Глупые белые люди

Глава 5 Нация идиотов

Вы чувствуете, что живете среди идиотов?

Когда-то, расстраиваясь из-за уровня тупости в нашей стране, я утешал себя словами: «Даже если в Америке живут двести миллионов неисправимых идиотов, остается по меньшей мере восемьдесят миллионов тех, кто меня поймет. А это больше, чем население Исландии и Англии, вместе взятых!»

Однако наступил день, когда я вынужден был работать в одном офисе с сотрудниками игрового шоу кабельного спортивного канала «Двухминутная тренировка». В этой игре спрашивали не только на какой позиции и за какую команду кто играл, но и кто забил в игре 1925 года между Бостоном и Нью-Йорком, кто был «новичком года» в 1965-м в старой американской баскетбольной ассоциации и что ел на завтрак Джейк Вуд утром 12 мая 1967 года.

Я не отвечу ни на один такой вопрос, но почему-то запомнил номер на футболке Джейка Вуда — «2». Зачем я храню в памяти этот абсолютно бесполезный факт?

Не знаю, но, взглянув на толпы ребят, сидящих в приемной того шоу, я кое-что понял о разуме вообще и американском сознании в частности. Толпы этих человекоподобных болванов оккупировали нашу приемную в ожидании своего звездного часа, непрестанно повторяя про себя сотни фактов и проверяя друг друга вопросами, на которые любой нормальный человек ответил бы: «Понятия не имею». При взгляде на этих перегруженных тестостероном конкурсантов можно было догадаться, что они — стадо неучей, для которых высшее достижение — умение прочесть этикетку на пиве.

В каком-то смысле они, конечно, гении. Они могут ответить на все тридцать вопросов о малоизвестных деталях, уложившись в сто двадцать секунд. Причем на вопрос тратится по четыре секунды — знаменитые спортсмены, приглашенные задавать вопросы, читают довольно медленно.

Однажды мне довелось услышать, как лингвист и политический писатель Ноам Хомский сказал, что, если вы хотите убедиться в потрясающих умственных способностях американцев, просто включите любое спортивное радиошоу и послушайте, сколько невероятных фактов они помнят. С ума сойти, неужели такая передача доказывает, что сознание американцев в целости и сохранности? Все дело в заинтересованности и азарте. По словам Хомского, необходимо найти способ сделать политику такой же захватывающей и увлекательной, как спорт. Потом нам только и останется наблюдать, как американцы забросят все дела и начнут обсуждать, кто что кому и когда сделал в ВТО.

Правда, сначала им придется выучить алфавит.

Сорок четыре миллиона американцев, закончив четыре класса и больше, не умеют читать и писать. Иначе говоря, они функционально безграмотны.

Откуда у меня такие данные? Ха, прочел. А теперь прочли и вы. Средний взрослый американец всего девяносто девять часов в год тратит на чтение книг, зато телевизор мы смотрим тысячу четыреста шестьдесят часов.

А еще я вычитал, что только одиннадцать процентов американцев удосуживаются прочесть всю газету, прежде чем открыть страничку с анекдотами или рекламой подержанных машин.

Так что если вы живете в стране, где сорок четыре миллиона граждан не умеют читать, — и, вероятно, соседствуете с другими двумя сотнями миллионов, которые могут, но не хотят, — то мы с вами, друзья, обитаем в очень жутком месте. Страна, которая не только штампует неграмотных студентов, НО И ПРИЛАГАЕТ ВСЕ УСИЛИЯ, ДАБЫ СОХРАНИТЬ НЕВЕЖЕСТВО И ГЛУПОСТЬ, не должна править миром. По крайней мере до тех пор, пока большинство ее граждан не смогут отыскать на карте Косово (или любую другую страну, на которую они сбрасывают бомбы).

Иностранцев совсем не удивило, что жители Америки, не упускающие случая продемонстрировать свою глупость, «избрали» президента, который не читает практически ничего — даже собственные тезисы для брифингов — и глубоко убежден, что Африка — это страна, а не континент. Тупой лидер тупого народа. В нашей знаменитой «стране достатка» меньшинство всегда составляют те, кто перегружает свои лобные доли фактами, числами, критикой и всем, что не… да, правильно — что не спорт.

Наш главнопридуривающийся даже не пытается скрыть свое невежество. Наоборот, чуть ли не бравирует им. В обращении к выпускникам Йельского университета в 2001 году Джордж У. Буш гордо сообщил, что в бытность студентом данного заведения учился довольно посредственно.

— Я обращаюсь к вам, троечники, — каждый из вас тоже способен стать президентом Соединенных Штатов!

О том, что, помимо средней успеваемости, вам потребуется папа — экс-президент, брат — губернатор штата, где пропадают бюллетени, и Верховный суд — тусовка папиных приятелей, Буш умолчал — видимо, не сумел уместить столько информации в короткой речи.

Нас, американцев, по традиции представляют необразованные высшие чиновники. В 1956 году кандидат на должность посла США на Цейлоне (сегодня — Шри-Ланка), предложенный президентом Дуайтом Эйзенхауэром, на протяжении всего собрания сената не смог запомнить ни фамилии местного премьер-министра, ни название столицы. А-а, не важно — Максвелла Глака все равно утвердили. В 1981 году президент Рональд Рейган на пост государственного секретаря выставил кандидатуру Уильяма Кларка, вообще не разбиравшегося в вопросах внешней политики. Он понятия не имел, как наши союзники в Западной Европе узнали о расположенных там американских ядерных ракетах, и не помнил имен премьер-министров Южной Африки и Зимбабве. Не беспокойтесь, его тоже утвердили. Подобные эксцессы подготовили почву для Малютки Буша, который путал имена лидеров Индии и Пакистана — двух из семи стран, обладающих атомной бомбой.

И Буш сумел поступить в Йельский и Гарвардский университеты.

Недавно группе из пятисот пятидесяти шести выпускников в пятидесяти пяти престижных американских университетах (таких, как Гарвардский, Йельский и Стэнфордский) дали тест на «уровне старшей школы». Всего тридцать четыре вопроса. Студенты ответили правильно лишь на пятьдесят три процента вопросов. И только один выпускник не допустил ни единой ошибки.

Опростоволосившиеся сорок процентов выпускников не смогли ответить, в какой период времени была Гражданская война, даже при наличии вариантов: А: 1750–1800; Б: 1800–1850; В: 1850–1900; Г: 1900–1950 или Д: После 1950. (Мальчики, правильный ответ — В.) Зато на два вопроса почти все ответили верно: 1. Кто такой Снуп Догги Дог?[48] (98 процентов) и 2. Кто такие Бивис и Батхед? (это знали 99 процентов). На мой взгляд, Бивис и Батхед — едва ли не лучшая американская сатира девяностых, да и Снуп с компанией многое могут сказать об американских социальных пороках, так что катить бочку на MTV я не собираюсь.

Кто меня возмущает, так это политики вроде Джо Либермана, сенатора от Коннектикута, и Герберта Кола, сенатора от Висконсина, которые преследуют канал MTV, в то время как сами повинны в кризисе американского образования. Зайдите в любую школу, и вы с высокой долей вероятности обнаружите там переполненные классы, протекающие потолки и деморализованных учителей. В каждой четвертой школе вы найдете ребят, «обучающихся» по учебникам, выпущенным году в восьмидесятом… или раньше.

Почему? Потому что политические лидеры — и те, кто за них голосовал, — сочли покупку очередного бомбардировщика более важным, чем образование наших детей. Они лучше проведут встречу, посвященную пагубному влиянию телешоу «Джек-эс»,[49] чем их собственному пагубному пренебрежению к школам, детям и закреплению за нами звания Тупейшей Страны в Мире.

Ненавижу писать такое. Я люблю нашу гордую страну и ее чудаковатых жителей. Но когда удастся поехать в ка-кую-нибудь тихую деревеньку в Центральной Америке, как я делал в далекие восьмидесятые, и стайка двенадцатилетних детишек рассказывает, как все беспокоятся о Всемирном банке и прочих давно минувших событиях, я чувствую: в Соединенных Штатах Америки чего-то не хватает.

И проблема не в детях, которые ничего не знают, а во взрослых, которые оплачивают им образование, однако тоже знают не больше первоклассника. Вот бы провести тест в конгрессе США и проверить уровень знаний наших представителей. А если устроить неожиданный экзамен для ведущих, которые несут околесицу в радио-и телеэфире? Сколько вопросов осилят они?

На днях я решил это выяснить. Дело было воскресным утром; подходящих программ по телевизору нашлось всего две: шоу по продаже недвижимости «Парад домов» и «Маклафлин груп». Любители завывания гиен, наглотавшихся дикседрина, не раздумывая выбрали бы Маклафлина. Но именно в тот день (возможно, в виде наказания за пропуск воскресной мессы) меня заставили слушать, как газетный обозреватель Фред Барнс (сегодня он редактор республиканского еженедельника «Уикли стандарт» и совладелец шоу-канала «Фокс» «Ребята с кольцевой дороги») ноет и ноет о плачевном уровне американского образования, обвиняя учителей вместе с их чертовым профсоюзом в неуспеваемости учеников.

— Современные дети даже не знают, о чем «Илиада» или «Одиссея»! — вопил он, а остальные газетчики дружно кивали, восхищенные его праведным гневом.

На следующий день я зашел в вашингтонский офис Фреда Барнса.

— Фред, — попросил я, — расскажи мне, о чем «Илиада» и «Одиссея».

Барнс даже закашлялся.

— Ну, это… м-м… понимаешь… э-э… ладно, хорошо, ты меня поймал — я понятия не имею, о чем они. Ты доволен?

Нет, не доволен. Ты один из самых успешных американских телевизионных умников и постоянно мелькаешь на экране. Ты радостно разглагольствуешь о «свободе» перед сотнями тысяч ничего не подозревающих граждан, с удовольствием отчитывая окружающих за безграмотность. Причем и ты, и твои гости сами не знают практически ничего. А ну-ка встань, возьми пару книжек и марш в свою комнату.

Йель и Гарвард. Принстон и Дартмут. Стэнфорд и Беркли. Диплом любого из этих университетов обеспечит вас до конца жизни. Так почему, судя по упомянутому ранее тесту, семьдесят процентов выпускников этих чудесных заведений ни разу не слышали о законе об избирательных правах и президентской программе Линдона Джонсона «Великое общество»?[50] А зачем им знать такую ерунду, если они сидят на своей вилле в Тускане, любуются закатом да проверяют, насколько за день выросли их акции?

Так почему ни один из престижнейших университетов, где учатся невежественные студенты, не требует от них прослушать хотя бы одногодичный курс американской истории? А зачем история тому, кто завтра собирается стать хозяином вселенной?

Никого не волнует, что семьдесят процентов выпускников американских колледжей не заставляли учить иностранный язык. Разве не весь современный мир говорит по-английски? И если не весь, то не лучше ли этим чертовым иностранцам самим ПОУЧИТЬСЯ?

И кому всыпать, если из семидесяти курсов английской литературы в семидесяти лучших университетах всего двадцать три приказали включить в курс английского языка Шекспира? Может мне кто-нибудь объяснить, как английский соотносится с Шекспиром? Чем заплесневелые старые пьесы могут помочь в современном деловом мире?

Возможно, я просто ревную, ведь у меня нет диплома о высшем образовании. Да-да, я, Майкл Мур, не окончил колледж.

Впрочем, я его официально не окончил. Однажды, будучи второкурсником, я объезжал различные стоянки нашего колледжа во Флинте, отчаянно пытаясь найти место для парковки. Но все было занято, и уезжать никто не собирался. Безрезультатно покружив часок на своем «шевроле-импала» шестьдесят девятого года выпуска, я выкрикнул в окно: «Ну все, с меня хватит!» Я поехал домой и сообщил родителям, что больше в колледже не учусь.

— Почему? — спросили они.

— Не нашел места для парковки, — пояснил я, схватил любимую почтовую программу «Рэдпоп» и спокойно продолжил свой жизненный путь. С тех пор я ни разу не сидел за партой.

Я невзлюбил школу уже на втором месяце первого класса. Мои родители — спасибо им огромное — научили меня читать и писать годам к четырем. И, отправившись в начальную школу имени Святого Иоанна, я вынужден был изображать заинтересованность, пока остальные дети, словно роботы, распевали: «А-Б-В-Г-Д… Теперь я знаю алфавит — каждый школьник подтвердит!» Когда я слышу эту строчку, мне хочется заорать: «Подтвержу-подтвержу, только заткнись, Бога ради! Кто-нибудь, дайте мне пирожное!»

Я изнывал от скуки. Монахини, надо признать, это заметили, и в один прекрасный день сестра Джоан Кэтрин отвела меня в сторонку и сообщила, что меня решено перевести сразу во второй класс. Я чуть не подпрыгнул от радости. Прибежав домой, я взволнованно поведал родителям, каких успехов добился на первом же месяце обучения. Однако весть о моей гениальности не впечатлила их. Наоборот, родители вскрикнули «ЧТО ЗА…» и ушли на кухню. Я слышал, как мама объясняет настоятельнице, что никогда не разрешит перевести своего малютку Майкла в класс, где учатся более сильные старшие дети, а потому сестра, пожалуйста, переведите его обратно.

Я был раздавлен. Мама объяснила, что если бы я проскочил первый класс, то следующие одиннадцать лет оказывался бы самым маленьким и слабым в группе (хотя со временем моя инертность и фаст-фуд заставили маму изменить свое мнение). Взывать к отцу было бесполезно — вопросы образования он предоставил решать жене, закончившей среднюю школу. Я пытался объяснить, что, если меня вернут обратно, все решат, будто я в первый же день опростоволосился во втором классе, и тогда меня могут избить первоклашки, которых я покинул со словами: «Счастливо оставаться, молокососы!» Но меня не послушали, и я узнал, что могущественнее матери-настоятельницы только мама Мур.

На следующий день я решил проигнорировать наставления родителей. Перед звонком на урок все ученики должны выстраиваться перед школой и единой шеренгой отправляться в класс. С тихой решимостью я встал к второклассникам, молясь, чтобы сестры не заметили, в какой я шеренге. Прозвенел звонок, а меня никто не заметил! Наша шеренга направилась в здание. «Ура!» — подумал я. Если бы все получилось, если бы я смог зайти в класс и сесть за парту, то никому бы не удалось вытащить меня оттуда. Когда я уже почти вошел в школьную дверь, чья-то рука схватила меня за шкирку. Это была сестра Джоан Кэтрин.

— Похоже, ты ошибся, Майкл, — строго сказала она. — Тебя снова перевели в первый класс.

Я начал спорить — мол, мои родители «оговорились», или «на самом деле это были не мои родители», или…

Следующие двенадцать лет я сидел в классе, выполнял задания и думал только о том, как отомстить. В четвертом классе я организовал подпольную школьную газету. Ее запретили. В шестом я попробовал еще раз. Газету запретили. В восьмом я не только начал выпускать газету, но и убедил хороших сестер разрешить мне написать пьесу для рождественского школьного концерта. В пьесе рассказывалось о том, сколько крыс обитает в церковном зале и как крысы всей страны собрались в церковном зале школы имени Святого Иоанна на ежегодный съезд. Священник запретил и пьесу, и газету. А мне и моим друзьям приказали подняться на сцену, спеть три рождественских гимна и без единого лишнего звука сойти оттуда. Я уговорил полкласса подняться на сцену и молчать.

В итоге мы стояли на сцене и просто смотрели в зал — тихий протест против цензуры. Ко второй песне, сломавшись под строгими взглядами родителей, многие присоединились к поющим. К третьей сдался и я, завыв «О, святая ночь» и поклявшись отомстить позднее.

Средняя школа, как все мы знаем, представляет собой изощренное садистское наказание для детей, придуманное мстительными взрослыми, которым уже не доступна присущая молодежи способность бить баклуши семь дней в неделю по двадцать четыре часа в сутки. Чем еще объяснить те суровые четыре года унизительных комментариев, физического насилия и утверждения, что ты единственный девственник в классе?

Стоило мне поступить в среднюю школу — и вообще познакомиться с системой государственных школ, — как я позабыл все свои обиды на сестер прихода Святого Иоанна. Все они вдруг показались мне умницами и ангелами. Теперь я ходил по коридорам вместе с парой тысяч пленников образования, злобно теребящих авторучки. Сестры посвятили свою жизнь обучению других без всякого земного вознаграждения. А вот директора средних школ руководствовались простым правилом: «Затравим маленьких выродков как собак, а потом посадим в клетку, пока не сломим их волю или не отправим на живодерню!» Делай то, не смей делать это, заправь рубашку, прекрати улыбаться, где твой пропуск?.. ЭТО НЕ ПРОПУСК! ОСТАНЕШЬСЯ ПОСЛЕ УРОКОВ!!!

Однажды, вернувшись домой из школы, я нашел газету. Ее заголовок гласил: «Двадцать шестую поправку приняли — возраст избирателей снижен до восемнадцати лет». Чуть ниже был еще один: «Президент школьного комитета вышел на пенсию, место вакантно».

Х-м-м. Я позвонил в администрацию округа.

— Э-э-э, мне через несколько недель исполнится восемнадцать. Если я могу голосовать, то, значит, могу и баллотироваться?

— Дай-ка подумать, — протянула женщина. — Об этом еще никто не спрашивал!

Она порылась в каких-то бумагах и вернулась к телефону.

— Да, — сообщила она. — Ты можешь баллотироваться. Собери двадцать подписей, и тебя включат в список кандидатов.

Двадцать подписей? И все? Никогда не думал, что баллотироваться в школьный комитет так просто. Я собрал подписи, подал заявление и начал предвыборную кампанию. Моя платформа? «Уволить директора средней школы и его заместителя!»

Взбудораженные тем, что ученик средней школы действительно может найти законные причины для увольнения высших школьных чинов, которые к нему цеплялись, еще пятеро местных «взрослых» тоже решили баллотироваться.

Разумеется, они еще больше раскололи голоса старших избирателей — и я победил, получив голоса всей молодежи от восемнадцати до двадцати пяти лет (которые вряд ли пришли бы на выборы, если б не соблазнились идеей послать своего директора на виселицу).

На следующий день после победы я шел по школе (мне оставалось учиться еще целую неделю) и миновал заместителя директора с гордо незаправленной рубашкой.

— Доброе утро, мистер Мур, — процедил он. Раньше меня звали «Эй, ты!». Теперь я стал его начальником.

Через несколько месяцев после того, как я начал работать в школьном комитете, директор и его заместитель подали «заявление об уходе» — уловка для «сохранения лица» в тех случаях, когда вас «просят» уйти. Через пару лет директор умер от сердечного приступа.

Я знал его с незапамятных времен. Когда мне было восемь, он пускал меня и моих друзей покататься на коньках или погонять шайбу на маленьком прудике за его домом. Он был добрым и щедрым и всегда оставлял дверь своего дома открытой — на случай если нам понадобится переодеть коньки или погреться. Годы спустя меня пригласили в новый оркестр играть на бас-гитаре, а своей у меня не было. Он одолжил мне гитару сына.

Я говорю это, дабы напомнить себе: что-то хорошее есть в каждом из нас, и человек, с которым у меня возникли серьезные разногласия, одновременно еще и тот, кто поил нас, замерзших соседских ребятишек, горячим шоколадом.

Сегодня учителя — излюбленная мишень политиков. Достаточно послушать товарищей вроде Честера Финна, бывшего заместителя министра образования в администрации Буша-старшего, и вы поверите, что в современной разрухе повинны распущенные, ленивые и некомпетентные учителя.

— Если вы составите список Десяти Особо Опасных Убийц американского образования, то не знаю, кого вы сочтете наиболее опасным: учительский профсоюз или самих преподавателей, — заявил Финн.

Безусловно, в стране полным-полно никчемных преподавателей, которым бы больше подошло заниматься распространением чистящих средств «Эмвэй».[51] Однако подавляющее большинство — верные своему делу педагоги, избравшие профессию, за которую платят меньше, чем их ученики зарабатывают продажей экстази, и этих самоотверженных людей мы хотим наказать. Не знаю, как вы, а я хочу, чтобы к тем, кто заботится о моем ребенке больше часов в день, чем я, относились с любовью и нежностью. Именно они «готовят» моих детей к этому миру. Так с какой стати мне поливать их грязью?

Думаете, отношение общества к учителям должно выражаться в таких словах:

Учителя, огромное спасибо, что посвятили свою жизнь моему ребенку. Могу ли я ЧЕМ-НИБУДЬ помочь вам? Не нуждаетесь ли вы в ЧЕМ-НИБУДЬ? Я полностью в вашем распоряжении. Почему? Потому что вы помогаете моему ребенку — МОЕЙ КРОШКЕ — учиться и расти. От вас зависит не только ее способность в дальнейшем зарабатывать на жизнь, вы оказываете огромное влияние на ее видение мира, представление о других людях и самооценку. Я хочу, чтобы она верила в свои силы, в то, что для нее нет закрытых дверей и неосуществимых надежд. Ежедневно я на семь часов доверяю вам самого дорогого для меня человека. И потому вы — одни из самых важных людей в моей жизни! Спасибо вам.

Однако вот что на самом деле постоянно слышат учителя:

* «Обратите внимание на учителей, которые заявляют, будто интересы ребенка для них прежде всего, и таким образом выкачивают из государства деньги на повышение зарплаты» («Нью-Йорк пост». 26 декабря 2000 года).

* «Согласно произведенной оценке, количество плохих учителей составляет от пяти до восемнадцати процентов — при общей численности 2,6 миллиона» (Майкл Чепмен. «Инвестор бизнес дейли»),

* «Большинство работников образовательной сферы принадлежит закрытому сообществу энтузиастов… которые вместо творческого подхода и поиска новых идей обкатывают на учениках устаревшие житейские методы» (Дуглас Карминен, цитирую по «Монреаль газетт». 6 января 2001 года).

* «Профсоюзы учителей заступились за преступников и педагогов, которые вступали в сексуальные отношения с учениками, а также за тех, кто просто не умеет преподавать» (Питер Швейзен. «Нэшнл ревью». 17 августа 1998 года).

Какие приоритеты мы ставим перед американским образованием? Ну да, в списке государственного финансирования оно где-то между инспекцией состояния мясных продуктов и управлением по технике безопасности и санитарии. Человек, ежедневно заботящийся о нашем ребенке, в среднем получает за год 41 351 доллара. Конгрессмен, который заботится лишь о том, какой из табачных лоббистов пригласит его на обед, получает 145 000 долларов.

Учитывая пощечины, которые общество чуть ли не каждый день раздает учителям, неудивительно, что столь немногие выбирают эту профессию. В Америке так не хватает педагогов, что некоторые школы уже выписывают их из-за границы. Недавно в Чикаго приняли на работу педагогов из двадцати восьми стран, включая Китай, Францию и Венгрию. К началу нового семестра в Нью-Йорке семь тысяч заслуженных учителей уйдут на пенсию… а шестьдесят процентов новых учителей, пришедших на замену, будут недоучившимися.

А вот что меня добило: сто шестьдесят три нью-йоркских школы в 2000/01 учебном году откроются без директора! Вы не ослышались — школа, которой никто не руководит. Очевидно, мэр и школьный комитет проводят эксперимент по теории хаоса — загнать пятьсот несчастных детей в разваливающееся здание и смотреть, как природа возьмет свое! В городе, где контролируется большая часть мировых финансовых ресурсов, где количество миллионеров на квадратный фут больше, чем жвачки на тротуаре, мы никак не наскребем денег, чтобы увеличить зарплату начинающего учителя до 31 900 долларов в год. И еще удивляемся, когда у нас ничего не получается изменить к лучшему.

И ведь пренебрегают не только учителями — американские школы буквально разваливаются на части. В 1999 году четверть американских государственных школ сообщили о непригодном состоянии как минимум одного здания в каждой. В 1997 году во всем Вашингтоне (округ Колумбия) задержали начало учебного года почти на месяц, поскольку треть школьных зданий оказались небезопасными.

Почти у десяти процентов государственных школ количество учеников на двадцать пять процентов превышает вместительную способность основных зданий. Занятия приходится проводить в коридорах, на улице, в спортзале, в кафетерии, а в одной школе, где мне довелось побывать, даже в туалете уборщицы. Впрочем, туалеты уборщиц все равно не используют по назначению — в Нью-Йорке почти пятнадцать процентов из тысячи ста городских школ не имеют постоянного обслуживающего персонала, так что учителя драят полы в своих классах, а ученики обходятся без туалетной бумаги. Мы уже посылаем наших детей торговать леденцами, дабы их школы могли купить инструменты для оркестра… Что дальше? Будут мыть машины, чтобы заработать на туалетную бумагу?

Еще одно доказательство особой специфики существования наших отпрысков — количество общественных и школьных библиотек, которые либо закрылись, либо ограничили часы работы. Нам только горстки детей, уткнувшихся в груду книг, не хватало!

Видимо, «президент» Буш того же мнения: составляя свой первый бюджет, он предложил сократить федеральную помощь библиотекам на тридцать девять миллионов долларов, уменьшив ее до ста шестидесяти восьми миллионов, то есть почти на девятнадцать процентов. А всего неделей ранее его жена, бывший школьный библиотекарь Лора Буш, начала национальную кампанию в поддержку американских библиотек, назвав их «общей сокровищницей, наполненной огромным количеством информации, в равной степени доступной каждому». Мать президента, Барбара Буш, — глава фонда семейного образования. Ничто так не побуждает к милосердию, как собственный опыт существования в безграмотной семье.

Для детей, у которых есть книги и дома, закрытие библиотеки — факт печальный. А для детей из неграмотных слоев населения потеря библиотеки — трагедия, которая может навсегда лишить их возможности познать радость чтения или прочесть то, от чего может зависеть их дальнейшая судьба. Джонатан Козол, годами защищающий в суде необеспеченных детей, отметил, что школьные библиотеки «остаются для детей из бедных кварталов единственным светлым окном в мир искренних радостей и надежд».

Перекрывая детям доступ в хорошие библиотеки, мы лишаем их возможности научиться усваивать информацию, она понадобится им для качественного выполнения работы, которое все больше зависит от способности ориентироваться среди быстро меняющейся информации. По словам Джулии Уолкер, исполнительного директора Американской ассоциации школьных библиотекарей, способность к анализу — «возможно, самое необходимое, что могут получить современные ученики. Знания, которые дети приобретают в школе, не потребуются им в дальнейшей жизни. Многие сменят по четыре-пять профессий. Им поможет способность выявлять значимую для них информацию».

Кого винить в закрытии библиотек? Ну, если речь идет о школьных библиотеках, вы для начала можете погрозить пальцем (да-да, именно этим пальцем) Ричарду Никсону. С 1960 по 1974 год правительство щедро финансировало школьные библиотеки. Однако в 1974 году администрация Никсона изменила правила, распределив федеральные средства на образование между штатами и предоставив местному руководству право тратить деньги по своему усмотрению. Помочь библиотекам решили в очень немногих штатах… и покатилось. Вот почему во многих школах учебники и вспомогательные материалы датированы шестидесятыми и семидесятыми годами — позже финансирование пресеклось. («Нет, Салли, Советский Союз нам не враг. Он развалился еще десять лет назад…»)

Опубликованную в 1999 году в еженедельнике «Эдьюкейшн уик» заметку о «библиотеке» начальной школы Филадельфии можно отнести к любой из подобных же разорившихся школ:

«Даже лучшие книги в библиотеке начальной школы Пиерса устарели, порвались и выцвели. А худшие — как правило, распадающиеся по страницам, грязные, плохо пахнут и оставляют пыльные следы на руках и одежде. Столы и стулья старые, разнокалиберные или сломанные. Компьютера нет и в помине… Устаревшие факты и теории, оскорбительные социальные стереотипы на авторитетных страницах энциклопедий и биографий, художественных и научных произведений. Только такие сведения ученик и может найти на книжных полках. Однако ему не удастся получить точную информацию о СПИДе или других современных болезнях, об исследованиях Луны и Марса или даже о последних пяти президентах США».

Самое смешное, что именно те политики, которые отказались нормально финансировать американское образование, больше всех бесятся из-за отставания наших детей от немецких, японских да и любых других детей в странах, где есть вода, а экономика не держится на торговле жвачкой. Им, видите ли, захотелось «политподотчетности». Они желают получить «ответственных учителей» и для этого тестируют их. И детей им непременно надо протестировать — снова, снова и снова.

В использовании стандартизированных методик при проверке умения читать, писать и считать нет ничего плохого. Просто слишком много политиков и бюрократов от образования поспособствовали общенациональному помешательству на тестах. Словно все проблемы системы образования в Америке волшебным образом разрешатся, стоит нам повысить результаты тестов.

Вот кого действительно стоит проверить (не считая вопящих ученых мужей), так это политических лидеров. В следующий раз, когда встретите представителя своего штата, дайте ему вот этот опросник и напомните, что повышение зарплаты будет зависеть от того, сколько он наберет баллов.

1. Какова средняя годовая зарплата ваших избирателей?

2. Какой процент получающих социальную помощь составляют дети?

3. Сколько видов растений и животных находятся на грани исчезновения?

4. Насколько сегодня велика озоновая дыра?

5. В каких странах Африки детская смертность ниже, чем в Детройте?

6. У многих ли городов Америки остались хотя бы две конкурирующие газеты?

7. Сколько унций в галлоне?

8. От чего у меня больше шансов умереть: от выстрела школьника или от удара молнии?

9. Назовите единственную столицу штата, в которой нет «Макдоналдса».

10. О чем «Илиада» и «Одиссея»?

ОТВЕТЫ:

1. 28 548 долларов.

2. Шестьдесят семь процентов.

3. 11 046.

4. Десять с половиной миллионов квадратных миль.

5. Ливия, Маврикий, Сейшелы.

6. 34.

7128 унций.

8. 50/50.

9. Монпелье, штат Вермонт.

10. «Илиада» — созданная в Древней Греции Гомером эпическая поэма о Троянской войне. «Одиссея» — еще одна эпическая поэма Гомера, повествующая о десятилетнем пути домой с Троянской войны Одиссея, царя Итаки.

Велика вероятность, что гений, представляющий вас в законодательном собрании штата, не наберет и пятидесяти процентов. Но есть и хорошая новость: через год или два вы сможете отчислить его за неуспеваемость.

В Америке есть только одна группа, которая не садится в кружок, чтобы покритиковать недоумков-учителей, группа, которой небезразлично, какими ученики вступят в мир взрослых. Вы можете возразить, что они заинтересованы в привлечении миллионов молодых людей… или миллиардов долларов, которые молодежь тратит за год. (Только подростки потратили в прошлом году более ста пятидесяти миллиардов долларов.) Да-да, я говорю об американских корпорациях, чья щедрость по отношению к американским школам — еще один пример их бесконечного патриотизма.

Что же связывает эти компании со школами наших детей?

Согласно статистике, собранной центром анализа коммерции в образовании, их самоотверженная благотворительность с 1990 года стремительно возрастает. За последнее десятилетие корпоративное спонсорство школьных программ и начинаний возросло на 248 процентов. В обмен на финансовую поддержку школы разрешили связывать общеобразовательные мероприятия с названием корпорации.

Например, Эдди Баер спонсирует финальный тур национального конкурса по географии. Ученикам раздают обложки с рекламой «Калвина Клайна» и «Найк». «Найк» и другие производители обуви, желая поскорее добраться до юных талантов, финансируют городские баскетбольные команды средних школ.

«Пицца-хат» проводит свою программу «Прочти-и-закажи!», дабы заинтересовать детей чтением. На ежемесячных читательских встречах учеников награждают именными купонами на бесплатную пиццу. В ресторане менеджер лично поздравляет детей и вручает каждому наклейку и свидетельство о прохождении курса. «Пицца-хат» также предлагает директорам школ вывесить на доске почета список победителей «Пицца-хат — Прочти-и-закажи!».

«Дженерал миллс» и «Кэмпбеллс суп» придумали план получше. Вместо раздачи подарков обе компании награждают школы за привлечение родителей к покупке их продукции. В ходе программы «Крышки помогают образованию», проводимой «Дженерал миллс», школы получали по десять центов за каждый присланный логотип с упаковки и могли заработать до десяти тысяч долларов в год. А компания таким образом продавала 100 тысяч продуктов. «Этикетки в помощь образованию» фирмы «Кэмпбеллс суп» вообще вне конкуренции. Компания подает себя как «поставщика БЕСПЛАТНОГО школьного оборудования американским детям!». Школы могут купить один «бесплатный» компьютер «Эппл» всего за 94 950 суповых этикеток. «Кэмпбеллс суп» предлагает школьному руководству собирать по этикетке в день с каждого ученика. По расчетам «Кэмпбеллс», если в неделю получать от ребенка пять этикеток, то бесплатный компьютер может достаться и школе, где всего пятьсот двадцать восемь учеников.

Однако не только спонсорские отношения объединяют школы и корпорации. В девяностых годах наблюдается феноменальный взлет — на 1384 процента — заключений эксклюзивных договоров между школами и производителями безалкогольных напитков. Двести сорок школьных округов в тридцать одном штате продали эксклюзивные права на распространение продукции в школе какой-либо из трех ведущих компаний («Кока-Кола», «Пепси», «Доктор Пеппер»), Никто из вас не интересовался, почему увеличилось количество детей с избыточным весом? Или девушек с дефицитом кальция из-за недостаточного потребления молока? И хотя закон запрещал продажу безалкогольных напитков до ленча, в некоторых переполненных школах «ленч» начинался с середины утра. Сладкая газировка с искусственными ароматизаторами — завтрак чемпионов! (В марте 2001 года «Кока-Кола» сдалась под натиском общественности и объявила о добавлении в школьные автоматы с газировкой воды, сока, а также заменителей соды, обогащенных кальцием и не содержащих сахара с кофеином.)

Думаю, компания могла позволить себе такую уступку, особенно учитывая сделку со школьным округом Колорадо-Спрингс. Колорадо стал первопроходцем, тесная дружба школ и производителей безалкогольных напитков тогда только зарождалась. Десятилетнее сотрудничество с «Кокой» принесет данному округу 8,4 миллиона долларов и больше, если он превысит «необходимое» число продаж продуктов «Коки» — 70 тысяч в год. Дабы уж наверняка достигнуть цели, представители школьного района убедили директоров открыть ученикам неограниченный доступ к автоматам с газировкой и разрешить пить кока-колу во время занятий.

А ведь есть не только «Кока». В округе Джефферсон (тот же штат Колорадо) школьному округу (куда входит и школа «Колумбина») «Пепси» пожертвовала полтора миллиона долларов на постройку нового спортивного стадиона. Некоторые школы округа пробовали вводить научный курс по газированным напиткам, производимым совместно с «Пепси». Ученики дегустировали колу, анализировали разные образцы, смотрели документальный фильм о разливочном заводе и посещали местную фабрику.

Школьный округ в Уайле (Техас) в 1996 году подписал договор, разделив права на продажу в школе безалкогольных напитков между «Кокой» и «Доктором Пеппером». Обе компании обязались ежегодно выплачивать по 31 тысяче долларов. В 1998 году округ передумал и заключил с «Кокой» новый контракт стоимостью 1,2 миллиона долларов на пятнадцать лет. «Доктор Пеппер» подал на округ в суд за нарушение договора. Школьный округ выкупил контракт «Доктора Пеппера» всего за 160 тысяч долларов, добавив 20 тысяч долларов в качестве компенсации.

Однако прощаются не только с компаниями. Ученики, нарушающие общую школьную политику, тоже сильно рискуют. Когда Майк Кэмерон из средней школы Гринбиэр в Эвансе (Джорджия) появился на «Дне „Коки“» в футболке «Пепси», его на целый день отстранили от занятий. «День „Коки“» — первый этап межшкольного соревнования «Присоединяйся к „Кока-Коле“», которое приносит школе-победительнице, распространившей самое большое количество дисконтных карт «Кока-Колы», 10 тысяч долларов. Сотрудник школы Гринбиэр пояснил, что Кэмерона отстранили за «непослушание и попытку сорвать школьное мероприятие», поскольку он снял куртку, оставшись в футболке «Пепси», когда фотограф расставлял ребят, чтобы получить слово «кола». По словам Кэмерона, он ходил в футболке весь день, а проблемы начались только при фотографировании. В маркетинговом отделе «Пепси» не растерялись и тут же отправили выпускнику средней школы целую коробку футболок и шляп с логотипом «Пепси».

Если оказывалось, что рекламных щитов с фотографиями недостаточно, сама школа порой превращалась в один огромный неоновый символ корпоративной Америки. Размещение логотипа компании на школьном пространстве, включая стенды с оценками, крыши, стены и учебники, увеличилось на 539 процентов.

В Колорадо-Спрингс не удовлетворились продажей души одной «Кока-Коле» и обклеили школьные автобусы рекламными плакатами «Бургер кинг», «Вэнди» и других крупных компаний. Еще ученикам вручили бесплатные книжные обложки и школьные расписания с портретами ведущих канала «Фокс ТВ» и рекламой пирожных фирмы «Келлоггс».

Когда же члены независимого школьного округа Грэйп-вайн-Колливилл решили, что надо убрать рекламу из классов, они позволили компаниям «Севен ап» и «Доктор Пеппер» разместить логотипы на крышах двух средних школ, которые — не случайно, разумеется, — располагались неподалеку от далласского аэропорта.

Школы не просто ищут способы рекламы, они интересуются тем, как ученики воспринимают разные продукты. Вот почему в некоторых школах во время уроков компании проводят маркетинговые исследования. Согласно данным по ресурсам образовательного рынка в Канзасе, «дети легко и открыто реагируют на вопросы и стимулы». (Конечно, именно этого и ждут от детей в классе… Правда, для их собственной пользы, а не для каких-то корпоративных интервьюеров.) Вероятно, детям все же не следует вместо учебы заполнять маркетинговые опросники.

А компании хорошо поняли, что могут охватить эту специфическую аудиторию, «спонсируя» приобретение учебных пособий. Подобная практика также получила широкое распространение и с 1990 года выросла на 1875 процентов.

Педагоги показывают ученикам ролики о бензине «Шелл», где говорится, что если хочешь познать природу — садись в машину и поезжай… предварительно заправив свой джип на бензоколонке «Шелл». «Эксон мобил» готовит планы уроков о здоровой сельской жизни на берегу залива принца Уильяма, который в результате аварии нефтяного танкера «Эксон Валдиз» объявили зоной экологического бедствия. Учебник по математике для третьих классов содержит примеры, где арифметические действия производятся с карамельками «Тутси роул». Финансируемый «Херши» учебный курс «производства шоколада-мечты» упоминался во многих дисциплинах, включая математику, естественные науки, географию… и правильное питание.

В некоторых школах курс экономики поддерживается «Дженерал моторс». Компания пишет и поставляет учебники, проводит дополнительные занятия. Ученики на примере «ДМ» узнают о прибыльности капитализма и способах управления компанией… такой как «ДМ».

Ну и, разумеется, нет лучше способа запомниться сельским ученикам, чем провести Интернет прямо в класс да еще установить там телевизор. Количество договоров с электронными компаниями, которые в обмен на размещение своей рекламы обеспечивают школу компьютерными программами и оборудованием, выросло на 139 процентов.

Взять ту же «Зап-ми!». Корпорация предоставляет школе бесплатный компьютерный класс и доступ к определенным веб-сайтам. А школа должна гарантировать как минимум четырехчасовое ежедневное использование компьютерного класса. В чем фокус? В «Зап-ми!» веб-броузер постоянно отображает рекламные баннеры, а фирма вдобавок получает информацию о привычках пользователей, которую в дальнейшем сможет продать другим компаниям.

Однако самая неприятная из электронных компаний — первый телеканал. Восемь миллионов учащихся в 12 000 классах ежедневно смотрят первый канал, новости своей школы и рекламу. (Да-да, ЕЖЕДНЕВНО.) В год примерно в сорока процентах начальных и средних школ дети просиживают перед телевизором (надо говорить, какой канал включен?) время, эквивалентное шести полным учебным дням. Сколько учебного времени тратится исключительно на рекламу? Полный день в год. Налогоплательщикам это обходится более чем в 1,8 миллиарда долларов.

Естественно, доктора и педагоги соглашаются, что наши дети слишком мало смотрят телевизор. И возможно, в школе стоит показывать некоторые телепрограммы… Я до сих пор помню запуск ракеты, который видел по телевизору, установленному в моей начальной школе. Однако из ежедневных двенадцатиминутных трансляций лишь 20 процентов эфира посвящено политике, экономике, культурным и социальным передачам. И целых 80 заполняется рекламой, спортом, сводками погоды, заставками и хвалебными одами первому каналу.

В школах, где учится много представителей меньшинств с низким уровнем дохода и соответственно дирекция располагает незначительными суммами, предназначенными для покупки учебников и разнообразных пособий, первый канал представлен существенно слабее. Пока такие округа получают корпоративную помощь, отказ правительства обеспечивать нормальное финансирование рискует остаться без ответа.

Многие из нас посещают школу только для исполнения своего избирательного долга. (Даже смешно — ведь когда мы приходим в это здание исполнить священный демократический ритуал, там, буквально за стеной, две тысячи детей страдают под гнетом диктатуры.) Из класса в класс бегают запыхавшиеся подростки, очумелые и смущенные, недоумевая, какого черта они тут забыли. Ребята научились автоматически выдавать «правильные» ответы, а все попытки стать индивидуальностью чреваты подозрением в связях с мафией. Недавно я заходил в школу, и ученики спросили, не заметил ли я, что все они одеты в белые или нейтральные цвета. Никто не решается прийти в черном или чем-то вызывающем, непохожем на остальных, поскольку это верная дорога в кабинет директора, где школьный психолог проверит, не означает ли ваша футболка с «Лимп бизкит», что на уроке геометрии вы собираетесь перестрелять весь класс.

И дети учатся подавлять все свои чувства. Им ясно: хочешь остаться — поступай как все. А раскачивая школьную лодку, можно оказаться за бортом. Не задавай вопросов. Делай что велено. Не думай, просто делай, как я сказал.

Ах да, веди счастливую и насыщенную жизнь, будь активным благоустроенным участником нашей процветающей демократии!

Есть уйма способов противостоять средней школе… и получать от этого удовольствие. Главное, разобраться в правилах, узнать, каковы твои права по закону и по мнению школьного округа. Так ты избежишь лишних неприятностей.

А еще ты можешь получить неплохую выгоду. Работать над этой книгой мне помогал студент колледжа Дэвид Шанкула. Он рассказал, что когда учился в средней школе, в Кентукки, то вместе со своими приятелями обнаружил странный закон, согласно которому, если кто-нибудь из учеников потребует день для похода на ярмарку, директорат обязан предоставить ему выходной. Видимо, когда-то губернатор хотел помочь какому-нибудь сельскому мальчику отвести на ярмарку призовую свинью, избежав школьного наказания. Однако закон все еще в силе и дает право любому ученику потребовать выходной — без указания причины. Вообразите лицо директора, когда Дэвид с приятелями потребовали у него выходной и он ничего не мог возразить.

Вот еще несколько предложений…

1. Участвуй в выборах

Больше всего тумана школа напускает в вопросах организации ученического совета и проведения в классах выборов, поддерживая иллюзию, что вы принимаете участие в управлении школой. Почти все баллотирующиеся туда ученики либо воспринимают процесс слишком серьезно, либо пекутся о положительной записи в личном деле.

Так почему бы и тебе не попробовать? Посмейся над смехотворной процедурой. Создай собственную партию с собственным глупым названием. Раздай дикие обещания: «Если меня выберут, я сделаю школьным талисманом амебу или заставлю директора каждый день первым съедать школьный ленч, прежде чем к еде приступят ученики.» Расклей плакаты «Голосуйте за меня — настоящего неудачника!».

В случае победы можешь направить свои силы на то, что взбесит администрацию, но поможет твоим друзьям (которые нуждаются в бесплатных презервативах; оценках для учителей; уменьшении домашних заданий, дабы ложиться спать не за полночь, и так далее).

2. Организуй школьный клуб

Ты имеешь на это право. Заручись поддержкой какого-нибудь симпатичного педагога. Предвыборный клуб. Клуб свободы слова. Объединенный городской клуб. Сделай каждого участника «президентом» клуба, дабы им всем внесли в личное дело соответствующую запись. Один мой знакомый пытался основать Клуб феминисток, но директор не разрешил, поскольку для равновесия пришлось бы открыть Мужской шовинистический клуб. Вот с какими идиотами тебе придется столкнуться. Только не сдавайся. (Блин, да если окажешься в подобной ситуации, просто скажи «отлично»… и порекомендуй тому директору самому возглавить Клуб шовинистов).

3. Открой собственную газету или веб-страничку

Данное право тебе предоставляет конституция. Если не будешь нести непристойности или гнать клевету, чтобы дать им повод заткнуть тебя, подобное начинание поможет рассказать правду о положении в школе. Задействуй юмор. Школьникам это нравится.

4. Подключи общество

Сходи на заседание школьного комитета и проинформируй их о происходящем в школе. Потребуй принять меры. Конечно, тебя попытаются проигнорировать или заставят отсидеть длинное скучное заседание, прежде чем позволят заговорить. Но запретить тебе высказаться они не могут. Напиши письмо редактору местной газеты. Взрослые понятия не имеют о ваших школьных делах. Поставьте их в известность. Скорее всего кто-нибудь вас поддержит.

Любое из перечисленных действий поднимет шумиху, и в случае необходимости тебе кто-либо поможет. Будут притеснять в школе — свяжись с Американским союзом гражданских свобод. «Угроза судебного разбирательства» — школьные администраторы НЕ ВЫНОСЯТ этих слов. Просто запомни: нет большей радости, чем созерцать лицо своего директора, когда ты полностью контролируешь ситуацию. Воспользуйся этим.

И никогда не забывай:

Ничто не вечно под луной!