Глаза лесной чащи

ДЖИНА

Вкось по крутизне Дерябин спускался в полутемную лощину. Кто-то шарахался от него в чащу и уносился в скалы, кто-то тревожно вскрикивал и дробно шуршал в лесной ветоши.

Обидной была Дерябину эта повальная боязнь лесных обитателей. Кто первый принес в лес страх? Того, конечно, нет, ко страх остался.

И все-таки убегали не все. Он никогда бы не подумал, что у дерева, мимо которого шел, могла затаиться рысь. И какая! В глазах се были радость и непокой. Ждала, вот скажет: «Джина, ко мне!» Но Дерябин молча удалялся в распадок к ручью. Ветер-верховик плутал в молодой листве и уносил к далекому морю терпкий запах дубов.

Рысь вышла на след: страстно захотелось побыть возле старого друга. Если бы она умела говорить, сколько бы рассказала о нем и о себе!

Он, лесник, нашел ее, маленькую, осиротевшую и обессиленную голодом, у пустотелой валежины и в шапке принес домой. Отпоил козьим молоком, откормил кусочками мяса и назвал Джиной. Подрастая, она сдружилась с хозяином, научилась понимать и слушаться его, стала верной спутницей во всех его походах.

В лесу он позволял ей добывать на ужин малоценную дичь, а если это ей не удавалось, то подстреливал для нее коршуна или сойку. Ночами, лежа у костра, она слушала шорохи. Когда находила что-то опасным или просто скучала, то начинала урчать у самого уха Дерябина и щекотать его жесткими усами. Он просыпался, прислушивался к лесу, трепал ее за «бачки» и приказывал: «Спи и мне не мешай». И она успокаивалась до утра.

А в прошлую осень… Нет, может быть, она долго не оставила бы своего друга, если бы в ту холодную ночь не поманил ее дикий красавец и не увел в далекую чащу.

И вот она снова пошла за человеком, только по-иному, крадучись. Не беда, что сумерки скрыли его,- она умеет «видеть» и ушами, и носом.

У ручья Дерябин сбросил рюкзак и поставил к дерезу ружье. А рысь свернула на взгорок и устроилась в развилке орешины. Смотрела, как он припасал дрова, разжигал костер, ужинал,- все, как в тот осенний вечер, только теперь их разделяло что-то невидимое и неодолимое. Впрочем, если бы он окликнул ее, она опять прыгнула бы ему на грудь и обняла бы тяжелыми лапами. И все-таки ушла бы к детям, к полюбившейся воле.

Поужинав, он смастерил зеленую постель, подложил в огонь сушняка, лег и уснул. И рысь отважилась подойти к нему. Прилегла у ног, замурлыкала, как кошка, не сводя с него глаз.

Так она лежала, пока догорел костер. Дерябин перестав ощущать тепло, проснулся и еще не успел открыть глаза, как она прыгнула в темноту. Он подложил дров и снова лег, а она неохотно побрела по сонному лесу.

На полянке, у молодой черешни, ей удалось взять зайца. С добычей в зубах она перешла ручей, поднялась по скалистому откосу к старому одинокому каштану и тихо позвала: «Мрр, мрр…»

Из дупла вывалилась пара рысят. Принялись тормошить зайца, урча и толкаясь. Третьего Джине пришлось вытаскивать из гнезда самой. Слабый, он едва ползал и не ел, а сосал кусочки мяса, которые клала перед ним мать.

Крепкие вскоре наелись и заигрались. А когда рысь прятала в листве остаток пищи, они скрылись в дупле. Только слабый все ползал и толкался носом о дерево.

Джина подняла его зубами, постояла, точно в раздумье, перед дуплом и вдруг пошла вниз…

В лесу синел рассвет. Из низин сочилась влажная свежесть. Какой-то дрозд уже настраивал голос. Встал и Дерябин, рослый и жилистый. Потянулся и сказал себе:

- Что ж, начнем и этот день с чая.

Нашел глазами котелок и, пораженный, попятился назад. Что в нем? Рысенок! Откуда?

Схватил малыша и, не переставая удивляться, спросил:

- Откуда взялся-то, шкет?

Рысенок таращил па него глаза и пытался пикнуть, но звук не получался.

Потом у котелка, где вечером был вылит остаток чая, лесник нашел две округлые, сплюснутые вмятины. Сразу догадался: Джина, другая не решится. Начал звать: - Джина! Джина! Ко мне!

Но лес отзывался шепотом листвы и нарастающим гомоном птиц.

Можно бы отыскать гнездо Джины. А зачем? Ее решение отмене не подлежало. Дерябин ограничился изучением по следам ее ночных похождений. Вот и я услышал от него этот рассказ. И рысенка Тобу, который жил у лесника, увидел уже довольно крепкого и ловкого.