Глоток в пустыне

21

Прибыв на Базу, Александр подремал в каюте электронщика на его койке, а с утра пораньше, приведя себя в надлежащий вид, направился к Координатору. Инженер так и не ложился.

В приемной заспанный дежурный поливал из стакана вьюнок, заполнивший всю стену.

— Я Глинс, с Зонда-десять, оператор-стажер.

Дежурный спрыгнул со стола, приткнул стакан на видеофон, поправил китель и ремень с кобурой.

— Пожалуйста. Координатор ждет.

Выходит, Бугров опередил… Александр, задев головой плеть вьюнка над звуконепроницаемой дверью, вошел в узкий, полутемный кабинет, завешанный старинными звездными картами.

— Как же так получилось? — Координатор повернулся к вошедшему Александру. — Командир Зонда сообщил о вашем возмутительном, провокационном поведении.

Александр замер посреди кабинета возле объемной модели освоенного участка Первой линии. Мертвые планеты висели перезрелыми вишнями, а Зонды кружились вокруг них, жужжа и отсвечивая броней.

— Вы, Тюбин, раскрыли себя еще на лайнере. — Координатор вышел из-под модели. — А впрочем, разведчики народ ушлый, их на мякине не проведешь.

Координатор был так же толст, как и электронщик Службы-три, и наверняка обладал таким же неуемным аппетитом. В кабинете вкусно пахло, а в дальнем углу подмигивал индикатором тостер.

— По неопытности выбрал неправильную тактику. Пассивное наблюдение, выжидание… Надеялся на случай.

— Почему ни разу не вышли на связь с Генеральным диспетчером?

— Но о чем я мог информировать? О молчании Бугрова? О трескотне Лопеса?

— Генеральный будет огорчен.

— Я старался. Если бы начать снова… Не размазывать, не разнюхивать — а с ходу к делу! Внезапная атака, накал страстей!.. Глядишь — и на этом фоне проявился бы интересующий нас фактор!

— Может, кто и пошел бы таким путем… Не удивляйтесь Кроме вас, в Первой линии ведут аналогичное расследование еще пятеро. Настоящие мастера своего дела.

— Есть результаты? Нащупали что-нибудь?

— Увы, пока еще на стадии отбора материала. Но все как один акцентируют внимание на отсутствии у разведчиков художественной литературы и предметов искусства. Это, конечно, наталкивает на странную мысль… Получается, разведчики в музеях мстили за скудость культуры… Да, я пустил на самотек формирование необязательных фондов, и в результате на Базе и Зондах остались лишь забавные шлягеры, мультипликационные сериалы и гигиенические пятиминутки. Теперь-то я понял, чего были все это время лишены экипажи. Стыд! Гордость человечества, люди, жертвующие собой ради прогресса, герои авангарда на поверку оказываются ничем не лучше роботов. Строгое программирование. Ничего, кроме тяжелого, монотонного, изнурительного труда, ничего, кроме голых астероидов и мертвых планет. Однообразие пустыни!

— Но ведь длительные отпуска!.. Разведчики, как правило, стремились на Землю.

— Я тоже думал — мол, на Земле наверстают, подзарядятся… Театры, музеи, выставки, старинная архитектура, библиотеки, на худой конец старинный цирк с клоунами, слонами, акробатами, жонглерами… Куда хочешь — вне очереди! Сейчас же выяснилось, что наши бравые разведчики в подавляющем большинстве валялись на пляжах, катались на лыжах в горах, лазили в пещеры или просто спали с женами, забившись в гостиницу, как нору, изредка посещая тир.

— Представляю, сколько бы Земля потеряла шедевров, если бы вся армия отдыхающих кинулась по музеям! Три случайных визита — три выстрела… Но и раньше наверняка были такие заходы в музеи — а бластеры молчали. Почему только в последнее время разведчики проявили вандализм?

— Чувство неудовлетворенности накапливалось постепенно и в определенный момент прорвалось.

— Сколько людей всю жизнь благополучно избегали какого бы то ни было прикосновения к искусству, не выражая неудовольства обделенностью, ущербностью, неполноценностью, — и вдруг разведчики хватаются за «глюки»! Что послужило толчком? Какой задействован механизм?

— Вы хотите облегчить мне душу? Напрасно. Если даже обнаружится отсутствие связи между кощунственными актами и спецификой Дальней разведки, мое сердце не успокоится, пока я не восстановлю в Первой линии полноценную жизнь. Но я искренне заблуждался, ориентируя людей исключительно на активную, полезную деятельность. Отдых — и тот заключался в картировании астероидов. Одно успокаивает: что я убедился в недостаточности организованных мер еще до плачевных инцидентов. Мертвые планеты угнетали экипажи. Требовались свежие способы отвлечения, короткие, но эффективные паузы.

— Ваши мероприятия весьма популярны среди разведчиков. Лопес мне все ужи прожужжал о какой-то знаменитой Передышке.

— Да, с Передышкой получилось удачно. Академия, конечно, отстаивала свои владения, но потом отступила, оставив Станцию в нашем распоряжении. Я их убедил, что разведчики легко справятся с обязанностями дежурных наблюдателей. Меня привлекло в Сухой ее расположение в нейтральной зоне. Собственный курорт под боком.

— Сухая? Постойте, знакомое название… Но мы-то говорим о Передышке.

— Не знаю почему, но еще первая партия отдыхающих окрестила Сухую Передышкой, и новое название прижилось у разведчиков. Впрочем, действительно, для них это настоящая, полноценная передышка. Двадцать суток на Станции заменили эликсир бодрости. Разведчики возвращаются в Первую линию, полные энергии. Ее как раз хватает, чтобы дотянуть до большого отпуска. Надо еще пару планет выклянчить у Академии, а то невозможно удовлетворить всех желающих.

— Передышка — Сухая?! — Александр подошел к информатору, сел в кресло. Извините, но я, кажется, еще с Земли свалял дурака. Упустил такой очевидный факт! Разрешите напоследок взглянуть на досье провинившихся разведчиков.

— А я думал, вы знаете документы наизусть, — Координатор подошел к информатору, заслонил пульт спиной и торопливо набрал секретный код. — Хотите в кабинете отыскать то, чего не нашли на мертвых планетах?

— Почему не обратил внимания? Смотрите: Сухая, то бишь Передышка, только в разное время. Двадцать положенных суток на Станции…

— Но я вам перечислю сотню мест на Первой линии и в нейтральной зоне, где могли совершенно случайно пересечься их пути. Работа, быт, даже привычки одинаковы у большинства разведчиков, особенно ветеранов. Первая линия накладыает общий отпечаток — это как «глюк» на поясе.

— А если предположить, что влияние мертвых планет проявляется только в комплексе? К усталости, раздражительности, угнетенности добавляется сущая мелочь с Передышкой — и опасный синдром готов к действию. Тогда, по крайней мере, легко объяснить, почему разведчики, побывавшие на Передышке, отметились в музеях. Пока вы не подключили Сухую к Первой линии, влияние мертвых планет или тормозилось, или…

— Почему вы вцепились в Передышку? Чтобы оправдать свою неудачу?

— А вам боязно за ваше любимое детище?

— Тюбин, хотите остаться работать в разведке? Я похлопочу. Мне нравится, с какой настырностью вы отстаиваете последний рубеж.

— Честно говоря, разведка пришлась мне по сердцу. К тому же существуют некоторые объективные обстоятельства, при которых мое возвращение на Землю в ближайшем будущем нежелательно. Впрочем, я соглашусь на ваше предложение, но после инспекции Передышки.

— Вы что, серьезно решили попробовать этот сомнительный вариант?

— Не помешает для полного охвата, — Александр выключил информатор. — Все равно пятеро специалистов останутся в Первой линии. Может, им повезет больше, но свой шанс я должен использовать до конца.

— Согласен. Вы же не успокоитесь теперь, начнете тревожить по пустякам Генерального диспетчера. Но учтите, той смене, которая сейчас на Передышке, осталось трое суток. Значит, трое суток в вашем распоряжении. А вернетесь ни с чем — поработаете для начала оператором. В принципе, Бугров остался доволен вами как специалистом.

— Да за трое суток я переверну Передышку вверх дном!

— Вы тут обмолвились о несвоевременности своего появления на Земле. Как бы лучше выразиться?.. Скажите откровенно: вы догадывались, почему Генеральный диспетчер остановил свой выбор на вашей кандидатуре для такого деликатного, сложного расследования?

— Конечно, догадался. При всей неожиданности поручения сразу понял, что это напрямую связано с авторитетом деда. Вы же знаете, что Генеральный был близким другом академика Глинского.

— В логике вам не откажешь. Да, ради памяти Глинского уважаемый Генеральный диспетчер пошел против мнения подавляющего большинства в Комиссии. И убедил их в необходимости еще одного эксперта, упирая на молодость, предприимчивость, независимость мышления. К тому же вы неплохо выполнили предварительный анализ действий штурмана. Конечно, в глубине души члены Комиссии понимали, что Генеральный диспетчер пользуется подходящей возможностью для удаления внука Глинского как можно дальше от Земли.

— Смешно! Вы намекаете на… Общая житейская история.

— Нахулиганили вы в Заповеднике, конечно, зря. Типичное ребячество. Вывалить уникальных червяков на умную голову ведущего сотрудника…

— Не червяков, а гусениц.

— Вот-вот, бедных, несчастных гусениц. Сколько вы их там раздавили со злости? Покайтесь.

— Зато оказался на Первой линии.

— Кстати, совсем запамятовал — тут Генеральный диспетчер попросил меня при случае передать вам посылочку от одного весьма настырного человека.

— Хватит. Оставьте ее себе! У меня этот идиотский заповедник уже в печенке сидит!

— Успокойтесь — это не дохлые червяки. Слайды — кажется, живопись, шедевры музея… Надо будет заказать для разведки, когда все успокоится, сотни две таких наборов.

— Значит, свидетель упорно продолжает мое эстетическое воспитание? Надеюсь, «Мадонна» есть? Как вы думаете, если, вопреки мнению психологов, устроить на Передышке внезапную проверку разведчиков? Как раз слайды под рукой.

— Пробуйте. Но в свои замыслы вы меня не посвящали, хорошо?

— Хуже не будет.

— Теперь надо замотивировать ваше внезапное появление на Передышке.

— Проинформируйте их о случае с «фотографом». Стажер запаниковал, и, чтобы сберечь репутацию разведки, его спрятали на Передышке. Попросите, чтобы они проявили заботу и внимание, скажите, что надеетесь на их благожелательность и гостеприимство.

— Будем надеяться, что они еще не прознали о ваших истинных намерениях.

— В данной ситуации это не играет никакой роли. Надо сразу завладеть инициативой! Нажать покрепче!

— Не переусердствуйте. А то не видать вам разведки, как своих ушей. Даже я буду бессилен.