Глупость или измена? Расследование гибели СССР

Местные выборы

Как мы знаем, в соответствии с решениями XIX партийной конференции, завершающим этапом отстранения КПСС от власти и поворотной вехой в «реформировании» СССР должны были стать местные выборы, перенесённые с осени 1989 г. на весну 1990 г.

Своеобразной прелюдией к ним оказались бакинские события, эхо которых разнеслось по всей тогда ещё единой стране.

Напряжённая обстановка в Азербайджане сохранялась с начала 1988 г. Ситуация ещё более обострилась после того, как 23 сентября 1989 г. Верховный Совет республики принял закон о суверенитете [2494]. 13 января 1990 г. в Баку состоялся митинг, послуживший сигналом к началу антиармянского погрома [2495].

И на этот раз, если верить официальным сведениям, КГБ и МВД, располагавшие разветвлённой системой осведомителей, ничего «не знали» о его подготовке. Но даже если допустить такую вероятность (во что плохо верится), милиция, госбезопасность и армия обязаны были немедленно вмешаться в ход событий и пресечь их в самом начале. Между тем они бездействовали на протяжении целой недели.

«К концу второй декады января, - отмечала «Правда», - власть в Баку практически перешла в руки Народного фронта». «Здание ЦК было блокировано, цоколь его расписан оскорбительными надписями, подступы захлёстнуты митингующими, над толпой вздымалась вверх символическая виселица, как можно догадаться, для руководителя компартии республики» [2496].

Только тогда в город вошли войска. Где же они были до этого?

Первые десантники высадились в бакинском аэропорте ещё 12 января и имели возможность если не предотвратить погром, то пресечь его в самом начале. Однако они так и остались за пределами города, якобы потому, что «выезды из аэропорта» оказались «блокированы баррикадами, бензовозами с горючим, с вооружёнными людьми» [2497].

Но ведь эти баррикады не помешали десантникам войти в город 19 января и восстановить порядок к утру 20 - го. Причём поскольку теперь им пришлось иметь дело не с погромщиками, а с массовой организацией, какой был Народный фронт, погибло и пострадало ещё больше людей, чем во время погрома.

Выступая 20 февраля на заседании Политбюро, М.С. Горбачёв заявил: «Народный фронт Азербайджана образовал свой штаб, они сами ввели особое положение. Таким образом, руководство республики отдало им власть» [2498].

Где же на протяжении целой недели было руководство страны?

Где на протяжении недели был генсек?

Бакинские события не только ещё более дестабилизировали положение на Кавказе. Они имели особое значение для всей страны. После Нового года на огромных просторах Советского Союза развернулась избирательная кампания, в которой национальный вопрос имел первостепенное значение.

Ранее уже отмечалось, что Межрегиональная депутатская группа начала готовиться к местным выборам лётом - осенью 1989 г. Был создан «демократический избирательный блок» - «Выборы - 90». В него вошли: «Апрель» (писатели - за перестройку), Клуб избирателей АН СССР, Межрегиональная ассоциация демократических организаций, Межрегиональное объединение избирателей, Мемориал, Московская трибуна, Московское объединение избирателей, Народный фронт РСФСР, Социал - демократическая ассоциация, Союз военнослужащих «Щит» [2499].

20–21 января представители этих организаций из 22 субъектов Российской Федерации собрались в Москве на учредительную конференцию и приняли общую избирательную декларацию. В её основу легли программа Межрегиональной депутатской группы, а также «Декрет о власти» и проект конституции А.Д. Сахарова [2500].

В разработке декларации принимали участие М.А. Бочаров, Д.И. Катаев, С.А. Ковалёв, В.М. Куваев, Л.А. Пономарёв, В.Г. Уражцев, А.Е. Шабад и В.Л. Шейнис. На этой конференции избирательный блок получил название «Демократическая Россия» [2501].

После создания «Демократической России» была сделана попытка объединить все оппозиционные силы Советского Союза. 30–31 января в Харькове состоялся Демократический конгресс. В нём принимали участие Юрий Афанасьев, Владимир Лысенко, Лев Пономарёв, Евгений Савостьянов, Виктор Шейнис, Глеб Якунин [2502].

На местных выборах демократы шли под антисоциалистическими знамёнами. Весной 1990 г. на страницах рижской газеты «Советская молодёжь» появилась статья Ю.Н. Афанасьева, название которой говорит само за себя - «У социализма не будет второго дыхания» [2503].

Тогда же в интервью журналу «Шпигель» он заявил: «Первоочередная задача для России, для Советского Союза состоит в том, чтобы присоединиться ко всему остальному человечеству... Решающей предпосылкой для этого является юридическое равноправие всех форм собственности. Вторая предпосылка - ликвидация российской империи, которая до сих пор именуется Советским Союзом» [2504].

Так в начале 1990 г. «демократы» открыто провозгласили, что стремятся не к не реформированию, а к разрушению СССР.

В том же году Г.Х. Попов издал брошюру «Что делать» и заявил о необходимости «денационализации», «десоветизации» и «дефедерализации», предлагая создать «на месте СССР» «три, четыре, а то и пять десятков независимых государств» [2505].

Особый резонанс на этих выборах вызвала избирательная кампания Б.Н. Ельцина. Важную роль в ней играли его воспоминания «Исповедь на заданную тему». Выступая с критикой партийной номенклатуры и демонстрируя свою тревогу по поводу бедственного положения простых людей, Борис Николаевич писал: «...пока мы живём так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать её чёрной икрой, не могу мчать на машине, минуя светофоры и шарахающиеся автомобили, не могу глотать импортные спецлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребёнка» [2506].

Главное место в программе Б.Н. Ельцина занимали четыре пункта: а) приватизация 90 процентов государственной собственности, б) переход к рыночной экономике, в) отмена 6 - й статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС, г) организация Российской партии коммунистов [2507].

На встрече с избирателями в Уральском политехническом институте Б.Н. Ельцин фактически высказался за превращение СССР в конфедерацию [2508] и предложил создать на территории России «семь русских республик» [2509].

Расшифровывая этот пункт, он потребовал «предоставить всем национальным автономиям самостоятельность, право и возможность входить с предложением об учреждении новых национально - территориальных образований, где коренное население составляет большинство. На остальной территории, кроме этих автономных образований, в составе РСФСР после референдума могут образоваться семь русских республик: Центральная Россия, Северная, Южная, Поволжье, Урал, Сибирь, Дальний Восток» [2510].

Показательно, что ещё 14 июля 1989 г. с подобной идеей на заседании Политбюро выступил Н.Н. Слюньков: «Я за то, чтобы децентрализовать управление Россией. Образовать 6–7 регионов, наделить их полнотой хозяйственной власти. И наделить равными правами с союзными республиками. Но чтобы вертикально они подчинялись Совету министров РСФСР» [2511].

Ещё раньше, в апреле 1988 г., эту идею в статье «Перестройка или перепутье» выдвинул М.Я. Гефтер. Он предложил разделить РСФСР на семь республик (регионов или земель) с самыми широкими полномочиями: Север, Центр, Юг, Поволжье - Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Дальний Восток [2512].

Своими корнями эта идея уходит в ту «Концепцию совершенствования хозяйственного механизма предприятия», которая была подготовлена комиссией Н.А. Тихонова ещё при К.У. Черненко [2513].

Любопытно, что «семь русских государств», предложенных Борисом Николаевичем, территориально совпадают с семью федеральными округами, на которые позднее поделил Россию В.В. Путин.

Прошло совсем немного времени, и появились не опровергнутые сведения, что руководивший избирательной кампанией Б.Н. Ельцина Александр Урманов действовал в тесном контакте с Институтом Крибла (другое написание - Крайбла) (Krieble Institute), являвшегося, по тем же сведениям, подразделением американской организации «Свободный конгресс» (The Free Congress Research and Education Foundation) [2514].

Роберт Крибл (Robert Henry Krieble, 1916–1997), химик по профессии, был одним из основателей, а с 1964 - го по 1986 г. руководителем крупной международной химической корпорации [2515] - Loctite Corporation [2516].

Отойдя от бизнеса, он посвятил свою жизнь общественной деятельности. Чтобы судить о его связях, достаточно назвать хотя бы некоторые организации, в которых он принимал участие и лиц, которые в них состояли: American Council for Capital Formation (государственный секретарь США в 1982–1988 гг. Джордж Шульц), Campaign America Inc. (секретарь Совета безопасности США в 1975–1977 гг. Дональд Рамсфельд), Empower America (член Совета по международным отношениям Джин Кирпатрик), Freedom and Free Enterprise РАС The Heritage Foundation Trustee (1978, as Vice Chairman 1985), Hoover Institution (руководитель Федеральной резервной системы США в 1987–2006 гг. Алэн Гринспен), Jamestown Foundation (бывший советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский), Krieble Institute Founder [1989] National Republican Senatorial Committee (отец американского президента Прескотт Буш, государственный секретарь США в 1973–1977 гг. Генри Киссинджер, руководитель Совета по международным отношениям П. Петерсон, брат руководителя Трёхсторонней комиссии Дэвида Рокфеллера - Лоуренс), Phi Beta Kappa Society US Chamber of Commerce US Industrial Council Education Foundation (два бывших директора ЦРУ - Джордж Буш и Ричард Хелмс) [2517].

В 1987 г. Р. Крибл начал оказывать материальную поддержку рождавшемуся в СССР оппозиционному движению и с этой целью в 1989 г. основал специальное учреждение, получившее известность как Институт Крибла [2518].

Важную роль в избирательной кампании 1990 г. играл КГБ. По утверждению американского журналиста Пола Хлебникова, «в ходе эпохальных выборов 1990 года... КГБ оказал поддержку нескольким тысячам кандидатов» [2519]. По другим сведениям, на этих выборах в качестве кандидатов в депутаты было выдвинуто 2756 офицеров КГБ, его агентов и доверенных лиц [2520].

Если на выборах 1989 г. главным объектом критики была консервативная часть руководства КПСС, брежневское и сталинское прошлое, то в 1990 г. под огнём оказался главный «перестройщик» М.С. Горбачёв.

Как поведал он в своих мемуарах, ещё во время 1 - го съезда народных депутатов СССР вечером около 22.00 к нему пришёл А.Д. Сахаров и заявил, что консерваторы собираются его шантажировать: «Утверждают, будто у них есть данные, под угрозой публикации которых Вас заставят делать, что велят». «Какие данные, что Вы имеете в виду?» - удивился Михаил Сергеевич. «Что Вы брали взятки», - простодушно ответил Андрей Дмитриевич. «Ну, а Вы сами, что думаете, верите в это?» - спросил генсек. «Я - нет, - пролепетал А.Д. Сахаров, - но они говорят» [2521].

Вспоминая позднее об этом эпизоде, Михаил Сергеевич сделал к нему примечание: «Думаю, это Татьяна Корягина (экономист, занимавшаяся проблемами «теневой экономики» - А.О.) запускала слухи о том, что Горбачёв во время работы на Ставрополье участвовал в какой - то тёмной компании, которая на него может надавить» [2522].

Действительно, выступая «в феврале 1990 г.» на митинге в Москве, Т.И. Корягина «во всеуслышание заявила», будто бы «располагает материалами» о том, что М.С. Горбачёв, «в бытность свою секретарём Ставропольского крайкома партии был связан северокавказской мафией и поэтому должен уйти в отставку, а, может быть, и предстать перед судом» [2523].

1 мая 1990 г. во время демонстрации на Дворцовой площади Ленинграда я купил листовку, которая распространялась от имени Профсоюза независимых журналистов г. Санкт - Петербурга и называлась «Гдлян обвиняет». В ней говорилось: «9 января 1990 г. Т.Х. Гдлян, выступая перед избирателями Тушинского района, сделал следующее заявление: «В бытность первым секретарём Ставропольского крайкома партии М.С. Горбачёв получал деньги от торговых работников.... эти материалы как сигналы до сих пор не проверены... Я готов предстать перед любым судом и доказать: в этих действиях содержится криминал» [2524].

17 февраля 1990 г. «Рабочая трибуна» опубликовала интервью Р.А. Медведева, который заявил, что в уголовном деле №18/58115–83 имеются «показания против Яковлева, Разумовского, Ельцина... и Горбачёва», но они «не подкреплены уликами» [2525]. По свидетельству Т.И. Корягиной, «22 февраля... на заседании парламентской комиссии по расследованию дела Гдляна депутаты Рой Медведев и Ярин сделали заявление о том, что в деле Гдляна есть четыре показания на Горбачёва и одно прямое показание на Раису Максимовну» [2526].

Как реагировал на это Михаил Сергеевич? 3 марта во время заседания Политбюро он обрушился на Генерального прокурора СССР А.Я. Сухарева и министра внутренних дел СССР В.В. Бакатина, «задел и Крючкова», обвинив их в том, что они допускают, чтобы не только «поносили» и «срамили» «верховную власть государства», но и «клеветали» на неё. «И кто это делает - возмущался генсек, - уголовные преступники, которые сажали в тюрьму многодетных матерей, занимались вымогательством, устроили в Узбекистане 37 - й год» [2527].

Во - первых, следует отметить, что к «узбекскому делу» имел отношение только Т.Х. Гдлян. Во - вторых, поскольку над ним не было суда, М.С. Горбачёв не имел права клеймить его как «уголовного преступника». В - третьих, разве то, что происходило в Узбекистане, творилось без ведома генсека? В - четвёртых, неужели ему было бы приятнее, если бы обвинение в коррупции ему было брошено ничем не запятнанными людьми?

Далее Михаил Сергеевич поставил вопрос ребром: «Закон - есть закон! Вы что - боитесь обнаружить, что Горбачёв - вор?! Этого боитесь? Если он вор - пусть докажут. И Горбачёв пойдёт, куда следует по закону. А если это клевета, - Гдляну и (его заместителю - А.О.) Иванову место на скамье подсудимых за оскорбление высшей государственной власти» [2528].

Что же последовало за этим?

6 марта Генеральная прокуратура СССР направила в Верховный Совет СССР ходатайство об отстранении Т.Х. Гдляна и Н.В. Иванова от работы [2529]. В тот же день (видимо, после соответствующей обработки) Н.В. Иванов выступил по ленинградскому телевидению и «опроверг измышления о наличии в уголовном деле №18/58115–83 каких - либо данных о коррупции в отношении Яковлева, Ельцина, супругов Горбачёвых» [2530]. 7 марта по Ленинградскому телевидению передали интервью председателя Комитета Верховного Совета СССР по вопросам правопорядка и борьбы с преступностью Ю. Голика, который заявил, что следователи «выбивали» показания о взятках на всех, в том числе и на М.С. Горбачёва [2531].

Казалось бы, на этом можно было поставить точку.

Однако 12 марта 22 народных депутата СССР подали в Президиум Третьего съезда народных депутатов СССР запрос по поводу слухов о взяточничестве М.С. Горбачёва. «Горбачёв, которому запрос был передан лично в руки, - пишут Т.Х. Гдлян и Н.В. Иванов, - отмолчался и воспрепятствовал распространению этого документа среди депутатов, как того требовал Регламент» [2532].

21 марта А.И. Лукьянов передал М.С. Горбачёву письмо Н.В. Иванова, который просил о встрече и предлагал поручить ему и Т.Х. Гдляну проверить «сфабрикованные» на него «с супругой» документы. «Никакой реакции со стороны Горбачёва не последовало» [2533].

В тот же день, 21 марта, Н.В. Иванов обратился к М.С. Горбачёву с открытым письмом, в котором попросил его объяснить, что стоит за утверждениями Р.А. Медведева и В.А. Ярина, будто бы на него и его жену имеются показания о взяточничестве [2534].

А когда президент проигнорировал и это обращение, 29 марта Н.В. Иванов зачитал его по ленинградском телевидению. При этом он сообщил, что 5 апреля состоится специальная телепередача по данному вопросу [2335]. Накануне, 4 апреля, его открытое письмо к М.С. Горбачёву появилось на страницах рижской газеты «Советская молодёжь» [2536].

5 апреля объявленная телепередача была заменена «боевиком». На следующий день Ленсовет освободил председателя телерадиокомитета Б. Петрова от должности. Вечером 6 - го Н.В. Иванов прибыл на ленинградское телевидение. Выступив около 23.00 в прямом эфире и познакомив зрителей с некоторыми деталями «узбекского дела», в ходе которого всплыло имя М.С. Горбачёва [2537], он выразил удивление, что президент никак не реагирует на предъявленное ему обвинение [2538].

М.С. Горбачёв продолжал хранить молчание.

Через несколько дней на XXI съезде ВЛКСМ ему прямо был задан вопрос на данную тему, и он вынужден был дать объяснения. Что же мы услышали? По словам Михаила Сергеевича, в 1973–1974 гг. он выдержал острое столкновение с преступными силами Ставрополья. После этого на него стали фабриковать компромат, который сейчас вытаскивают на свет с политическими целями [2539]. До сих пор он не обращал на это внимания, так как не считал нужным доказывать, что он «не верблюд», но «сейчас, кстати, подготовлены предложения установить всё, что положено Президенту, премьер - министру, другим должностным лицам, официально обнародовать и покончить с дебатами на эту тему» [2540].

Очень мило.

Президент заявил о намерении дать распоряжение своим подчинённым проверить обвинения его в коррупции, а затем обнародовать материалы этой проверки.

Заметьте, обнародовать.

А почему не передать в суд?

Вслед за этим появилось лаконичное заявление Прокуратуры СССР о том, что слухи по поводу коррупции М.С. Горбачёва не подтвердились [2541], а Верховный Совет СССР в пожарном порядке подготовил и 14 мая принял закон о защите чести и достоинства президента СССР [2542].

Имеются сведения, что «против Корягиной было возбуждено уголовное дело по факту клеветы и оскорбления чести и достоинства Президента. Однако спустя шесть месяцев дело было прекращено за отсутствием состава преступления» [2543]. Неужели появившиеся в 1990 г. обвинения в адрес главного перестройщика имели под собой основания и его шантажировали?

Но кто? Консерваторы, о которых говорил А.Д. Сахаров? Тогда почему главную роль в этой истории играли демократы, к которым принадлежали Т.Х. Гдлян, Н.В. Иванов, Т.И. Корягина?

Когда этот вопрос я задал Ю.А. Прокофьеву, он ответил, что по его мнению, за кулисами этой кампании могли быть или В.А. Крючков, или А.Н. Яковлев [2544]. С учётом того, что говорилось ранее по поводу треугольника «Крючков - Горбачёв - Яковлев», эта версия заслуживает внимания.

Во всяком случае шантаж был очень своевременным, так как в связи с местными выборами вопрос о судьбе Советского Союза встал ребром. И его решение во многом зависело от главы государства.

Первым 18 февраля провёл выборы Узбекистан [2545]. За ним 24 февраля последовала Литва [2546]. 25 февраля выборы состоялись в Киргизии, Молдавии и Таджикистане [2547], 4 марта - в Белоруссии, России и на Украине [2548], 6 марта начались и 25 марта закончились в Казахстане [2349], 18 марта прошли выборы в Латвии и Эстонии [2350], Армения перенесла их на 20 мая [2551], Азербайджан - на 30 сентября [2552], Грузия - на 28 октября [2553].

Во всех республиках потребовался второй тур. Острая борьба развернулась в России. Здесь на 1068 депутатских мест претендовали 8254 кандидата [2554]. В первом туре смогли одержать победу только 120 человек [2555]. 14–18 марта (в разных регионах по - разному) состоялся второй тур, в ходе которого было избрано ещё 909 депутатов [2556]. Для избрания последних 39 депутатов потребовался третий тур.

Во многих республиках на выборах лидировала оппозиция. Особенно это касается Прибалтики. В Литве потерпели поражение обе коммунистические партии: и та, которая хотела сохранить СССР и КПСС, и та, которая провозгласила курс на независимость. Победу одержал «Саюдис» [2557].

Как пишет ставший позднее президентом Литвы В. Адамкус, сразу же после февральских выборов «Витаутас Ландсбергис, а также другие руководители «Саюдиса» обратились к эмигранту Стасису Лозорайтису с просьбой выяснить, какой будет реакция официальной Америки, если новый Верховный Совет «провозгласит восстановление независимости Литвы». В связи с этим С. Лозорайтис «неофициально беседовал с высокими чинами из Госдепартамента, консультировался с политиками из Вашингтона» [2558].

Одновременно лидеры «Саюдиса» попросили о встрече американского посла в Москве [2559]. Когда об этом стало известно в Кремле, Э.А. Шеварднадзе попытался отговорить Д. Мэтлока от такого шага. При этом он дал понять, что в случае объявления Литвой независимости возможно установление диктатуры [2560].

И хотя американцы клялись в своём желании крепить дружбу с советским руководством, в тот же день, 7 марта, Д. Мэтлок принял депутацию «Саюдиса» и заверил её, что если Литва объявит независимость, США окажут ей моральную и политическую помощь [2561].

Для начала «Саюдису» было достаточно и этого. Поэтому его руководители уже вечером 10 марта собрали новых депутатов Верховного Совета республики и в ночь на 11 - е приняли «акт о независимости Литвы». Причина такой спешки станет понятной, если учесть, что к тому времени из 141 депутата Верховного Совета республики было избрано лишь 90 [2562]. Существовали опасения, что избрание остальных депутатов может подорвать позиции «Саюдиса», завоёванные в первом туре. Кроме того литовская оппозиция хотела поставить перед свершившимся фактом Третий внеочередной съезд народных депутатов СССР, который должен был открыться 12 марта.

15 марта Съезд народных депутатов СССР постановил: считать решение Верховного Совета Литвы о выходе из СССР недействительным до принятия специального закона на этот счёт [2563]. Такой закон был подготовлен и 3 апреля утверждён. В соответствии с ним, вопрос о выходе из состава СССР мог быть решён только путём референдума. Затем должен был начаться переходный период (не более пяти лет), в течение которого необходимо было урегулировать экономические, политические, демографические, территориальные и иные проблемы выходящей из состава СССР республики с другими республиками и союзным центром [2364].

Так была открыта возможность для упорядоченного или же регулируемого разрушения Советского Союза. Однако новое литовское руководство и тех, кто стоял за его спиной, такой способ цивилизованного «развода» не устраивал.

Вероятно, в связи с этим сразу же после утверждения названного закона грянула сенсация. 5 апреля в газете «Республика» появилась статья, в которой утверждалось, что новый премьер Литвы Казимира Прунскене является агентом КГБ СССР под кличкой «Шатрия» (т.е. «Ведьма»). В доказательство этого была обнародована её агентурная карточка, а также приведены «анонимное письмо сотрудников КГБ Литвы и высказывания самой Казимиры». После этой публикации К. Прунскене призналась, что «писала докладные записки Ю.В. Андропову», правда, только «о положении в экономике Литвы», а также «отчёты о поездках литовцев за границу», но «не знала о своём оформлении как агента» [2363].

Таким образом кто - то сделал предупреждение бывшим сотрудникам КГБ в руководстве «Саюдиса», что может ждать их, если они будут форсировать события.

Тогда 7 апреля В. Ландсбергис счёл необходимым предупредить президента СССР: «Горбачёв сам позволил сложиться нашей ситуации. Он в течение двух лет наблюдал за ростом нашего движения за независимость. Он мог бы остановить его в любой момент... Но он его не остановил» [2566].

Этим В. Ландсбергис дал понять, что в случае дальнейших разоблачений он вынужден будет раскрыть действительную роль М.С. Горбачёва в отношении Прибалтики.

Дальнейших разоблачений не последовало. Зато 19 апреля Москва ограничила поставку в Литву газа и нефти. Началась так называемая экономическая блокада [2567].

В такой ситуации Г.Х. Шахназаров обратился к М.С. Горбачёву с предложением созвать «круглый стол»: «...я, - вспоминал он, - в третий раз посоветовал срочно созвать круглый стол республик, чтобы начать разработку нового Союзного договора... Лучше взять инициативу в свои руки, не ждать, пока республики, по литовскому примеру, начнут разбегаться». Но М.С. Горбачёв, верный своей тактике, заявил: «Время ещё не созрело» [2568].

Между тем 30 марта объявила о начале выхода из состава СССР Эстония [2569]. 4 мая декларацию о суверенитете приняла Латвия [2570]. Таким образом, весной 1990 г. все три прибалтийские республики заявили о независимости. Правда, на них приходилось менее 1 процента территории и лишь 2,5 процента населения страны [2571]. Поэтому их выход из состава СССР не представлял для него особой угрозы.

Ситуация радикально изменилась, когда в решающую стадию вступила «русская игра».

Парад суверенитетов

В отличие от других республик в России оппозиции не удалось одержать на выборах победу. Почти 90 процентов избранных депутатов были членами КПСС. 19 процентов представляли высшее политическое руководство страны, 38 процентов - средний, 22 процента - нижний эшелон управления [2572]. Иначе говоря, почти 805 народных депутатов входили в партийно - государственную номенклатуру.

Первый съезд народных депутатов РСФСР открылся 16 мая 1990 г. [2573].

Почти сразу же началось политическое размежевание, в результате чего возникли две фракции: «Демократическая Россия» и «Коммунисты России». В первую фракцию вошли 465 депутатов, во вторую - 417, 176 депутатов распределились по другим, более мелким объединениям [2574].

В субботу, 26 мая, состоялось голосование по избранию председателя Верховного Совета. «Коммунисты России» выдвинули кандидатуру И.К. Полозкова, «Демократическая Россия» - Б.Н. Ельцина [2575].

С первого раза не прошёл ни один кандидат. За Б.Н. Ельцина проголосовало 497, против - 535 депутатов [2576]. Повторное голосование тоже оказалось безрезультатным. На этот раз Ельцин получил 503 голоса «за» и 529 «против» [2577].

По всей видимости, поздно вечером 28 мая М.С. Горбачёв встретился с делегатами съезда и призвал их поддержать кандидата от фракции «Коммунисты России» [2578]. Но если оппозиция в третий раз выдвинула Б.Н. Ельцина, то И.К. Полозков неожиданно для многих взял самоотвод (позднее выяснилось: по настоянию М.С. Горбачёва [2579]) и «Коммунисты России» предложили новую кандидатуру - А.В. Власова [2580].

Третье голосование состоялось 29 мая [2581].

Как утверждает председатель Счётной комиссии С. Сидоренко, на этот раз за Б.Н. Ельцина проголосовали 534 депутата, ровно половина их общего числа, против - 531. Три бюллетеня оказались испорченными. Чтобы не голосовать в четвёртый раз, один испорченный бюллетень был засчитан в пользу Бориса Николаевича [2582]. Получилось «за» - 535, «против» - 531, испорчено - 2 бюллетеня [2583].

Таким образом, в результате небольшой фальсификации Б.Н. Ельцин «победил». Участники «русской игры» получили в свои руки руководство российским парламентом. Чего не сделаешь ради «демократии»!

Во вторник 29 мая, в тот самый день, когда в Москве состоялось решающее голосование, М.С. Горбачёв вылетел в Канаду с «двухдневным визитом» [2584]. Вечером 30 мая из Канады он отправился США. Утром 31 - го начался его официальный визит в Вашингтон [2585], продолжавшийся до 4 июня [2586].

Здесь уже 1 июня было подписано соглашение об изменении государственной границы между США и СССР в районе Берингова моря [2587]. По этому соглашению, М.С. Горбачёв и Э.А. Шеварднадзе без всякой компенсации со стороны США сделали крупную территориальную уступку: передали американцам «шельф с нефтью», запасы которой, по некоторым данным, «соизмеримы с кувейтскими» [2588].

Делая такой шаг, М.С. Горбачёв, видимо, надеялся подписать в Вашингтоне торговое соглашение, о котором шла речь на Мальте, и получить обещанную экономическую помощь. Однако вопреки сделанным тогда заверениям, Д. Буш заявил, что направит соглашение в Конгресс лишь после того, как Москва прекратит экономическую блокаду Литвы [2389]. Этим самым он дал понять, что не позволит союзному центру тормозить процесс распада СССР.

Характеризуя поведение М.С. Горбачёва в 1990 г., Д. Бейкер цинично отмечает в своих мемуарах, что он вёл себя «как обманутый любовник, которого покинули у алтаря» [2590].

Вскоре после возвращения М.С. Горбачёва из США ленинградская газета «Час пик» перепечатала заметку из берлинской газеты «Нойес Дойчланд», в которой говорилось: «Один из результатов недавней встречи в верхах остался почти совершенно незамеченным. Президент Буш предоставил в распоряжение своего советского коллеги на неопределённый срок начальника штаба Белого дома Джона Сануну для реорганизации аппарата Президентского совета М. Горбачёва таким образом, чтобы обеспечить его эффективное сотрудничество с Верховным Советом СССР» [2591].

Д. Сануну - «начальник штаба», если перевести на более понятный язык, это «руководитель аппарата Белого дома» [2592].

«50 - летний Сануну, - говорилось далее в упомянутой газете, - внук иммигранта из Ливана. Он окончил с отличием одно из самых престижных высших учебных заведений США - Массачусетский технологический институт, после чего сочетал деловую и коммерческую деятельность с преподаванием в высшей школе. После вступления в сферу политики он в течение шести лет занимал пост губернатора штата Нью - Гемпшир. В качестве координатора избирательной компании Дж. Буша в 1988 году он завоевал доверие и уважение нынешнего президента и в настоящее время, по единодушному мнению специалистов, является его «правой рукой» [2593].

«Сануну, - объяснял читателям «Час пик», - известен своими консервативными политическими взглядами, блестящими организаторскими способностями и жёстким характером. Он одинаково требователен к себе и окружающим. Как заметил один из его старых приятелей: «Джон - это тренер, способный навести порядок в любой команде, даже в кремлёвской» [2594].

Едва только М.С. Горбачёв вернулся из США, как произошло событие, которое следует рассматривать как поворотное в дезинтеграции СССР.

Заявив 4 июня 1990 г. о том, что в следующем году Литва будет независимой, В. Ландсбергис отметил: «Единственно, что нам остаётся в таком случае, это взорвать Советский Союз» [2595].

И такой взрыв вскоре произошёл.

12 июня Первый съезд народных депутатов РСФСР принял «Декларацию о государственном суверенитете Российской Советской Федеративной Социалистической Республики».

В ней суверенитет республики определялся как «полнота власти РСФСР при решении всех вопросов государственной и общественной жизни, за исключением тех, которые ею добровольно передаются в ведение Союза ССР», а также «исключительное право народа на владение, пользование и распоряжение национальным богатством России». Декларация провозгласила «верховенство Конституции РСФСР и законов РСФСР на всей территории РСФСР» и объявила, что «действие актов Союза ССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР, приостанавливается Республикой на своей территории» [2596].

Ф.Д. Бобков рассказывает, как во время Первого съезда народных депутатов РСФСР, когда декларация о суверенитете была вынесена на обсуждение, он и ещё несколько депутатов обратились к М.С. Горбачёву с заявлением, что это начало разрушения СССР, но услышали в ответ: «Ничего страшного не вижу. Мы уже многое обсуждали» [2597].

Когда в 1988 г. подобная же декларация была принята Эстонией, М.С. Горбачёв «вынужден» был её опротестовать. Не потому, что был против неё, а потому, что считал её несвоевременный. Если же декларация о суверенитете России не вызвала у него возражений, значит, по его мнению, момент начала дезинтеграции СССР наступил.

«Именно Россия, - пишет А.С. Черняев, - спустила курок «суверенизации». На Совете Федерации 12 июня 1990 г. почти все руководители республик заявили, что не собираются впредь безоговорочно выполнять указы и постановления центра. О «федерации для Союза», по их словам, поздно рассуждать. Даже конфедерация их уже не устраивала».

«Объявлением «независимости» России,.. - по существу был «объявлен приговор» Советскому Союзу» [2598].

Как отреагировал на это глава государства? 13 июня руководитель пресс - службы президента СССР А.А. Масленников провёл пресс - конференцию и так изложил его позицию [2599].

«Каким Горбачёв видит новый Союз: «В рамках такого образования могли бы развиваться связи республик с центральной властью - от федеративных, привычных сегодня, до конфедеративных. Иными словами, характер связей может быть различный - в зависимости от того, как складываются реальные отношения той или иной республики с центром и другими участниками Союза... Например, в Финляндии - части Российской империи - были свой парламент и свои связи. На особом положении находилось Бухарское ханство. Особенности государственного устройства существовали в Закавказье» [2600].

Таким образом, президент СССР не видел ничего страшного в провозглашении новым российским парламентом курса на конфедерацию. На самом деле он был готов идти ещё дальше. 2 марта 1990 г. М.С. Горбачёв заявил на заседании Политбюро: «Исходным пунктом должна быть федерация. Вариантов полно: конфедеративные, ассоциативные связи и т.д. Насколько разнообразен наш Союз, что придётся считать: кто - то - за отделение, другие - за короткий поводок, третьи - за длинный и т.д. Но нигде в процессе разработок и переговоров не терять стержня - федерация!» [2601].

Если отбросить «федеративную упаковку» высказывания М.С. Горбачёва, то мы получим следующую картину. С некоторыми республиками он готов был расстаться совсем («кто - то - за выход»), других отпустить в свободное плавание и сохранить с ними «конфедеративные» или даже «ассоциативные связи». Очевидно, что применительно к этим республикам ни о какой федерации не могло быть и речи. Более того, возникает вопрос: допустимо ли в данном случае говорить о конфедерации?

Показательно, что 12 июня представители прибалтийских республик присутствовали на заседании Совета Федерации [2602]. Но когда было назначено следующее заседание, участвовать в нём отказались. Тогда им было заявлено о возможности создания в Прибалтике «других структур власти, на которые можно было бы опереться» [2603].

Насколько удалось установить, впервые М.С. Горбачёв заявил о возможности такого шага ещё 22 марта [2604]. Имеются сведения, что тогда же, в марте 1990 г., на подобную возможность обратил внимание народных депутатов А.И. Лукьянов [2605].

Было ли это политической игрой, рассчитанной на то, чтобы успокоить зревшую внутри партии оппозицию генсеку? Пыталось ли таким образом советское руководство оказать влияние на администрацию США, которая стремилась форсировать развал Советского Союза? Или же М.С. Горбачёв и его окружение действительно хотели затормозить этот процесс? Эти вопросы ещё ждут ответа.

Между тем, как утверждает бывший народный депутат СССР В.И. Алкснис, после 12 июня 1990 г. он был приглашён в штаб Прибалтийского военного округа и его «по указанию из Москвы» не только ознакомили с планом введения чрезвычайного положения в Латвии, но и предложили возглавить там новое правительство. При этом ему было сказано, что введение чрезвычайного положения планируется на 20 июля [2606].

В названный день никаких чрезвычайных действий не последовало. В.И. Алкснис склонен объяснять это нерешительностью М.С. Горбачёва. Однако объяснение, вероятно, заключается в другом. 29 июня Литва объявила «стодневный мораторий» на выход из состава СССР «со дня начала переговоров» [2607]. В связи с этим Совет Министров СССР отказался от дальнейшей экономической блокады Литвы, и М.С. Горбачёв подписал указ «Об образовании делегации Союза ССР для проведения переговоров с делегацией Литовской ССР» во главе с Н.И. Рыжковым [2608].

В таких условиях руководство прибалтийских республик вынуждено было отправиться в Москву, где 20 июля (обратите внимание на дату) состоялось совместное заседание Президентского Совета и Совета Федерации [2609].

Однако дезинтеграционные процессы продолжали развиваться. По словам Д. Мэтлока, принятие Россией декларации о независимости «вызвало цепь таких же решений в других республиках, и ещё до конца года все 15 приняли декларации о суверенитете» [2610].

Процесс суверенизации выглядел следующим образом: 16 ноября 1988 г. - Эстония, 18 мая 1989 г. - Литва, 23 сентября 1989 г. - Азербайджан, 4 мая 1990 г. - Латвия, 12 июня - Россия, 20 июня - Узбекистан, 23 июня - Молдова, 16 июля - Украина, 27 июля - Белоруссия, 22 августа - Туркмения, 23 августа - Армения, 24 августа - Таджикистан, 25 октября - Казахстан, 14 ноября - Грузия, 15 декабря - Киргизия [2611].

Тогда же возникла угроза расчленения России.

10 апреля 1990 г. Верховный Совет СССР принял закон «Об основах экономических отношений Союза ССР, союзных и автономных республик» [2612], 26 апреля - закон «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации» [2613].

В результате автономные республики приобрели статус «советских социалистических государств». К тому времени в Советском Союзе существовало 20 автономных республик: по одной в Узбекистане и Таджикистане, две - в Грузии и шестнадцать - в России. Причём на долю этих 16 автономных республик приходилось более четверти всей территории Российской Федерации.

Можно встретить мнение, будто бы союзное правительство пыталось использовать «фактор автономий» для сдерживания выходящих из - под контроля союзных республик, прежде всего России.

Действительно, названные законы представляли собой мину замедленного действия. С одной стороны, они не отрицали того, что автономные республики по - прежнему «входят в состав союзных республик», с другой стороны, признали их «субъектами федерации - Союза ССР» и уравняли в правах с союзными республиками.

Однако в 1990 г. противоречий в данном вопросе между союзным руководством и руководством России не существовало.

Хотя, выступая 14 августа 1990 г. в Свердловске, Б.Н. Ельцин заявил: «Первоначальный вариант моей программы - семь русских государств. Но сам потом понял, что это будет серьёзной ошибкой и этого пока допускать нельзя» [2614]. В то же время принятая 12 июня Декларация о суверенитете России признала «необходимость существенного расширения прав автономных республик, автономных областей, автономных округов, равно как краёв и областей РСФСР» [2615].

В полном соответствии с этим находились слова Б.Н. Ельцина, сказанные им в августе во время поездки по стране [2616] и подтверждённые 13 сентября 1990 г. на заседании Верховного Совета РСФСР: «Берите столько суверенитета, сколько можете переварить» [2617].

В связи с этим напрашивается предположение, что М.С. Горбачёв и Б.Н. Ельцин разыгрывали тогда одну и ту же карту - создавали условия для превращения СССР (когда это понадобится) в объединение нескольких десятков самостоятельных государств, к чему, как мы знаем, призывали А.Д. Сахаров и Г.Х. Попов.

И действительно, 20 июля 1990 г. заявила о своём суверенитете Северная Осетия, 9 августа - Карелия, 29 августа - республика Коми, 30 августа - Татарстан, 20 сентября - Удмуртия, 22 сентября - Марийская республика, 29 сентября - Якутия, 8 октября - Бурятия, 11 октября - Башкирия, 18 октября - Калмыкия, 24 октября - Чувашия [2618].

Более того, Татария признала 15 октября «национальным днём памяти погибших при защите Казани от войск Ивана Грозного» [2619]. Якутия пошла ещё дальше и объявила «землю и все природные ресурсы, а также средства и результаты производства на территории республики её исключительной собственностью» [2620], что означало объявление собственностью республики месторождений золота и алмазов.

Если первоначально речь шла только о суверенитете республик, то 21 августа заместитель спикера российского парламента Р. Хасбулатов и народный депутат России В. Ярошенко на брифинге в Верховном Совете Российской Федерации заявили, что «РСФСР готова взять на себя по сути ответственность за обязательства СССР, а, значит, стать его политическим правопреемником» [2621].

Тогда же, лётом 1990 г., Р.И. Хасбулатов объяснил американскому послу Д. Мэтлоку, что скрывалось за приведёнными словами. По его мнению, Советский Союз доживает последние дни, в ближайшее время он будет трансформирован в конфедерацию, и Россия станет его правопреемником по большинству внешнеэкономических обязательств. Модель этой конфедерации Р.И. Хасбулатов видел в Европейском экономическом союзе [2622].

Выступая 1 августа 1990 г. в Верховном Совете Латвии, Б.Н. Ельцин заявил: «Россия, возможно, будет участвовать в союзном договоре». Возможно, значит, может быть, и не будет. И далее: «...мы подготовили свой вариант, где имеем в виду, что будет договор о создании содружества суверенных государств, имеющем основы конфедерации, независимость и, допустим, каких - то два - три объединяющих элемента» (м. б. оборона, госбезопасность, кредитно - денежные отношения). Вот, пожалуй, и всё, что может быть отдано Центру» [2623].

Демобилизация КПСС

1990 г. стал годом последнего съезда КПСС. Выступая 3 мая на заседании Политбюро, М.С. Горбачёв заявил: «Констатирую ситуацию так: мы подошли к крупным реформам. Партия идёт на съезд с идеей передачи всей власти Советам - и в Центре, и в республиках. То есть мы вступили в период принципиальных преобразований Союза» [2624].

Из этих слов явствует, что Генеральный секретарь рассматривал предстоящий XXVIII съезд КПСС как завершение той политической реформы, которая была начата в 1988 г. решениями XIX партийной конференции, а эту реформу - как одно из важнейших средств «преобразования Союза».

Чтобы раскрыть значение сказанного, можно привести следующий факт. «Один из ветеранов литовской компартии рассказывал, что как - то в разговоре со Сталиным задал ему вопрос: «Зачем в Советской конституции (официально величавшейся сталинской) записано право республик на выход из Союза? Для чего таким образом провоцировать сепаратистские настроения, ведь это может привести к расколу страны?». «А вот чтобы этого не произошло, и существует единая партия», - ответил вождь» [2625].

Следовательно, начатая XIX конференцией КПСС политическая реформа была направлена не только на отстранение партии от власти, но и на разрушение СССР.

Постепенное ослабление влияния КПСС, ослабление роли её руководящих органов началось уже в 1988 г. Хотя решение об изменении организационной структуры ЦК КПСС было принято на Пленуме 30 сентября, созданные комиссии приступили к работе только в январе - марте 1989 г. и до лета 1990 г. заседали 4–6 раз, т.е. раз в 3–4 месяца.

Накануне XXVIII съезда ЦК КПСС рапортовал: «За период с 7 марта 1986 г. по 20 июня 1990 г. Секретариат ЦК КПСС провёл 97 заседаний, на которых было принято 1348 постановлений. Кроме того, путём оперативного голосования утверждено 16 080 постановлений» [2626].

Первоначально Секретариат заседал еженедельно. Даже если сделать поправку на праздники, в год набегало 40–50 заседаний. Это значит, что за четыре с лишним года после XXVII съезда КПСС Секретариат должен был собираться до 200 раз. А он заседал только 97 раз. Причём почти все эти заседания приходились на период с марта 1986 по сентябрь 1988 г.

Из этого вытекает, что с осени 1988 г. работа Секретариата ЦК фактическим была парализована.

Постепенно начало утрачивать руководящую роль и Политбюро. С 4 марта 1981 - го по 6 марта 1986 г. было проведено 238 его заседаний, то есть примерно 47 в год, с 7 марта 1986 г. по 28 июня 1990 г. - 187 [2627]. Причём если в начале перестройки Политбюро заседало регулярно, раз в неделю, 4–5 раз в месяц, то за первую половину 1990 г. только 12 раз вместо положенных 2 6 [2628].

Одновременно с этим готовилось реформирование КПСС. Замысел этой реформы исходил не только из перспективы перехода к многопартийности, но и допускал существование у каждой республиканской партии своей программы, что означало бы превращение КПСС в союз партий. В ноябре 1989 г. в Академии общественных наук при ЦК КПСС была проведена специальная дискуссия на тему о многопартийности [2629].

Во время пребывания в Литве 11–13 января 1990 г., М.С. Горбачёв заявил, что он не видит «трагедии в многопартийности» [2630]. Более того, как мы знаем, переход к ней являлся одной из целей, начатой в 1988 г. политической реформы.

22 января 1990 г. эта проблема была вынесена на заседание Политбюро. За переход к многопартийности высказались: Н.И. Рыжков, Н.Н. Слюньков, Э.А. Шеварднадзе, А.Н. Яковлев, против: Л. Зайков, Е.К. Лигачёв [2631]. Как явствует из дневника В.И. Воротникова, В.А. Крючков тоже выступал против многопартийности, а Э.А. Шеварднадзе - против разрешения республиканским партиям иметь свои программы [2632].

Однако оба лукавили. Особенно лицемерной была позиция В.А. Крючкова, так как возглавляемое им учреждение к тому времени уже создало множество неформальных организаций, по сути дела представлявших собою подобие будущих партий.

22 марта 1990 г. данный вопрос снова рассматривался на Политбюро. «Мы, - заявил на этом заседании М.С. Горбачёв, - подошли к размежеванию. Как его производить? Думаю, что первый этап - это идейное размежевание через дискуссию». С этой целью он предложил «разослать по партии» специальную «записку» на этот счёт и «сориентировать прессу» [2633].

На первый взгляд, идея вполне разумная, так как внутри КПСС на самом деле были люди с совершенно разными взглядами. Это наглядно продемонстрировала объявленная в связи с подготовкой к XXVIII съезду общепартийная дискуссия [2634], в ходе которой наряду с официальной платформой, появились ещё две: «демократическая» и «марксистская».

Однако очень скоро генсек изменил свою позицию. «Думаю: в случае размежевания можно ведь... с одним Терентьевым остаться», - заявил он на заседании Политбюро 9 апреля, имея в виду одного из крайне догматически настроенных ленинградских коммунистов [2635].

Что произошло между 22 марта и 9 апреля, требуется установить. Но именно в эти дни идея раскола партии была оставлена. В то же время в поле зрения руководства КПСС оказалась другая, не менее важная проблема - проблема создания Коммунистической партии Российской Федерации [2636].

Когда 7 мая 1987 г. В.И. Воротников обратил внимание М.С. Горбачёва на то, что все союзные республики имеют собственные партии и поставил перед ним вопрос о создании Коммунистической партии РСФСР, М.С. Горбачёв отклонил эту идею, мотивируя это тем, что подобный шаг может угрожать целостности СССР [2637].

Через два года, 24 августа 1989 г., В.И. Воротников направил в ЦК КПСС записку «О некоторых мерах к расширению суверенных прав РСФСР» и предложил провести в следующем 1990 г. российскую партконференцию. На этот раз его предложение не вызвало возражений со стороны генсека [2638]. Следовательно, к концу лета 1989 г. он о целостности СССР уже не думал.

Показательно, что осенью 1989 г. идея создания Коммунистической партии РСФСР была взята на вооружение межрегионалами, а весной 1990 г. фигурировала в избирательной программе Б.Н. Ельцина. Комментируя эту проблему, А.С. Черняев писал, что организация Коммунистической партии Российской Федерации представляла собою «попытку оторвать Россию от Союза и покончить с перестройкой» [2639].

12 июня 1990 г. Россия приняла декларацию о независимости. 19 июня открылась российская партийная конференция, ставшая учредительным съездом Коммунистической партии РСФСР [2640].

В таких условиях 2–13 июля состоялся XXVIII съезд КПСС [2641].

«Скопище обезумевших провинциалов и столичных демагогов», - так охарактеризовал в своём дневнике высший партийный форум А.С. Черняев. «Шкурники», которым «кроме кормушки и власти ничего не надо», - так назвал собравшихся в разговоре с А.С. Черняевым Генеральный секретарь [2642].

Самое печальное заключается в том, что обе характеристики были недалеки от истины. Хотя партия, как подбитый корабль, уже шла ко дну, на съезде не нашлось ни одного человека, который решился хотя бы поставить вопрос о правильности общепартийного курса и доверии генсеку.

Ближайшее окружение М.С. Горбачёва предлагало ему сложить свои полномочия и выйти из КПСС. Михаил Сергеевич отклонил это предложение. «Нельзя паршивую собаку отпускать с поводка», - заявил он А.С. Черняеву [2643].

План М.С. Горбачёва, по всей видимости, заключался в том, чтобы сначала развести КПСС по национальным квартирам, а затем преобразовать её в союз социал - демократических партий.

О том, насколько КПСС созрела для подобного превращения, свидетельствует выступление на съезде бывшего партийного идеолога А.Н. Яковлева. «Христос, - заявил он, - как известно, в своё время изгнал фарисеев, т.е. купцов и менял, из храма, предназначив свою религию бедным. Было это около двух тысяч лет назад. И лишь полтора года назад, через несколько веков после Реформации, Ватиканом было публично признано, что только заработанное богатство помогает очищению души и ведёт в рай, что предпринимательство надо поддерживать, ибо оно облегчает положение человека на этом свете, даёт ему средства к возвышению». Как отреагировали на это «коммунисты»? Согласно стенографическому отчёту, аплодисментами! [2644]

12 июля, когда съезд уже подходил к концу, Б.Н. Ельцин неожиданно взял слово и объявил о выходе из партии [2645]. «Сегодня, - отметил в своём дневнике А.С. Черняев, - Ельцин театрально с трибуны съезда заявил, что он выходит из КПСС и покинул зал под редкие выкрики «Позор» [2646]. Есть основания думать, что к такому решению его подвигли уже во время съезда, так как, выступая в начале его работы, Борис Николаевич говорил о необходимости реформирования партии и изменения её названия на Партию демократического социализма [2647].

На XXVIII съезде КПСС почти всё прежнее руководство партии ушло в отставку [2648]. Сопоставление списков членов ЦК, избранных в 1986 и 1990 гг., показывает, что ЦК обновился более чем на 85 процентов. Таким ЦК было проще манипулировать. Весной 1990 г. партия утратила монополию на власть, лётом - способность к реваншу.

13–14 июля состоялся Пленум ЦК КПСС. Из дневника В.И. Воротникова: «Было избрано Политбюро ЦК из 24 человек: М.С. Горбачёв, 15 первых секретарей ЦК КП союзных республик (вот тебе и «удельные князья», появления которых не хотел допустить Горбачёв),.. а также В.А. Ивашко, А.С. Дзасохов, О.С. Шенин, Г.В. Семёнов, Ю.А. Прокофьев, И.Т. Фролов, Е.С. Строев и Г.И. Янаев. Из старого Политбюро в новое вошли лишь двое - М.С. Горбачёв и В.А. Ивашко». Полностью обновился Секретариат [2649].

Одно из отличий этого партийного съезда от других заключалось в том, что на нём были избраны не только руководящие органы партии, но и Генеральный секретарь. Причём несмотря на рост антиГорбачёвских настроений им снова стал М.С. Горбачёв [2650]. Таким образом ему удалось выйти не только из - под контроля Верховного Совета СССР, но и из - под контроля Центрального Комитета КПСС.

Прошло совсем немного времени, и 1 августа 1990 г. вступил в силу закон «О печати и других средствах массовой информации». Он отменил цензуру и предоставил право открывать издательства, издавать книги, газеты, журналы любой организации, любому частному лицу [2651]. Единственно, что первоначально оставалось в руках государства - полиграфическая база. Однако действующее законодательство позволяло не только арендовать государственные, но и создавать частные типографии.

Это означало, что КПСС, а вместе с ней и советское государство отказались от контроля над идеологией. Но природа не любит пустоты. Поэтому их место должны были занять те, кто имел деньги А деньги были в руках иностранной и рождавшейся отечественной буржуазии.

20 сентября 1990 г. был сделан ещё один самоубийственный шаг. «Политбюро ЦК КПСС решило прекратить утверждение государственных должностных лиц» [1652].

Это можно было бы понять, если бы речь шла о беспартийных. Но ведь подавляющее большинство должностей в государстве продолжали занимать члены КПСС. Во всех странах руководство победившей на выборах партии определяет расстановку государственных кадров. В конечном счёте, именно из - за этого идёт ожесточённая избирательная борьба. Если в марте 1990 г. КПСС, хотя и объявила о переходе к многопартийности, но в силу традиции сохранила ведущую роль, то осенью 1990 г. она фактически отказалась от власти.

Следующим шагом на этом пути стало решение о сокращении с 1 января 1991 г. штатов райкомов и обкомов почти наполовину [2653]. Это была уже не первая волна сокращения партийного аппарата. Прежде всего из него уходили люди с опытом хозяйственно - административной работы, а оставались главным образом те, кто был связан с агитпропом и культработой. Это были наименее авторитетные кадры, что имело своим следствием дальнейшее ослабление влияния партии в обществе.

Одновременно началось сокращение партийных рядов. Только с 1 января 1990 по l июля 1991 г., т.е. за полтора года, «из партии вышли и было исключено более 4 млн чел., 22 процента её состава» [2654].

9 октября 1990 г. М.С. Горбачёв подписал указ «Об общественных объединениях», который открыл возможность для легального создания в нашей стране политических партий и перехода таким образом к многопартийности не только де - факто, но и де - юре [2655].

Как появились «500 дней»

Как только закончился июльский Пленум ЦК КПСС, М.С. Горбачёв исчез из Москвы. Позднее стало известно, что 15–16 июля он провёл на родине в горном селении Архыз, где вдали от посторонних глаз состоялась его встреча с канцлером ФРГ Г. Колем. Полного представления о содержании достигнутых там договорённостей мы не имеем. Известно лишь, что на этой встрече главы государств окончательно решили вопрос об объединении Германии, правильнее будет сказать - о включение ГДР в состав ФРГ и обсудили вытекающие из этого проблемы. В частности М.С. Горбачёв подтвердил право ФРГ на самостоятельное решение вопроса о членстве в НАТО и изъявил готовность ускорить процесс вывода советских войск из Германии [2656].

«Будь Горбачёв коммерсантом, - пишет уже известный нам И. Г. Земцов, - он бы без труда заработал для страны на своей внешней политике 100 млрд долларов за декоммунизацию Восточной Европы и объединение Германии. Именно такие суммы, которые Запад и прежде всего Германия готовы были заплатить Советскому Союзу, обсуждались на страницах прессы». «Можно было получить десятки миллиардов долларов за разоружение - на конверсию и реформы, если бы Горбачёв объяснил конечную цель преобразований - покончить с коммунистической системой» [2637].

«В начале восьмидесятых, - вспоминает бывший заведующий Международным отделом ЦК КПСС В.М. Фалин, - только за вывод советских войск и выход ГДР из Варшавского договора ФРГ предлагала нам безвозмездный кредит в 100 млрд марок. А Горбачёв в Архызе принял 14 миллиардов на новые казармы и дома для военных, даже не списав долги Советского Союза обеим Германиям - притом, что одно наше имущество в ГДР стоило под триллион» [2658].

Что скрывалось за такой политикой, предстоит выяснить. Но по существу это было государственное наступление.

30 июля с чувством выполненного долга М.С. Горбачёв отправился на отдых в Крым [2659]. А 2 августа Ирак напал на Кувейт [2660].

Казалось бы, эта война не имела к нашей стране никакого отношения. Однако не следует забывать, что к лету 1990 г.

иракская армия боле чем наполовину была оснащена советским оружием и имела в своих рядах несколько тысяч наших советников [2661]. По этой причине Москва, если не была инициатором этой войны, то, по крайней мере, знала о её подготовке. Знала, но ничего не сделала для её предотвращения.

Понять это нетрудно. Возникший на Ближнем Востоке политический кризис привёл к тому, что цена на нефть, колебавшаяся до этого на уровне 16–18 долл. за баррель (т.е. около 100 долл. за тонну) уже осенью подскочила до 40 долл., затем упала до 28 долл., в январе 1991 г., когда начались военные действия на территории самого Ирака, снова поднялась до 40 долл., после чего опять поползла вниз [2662].

Тем временем в Москве шла энергичная работа по подготовке экономической реформы. Когда 19 декабря 1989 г. Второй съезд народных депутатов СССР в целом одобрил концепцию радикальной экономической реформы, то поручил правительству подготовить к 1 сентября 1990 г. проект пятилетнего плана на 1991–1995 гг.

Проанализировав в начале следующего года складывающуюся в стране экономическую ситуацию, возглавляемая Л.И. Абалкиным Комиссия по экономической реформе пришла к выводу, что в условиях обостряющегося кризиса необходимо или возвращаться к прежней административно - командной системе, или же форсировать переход к рынку [2663].

Отмечая, что в верхах «продолжалось противоборство между двумя основными тенденциями» - традиционно - технократической и экономической, тяготеющей к рыночным реформам, М.С. Горбачёв считает, что на самом деле к началу 1990 г. выбора уже не было. «В первую очередь это поняли... Абалкин и Маслюков... Мне, - пишет Михаил Сергеевич, - стало известно, что во второй половине февраля в записке, представленной Рыжкову, они предложили осуществить крутой поворот к рыночной экономике, приблизить сроки осуществления практических шагов на пути к рынку» [2664].

Свои соображения на этот счёт Л.И. Абалкин представил Н.И. Рыжкову 17 февраля, приложив к письму на имя премьера две записки: «О предполагаемых мерах нормализации положения в экономике» (1 вариант) и «О путях преодоления экономического кризиса» (2 вариант). Сам Леонид Иванович и его соратники более предпочтительным считали второй вариант [2665].

11 марта 1990 г. Совет министров СССР принял постановление №257 «О подготовке материалов для осуществления перехода к планово - рыночной экономике» [2666]. К этому времени в комиссии Л.И. Абалкина наметились два способа решения этой проблемы: «одним ударом» уже с 1 июля 1990 г. или «с 1 января 1991 г.» [2667].

Сторонником немедленного перехода к рынку был ученик Л.И. Абалкина Григорий Алексеевич Явлинский, которому он доверил руководство одним из отделов Комиссии по экономической реформе [2668]. Не получив поддержи со стороны шефа, Г.А. Явлинский «вместе со своими коллегами и друзьями» наметил программу, которая предусматривала переход советской экономики к рынку примерно в течение года [2669]. Этими «коллегами» и «друзьями» были А. Михайлов (Институт Госкомцен СССР) и М. Задорнов (Институт экономики АН СССР) [2670].

«Мысль о разработке данного варианта, - пишет Григорий Алексеевич, - возникла в связи с идеей введения поста Президента СССР. Работа над материалами была закончена к середине февраля. Предполагалось, что высокая концентрация власти и авторитета Михаила Сергеевича Горбачёва в случае соответствующего политического решения позволят динамично и комплексно осуществить переход к рынку в ограниченный срок, с наименьшими социальными потерями» [2671].

Программа была названа «400 дней доверия. Концепция ускоренного перевода экономики СССР на рыночные начала», «...набросок её Григорий Алексеевич, - вспоминал Е.Т. Гайдар, - показал мне, кажется, в марте 90 - го года» [2672].

Выступая в апреле 1990 г. на XXI съезде ВЛКСМ, М.С. Горбачёв сказал: «Проанализировав обстановку, мы пришли к выводу о необходимости ускорить проведение экономической реформы, уже в этом году и в начале будущего года осуществить основные мероприятия в этом направлении, которые намечались на 1992–1993 гг.» [2673].

Чтобы понять смысл этого шага, необходимо напомнить, что согласно первоначальному плану в 1990–1992 гг. предполагалось добиться стабилизации в экономике и подготовить необходимые условия для перехода к рынку (законы, учреждения и т.д.), а в 1993–1995 гг. привести сам переход. Теперь было решено за год осуществить то, что планировать на три первые года.

Имеются сведения, что к этой работе союзного правительства были подключены западные эксперты.

«В последнее время, - признался лётом 1990 г. в одном из интервью Л.И. Абалкин, - по всем проектам мы проводим экспертизу с ведущими специалистами Запада. Наши решения по антимонопольному законодательству, малым предприятиям, акционерным обществам имеют очень хорошие заключения западных экспертов» [2674]. Не позднее 9 мая 1990 г. «о деятельности американских и западногерманских консультационных фирм» Л.И. Абалкин рассказал Ф.В. Кристиансу [2675].

В самом обращении к зарубежным специалистам нет ничего предосудительного. Более того, такой шаг со стороны советскою правительства можно было бы только приветствовать, так как у западной экономики есть чему поучиться. Однако в данном случае настораживает то, что упоминаемых Л. Абалкиным зарубежных экспертов советское правительство не приглашало и по этой причине за консультации ничего не платило. «Практически, - откровенничал вице - премьер, - мы не затрачиваем на это валюту» [2676].

Трудно представить советских специалистов, которые совершенно бескорыстно отправились бы в другую страну делиться своими знаниями. Ещё труднее представить в такой роли зарубежных консультантов. Поэтому возникает вопрос: кто же оплачивал их работу? «...участие западных специалистов, - отмечал Л.И. Абалкин, - финансируют правительственные органы, банки, различного рода фонды - в частности, фонд Сороса» [2677].

Если это было действительно так, то речь шла не об использовании зарубежного опыта, а о таких рекомендациях западных экспертов, которые прежде всего соответствовали интересам представляемых консультантами иностранных фондов, банков и учреждений.

Как бы там ни было, 24 мая 1990 г. Н.И. Рыжков выступил на сессии Верховного Совета СССР с докладом «Об экономическом положении страны и концепции перехода к регулируемой рыночной экономике» [2678].

Рассмотрев два варианта перехода к рынку (один - в течение двух лет, второй - в течение пяти лет) и отвергнув первый вариант как более болезненный, Н.И. Рыжков обосновывал предпочтительность второго варианта, который отличался от декабрьского варианта тем, что сдвигал начало второго этапа с 1993 - го на 1991 г. [2679]. Критика первого варианта по существу была скрытой критикой программы «400 дней». Обсуждение доклада Н.И. Рыжкова продолжалось до 13 июня, когда Верховный Совет, одобрил концепцию реформы и предложил представить программу реформы к 1 сентября 1990 г. [2680].

Параллельно с разработкой программы перехода к рынку союзное правительство развернуло подготовку ряда важных нормативных документов. В июне 1990 г. Совет министров издал законы «Об акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью», «О ценных бумагах», в августе - «О мерах по созданию и развитию малых предприятий», «О мерах по демократизации народного хозяйства», «О мерах по формированию общесоюзного валютного рынка и о налогах на экспорт и импорт» [2681].

Между тем после того, как программа «400 дней» прошла экспертизу за границей и получила там положительную оценку, она в виде ксерокопии стала гулять по кабинетам [2682], пока не попала к народному депутату Г.И. Фильшину. Б.Г. Фёдоров утверждал, что уже от своего имени Г.И. Фильшин предложил её «в обмен на должность вице - премьера» председателю Экономического Совета России М.А. Бочарову, которого именно в это время неведомые силы продвигали к руководству российским правительством [2683].

Изменив «400 дней» на «500 дней» и применив содержавшиеся в ней предложения не к СССР, а к России [2684], М.А. Бочаров при обсуждении в Верховном Совете РСФСР его кандидатуры на пост премьера представил её как результат собственного творчества под названием «О программе перехода к рыночной экономике. Программа минимум - мандат доверия на 500 дней» [2685].

Ознакомившись с этим документом, Г. Явлинский не только немедленно издал свою программу «400 дней доверия» (27 июля она была подписана к печати в виде брошюры [2686], 31 июля опубликована в еженедельнике «Деловой мир» [2687]), но и устроил М.А. Бочарову скандал [2688].

«Е. Ясин и Г. Явлинский, - пишет Б.Г. Фёдоров, - в свою очередь, обратились к Б. Ельцину с соответствующими разъяснениями. И, по сути, в обмен на отказ от раздувания скандала о плагиате они получили предложения войти в правительство, причём Г. Явлинский получил должность вице - премьера» [2689] и «портфель» «председателя Комиссии по экономической реформе», после чего «взял к себе А.Ю. Михайлова и М.М. Задорнова как членов комиссии в ранге замминистров» [2690].

Через десять дней после своего назначения заместителем премьера России Г.А. Явлинский обратился к М.С. Горбачёву и предложил на основе «500 дней» разработать общую программу перехода к рынку [2691].

27 июля Михаил Сергеевич встретился с Б.Н. Ельциным [2692]. Они решили создать совместную Государственную комиссию по экономической реформе. В тот же день президент СССР позвонил академику С.С. Шаталину и сказал: мы «решили поручить тебе с командой начать энергичное спасение советской экономики и перевод её на рыночную» [2693].

Обращение М.С. Горбачёва к С.С. Шаталину было неслучайным. «Где - то в конце 1988 - го - начале 1989 года, - пишет Михаил Сергеевич, - академик (Станислав Сергеевич Шаталин) стал моим неформальным советником по экономическим и не только экономическим вопросам. К зарождению концепции Явлинского Шаталин не имел прямого отношения. Он был подключён к этой работе, что называется, на ходу. С большим рвением отнёсся к новому поручению, и с этой точки зрения вполне обосновано, что «500 дней» стали называть программой Шаталина - Явлинского» [2694].

Как утверждают Н.И. Рыжков и Л.И. Абалкин, принятое решение для них было полной неожиданностью. Николай Иванович узнал о нём только тогда, когда ему прислали уже одобренное президентами России и СССР соглашение о совместной разработке экономической реформы [2695].

М.С. Горбачёв подписал распоряжение «О подготовке концепции союзной программы перехода на рыночную экономику как основы Союзного договора» 2 августа [2696].

В созданную на его основе рабочую группу вошли: Абалкин Л.И., Вавилов А.П., Григорьев Л.М., Задорнов М.М., Мартынов В.А., Машиц В.М., Михайлов А.Ю., Фёдорова Б.Г., Шаталин С.С., Шмелёв Н.П., Явлинский Г.А., Ясин Е.Г. [2697].

Итак, команду С.С. Шаталина составили 13 человек.

Опять чёртова дюжина.

Концепцию программы экономической реформы рабочая группа должна была представить «не позднее 1 сентября 1990 г.» [2698].

«Я, - отмечает Д. Сорос, - горячо поддерживал так называемый план Шаталина, известный как «Программа 500 дней». Я принимал в нём участие с самого начала. Я встречался с Николаем Петраковым, экономическим советником Горбачёва, в тот день, когда была сформирована рабочая группа» [2699].

Комиссия работала с 6 по 30 августа в доме отдыха Архангельское [2700].

«Я, - пишет Б.Г. Фёдоров, - присутствовал на первой встрече в пансионате «Барвиха» в номере у С. Шаталина (тогда члена Президентского совета), где он, Г. Явлинский, Н. Петраков (как помощник Президента), Л. Абалкин (как вице - премьер правительства СССР) и я обсуждали предстоящую совместную работу. Однако Л. Абалкин, видимо, уязвлённый ловким манёвром и напором своего бывшего ученика Г. Явлинского, с самого начала устранился от совместной работы. Это было началом конца нашего сотрудничества» [2701].

По утверждению Л.И. Абалкина, всё обстояло совершенно иначе. На первой общей встрече членов рабочей группы, которая состоялась 8 августа под руководством Б.Н. Ельцина и на которой Г.А. Явлинский предложил «план - проспект» своей программы, было решено, что после ознакомления с ним члены группы представят свои соображения по поводу этого документа. Затем на основании полученных замечаний и предложений рабочая группа в узком составе (3–4 человека) подготовит предварительный проект самой программы или её «болванку», которая после этого станет предметом общего обсуждения. Л.И. Абалкин утверждает, что свои соображения по поводу разрабатываемой программы он направил уже 11 августа [2702].

А поскольку постановление Верховного Совета СССР от 13 июня никто не отменял, одновременно под руководством Л.И. Абалкина продолжалась разработка другой программы реформ, на которой и были сосредоточены его основные усилия.

16 августа, после того как были получены первые замечания на «план - проспект», по предложению М.С. Горбачёва состоялась встреча «рабочей группы» с Н.И. Рыжковым и Л.И. Абалкиным. Во время этой встречи обнаружилось, что союзное правительство категорически не согласно с общей концепцией экономической реформы, предложенной группой С.С. Шаталина - Г.А. Явлинского [2703].

«Однажды в неудачной попытке «примирения» в Архангельское с большой помпой приехал Н.И. Рыжков, - вспоминал Б.Г. Фёдоров, - с ним был Л. Абалкин и некоторые другие члены союзного правительства. Предполагалось, что все наши дискуссии закончатся солидным совместным обедом (трапеза сближает). Однако обе стороны - российская и советская - заняли неверную позицию. Уязвлённый молодёжной «конкуренцией», Л. Абалкин говорил о том, что наша программа ведёт чуть ли не к развалу страны. Сегодня я согласен, что предполагалось дать слишком много полномочий республикам, но сами академики ничего не предлагали. Развал СССР уже шёл полным ходом...» [2704].

По свидетельству М.С. Горбачёва, «совместная работа над программой фактически так и не была начата. Группа Шаталина - Явлинского продолжала работать сама по себе, отдельно от союзного правительства. А правительство Рыжкова - Абалкина трудилось над собственной программой перехода к рынку в соответствии с поручением Верховного Совета» [2705].

«Полемика между ними, - отмечает М.С. Горбачёв, - выплеснулась в широкую печать [2706]. В ряде газет началась настоящая травля союзного правительства и его руководителя. Обстановка накалялась. И я принял решение вернуться в Москву до окончания отпуска» [2707].

Что же представляла собою разрабатывавшаяся программа «500 дней» и почему вокруг неё возникли столь острые разногласия?

Прежде всего следует отметить, что авторы этого документа исходили из признания полной независимости союзных республик и по этой причине ставили задачу создания Экономического союза. При этом допускалось, что в нём должны участвовать только те республики, которые пожелают этого. Причём для некоторых из них допускалась возможность участия только в качестве ассоциативных членов [2708].

В связи с этим в программе специально подчёркивалось: «Суверенные республики имеют исключительное право на законодательное регулирование владения, пользования и распоряжения всем национальным богатством, находящимся на их территории». И далее: «Все функции и полномочия членов Союза реализуются исходя из принципа верховенства законодательств суверенных республик и эффективного разделения функций республиканского и союзного управления» [2709].

В программе были названы следующие основные направления реформы: 1) приватизация государственной собственности, 2) формирование рынка, 3) демонополизация экономики, 4) постепенная либерализация цен, 5) «жёсткая денежно - кредитная и финансовая политика, направленная на ограничение денежной массы в обращении», 6) создание на переходный период «системы социальной поддержки и гарантий для населения», 7) изменение инвестиционной политики с целью замедления роста производства средств производства и ускорения производства средств потребления [2710]. Сюда следует добавить ещё одно направление, не выделенное авторами специально, но присутствующее в их программе: либерализацию внешнеэкономической деятельности.

Переход к рынку планировалось осуществить в четыре этапа.

Первый этап (100 дней) предполагалось начать с «введения законодательных актов, закрепляющих основные принципы экономической реформы». Затем планировалось принять «пакет законодательных актов, необходимых для функционирования рыночной экономики». Координация этой деятельности и руководство проведением реформы возлагалось на Межреспубликанский экономический комитет, создаваемый «при Президенте СССР с участием полномочных представителей всех республик» [2711].

По замыслу авторов реформы, на первом этапе необходимо было провести «инвентаризацию государственного имущества, финансовых активов и всех видов резервов» и приступить к «реализации этого имущества в собственность граждан». Одновременно предусматривалось объявление «земель колхозов и совхозов» «суммой наделов их работников» и предоставление им права выхода из колхоза или совхоза с закреплением за ними предоставленных им земельных участков [2712].

Важное место на первом этапе отводилось принятию мер «по оздоровлению финансов и денежного обращения». С этой целью было намечено приостановить денежную эмиссию и до возможного минимума сократить дефицит бюджета. Предлагалось сокращение расходов Министерства обороны на 80 процентов, помощи другим государствам - на 75 процентов. Кроме того имелись в виду сокращение нового строительства и дотаций, а также распродажа «на мировом рынке части задолженности других стран СССР» [2713].

«Ускоренными темпами» предполагалось создание «рыночной инфраструктуры», «чтобы уже в 1991 г. она смогла взять на себя основную нагрузку по регулированию товарных потоков». Предусматривалось преобразование всех государственных банков в акционерные, отказ государства «от административного повышения розничных цен», начало движения по пути их постепенной либерализации [2714].

Шла также речь об изменении структуры импорта с целью увеличения в нём «доли потребительских товаров и сырья для их производства». Намечалось сделать первый шаг для превращения рубля в конвертируемую валюту и ввести новые тарифы, которые позволили бы «выровнять соотношения внутренних и мировых цен».

Понимая, что переход к рынку больно ударит по населению, авторы программы рекомендовали ввести в действие систему индексации доходов и повысить «процентные ставки по вкладам населения в Сбербанке» [2715].

Как отмечалось в программе, основное содержание второго этапа (101–250 дни) - «снятие государственного контроля за ценами на широкий круг продукции производственно - технического назначения, потребительских товаров и услуг и сдерживание с помощью средств финансовой и кредитной политики инфляционных процессов. В этом периоде дефицит бюджета должен быть сведён к нулю при неизменной величине совокупной денежной массы». Одновременно планировалось расширение «масштабов разгосударствления, приватизации небольших предприятий» и дальнейшее развитие «рыночной инфраструктуры» [2716].

Главная задача третьего этапа (251–400 дни) заключалась в том, чтобы «добиться, в основном, стабилизации рынка как потребительских товаров, так и средств производства». На этом этапе планировалось:

а) довести долю акционированных или же сданных в аренду предприятий «до 30–40 процентов» в промышленности, «до 50 процентов» в строительстве и автомобильном транспорте, «не менее 60 процентов» в торговле, общественном питании и бытовом обслуживании;

б) снять «государственный контроль над ценами примерно по 70–80 процентам продукции и услуг», сохранив его лишь «на основные первичные ресурсы» (например, нефть и нефтепродукты, газ), а также «ограниченный перечень потребительских товаров первой необходимости» (например, хлеб, мясо, молоко, сахар), транспортные тарифы, тарифы на коммунальные услуги;

в) добиться окончательного решения «ключевой проблемы перехода к рыночной экономике - проблемы внутренней конвертируемости рубля» [2717].

На заключительном этапе реформы (последние 100 дней) планировалось перенести «центр тяжести работы» на дальнейшее «продвижение в разгосударствлении, приватизации и демонополизации экономики, на активизацию структурно - инвестиционной политики».

К концу этого этапа доля приватизированной или же сданной в аренду собственности должна была достигнуть «не менее 70 процентов» в промышленности, «80–90 процентов» в строительстве, автомобильном транспорте, оптовой и розничной торговле, общественном питании и бытовом обслуживания [2718].

К реализации программы предполагалось приступить 1 октября 1990 г. [2719]

«Далеко не всё в программе вызывало единодушное согласие участников, - вспоминал Б.Г. Фёдоров. - Я прекрасно помню, что Г. Явлинский и Н. Петраков проповедовали идею массовой иностранной помощи (товарные интервенции, финансовые «инъекции»)... Я же выступал против опоры на помощь извне, и этот раздел удалось существенно смягчить» [2720].

«На последнем этапе нашей работы, - читаем мы далее в воспоминаниях Б.Г. Фёдорова, - возник вопрос о том, что будет какое - то секретное приложение к программе. Делал его Е. Ясин по согласованию с Г. Явлинским, а от меня его утаивали. Тогда я потребовал показать мне это приложение и был удивлён, что под эффективным «секретным оружием» подразумевалась тривиальная конфискационная денежная реформа. Со времён И. Сталина денежную реформу у нас всегда считали сильным методом коррекции экономической ситуации» [2721].

21 августа М.С. Горбачёв вернулся из Фороса в Москву [2722]. Когда его встречали в аэропорте, Н.И. Рыжков, по свидетельству А.С. Черняева, «до побледнения» «сцепился с авторами программы «группы тринадцати». Горбачёв разнимал» [2723].

В тот же день состоялась третья встреча рабочей группы, занимавшейся составлением сводной программы экономической реформы. «Она происходила напряжённо, нервно, - отмечает Л.И. Абалкин, - но позволила многое прояснить в позиции, раскрыть внутренний замысел готовившейся программы. В ходе беседы мы постепенно обнаружили её скрытую идею. Замысел состоял в том, чтобы, как говорится, втихую ликвидировать Союз ССР, заменив федеративное государство экономическим союзом самостоятельных государств» [2724].

«Втихую» - это не совсем неверно. Новое руководство Российской Федерации открыто заявляло, что стремится к превращению СССР в. конфедерацию или же содружество независимых государств. 14 августа 1990 в Свердловске Б.Н. Ельцин заявил: «Наше мнение такое, что надо каждую республику назвать суверенным государством со своей конституцией, идти на конфедерацию» [2725].

«Идея, на которой был основан план Шаталина, - признаёт Д. Сорос, - состояла в том, чтобы Советский Союз передал суверенитет республикам, а в то же время республики передали некоторые элементы суверенитета новому органу - Межреспубликанскому совету» [2726]. Межреспубликанский совет должен был состоять из 13 человек {какая - то чертовщина: опять 13 - А.О.): Горбачёв и 12 представителей республик. Это значит, авторы «500 дней» исходили из того, что Прибалтики в составе конфедерации не будет [2727].

«Программа, - признаётся А.С. Черняев, - (я её изучил) - это даже не европейский «Общий рынок», а скорее ЕАСТ. От Союза мало что остаётся. Но, скорее всего, теперь другого пути сохранить такую видимость, как «СССР», нет. Впрочем, Ельцин предложил в качестве верховной власти образовать Совет президентов, в котором не должно быть ни больших, ни малых» [2728].

Характеризуя эту программу, И. Клямкин писал: «Если бы в масштабах нашей огромной страны её стали бы реализовать, то она провалилась бы и, кстати, привела бы к распаду СССР без всякого путча» [2729].

Таким образом, и тот вариант реформирования партии, который был намечен лётом 1990 г., и тот проект экономической реформы, который готовился тогда же, исходили из одной общей идеи - разрушения СССР.

Вокруг «500 дней»

«Когда Михаил Сергеевич получил программу Шаталина - Явлинского «500 дней», - вспоминает А.Н. Яковлев, - он позвонил мне и сказал, что пришлёт этот документ (у меня он уже был). И добавил, что программа читается как фантастический роман. Чувствовалось, что он воодушевлён и снова обретает рабочее состояние. Наутро снова позвонил и спросил: «Ну, как?». Я сказал всё, что думаю, сделав упор на том, что вижу в этой программе реальную возможность выхода из экономического кризиса. Особенно мне понравилась идея экономического союза. Для меня было ясно, что организация экономических связей на рыночных принципах неизбежно и позитивно скажется и на политических проблемах» [2730].

«Но, - писал А.Н. Яковлев, - прошло совсем немного времени, и Горбачёв потускнел». «Программа не получила поддержки в Совете министров. Рыжков упорно отстаивал свои вариант, грозил отставкой» [2731].

«Программа правительства, - пишет М.С. Горбачёв, - исходила не только из экономического союза между республиками, но также из сохранения единого союзного государства с регулирующими функциями и того, что можно назвать основами социалистического строя. Программа же Шаталина - Явлинского, признавая необходимость экономического союза республик, оставляла за скобками саму проблему сохранения политического союза и была лишена чёткого социального содержания, в ней не было даже упоминания о новом Союзном договоре». «Непредвзятый анализ показывал, что программа фактически исходит из перспективы прекращения существования Союза как единого государства» [2732].

«К сожалению, - пишет Л.И. Абалкин, - М.С. Горбачёв не сразу понял это, а поэтому первоначально выразил полную поддержку предложенной С. Шаталиным программы» [2733]. Однако Н.Я. Петраков утверждает, что, ещё находясь в Крыму, Михаил Сергеевич уже понимал, что в основе программы «500 дней» лежит идея превращения СССР в экономический союз и выражал своё отрицательное отношение к ней [2734].

Кого из них он дурачил, известно только ему одному.

Не ранее 21 - не позднее 23 августа к встрече М.С. Горбачёва с Б.Н. Ельциным была составлена записка, которая обосновывала необходимость взять за основу программу «500 дней» и рассматривала два варианта последующих действий: а) представление её Верховному Совету СССР с предложением о формировании нового правительства или б) заключение нового Союзного договора и тоже создание нового правительства. Второй вариант характеризовался как более предпочтительный. Для окончательного решения данного вопроса предлагалось созвать 24 августа совместное заседание Президентского Совета и Совета Федерации [2735].

«В конце августа, - вспоминает Б.Г. Фёдоров, - начались многочасовые встречи с М. Горбачёвым, которые тогда произвели на меня глубокое впечатление (с Б. Ельциным была только одна). Казалось, что он внимательно прочитал нашу программу и задаёт крайне осмысленные вопросы («На такой - то странице вы говорите о том - то, почему?»). Мы тогда очень воодушевились, наше уважение к М. Горбачёву резко возросло. Однако в глубине души я, честно говоря, никогда не верил, что из этой затеи выйдет что - то путное. Слишком свежи были воспоминания о моей работе у М. Горбачёва в ЦК КПСС. Предчувствия оправдались» [2736].

30–31 августа состоялось совместное заседание Президентского Совета и Совета Федерации, в котором вместе с руководителями экономических ведомств, народными депутатами и учёными принимало участие «около 200 человек» [2737]. Собравшимся были предложены две программы перехода к рынку: программа Совета министров СССР, разработанная под руководством Н.И. Рыжкова, и программа С.С. Шаталина - Г.А. Явлинского, получившая известность как программа «500 дней» [2738].

«Руководители республик, как и следовало ожидать, - пишет М.С. Горбачёв, - высказали своё предпочтение программе Шаталина - Явлинского». Объяснение этого Михаил Сергеевич видит в том, что в программе говорилось не о едином союзном государстве, а об экономическом союзе, потому и не упоминался федеральный налог [2739].

В то же время высказывались опасения, что «заключив экономический союз», республики «откажутся от союза политического» [2740].

Во время этого заседания М.С. Горбачёв предложил объединить обе программы и создать компромиссный вариант. Однако Б.Н. Ельцин заявил, что сделать это всё равно, что «соединить амперы и километры» [2741]. В конце концов обе стороны договорились «об отсрочке внесения программы экономической реформы на Верховные Советы Союза и Российской Федерации» [2742].

Вопреки этому 3 сентября программа «500 дней» была представлена Верховному Совету Российской Федерации [2743]. Предваряя её обсуждение, Борис Николаевич заявил: «По сути, мы начинаем с вами работу по выработке и реализации нового политического курса. Курса на возрождение России». «Суть нашей экономической политики - воссоздание когда - то разрушенных мощных механизмов её саморазвития, таких как рынок, конкуренция, деловой расчёт» [2744].

Через день изложение этой программы было обнародовано на страницах «Известий» и «Комсомольской правды» [2745]. Тогда же, в начале сентября, вспоминал Б.Г. Фёдоров, «чтобы не допустить замалчивания или её исчезновения, второй чистовой вариант документа был направлен в издательство». По иронии судьбы этим издательством оказалась «Детская литература» [2746].

«На следующий же день,.. - пишет М.С. Горбачёв, имея в виду 4 сентября, - я провёл детальное обсуждение и сопоставление двух программ, на которое были приглашены их авторы... Оно не поколебало оценки программы «500 дней» как предпочтительной, но главный предмет разногласий и разночтений находился за пределами экономики, был заключён в выборе будущей модели нашего общества» [2747].

Признав, что «ни одна из предложенных программ не может быть принята в том виде, в каком она представлена», М.С. Горбачёв на совещании 4 сентября предложил «сесть двум группам вместе под «арбитражем» Абалкина и создать интеграционный документ» [2748].

«Мне было известно, - пишет М.С. Горбачёв, - что работа над сведением двух программ шла туго, главным образом из - за нежелания Абалкина принимать в ней участие. Всё же она была завершена и направлена в Верховный Совет Союза и российскому руководству. Надо сказать, в новом документе за основу была взята программа Шаталина - Явлинского, но при этом устранены те её положения, которые предвосхищают будущее решение проблем в Союзном договоре, - снят тезис о верховенстве республиканского законодательства, предусмотрено создание собственной финансовой базы Союза в виде федерального налога и т.д.» [2749].

Первоначально предполагалось начать переход к рынку с 1 января 1991 г. Так М.С. Горбачёв заявлял, уходя в отпуск [2750]. 9 сентября он сообщил Д. Бушу: «Планируем начать реализацию программ с 1 октября... Для первоначальной стабилизации экономического положения потребуется месяцев пять (т.е. до 1 марта 1991 г. - А.О.). А само вхождение в рынок займёт около полутора лет» (т.е. до 1 апреля 1992 г. - А.О.) [2751].

Что подтолкнуло М.С. Горбачёва на такой шаг, остаётся загадкой. Одним из этих факторов могли быть надежды уже в 1990 г. получить под программу перехода к рынку финансовую поддержку Запада, другим - обострение экономического кризиса в стране.

Имеются сведения, что к началу 1990 г. существовал перечень 1100 товаров, которые должны были быть в продаже в 150 городах СССР. Между тем из них в наличии было только 56 наименований, всё остальное составляло дефицит [2752].

9 сентября 1990 г. историк Г. Иоффе записал в своём дневнике: «В первые сентябрьские дни разразился «табачный кризис». У табачных ларьков - очереди в несколько витков (получившие название «петля Горбачёва» - А.О.). В основном стояли мужики. Стояли тихо, спокойно, переговаривались негромко. И вот теперь - «хлебный кризис». В нашем районе некоторые булочные вообще закрыты. На Б. Грузинской «завезли». Ринулись. Тут уже не то что за табаком и сигаретами. Вот - вот и побоище начнётся» [2753].

По мнению первого секретаря МПС Ю.А. Прокофьева, этот кризис во многом имел искусственный характер. «Меня до сих пор удивляет, что никто не понял этой очевидной вещи. Когда при плановом хозяйстве вдруг одновременно закрываются на ремонт четыре табачные фабрики, или сразу все заводы по производству моющих средств, или предприятия по производству комбикорма для птицефабрик - то это происходит не само собой, это кто - то такое решение принимает. Я уверен, что это была диверсия. Я знаю, например, что осенью девяностого года на подъездных путях около Москвы стояли составы с мясом и маслом, но кто - то их не пускал в Москву. Кому - то было выгодно, чтобы Москва голодала» [2754].

Такого же мнения на этот счёт придерживается и М.С. Горбачёв. «Вокруг Москвы 150 составов стояло с товарами, но надо было довести людей до того, чтобы они были готовы избавиться от Горбачёва, по крайней мере, потеряли к нему интерес. Я думаю, что надо было бы сделать то, что Шмелёв говорил. Надо было бы нам найти 10–15 миллиардов долларов, занять в долг, купить товаров, в 6 раз дороже здесь их продать, и «съесть» эти 50–70 миллиардов рублей, которые висят и давят на наш рынок» [2755].

М.С. Горбачёв обвиняет во всём номенклатуру, которая пыталась таким образом натравить народ на реформаторов. Номенклатура обвиняла в этом реформаторов. И те и другие говорили о теневом капитале. Кто же прав? На мой взгляд, все, так как в этом кризисе было очень много заинтересованных.

Перед лицом обостряющегося экономического кризиса президент СССР активизировал свои международные встречи. «И одновременно, - пишет А.С. Черняев, - почти перед каждым таким собеседником, перед всеми Горбачёв ставил вопрос о кредитной поддержке» [2756].

В таких условиях произошло событие, которое несомненно заслуживает внимания, но о котором мы до сих пор имеем очень смутное представление. По утверждению генерала А.И. Лебедя, «вечером 8 сентября 1990 г.» командующий Воздушно - десантными войсками генерал - полковник В.А. Ачалов приказал ему «привести дивизию» в состояние повышенной боевой готовности по «южному варианту». В таком состоянии дивизия находилась около суток. 9 сентября в 20.00 поступил приказ совершить марш - бросок и в 6.00 10 - го сосредоточиться под Москвой «на парадной площади аэродрома имени Фрунзе» [2757].

В ночь с 9 на 10 сентября была поднята по тревоге и направлена к Москве Рязанская воздушно - десантная дивизия, 10 сентября началось передвижение Псковской воздушно - десантной дивизии [2758]. Были приведены в состояние боевой готовности Белградская, Каунасская, Кировобадская дивизии [2759].

«По тревоге, - вспоминает бывший начальник штаба ВДВ генерал Е. Подколзин, - были подняты три десантные дивизии, две из которых в бронежилетах при полном боевом комплекте были высажены в Кубинке и на Чкаловском, а третья, Тульская, переброшена прямо в Москву, в Тушино. Белгородская и Псковская дивизии маршем прошли до МКАД и уже готовились войти в Москву, когда разразился скандал. В Верховном Совете СССР обвинили Горбачёва в том, что он готовит заговор» [2760].

По воспоминаниям Р.Г. Пихоя, именно в эти дни в столице в гостинице «Москва», где жили народные депутаты, вдруг исчезли обычные горничные, вместо них появились «крепкие парни - прапорщики в форме, с пистолетами на поясах» [2761]. А.И. Лебедь утверждает, что некоторые народные депутаты стали спешно покидать гостиницу, «усеяв коридоры оторванными пуговицами и домашними тапочками» [2762]. Р.Г. Пихоя относит эту информацию к жанру «охотничьих рассказов» [2763].

Что скрывалось за этими военными «манёврами» - до сих пор остаётся тайной. Разумеется, ни интервью В.А. Ачалова, который объяснил перемещение войск подготовкой к параду [2764], ни заявление Д.Т. Язова, будто бы десантников перебрасывали для уборки картофеля [2765], не заслуживают доверия.

Ранее уже отмечалось, будто бы ещё в марте А.И. Лукьянов заявил о возможности введения в стране чрезвычайного положения. По этим сведениям, тогда же им были названы условия (если не удастся «обуздать Россию») и ориентировочный срок («сентябрь 1990 г.») [2766].

Отмечая, что «в начале сентября» М.С. Горбачёв собирался в Финляндию, генерал В. Подколзин в уже упоминавшемся интервью заявил: «Ещё за месяц до отъезда (т.е. в начале августа - А.О.) он поставил перед министром обороны Язовым задачу устранить от власти Верховный Совет СССР и ввести в стране военное положение» [2767]. Из этого явствует, что команда о подготовке к этим «военным манёврам» была дана в конце июля - начале августа [2768]. Но с какой целью, можно только предполагать.

Видимо, не понимая смысла игры, в которой ему пришлось участвовать, а, может быть, не желая играть в подобные игры, вскоре после этих событий Д. Язов поставил перед М.С. Горбачёвым вопрос об отставке и начал готовить в качестве своего наследника генерала В.А. Ачалова [2769].

Вероятно, следует отметить, что 9–10 сентября М.С. Горбачёв находился в Финляндии на встрече с Д. Бушем [2770], а в Москве в Верховном Совете Российской Федерации 10 сентября, вопреки первоначальной договорённости, началось обсуждение программы Шаталина - Явлинского, причём уже 11 - го (т.е. фактически почти без обсуждения) она была одобрена [2771].

Само по себе это решение не имело практического значения, так как принятая программа могла быть реализована только при двух условиях: или при участии союзного центра (в его прежнем или обновлённом виде), или же после выхода России из состава СССР.

Дело не только в том, что на территории России имело место сосуществование республиканской и союзной собственности, но и в том, что в руках российского правительства не было ни собственных денег, ни таможен, ни магистрального транспорта, ни энергетики. Да и российские законы по действующей конституции могли иметь силу только в том случае, если не противоречили союзным.

Поэтому принятие Россией программы «500 дней» в условиях конфликта с союзным центром означало не что иное, как заявку на выход из СССР Видимо, в связи с этим в первой половине сентября появились слухи, будто бы ельцинское правительство планирует полностью взять власть на территории России в свои руки [2772].

Тогда же, 10 сентября, «открылась сессия Верховного Совета Союза» [2773], на которой 11 - го Н.И. Рыжков представил доклад «О подготовке единой общесоюзной программы перехода к регулируемой рыночной экономике и выработке мер по стабилизации народного хозяйства» [2774].

«Да, - пишет по этому поводу М.С. Горбачёв, - россияне нарушили договорённости, но зачем же на неверный шаг отвечать столь же неверным действием? Пришлось сделать перерыв в дискуссии» [2775].

Подобная пауза была неслучайной.

Ещё в июле 1990 г. в американском городе Хьюстоне состоялась встреча лидеров «семёрки» [2776], на которой было решено направить в СССР «для ознакомления» с состоянием советской экономики «группу международных экспертов» [2777]. Одновременно в Москву направилась «авторитетнейшая делегация делового мира Соединённых Штатов, возглавляемая двумя министрами» [2778].

13 сентября М.С. Горбачёв принял Государственного секретаря США Д. Бейкера, министра торговли США Р. Мосбахера и «группу ведущих американских бизнесменов» [2774]. В этот же день Р. Мосбахера, американского посла Д. Мэтлока и американских бизнесменов, среди которых были Д. Андреас, К. Дерр, Д. Кендалл, Дж. Мэрфи, принял Н.И. Рыжков [2780].

В связи с этим в обсуждении доклада Н.И. Рыжкова на заседаниях Верховного Совета СССР был сделан перерыв. Обсуждение экономической реформы возобновилось 17 сентября [2781].

На следующий день, 18 - го, в то самое время, когда в правящих верхах развернулась острая борьба вокруг вопроса о путях перехода к рыночной экономике и в связи с этим особое значение приобрёл вопрос о судьбе СССР, в качестве приложения к газете «Комсомольская правда», а затем (19 - го) к «Литературной газете» появилась статья А.И. Солженицына «Как нам обустроить Россию? Посильные соображения». В этой статье автор не только обосновывал необходимость разгосударствления экономики, но и открыто предлагал начать это с ликвидации союзного государства [2782].

Поскольку статья была издана тиражом в 27 миллионов экземпляров, её публикация представляла собою масштабную идеологическую акцию, организованную правительством.

Выбор времени публикации был неслучайным. В этот день в Верховном Совете СССР предполагалось начать обсуждение нового Союзного договора [2783].

21 сентября на страницах печатного органа Верховного Совета СССР газеты «Известия» появилась статья А. Миграняна «Союз нерушимый? О перспективах советской государственности». В ней утверждалось, что после принятия Россией декларации о суверенитете распад СССР стал необратимым. Поэтому стоящая сейчас перед руководством Союза задача заключается только в том, чтобы не допустить стихийного развития этого процесса [2784].

Так было положено начало открытого обсуждения данной проблемы, в том числе на страницах советской печати и в других средствах массовой информации. А поскольку в это время почти все типографские мощности находились в руках государства и государство контролировало радио и телевидение, это означало, что руководство партии и правительства начали крупномасштабную обработку общественного мнения в указанном направлении.

25–26 сентября обсуждение статьи А.И. Солженицына состоялось в Верховном Совете СССР [2785]. Верный самому себе, М.С. Горбачёв в ходе этого обсуждения дал ей негативную оценку. Но буквально на следующий день в интервью «Комсомольской правде», высоко оценив личность писателя, никак не отреагировал на его призыв к разрушению СССР [2786], что можно было понять как демонстрацию солидарности.

Через три недели, 15–16 октября, когда дискуссия на тему, следует ли сохранять Советский Союз, шла уже полным ходом, в Риме состоялась конференция «Национальные вопросы в СССР: обновление или гражданская война». Её инициаторами были независимый университет Вашингтон - Париж - Москва, журналы «Континент» и «Юность», газета «Комсомольская правда» [2787].

В конференции приняли участие Евгений Аверин, Чингиз Айтматов, Виктор Астафьев, Александр Афанасьев, Григорий Бакланов, Иосиф Бродский, Василь Быков, Игорь Виноградов, Наталья Горбаневская, Андрей Дементьев, Сергей Залыгин, Владимир Крупин, Игорь Золотусский, Дмитрий Лихачёв, Эдуард Лозанский, Владимир Максимов, Эрнст Неизвестный, Леонид Плющ, Владимир Солоухин, Анатолий Стреляный, Владислав Фронин, Михаил Шемякин, Элиу Эдлис [2788].

Что же собрало их вместе? Может быть, желание спасти гибнущую родину? Ничего подобного. На американские деньги они констатировали приближающуюся смерть Советского Союза как «одной из величайших империй в истории человечества» и договорились способствовать «полной и окончательной ликвидации тоталитарной системы», т.е. Советской власти [2789].

«Римское обращение» разошлось массовым тиражом: его опубликовали «Комсомольская правда» [2790], «Литературная газета» [2791], академическая газета «Поиск» [2792].

Таким образом Советский Союз был приговорён не только Западом, не только партийно - бюрократической номенклатурой, не только национальной оппозицией советских республик, но и русской творческой элитой, как либералами, так и частью патриотов.

Оставалось только привести приговор в исполнение.