторожно, — сказала со вздохом Королева.

«Темнит, ах темнит! — подумал следователь. — Но не надо напирать. Или, может быть, именно надо? Нет, подождем. Если найдется этот Петр, все станет проще».

— Почему бы вам не сказать его адрес? — спросил Самойленко. — Наверно, вы знаете, где он живет!

Следователю показалось, что Королева на мгновение задумалась. Впрочем, она сейчас же ответила, что не знает.

— Ну, как хотите. Да, вот еще: ваш муж завтра приезжает? Передайте ему, пусть зайдет ко мне.

Королева встревожилась:

— Послушайте, неужели вы подозреваете, что Валя… мой муж… в курсе? Я вам даю слово, что он не имел понятия…

— И, однако, вы сами сказали, что решите вопрос о возвращении похищенного только после разговора с мужем!

Королева молчала.

Вернувшись к себе, Самойленко распорядился вызвать потерпевшую и в ожидании ходил взад-вперед по кабинету, подводя итоги первого этапа следствия.

«Что мы имеем? — мысленно спрашивал сам себя Самойленко тоном скучного докладчика. — Во-первых, ограбление; во-вторых, грабительницу. Очень странную грабительницу, в свою очередь ограбленную каким-то Петром. Деньги, конечно, ей понадобились не для себя, а для него. Надо, надо его разыскать! Во всяком случае, дело оказалось не таким простым, как я думал, — это хорошо».

В дверь постучались.

— К вам гражданка Постникова!

В кабинет вошла элегантно одетая женщина лет тридцати. Ее красивое лицо было спокойно.

— Вы меня звали?

— Да, я приглашал вас, — подтвердил Самойленко. — Я попросил бы вас уточнить, что именно похищено. Присядьте.

— Котиковое манто и несколько платьев, — с небрежной улыбкой сказала Постникова, опускаясь на стул.

— Нас интересует, — строго сказал Самойленко, ругая себя в душе за неумение сразу «поставить ее на место», — как же это получилось, что ваш сын не стал звать на помощь? Ведь, уйдя, вы оставили в комнате сына?

— Ему только семь лет, — основа улыбнулась Постникова, — и потом грабители сумели, как говорится, найти к нему подход. Сначала они его угостили шоколадом, потом женщина спросила его, скоро ли я вернусь, и предложила спутнику подождать меня.

— Подождать вас? — не скрыл изумления следователь.

— Да. Но молодой человек не согласился и сказал мальчику, что они сыграют с ним в «горячо и холодно». Они спрячутся с мамиными вещами, а мальчик должен их найти.

Посетительница рассмеялась:

— Первую половину игры они взяли на себя, а искать приходится не Леше, а вам! Только я боюсь, не найдете.

— Не волнуйтесь, — сказал следователь, — мы примем все меры.

— А я и не волнуюсь, — сказала Постникова, — мне только карточки жалко, остальное — дело наживное.

— Какой карточки?

Постникова взглянула на Самойленко так, точно она только сейчас его заметила.

— Да, карточки, — повторила она. — Карточки одного моего знакомого. Лежала в ящике стола.

— Может быть, преступники случайно ее захватили?

— Может быть. Денег не взяли, а карточку взяли. Бывает.

Самойленко чувствовал, что его начинает раздражать этот тон. Легкое, ироническое, отношение жертвы к преступлению не предусмотрено ни одним учебником криминалистики.

— О каких деньгах вы говорите? — спросил Самойленко.

Потерпевшая ответила с оттенком любезной снисходительности:

— В ящике письменного стола лежало около трехсот рублей. Рядом была карточка. Так вот деньги — на месте, а карточка взята.

«Нечего сказать, „простое дело“», — подумал Самойленко.

— А чья это была карточка? — спросил он.

Впервые за все время допроса Постникова смутилась. Следователь почувствовал, что здесь, как в игре с прятанием предметов, «горячо».

— Чья была карточка? — повторил он вопрос более настойчиво.

Постникова отвечала равным голосом:

— Моего сослуживца по проектной конторе. Мы вместе проектировали городской театр, сгоревший во время войны. Собственно, я была его помощницей. Он дал мне свою карточку с любезной товарищеской надписью: «В деле восстановления театра Вы были моей правой рукой», — так, кажется.

— Если я не ошибаюсь, театр восстанавливал… позвольте, да, именно он! Архитектор Королев!

— Бы правы, об этом не раз писала наша областная газета.

— Но, позвольте! Королев — муж ограбившей вас женщины!

Может быть, ему и не следовало этого говорить. А может быть, его откровенность — сослужила добрую службу для дальнейшего следствия. Постникова слегка ахнула и воскликнула:

— Это невероятно!

— Однако она сама в этом созналась, — сказал Самойленко.

— Какой ужасный удар для Валерьяна Дмитриевича, — тихо, точно самой себе, прошептала Постникова.

— Не знаете ли вы, — спросил Самойленко, — как сложилась личная жизнь этого Королева? Не говорил ли вам ваш сослуживец и соавтор проекта, что у него личная драма?

— Нет, — тотчас же ответила Постникова. — Какая драма?

— Связь его жены с каким-то темным человеком?

Постникова задумалась, точно припоминая что-то, и затем сказала:

— Как-то мельком и полушутя он сказал, опоздав к началу работы, что опоздание произошло из-за его жены.

— Он объяснил, в чем именно была причина?

— Да. Он сказал, что разыскивал жену, которая оказалась у гадалки. Возможно, он мне это рассказал потому, что я незадолго перед тем выступала на одном заседании против зловредной ворожеи. По словам Королева, он был крайне огорчен, что жена повадилась ходить к этой обманщице.

Самойленко чувствовал себя как неопытный возница, которому доверили четверку необъезженных коней. Надо было уследить за каждой и не упустить из виду всех.

— Я имел в виду связь Королевой с посторонним мужчиной. Об этом ее муж вам ничего не говорил?

— Нет, нет! — с горячностью отвергла Постникова. — Ничего похожего!

— Теперь о гадалке. Вы ее адрес знаете?

— Конечно, я ведь для своего доклада выяснила все детали. Фамилия гадалки — Кучеренко, зовут — Настасья Аверьяновна, живет в собственном доме по Седьмой улице, номер пятнадцать. С ней вместе проживает какой-то молодой мужчина, которого она выдает за своего племянника. На самом же деле это, по-видимому, ее любовник и помощник в гадании.

— Он тоже гадает?

— Нет, он выполняет роль ассистента. Для того чтобы произвести впечатление на клиентку, ворожея ловко выведывает у нее самой необходимые биографические данные. Кое-что узнает для Кучеренко ее «племянник». Фамилия его Филиппов. Нигде не учится, не работает, в прошлом был судим за хулиганство. Отвратительный обжора и пьяница.

— Что толкнуло Королеву пойти к этой Кучеренко?

— Почему именно стала посещать гадалку жена Валерьяна Дмитриевича, он мне не сказал. Мне всегда казалось, что он любит жену и ею любим, несмотря на большую разницу в развитии. Но разве так не бывает?

Самойленко уклонился от ответа на этот слишком общий вопрос. Он предпочитал задавать вопросы, а не отвечать на них.

— Сама Королева не дает нам необходимых сведений, — сказал он. — Гадалка тем более ничего не расскажет. А было бы небезынтересно выяснить: что именно привело к ней Королеву? Не посоветуете ли, как тут быть?

Постникова отвечала, что, пожалуй, если явиться к гадалке на прием под видом рядового клиента и попробовать ее расспросить… Нет, не выйдет: старуха хитра.

— Разве у нее бывают не только клиентки, но и клиенты? — удивился Самойленко.

— Бывают, — с улыбкой отвечала Постникова, — редко, но бывают.

— Ладно! — сказал следователь. — Подумаем. Благодарю вас, у меня пока все.

«Портрет — вот важная, но неразгаданная деталь преступления, — размышлял Самойленко, оставшись один. — Зачем было грабителям выкрадывать портрет? Если он составлял цель налета, то к чему было уносить еще и ценные вещи? И что это за цель — выкрасть портрет, тем более, если это портрет мужа похитительницы? Перед нею оригинал, зачем же портрет, да к тому же доставшийся с таким риском?»

Невольно мысль следователя возвращалась к гадалке. Он навел справку. Действительно, депутат городского Совета инженер Постникова выступала недели две назад на заседании одной из постоянных комиссий с горячей речью против старой ворожеи. Но какая связь между этой речью и ограблением?

План, предложенный ему Постниковой, проникнуть к старой гадалке под видом ее клиента и затем уличить ее, был решительно им отвергнут. Советский следователь не должен прибегать к обману хотя бы даже и ради того, чтобы кого-то уличить! Нет, он явится к гадалке с открытым забралом. Для этого, помимо неясных и смутный подозрений об осведомленности гадалки в личных и интимных переживаниях Королевой, имеются вполне достаточные основания: гадание за деньги — это, несомненно, мошенничество, и следователь должен заинтересоваться поступившими сведениями!

Вечером того же дня Самойленко стучал в ворота указанного ему Постниковой дома.

Вскоре за воротами раздался мелодичный женский голос:

— Кого вам угодно?

— Гражданку Кучеренко, Настасью Аверьяновну, — ответил Самойленко, соображая, кому может принадлежать этот молодой голос.

— А кто вы будете? — спросил тот же голос.

— Извольте немедленно открыть, я следователь.

Щелкнул замок, калитка широко открылась, и Самойленко вошел в аккуратный, чисто подметенный дворик. Электрическая лампочка освещала пожилую женщину, одетую в черное. Так вот кто разговаривал с ним звучным голосом — эта старуха!

— Я Кучеренко Настасья Аверьяновна, — очень спокойно сказала она. — Вот уж с милицией никогда дела не имела. Пожалуйте в горницу!

«Насчет „горницы“ — это, конечно, стилизация», — подумал Самойленко, идя вслед за старой женщиной. Вместе с гадалкой он миновал прихожую и оказался в просторной, хорошо обставленной и ярко освещенной столовой. Из столовой дверь вела, очевидно, в глубь квартиры, но сейчас была закрыта. За дверью было тихо. Однако по тревожному взгляду старухи Самойленко заключил, что там что-то неладно.

— Садитесь, гостем будете, — все так же нарочито по-старинному сказала хозяйка дома, показывая на стул у круглого, покрытого ковровой скатертью стола. Сама она уселась напротив, спиной к свету.

«И эти приемы знаешь!» — подумал, усаживаясь, Самойленко.

Он заметил, что все стулья стояли вплотную к столу: стало быть, никто в этой комнате в момент его прихода не сидел за столом. Но значит ли это, что хозяйка вышла на его стук именно из той комнаты?

— Вы живете одна в этом доме? — спросил Самойленко.

— Со мной живет племянник Петя, — с готовностью ответила гадалка. — Сейчас он в командировке.

— Разве он работает?

— Выполняет отдельные поручения — не может отказать ближнему.

— Но, кажется, ближе вас у него никого нет?

— Я ему теткой прихожусь, сиротка он.

— А сколько лет этому сиротке?

— Да годочков двадцать будет или около того. Чайку не угодно ли?

— Нет. А на какие средства вы существуете?

— А племянник помогает. Отзывчивой души человек!

— Так ведь он нигде не работает?

Старуха вздохнула и подняла вверх глаза.

— Как же ваш племянник может вам помогать, если он нигде не работает? — повторил он свой вопрос. — Или, быть может, у него имеются средства?

— Добрым бог помогает, — наставительно сказала хозяйка. — Бывает, что люди пошлют его груз сопровождать, деньги за это платят, а бывает, что и я из старья своего что-нибудь продам, — опять в доме деньги завелись. Так и существуем. Друг за дружку держимся!

— А как насчет гадания? — в упор спросил следователь. — Большие деньги платят вам люди за гадание?

Злые буравчики-глазки впились в лицо следователя, точно старуха стремилась выведать, что знает и чего не знает этот непрошеный гость.

— Это какое же гаданье? — ровным голосом спросила она. — Так, по старинке иной раз и кинешь карты, больше для забавы. Старой женщине в кино, в театры не ходить! А насчет денег, простите, я, товарищ, и не пойму. Кто же деньги мне станет за баловство платить?

Она очень натурально усмехнулась.

— Жена архитектора Королева у вас бывала? — спросил следователь, и на миг ему показалось, что худое, морщинистое и вместе с тем волевое лицо хозяйки дома дрогнуло. Однако она отвечала вполне естественным голосом:

— Королева? В первый раз слышу.

Она неожиданно рассмеялась. Самойленко было странно слышать молодой мелодичный смех старухи.

— Я понимаю, что вас, товарищ, сюда привело! Клевета этой злой женщины Постниковой, — прости ей, господи, не ведает, что творит!

— Почему же не ведает? — усмехнулся Самойленко. — Очень даже ведает. Она борется с вашими гаданиями, то есть с обманом.

Проклятая! — вдруг не сдержав себя, воскликнула с искаженным лицом гадалка. — Пусть ей и на этом и на том свете…

Она взяла себя в руки и продолжала прежним спокойным голосом:

— Все это выдумка. И нет такого положения, чтобы старую женщину мучить! Я буду жаловаться!

Она заплакала, прикрыв лицо кружевным платочком.

— Это ваше право, — сухо сказал следователь, вставая. — А теперь разрешите…

Он направился к закрытой двери. Вскочив с места быстро и легко, хозяйка преградила ему дорогу.

— Там у меня не убрано! — крикнула она. — Вы не у себя в квартире!

— Хорошо, — сказал следователь, остановившись, — мы сейчас вызовем наряд милиции и понятых и сделаем у вас обыск по всем правилам. Сейчас я прикажу шоферу…

— Извольте, смотрите!

Гадалка в сердцах распахнула двери. Следователь шагнул через порог и увидел небольшую комнатку, не имеющую второго выхода. Никого в комнате не было. У стены стоял стол, накрытый белой скатертью.

Самойленко удивился обилию блюд. Тут были и жареная индейка, и разнообразные паштеты, и рыба в разных видах и состояниях: вяленая, конченая, вареная и жареная — и много другой снеди.

— Вы ждете гостей? — спросил Самойленко.

Гадалка ответила со злостью:

— Я гостим всегда рада… кроме непрошеных.

«Черт ее знает, может быть, гадание сопровождается угощением клиенток?» — подумал следователь. Он почувствовал неловкость от того, что так настойчиво требовал открыть дверь пустой комнаты, и заторопился.

В эту ночь следователь Самойленко спал плохо. Ему снилось, что старая гадалка кормит его огромными кусками торта и приговаривает:

— Ешь проклятый, ешь!

Встал он рано и тотчас позвонил дежурному, не напали ли на следы Петра Филиппова. Нет, пока таких сведений не поступало. Самойленко пришел на работу раньше обыкновенного и около часа в раздумье шагал у себя по кабинету.

«Гадалка, по-видимому, не имеет отношения к грабежу, — раздумывал он, — но все-таки неспроста она так упорно не пускала меня в эту комнату. Боялась, что я увижу ее приготовления к приему гостей? Нет, не то. Тогда что же? Не собиралась ли она принимать кого-то, о ком я не должен был знать? Но кого? В этом вся штука».

Внезапно новая мысль пришла ему в голову. Он даже остановился.

«Позвольте! Если она вчера кого-то угощала, то сегодня от угощения остались только рожки да ножки. Не даст ли это новый след?»

Он торопливо сбежал с лестницы.

На этот раз калитка в доме по Седьмой улице открылась не так быстро, но все же открылась. При свете дня старуха выглядела дряхлее и злее.

— Чего вам опять? — грубо, не скрывая своего раздражения, сказал она вместо приветствия. Не отвечая, следователь вошел во флигель и направился через знакомую ему столовую в открытую дверь крайней комнаты.

На столе стояли две-три тарелки с закусками, а длинное блюдо с осетриной и цветастое круглое блюдо с индейкой исчезли. От торта осталась половина. Однако никаких следов пиршества Самойленко не заметил.

Он так был поглощен своими мыслями, что не сразу увидел Королеву, стоявшую у окна.

— Послушайте, — сказала Королева, обернувшись с таким видом, точно не сомневалась, что вот-вот он сюда зайдет, — старуха не хочет сказать, где Петр, но я уверена, что она знает!

Самойленко спохватился: куда делась гадалка, шедшая за ним следом?

Он выбежал во двор и увидел, что хозяйка преспокойно кормит кур.

— Цып-цып-цып, — говорила она, не обращая внимания на следователя, — цып-цып-цып!

Не поворачивая головы в сторону Самойленко, она сказала презрительно:

— Ходят тут разные, бог их прости!

— Куда делось вчерашнее угощение? — спросил Самойленко. — Кто у вас был?

Старуха не отвечала. Самойленко прошелся по обширному двору и заметил на земле у дверей сарайчика обглоданную ножку индейки. Внезапная догадка заставила его подбежать к этой двери и распахнуть ее.

Неудивительно, что поиски Петра в соседних городах оказались безуспешными. Петр Федорович Филиппов, «племянник» гадалки, был обнаружен спрятанным в нежилом с виду сарайчике. Похищенные вещи лежали тут же на скамье, прикрытые от пыли чистой простынкой. Уверенность Королевой в бегстве похитителя в другой город оказалась ложной!

Филиппов, толстощекий и губастый парень, был арестован в тот момент, когда он уплетал жареную осетрину.

— Хоть бы дали доесть, — с наглой усмешкой сказал он, увидев на пороге человека в милицейской форме.

Гадалка, поджав тонкие губы, стояла у дверей. Оттолкнув ее, в сарай вбежала Королева. Резким движением она сорвала простынку с шубы. Самойленко, внимательно следя за поведением всех участников драмы, заметил ярость на худом лице гадалки. «Ведьма, — подумал он. — Стопроцентная ведьма».

Вдруг гадалка ринулась к Филиппову и молниеносным движением залепила ему пощечину.

— Дурак! — сказала она презрительно. — Трижды дурак!

— Гражданин начальник! — обратилась старуха к следователю. — Имейте в виду, я его и пускать к себе в дом с этими тряпками не хотела! Я его вон гнала! Мне ни он, ни тряпки не нужны! Откуда я знаю, может быть, это полюбовница ему подарила!

— Сплошное недоразумение, — смущенно сказал Филиппов, опасливо следя за быстрыми движениями старой ведьмы.

Следователь, на отвечая, предложил Филиппову взять со скамейки похищенные шубу и платья и следовать за ним. Старухе велено было не выходить из дому и ждать вызова.

— Извольте…

С того момента, когда у нее в сарае были обнаружены вор и ворованное, она стала необыкновенно почтительной и послушной.

Королева и без приглашения пошла вслед за Самойленко…

Узнав о новой фазе следствия, прибыл в милицию и прокурор.

— Точно такой же случай произошел в Киеве, — сказал он следователю в его кабинете, — гадалка оказалась руководителем шайки воров.

— Не знаю, — заметил следователь, — у меня впечатление, что наша гадалка не имеет к краже прямого касательства.

— Идеалист, — вздохнул прокурор, — как же не имеет, если вещи обнаружены в ее сарайчике?! Начнем с допроса этого Филиппова?

Но Самойленко не терпелось выяснить у Королевой, почему она так обрадовалась, увидя похищенную ею шубу. Не думала же она, что теперь шуба попадет в ее руки? И почему, в конце концов, она скрыла, что таинственный Петр — это «племянник» гадалки? Надо ее спросить!

Самойленко позвал в кабинет Королеву. Она вошла, но тут дежурный доложил вполголоса, что явился и просит приема гражданин Королев Валерьян Дмитриевич.

— Пусть войдет, — сказал прокурор.

В комнату стремительно вошел мужчина лет сорока. У него было бледное, расстроенное лицо.

— Я только что приехал… Мне соседи сказали… Разрешите… — бессвязно бормотал Королев. Увидев жену, он побледнел еще больше.

— Шубу! Посмотри шубу! — яростным шепотом велела ему Королева.

Он взглянул на котиковую шубу, лежавшую на столе вещественных доказательств, и в недоумении пожал плечами. Королева впилась в него глазами. Внезапно ее лицо потеряло выражение отчаянной решимости и глаза улыбнулись.

— Так это не ты дарил ей эти вещи?! — воскликнула она полувопросительно, полуутвердительно.

— Погодите, — сказал прокурор, — нельзя же так неорганизованно. Свидетель Королев, ваша жена созналась в ограблении Постниковой. Что вам известно по этому делу?

— Не можете ли вы объяснить, — уточнил вопрос Самойленко, — что именно ее могло толкнуть на преступление и почему она привлекла в соучастники некоего Филиппова, племянника или сожителя гадалки?

— Ничего не понимаю! — с отчаянием воскликнул Королев. — Мы жили с женой хорошо, она ни в чем не нуждалась…

— Это так, — сказала Королева точно самой себе. Королев вдруг вскричал:

— Гадалка! Все из-за нее!

— Успокойтесь, — сказал прокурор, — расскажите связно. Нуте-с?

— Кто-то насплетничал Наташе, будто мы с Постниковой любим друг друга. Это была неправда! На жену сплетня подействовала тяжело. Она пошла к гадалке «проверить» меня. Та, искусно выспросив, нагадала ей, что Постникова — разлучница и злодейка.

— Откуда вы это знаете?

— Жена мне рассказала. Я объяснил ей, что ничего, кроме общего труда, нас с Постниковой не связывает, и мне показалось тогда, что Наташа поверила. Я уехал в командировку — и вот… Видите, что получилось!

— Это правда, — призналась Королева, — я тогда пошла к гадалке. Старуха сказала мне, что Постникова завлекает мужчин и заставляет их тратить деньги на себя. Я не могла не поверить в сочувствие ворожеи, мне показалось, что она искренне ненавидит Постникову за ее нехорошее поведение…

— Она ее ненавидит, только не за это, — сказал прокурор, — ну, продолжайте!

— Муж рассеял мои подозрения. Но после его отъезда меня снова потянуло к гадалке. Она порекомендовала мне попытаться «спасти свое семейное счастье» — пойти и устроить Постниковой скандал, оскорбить и побить ее. Я сказала, что не решаюсь. Тогда гадалка велела мне взять для храбрости ее племянника. Сначала он отказывался идти, но старуха, пообещала изжарить ему гуся как-то по-особому — видно, он ужасный обжора. Мы пошли, но не застали Постникову дома, в комнату нас впустил ее ребенок. Петр вдруг оживился и стал оглядываться. Я хотела дождаться возвращения хозяйки, но Петр посоветовал мне заглянуть в ящики письменного стола, нет ли там писем моего мужа. Я открыла незапертый средний ящик и сразу же увидела фото Валерьяна… Меня как в сердце ударили!

— А вы не заметили там, в ящике, денег? — спросил Самойленко. — Нет? А ваш спутник?

— Его интересовал шифоньер, а не стол. «Видите дорогую шубу и кучу платьев? — сказал мне Петр. — Недаром старуха говорила, что Постникова — мастерица разорять мужчин. Вам он, небось, столько платьев не заказывал! Давайте возьмем с собой самые лучшие, ну и котиковую шубу прихватим. Вы покажете их мужу — вот доказательство твоей подлой измены! А для разлучницы это будет еще лучшим наказанием, чем скандал: она лишится того, что по праву ваше!»

В душе я была с ним согласна, но мне было жаль обманывать ребенка, сына Постниковой. Петр, видимо, это заметил и сказал, что, наверно, этот ребенок от моего мужа. И я решилась!

— А, собственно, на что именно вы решились? — спросил Самойленко.

Королева удивилась этому вопросу:

— Как на «что»? Я решилась взять некоторые ценные вещи и показать их мужу. Он не сумеет отрицать свою вину… если виноват. И тогда я от него уеду и не вернусь. А если окажется, что я ошиблась, ну, что же… Тогда я верну вещи Постниковой.

— И вы унесли шубу и платья? — спросил прокурор.

— Этот Филиппов предложил мне свои услуги. «Вам тяжело, я поднесу», — сказал он. Я дала ему тюк. Он внезапно перешел на другую сторону улицы и скрылся.

— С вещами? — спросил Самойленко.

— С вещами. У меня оставался один портрет!

— Почему же вы сразу не рассказали нам всю эту историю? — спросил прокурор. — Почему признавались в грабеже?

Королева смущенно ответила:

— Мне не хотелось позорить мужа раньше, чем я проверю, показав ему эту проклятую шубу…

На суде выяснилась, между прочим, обстановка, в которой происходило гадание.

…В темной душной комнате всегда пахло каким-то крепким душистым цветком. Герань? Сирень? Запах густой и терпкий, от него слегка кружилась голова.

Спиной к свету в старинном глубоком кресле сидела Настасья Аверьяновна, одетая в темное монашеское платье. В руках у нее четки. Гадалка время от времени заглядывала в карты, разбросанные веером на столе, и говорила неотразимым для ее клиенток «проникновенным» голосом:

— Любишь ты, дочка, молодого, пригожего. Быть ему богатым и славным. Выдержит экзамены, защитит с божьей помощью диссертацию, станет кандидатом.

— А любить меня он будет? — прерывающимся голосом спрашивала посетительница.

— Будет, если только не разлучит вас та, другая. Ну, та, что танцует в театре!

У посетительницы захватывало дух: откуда могла узнать гадалка? Она совсем не заметила, как и когда сама обо всем проговорилась в умело затеянной гадалкой беседе…

Клиентка уходила, потрясенная даром «ясновидящей», оставляя ей за «ясновидение» крупную бумажку.

Суд объявил Королевой общественное порицание. «Племянник» гадалки получил три года с последующей высылкой. А сама гадалка была осуждена за мошенничество к двум годам тюрьмы.

Она упиралась, когда ее осторожно под руки выводили конвоиры, и кричала:

— А сидеть я все равно не буду! Меня карты не обманывают!

— На этот раз обманули, — спокойно и даже флегматично сказал кто-то под общий смех.