Главная роль 4

Глава 11

Воскресная служба в Гатчине прошла привычно, без сучка и задоринки, и, попрощавшись с Юсуповыми — очень хорошо вчерашний день прошел, реально семейно и весело — я отправился в свой кабинет, засев за почту.

«Как вы и предполагали, Георгий Александрович, поток переселенцев иссяк к середине августа. Как вы и велели, как только движение по дорогам устаканилось до уровня обыкновенной жизни, мы подвели итоги и аккуратно переписали всех жителей Николаевской губернии без учета армейских контингентов, но с учетом „старожилов“ — как наших, так и манчжурских. Цифры воодушевляют — ныне русских и других коренных жителей Империи в Николаевской губернии триста семьдесят две тысячи. Китайцев да манчжуров — семьдесят одна тысяча. Корейцев — двадцать три тысячи».

Нормально! Обязательно отправим Омельяновичу-Панченко государева человека с орденом — работы на него свалилось нереально много, а он справился. По-хорошему Император должен лично вручить, но в ближайшие годы Николаевский генерал-губернатор рабочее место покинуть себе позволить не может, а я не настолько идиот, чтобы «выдергивать» его по такому мелкому поводу.

«Урожая переселенцы даже в здешнем благодатном климате к зиме вырастить не успеют, поэтому морские караваны с припасами пересекают Атлантику без перерывов. Цены несколько отличаются от других губерний в большую сторону, но нам удается сдерживать жадность купеческого сословия. Как вы совершенно правильно заметили за ужином (помните дивного осетра в доме графа Клюева?), никогда нельзя исключать невозможных к планированию эксцессов, но ежели ими пренебречь, я бы охарактеризовал будущее Николаевской губернии блестящим. Ныне она являет собой сплошную стройку: приводятся в порядок города, переселенцы возводят добротные дома — крыши азиатского типа пользуются у нас изрядной популярностью — а я лично заключил контракт с американцами на прокладку узкоколейной железной дороги к указанным вами залежам угля — изыскания показали, что вы нисколько не ошиблись. Впрочем, иного мы и не ждали».

Хорошие новости.

«С его высочеством принцем Арисугавой мы стали добрыми приятелями. Ныне он в Японии, и я, признаться, скучаю за нашими взаимными визитами. Княжество Рассветное очищено от японский войск за исключением потребного для обеспечения порядка контингента и становится вотчиной японских купцов, кои произвели на наших изрядное впечатление умением торговаться и прилежностью в делах. Эти черты присущи и нашему торговому сословию, но общественное мнение меняется медленно — к нашим азиатским соседям относятся снисходительно. Таковое же отношение имеется к будущим подданным Империи. Дабы придать последним авторитета, мы подрядили китайских инженеров и строителей на возведение потребных губернии дамб, в строительстве коих китайцы настоящие доки».

Тысячелетние инженерные традиции — это вам не фунт изюма!

Написав Омельяновичу-Панченко ответ с посылом «все делаешь правильно, продолжай», я разобрался с остальной почтой, обрадовавшись новости об успешном получении «моими» и столичными докторами — усилил провинциалов местными уважаемыми и заслуженными — изоникотиновой кислоты и ее гидразида. Лекарство от туберкулеза получено, и ценность его даже выше, чем у Сибирия. Туберкулез в эти времена везде. Условия для него самые что ни на есть безоблачные: холодный большую часть года климат, местами еще и влажный. Никакие санитарные нормы, отсутствие внятных способов лечения, не очень-то способствующая сопротивлению организма инфекциям диета — человеку нужны витамины, минералы и прочее, и не всё из этого набора можно получить перебиваясь с хлеба на щи при всей моей любви к тому и другому.

Деревни — ладно, но и в них туберкулез порою собирает свою кровавую жатву. Пресловутые рудники и прочие вредные производства, подразумевающие компактное проживание большого числа рабочих, являют собой настоящий рассадник чахотки. Сколько моих «шпионов» ее подхватят? Не удивлюсь, если все — пусть и в вялотекущей, почти не мешающей жить, форме. Плохо и городской бедноте — когда в квартиру набивается два десятка «съемщиков угла», один чахоточный сразу же делится с ними живительной палочкой Коха. Об этом почти не говорят, но, когда большевики «уплотняли» жилищные условия, возводили не очень комфортные, но теплые и сухие бараки, наполняли народом коммуналки, они таким образом не только выделяли койко-места необходимым для проведения индустриализации рабочим, но и переселяли последних из сырых подвалов и трущоб, тем самым сильно подорвав кормовую базу туберкулеза. Мне «уплотнять» нельзя, но как-то жилищный вопрос решать придется. Подумаю об этом потом, а пока подмахиваем проведение испытаний изониазида — с лекарством проблему забарывать как-то сподручнее.

Пенициллин пока не освоен, однако грибки растут, наблюдения и опыты ведутся, и, полагаю, скоро мне отрапортуют и об этом открытии.

Сибирий, изониазид, пенициллин, потихонечку увеличиваемое число врачей, переселение народа, недопущение голода, образовательная реформа, планируемая щадящая перекачка людей из деревень в город через сеть училищ, обилие инвестиций и оживление жизни в Зауралье — даже того, что уже сделано, хватит, чтобы войти в XX век намного выгоднее, чем это случилось в реальной истории. Останавливаться нельзя — планомерная, системная работа по улучшению страны однажды выльется в грандиозный качественный скачок. Не на всех направлениях — где-то будут воровать и класть болт на должностные обязанности, а куда-то у меня и в мыслях не возникнет залезть — но общий рывок страны как-нибудь уж за собой отстающие компоненты протащит.

Имеется и проблема — грядет бэби-бум невиданного ранее Империей масштаба. Центральные губернии быстро заполнят образовавшиеся переселением пустоты. Проблема из разряда «если все сделать правильно, она проблемой быть перестанет, мутировав в преимущество».

Купировав тревогу в душе вчерашними воспоминаниями — рыбачили с лодки, гуляли, дарили младшим Юсуповым меделянов — я переоделся и направился в сад, прогуляться с полковником Курпатовым, который перескажет мне отчеты филёров, которым было поручено немного последить за моими визави. Судя по тому, что полковник меня на грядущий разговор вызвал, что-то неприятное филеры накопали: если все хорошо, мое время тратить бы не стали.

Несмотря на доносимые прохладным ветром запахи близящейся осени, небо над головой радовало синевой и спешащим отдать Родине остатки тепла солнышком. Ветви пожелтевших деревьев уютно шелестели, и, обменявшись приветствиями у входа в сад, мы с полковником остановились на каменном мостике, оперевшись на ограждение и любуясь речушкой, по которой плыли разноцветные листья.

— Его светлость князь Юсупов, граф… — перешел к делу Курпатов.

— Сейчас можно просто по фамилиям, — оптимизировал я.

Кивнул, полковник продолжил:

— Юсупов сразу же после разговора с вами навестил свою контору и остался там до позднего вечера. Покинув ее, переночевал дома и субботним утром с семьею двинулся на вокзал. Путешествовали отдельным вагоном.

— Дальше я следил за ним сам, — с улыбкой кивнул я. — Как и ожидалось от Феликса Феликсовича — сразу взялся за дело, не роняя чести плетением заговоров. Однако прошу вас продолжить наблюдение.

— Слушаюсь, Георгий Александрович. Балашов и Коншин повели себя точно так же за исключением субботы, кою провели дома, принимая компаньонов. Полный их список будет передан вам сегодняшним вечером. Позволю себе заметить, что все из них являются заслуженными людьми с блестящей репутацией.

— Это хорошо, — покивал я.

В это медленное время способность прямо с цесаревичева порога кидаться в дела дорогого стоит. Особенно когда дело касается борьбы с голодом и хлопка, которого нам нужно до безобразия много.

— Гинцбург отправился в «Новопалкин», заняв свой излюбленный кабинет. Филер Терентьев, представившись представителем испанской торговой компании, обосновался в соседнем, получив полную стенограмму разговора Гинцбурга с его зятем, Жозефом Сассуном. Замышляют недоброе.

— Расскажите про Жозефа подробнее, — попросил я, решив отсрочить встречу с «недобрым».

Полковник рассказал, и я расстроился — еще один клан международных богатеев на мою голову. «Ротшильды востока», мать их! Вам что, медом в России намазано⁈

— Вторая дочь Гинцбурга замужем за австрияком, известным своими связями с тамошними банкирами, — добавил радости полковник.

— Вот бы всех их скопом на каторгу, — мечтательно вздохнул я.

Качественно устроился Гораций — и на Запад отечественное золото гонит, и на Восток. Очень большая, очень международная схема с очень нехорошим запахом «старых денег».

— Гинцбург сам собирается дать нам повод, — ухмыльнулся Курпатов.

— Настолько «недоброе» замышляет? — оживился я.

Мечта не такая уж и мечта!

— Не настолько, — хмыкнул полковник. — Собираются наводнить рудники русских промышленников агентурою и подбить на бунты — сие предложение Сассуна тесть высоко оценил. Кроме того, стенограмма содержит прямое признание Гинцбурга в мошенничестве с золотом. В суде, как вам без сомнения известно, воспользоваться стенограммою в качестве улики мы не сможем, но это поможет в дальнейшей разработке.

— Прошу вас удвоить направленные на Гинцбурга усилия, — кивнул я. — Филеру Терентьеву мою пока устную благодарность и сто рублей премии из спецфонда.

«Спецфонд» — это двести пятьдесят тысяч конфискованных у бандитов денег, которые усилят «шпионскую сеть» и позволят филёрам подслушивать вип-персон, которые любят прятаться в дорогих ресторанах. Премии выплачиваются из них же.

— Слушаюсь, Георгий Александрович. У молодого человека талант.

— В КГБ возьмем, — пообещал я. — Пришлите мне копию стенограммы — я доверяю вашему профессионализму, но две головы — лучше, чем одна. Москва?

— Подготовка завершена, Георгий Александрович.

Там тоже много за кем следить придется. Ну а мне придется немного скорректировать график, посетив пару-тройку образцово-показательных еврейских предприятий, владельцев которых из Москвы турнуть не успели — Александр специальный приказ так и не подписал и уже не подпишет. Будет чем парировать неминуемые в случае наезда на Гинцбурга обвинения в антисемитизме.

— Благодарю вас за службу, Василий Николаевич, — улыбнулся я.

— Служу Его Императорскому Величеству! — козырнул полковник.

На этой позитивной ноте мы попрощались, и я с продиктованной неохотой неспешностью побрел переодеваться, морщась от перспективы провести остаток дня с долбанным дядей Лешей.

Александр вчера на меня ругался — провоцирую мол, демонстративно его брата игнорирую. Да, провоцирую, потому что по ночам мне снятся «попильные» броненосцы вместо нормальных. Снятся тысячи тонущих из-за спертого дальномера и пропитых бронелистов матросов и офицеров. Снятся заблокированные порты и обстрелы прибрежных городов. «Пилить» на армии и флоте — самый худший вид «попила», потому что за каждый пущенный на лакшери-жизнь высокопоставленного ублюдка рубль приходится платить жизнями. Убрать дядюшку из-за этого хочется поскорее. Я тут, получается, задницу рву и выцарапываю деньги отовсюду, где только можно, а он в казну лазает так, будто она — его личный карман. Раздражает.

Сегодняшним утром, лично вызвонив в Гатчину вредного брата, Император купировал весь урон, наврав Алексею Александровичу, будто сам не велел мне беспокоить такую величину как начальник российского флота. О портах и прочем поговорил с дядюшкой сам, а мне таким образом осталось малое — потусоваться с «восемью пудами» и типа помириться. Александр непутевого брата любит. Любит и меня, и «возникшее недопонимание» между мной и дядей его расстраивает. Что ж, я способен выжать пользу и из этого.

Алексей Александрович был непривычно трезв — к Императору ходил все же — и сразу после приветствий (вежливых так, что и не докопаться) принялся этот неприятный момент исправлять винцом с полувековой выдержкой под обильную закуску.

Высочайший брат, новомодные, свежайшие «суши» — ныне во всех элитных ресторанах рис с рыбой и водорослями за чудовищные деньги подают, буржуям нравится — и не шибко-то «сушам» подходящий, но во всех отношениях приятный напиток привели дядюшку в благостное расположение духа. Расстегнув воротник мундира, он закинул тридцать вторую по счету «сушину» в рот, с натугой проглотил и погладил живот, поделившись мыслью:

— Может в Японию сплавать?

Давай! Один тоненький намек послу, и ты оттуда не вернешься. Нет, второй мертвый Романов на тамошних землях для меня будет очень вреден, ибо уже не инцидент, а система, упирающаяся в единственного выгодоприобретателя — меня. Но чем больше Лёша будет торчать за бугром, тем проще мне будет под него копать и заниматься флотом через голову командующего.

— Наши о японских временных женах высокого мнения, — добавил я мотивации. — Я привез с собой альбом с фотографиями особо приятных дам для солидных людей.

— Я бы посмотрел, — разохотился дядя.

Я жестом велел принести сувенир, а Алексей Александрович поделился планами:

— Скоро в Америку поплыву, можно в Нагасаки припасы пополнить, — сально мне подмигнул.

Натурально животное.

— А в нее не через Атлантику плавают? — подставился я под шутку.

— Земля — круглая, Георгий Александрович! — не подвел дядя.

Поржали к обоюдному удовольствию, осушили по бокальчику. Не так уж и плохо — контакт налаживается, и, не будь Лёшка ворюгой, я бы его и не тронул.

— От немцев нашему флоту нужно кое-чего, — покачав вновь наполнившей бокал рубиновой жидкостью, неожиданно перешел он к делам. — Дальномеры — обязательно, Цейсовские. Но денег в казне флота под них не заложено.

«Дела», впрочем, прямо способствуют попилу на этих самых делах.

— Деньги на дальномеры есть, — заверил я его. — Хорошо, что вы эту тему подняли, Алексей Александрович — меня Его Величество ко флоту не подпускают, но мне же нужно знать, что включить в список приданного.

Хрюкнув, дядя Леша пообещал прислать ко мне эмиссара со списком и подобрать группу сопровождения для переговоров с немцами — это же дипломатический визит, со мной пара поездов народу поедет, от каждого министерств по пачке плюс свита, слуги и охрана.

В этот момент прибыл альбом с элитными «кошка-женами», и дальномеры с немцами потеряли актуальность. Просмотр фоток получился очень похабным, но веселым — командующий флотом упражнялся в остроумно-похабных комментариях («А правда, что у японок не вдоль, а поперек?»), отпускал расистские шутки по поводу нарядов и макияжа, вспомнил пяток историй о собственных амурных похождениях и толкнул длинный монолог про то, чем отличаются шлюхи из разных стран. Он же реально не понимает, что таким поведением подставляет всю правящую надстройку Империи. «Мажор» — это проклятие элиты, и недаром они предпочитают спартанское, очень строгое воспитание с физическими наказаниями за косяки. Только так и можно вырастить нормального наследника, который не будет «флексить» семейным достатком, демонстрировать презрение к окружающим и не влипать в неприятности, из которых его приходится доставать взятками, связями и нередко со скандалами в СМИ. Кому такое нравится? В эти времена, когда народ все больше смотрит по сторонам, наблюдая много интересного и задаваясь вопросом «почему одним все, а другим ничего?» такое поведение опаснее втройне. Половая жизнь командующего флотом — это, как ни странно, дело государственной важности!

Досмотрев альбом, дядюшка допил остатки в бокале, пьяненько улыбнулся окошку и выкатил худшую идею из возможных:

— До чего же погожий денек! Поедемте на охоту, Георгий Александрович — егеря поди от тоски помирают!

Чертыхнувшись про себя, я пошел переодеваться — а куда денешься? Приказ Его Величества!