Гнев Божий

Глава 12

Проснувшись в полной темноте, я услышал музыку. Судя по доносившимся до меня звукам, играли на гитарах и мараках, кто-то негромко пел. Свесив с кровати ноги, я нашел спички и зажег лампу. Виктории в комнате не было. Мои ботинки валялись на кровати в ногах. Скинув их на пол, я поднялся и направился к стоявшему в углу умывальнику. Склонившись над тазом, я опрокинул кувшин с водой себе на голову.

Мне сразу же стало намного лучше. Прихватив полотенце и открыв окно, я, с удовольствием вдыхая прохладный ночной воздух и вытирая голову полотенцем, шагнул на террасу. На противоположной стороне улицы, куда доходил свет из окон гостиницы, я увидел сидящих на бордюрном камне Викторию и Начиту.

— Виктория! — нежно позвал я.

Она подняла голову.

— Почему ты ушла? Иди ко мне.

Ее побледневшее лицо ничего не выражало.

— Это запрещено, сеньор, — ответил за нее Начита.

— Какого черта? — возмутился я. — Подожди, я сейчас к вам спущусь.

Отыскав свежую рубашку и едва натянув ее на себя, я кинулся вниз по лестнице. Не заглядывая в бар, я выскочил на улицу и чуть было не угодил под копыта лошадей. Чтобы не сбить меня, двое всадников резко натянули поводья.

Увидев меня выбегающим из дверей гостиницы, Виктория и Начита поднялись. Я схватил девушку за руки.

— В чем дело? — спросил я.

— Ее попросили покинуть гостиницу, сеньор, — ответил индеец.

— Чепуха какая-то, — сказал я.

— В Мойяде еще не так плохо, — заметил Начита, подернув плечами. — Я знаю места, где индейцам, особенно из племени яаки, вообще запрещено появляться в черте города.

Ублюдки, а сами вовсю веселятся, подумал я. Спешившись на противоположной стороне улицы, оба всадника уставились на нас. В одном из них я распознал Юрадо, второй был мне незнаком. Пробормотав пару фраз, Юрадо расхохотался. Затем оба повернулись и, поднявшись по ступенькам, скрылись внутри, плотно затворив за собой дверь.

На улице было совсем тихо, если не считать долетавших из гостиницы приглушенных звуков музыки. От моей былой усталости не осталось и следа. Ничего, кроме печальной злобы и досады на человечество, в эту минуту я не испытывал. И понятно почему.

Взяв руки Виктории, я коснулся их губами и произнес:

— Ждите меня здесь. Я только захвачу пиджак, и мы вместе отправимся на вашу стоянку.

Войдя в холл, я увидел, что дверь бара открыта. Проходя мимо нее, я услышал голос Ван Хорна:

— Киф, заходите.

Остановившись в дверях, я увидел в баре столпотворение. Почти все мужчины поселка собрались здесь. Многие из них были уже под градусом. В углу четверо местных с полной отдачей играли на музыкальных инструментах.

Ван Хорн и Янош сидели за столиком, вплотную придвинутом к барной стойке. Венгр поднял стакан.

— За нашего героя! — воскликнул он. — Присоединяйтесь к нам, сэр. Я настаиваю.

Я подошел к ним. За столиком за моей спиной сидел Юрадо со своим приятелем. Полупьяный Морено обносил посетителей бесплатной выпивкой.

— Вы чем-то недовольны, Киф. Что произошло? — взглянув на меня, промолвил Ван Хорн.

— Пока я спал, Викторию выгнали из гостиницы.

Ван Хорн пожал плечами.

— Таковы обычаи в этой стране. Образ жизни она выбрала себе сама, Киф. Обычно мексиканцы не выносят индейцев.

— И особенно племени яаки, — вставил Янош. — Они очень жестокие, Киф. Когда я служил в экспедиционном отряде у федералов, там был полковник Куберо. Так он создал себе гарем из пяти женщин этого племени. Вот это были женщины! Насколько я помню, самой старшей из них было всего пятнадцать. За каждую полковник заплатил по сто песо.

— И вы называете яаки жестокими? — возмутился я.

— Однажды в горах они устроили ему засаду, — продолжил Янош.

Он уже достаточно нализался, поэтому произносил слова с расстановкой.

— Вы бы видели, что они с ним сделали перед тем, как прикончить. Когда мы его нашли, нашим глазам предстала жуткая картина: они вырезали ему оба глаза и вложили их ему в ладони, а в рот вставили его же собственный член.

— И что вы теперь от меня хотите? Чтобы я начал блевать? — зло спросил я. — Считаю, что, заплатив по сто песо за каждую из этих девочек, он это вполне заслужил.

Морено с глуповатой улыбкой на лице перегнулся через стойку бара.

— Эй, сеньор Киф! Мы решили назвать мальчика в честь святого отца Ван Хорна. Не плохо, верно?

— Чертовски удачная идея, — ответил я счастливому отцу и повернулся к Ван Хорну: — Это что? Еще одно деяние Ван Хорна-чудотворца? Выходит, так?

Улыбка сползла с лица Ван Хорна, в глазах появилась боль.

Морено тронул меня за руку.

— Выпейте со мной, сеньор.

— Нет, спасибо, — ответил я ему. — Мне не до этого.

Морено изумленно посмотрел на меня:

— Не понимаю, сеньор.

Торопясь, я не успел застегнуть пуговицы на рубашке, и серебряный амулет, подаренный Викторией, свободно болтался на моей груди. Юрадо, подавшись ко мне, взял его в руку.

— Морено, все очень просто. Сеньор Киф предпочитает нам другую компанию. С более темным цветом кожи, — сказал он и дико захохотал. — Это правда, что говорят о женщинах племени яаки?

Не дожидаясь ответа, Юрадо разразился гнуснейшей тирадой.

Я не сомневался в том, что он появился здесь, чтобы спровоцировать конфликт. Не обязательно со мной, хотя я мог бы завестись и с полуслова. Ван Хорн уже начал было подниматься со своего стула, но я усадил его обратно.

— Буду рад с тобой выпить, — сказал я Морено. — Сейчас вернусь.

Выходя из бара, я услышал голос Юрадо:

— Малыш сбежал, чтобы не навалить в штанишки.

Двое пьяных послушно захохотали.

Увидев меня выбегающим из гостиницы, Виктория и Начита пересекли улицу и подошли ко мне.

— Перед уходом меня пригласили выпить.

По глазам Виктории было видно, что она понимала, что я имел в виду. Понимал это и Начита.

— Из этого ничего не выйдет, сеньор, — сказал он. — Они просто оплюют нас.

В этот момент со мной произошло нечто непонятное. Во мне будто все перевернулось, но, стараясь быть хладнокровным, я спокойно сказал:

— Послушайте меня. Я — Эммет Киф из Страдбаллы и никого не боюсь. Мы сейчас пойдем к ним, и Господь Бог будет с нами. Пусть восторжествует справедливость, а если для этого потребуется проломить пару голов, что ж, я не против.

Голос мой звучал откуда-то издалека, а тона произносимых мною слов испугался бы сам Финн Качулейн.

Во мне вдруг вскипела звериная злоба. В этом, по мнению моих знакомых, я был похож на своего отца. Дикость и насилие продолжают царить повсюду. Из-за них мать раньше времени сошла в могилу.

Молча повернувшись, я направился в гостиницу. Виктория и Начита последовали за мной. Подойдя к двери, я резко распахнул ее и, подобно ураганному ветру, ворвался в бар. Увидев, кто стоит за моей спиной, все сразу же замерли.

Подойдя к стойке, я положил на нее руку и в упор посмотрел на разинувшего рот бедного Морено.

— А вот теперь я выпью.

Повернувшись спиной к Яношу и Ван Хорну, я облокотился на стойку, став лицом к Юрадо и его дружку. Когда я бросил взгляд на Викторию, которая была в паре ярдов от меня, то заметил, что она улыбнулась. Я послал ей воздушный поцелуй. В зале кто-то громко вздохнул, и тут же палец Начиты замер на спусковом крючке старого «винчестера».

Морено поставил на стойку бутылку хорошего виски и один стакан.

— Я с друзьями, — подчеркнул я.

Его лицо исказила боль. Бедняга не знал, как поступить. Ему помог Юрадо. Его огромная лапища обхватила горлышко бутылки.

— Нет! — рявкнул он.

Мне в ноздри ударил отвратительный запах огромного, давно немытого тела.

— Тебе, дружок, еще никто не говорил, что от тебя жутко смердит? — с издевкой спросил я.

В его глазах застыло неподдельное изумление от того, что кто-то посмел при всех над ним издеваться. Тем более что оскорбление исходило от человека меньше его ростом.

Он непроизвольно отнял руку от бутылки, а я, схватив ее, с размаху ударил ею Юрадо по голове. Взревев, он попятился назад, и в этот момент я, изловчившись, выхватил у него из кобуры пистолет и бросил его Ван Хорну.

По лицу Юрадо струилась кровь. Он было начал поворачиваться ко мне корпусом, как я поднял стоящий рядом стул и обрушил его на огромную голову и широченные плечи мексиканца. Я методически наносил удары стулом, пока тот не разлетелся в щепки.

Юрадо под моим натиском упал на колени и некоторое время простоял в оцепенении. Затем он поднялся с пола и, механически вытирая рукой лицо, уставился на меня.

— Ну что ж, отлично, ублюдок, — сказал я ему и принял боксерскую стойку. — Давай померяемся силой.

Как мне рассказывали, мой дед в молодости боролся за титул сильнейшего тяжеловеса с самим великим Бобом Фитзимсоном.

С первых дней, проведенных в школе, из-за малого роста меня постоянно кто-то избивал. Некоторое время мне удавалось скрывать побои от родственников. Ссадины и ушибы заживали на мне как на собаке, но в один прекрасный вечер, после того как меня подловили двое парней, учеников лудильщика, я заявился домой с лицом, похожим на сырой кусок говядины.

Дед мой, Микин Баун Киф, внимательно осмотрел мое лицо. Серые глаза деда были холодны, и даже улыбка, появившаяся на его лице, не смогла скрыть от меня его тревожного взгляда.

— Ты говоришь, их было двое? — спросил он и покачал головой. — Мне давно бы следовало тобой заняться.

Сбросив с себя пиджак, дед повел меня на двор, где я получил свой первый урок рукопашного боя, как спортивного, так и обычной уличной драки, где используются любые виды захватов.

Во мне было всего пять с половиной футов роста и около десяти стоунов веса. Весь свой небольшой вес я научился эффективно вкладывать в удары, в чем в тот вечер Юрадо смог убедиться самолично.

Сделав обманный удар левой, я правым кулаком врезал ему в зубы. Из рассеченной губы Юрадо брызнула кровь. Удар левой пришелся ему под дых. Раздался треск, словно от удара хлыста.

Я наносил ему удары ногой, делал паузу и снова нападал. Не давая ему опомниться, с легкостью маневрируя вокруг Юрадо и уклоняясь от его чудовищных кулаков, я делал обманные движения и наносил один удар за другим.

Большая часть посетителей, заметавшихся по бару, скопилась у выхода. Любопытные прохожие прильнули к окнам гостиницы. Янош, обливаясь потом, продолжал сидеть за столиком, обняв ладонями набалдашник трости. Рядом стоял Ван Хорн, сжимая в правой руке пистолет Юрадо.

Видимо, я успел расслабиться и не заметил ременной плетки в руке противника. По-боксерски пританцовывая, я вновь ринулся на него, но, получив от Юрадо хлесткий удар плетью по лицу, вскрикнул от сильной боли.

Но гораздо хуже мне пришлось, когда он потянул на себя свою плеть, обмотавшуюся вокруг моей головы. Мне пришлось податься ему навстречу, и в этот момент он ударил меня прямо в лоб. От его сокрушающего удара я отлетел к стойке бара. Его приятель ударом ноги поверг меня на пол. Лежа на спине, я видел, как Юрадо, поспешно подойдя ко мне, занес ногу, чтобы раздавить мне череп. Уходя от смертельного удара, я перекатился на бок, обеими руками схватил занесенную надо мной ногу и резко повернул ее. Юрадо упал поперек, придавив меня своей огромной тушей. Сцепившись, мы катались по полу между столиков, стараясь выдавить друг другу глаза. В конце концов я оказался верхом на Юрадо, и, прежде чем сообразил, что делать дальше, от его пинка коленом свалился на пол. Поднявшись, я увидел надвигающегося на меня противника с лицом, залитым кровью. Но мне было не страшно. Краем глаза я заметил Викторию и рядом с ней Начиту, державшего ее за руку. В напряжении полуоткрыв рот, она смотрела на дерущихся и была похожа на ощетинившуюся кошку.

Теперь Юрадо был готов меня убить. Это я понял по его свирепому лицу. Согнув пальцы, Юрадо выставил ладони вперед и, словно бык, двинулся на меня. Я швырнул стул и, попав ему по коленям, нанес боковой удар в голову. Вторично за этот вечер он оказался на четвереньках.

Его приятель, стоявший у барной стойки и, как я полагаю, решивший, что предводителю приходит конец, выхватил пистолет. Но проделал он это недостаточно быстро. Блеснула холодная сталь двухфутовой пики венгра. Дружок Юрадо, закричав, уронил пистолет на пол и схватился за окровавленное запястье.

И вновь я был поражен недюжинной силой Юрадо. Медленно поднявшись с пола, он бросился вперед, зацепив меня плечом. Меня отбросило к стене. Думаю, не поскользнись в этот момент Юрадо, мне бы пришел конец. Как только я выпрямился, он снова пошел на меня. Захватив руку, я резко повернул его плечо внутрь и, перекинув через бедро, бросил противника в окно.

Осыпаемые мелкими осколками оконного стекла, уличные зеваки разбежались в разные стороны. Перемахнув через подоконник, я оказался на веранде и поддел ногой поднимавшегося было на ноги Юрадо. Тот вывалился на улицу.

Я смотрел на лежащего на земле бандита, и мне жутко захотелось вздернуть его на одной из опор, подпиравших веранду. Устало привалившись к столбу, я огляделся и увидел в толпе в четырех-пяти ярдах от себя Викторию.

Ее лицо показалось мне очень бледным, глаза — необыкновенных размеров. Я улыбнулся или решил, что улыбнулся, так как лицо мое теперь представляло неизвестно что. Затем, Бог мой, произошло нечто невероятное.

В глазах Виктории застыл ужас, лицо задрожало, словно тонкое стекло под сильным ударом, рот открылся, и я уже был готов услышать сдавленный вопль. Но вместо этого она выкрикнула мое имя:

— Э-э-м-м-ет!

Именно так, нараспев, но достаточно четко произнесла его Виктория.

Я повернулся и едва успел увернуться от ножа Юрадо. В этот миг из-за его спины неожиданно появился Начита и бросил мне свой нож. Тот упал рядом и ударился о деревянный настил.

Боже, что со мной произошло? Я снова был полон жизненных сил и энергии только от того, что услышал свое имя из уст самого дорогого мне человека. Позже Виктория рассказала, что, когда я, подобрав нож Начиты, бросился на противника, на меня было жутко смотреть.

Скорее всего, это было именно так, потому что Юрадо тут же отшвырнул свой нож в сторону и растворился в темноте.

Обернувшись, я увидел в отблеске горящих в гостинице ламп целое море желтых лиц, на многих из них застыл страх. В дверях появился Ван Хорн. Подойдя ближе, он подставил руку, чтобы я не упал, потом он что-то говорил, но его голос доносился до меня как будто из-под земли. В эту минуту я жаждал видеть всего лишь одного-единственного человека на земле, и этим человеком была Виктория.

Она стояла неподалеку и почему-то плакала. С чего бы это? — подумал я. И тут меня словно озарило.

— Как меня зовут? — взволнованно спросил я. — Как мое имя?

Ничего страшного, что имя мое она произнесла вновь нараспев.

— Эмме-ет, — ответила она. — Эмме-ет.

— А теперь пойдем, — сказал я. — Пока я не свалился и не опозорил нас перед всем миром.

Виктория подхватила меня под одну руку, Начита — под другую, и мы, оставив всех у гостиницы, побрели к единственному нашему пристанищу.

Девушка и старый индеец привели меня на свою стоянку и уложили в палатке. Я лежал в темноте, и прохладный ночной воздух освежал мое натруженное тело. Вскоре в палатку с кувшином воды и лоскутом ткани в руках вошла Виктория и принялась осторожно вытирать мне лицо.

Изнемогая от усталости, я уронил голову на плечо. Но мне страшно хотелось ещё раз удостовериться в свершившемся чуде. Я взял девушку за кисть руки.

— Скажи мне что-нибудь. Позволь еще раз услышать твой голос, — попросил я.

Я почувствовал, что Виктория колеблется, но потом услышал, как она медленно, слегка осипшим голосом, четко произнесла:

— Что ты хочешь, что бы я тебе сказала?

— Этого достаточно, — ответил я и устало засмеялся.

В ту же минуту мои глаза застлала густая пелена, и я погрузился в глубокий сон.

Проснувшись, я увидел на стенке палатки отблески пламени костра и услышал голоса людей. Мгновенно придя в себя, я понял, что один из них принадлежит Ван Хорну.

Превозмогая усталость и боль во всем теле, я высунулся из палатки и увидел, что все трое сидят у костра и пьют кофе. Начита первым заметил меня. Виктория и Ван Хорн тут же повернули головы в мою сторону. Девушка мигом подлетела ко мне и помогла встать на ноги.

— Тебе бы следовало отдохнуть, — сказала она.

Размеренность, с которой Виктория произносила слова, придавали ее речи особый колорит.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Ван Хорн.

— Словно давно состарившаяся гончая.

— Ты отлично потрудился. Умеешь за себя постоять. — Рядом с ним на земле в кобуре лежал мой «энфилд». Ван Хорн поднял его. — Я случайно заметил его в твоем номере. Думал, что он тебе может понадобиться.

Но это была не главная причина, почему он пришел на стоянку. В этом я не сомневался.

— Где Янош? — спросил я.

— Он решил сегодня пораньше лечь спать.

В голове у меня все еще гудело. Я чувствовал себя совсем разбитым и плохо соображал.

— Мне необходимо освежиться, — сказал я. — Чтобы сделать это быстро, есть всего лишь один способ. Я скоро вернусь.

В ночном небе светила полная луна. От тополей, выстроившихся в ряд вдоль водоема, в который каскадами сливались серебряные потоки воды, падали таинственные тени.

Скинув одежду, я немного постоял на берегу, подставив тело прохладному ночному ветру. Мгновенно все ушибы и царапины, полученные в драке, дали о себе знать. Крепко же мне сегодня досталось, подумал я и, сделав несколько шагов по щебенке, покрывавшей берег, погрузился в воду. От холода кровь застыла в моих жилах. Подавив в себе вопль, я быстро поплыл до противоположного берега, затем обратно. Это сразу меня взбодрило. Глубина водоема не превышала четырех футов, и я, пройдя по его дну, встал под ледяные струи водопада.

Больше десяти секунд я выдержать не смог и поспешил на берег. Я уже шел по щебенчатой прибрежной кромке, когда увидел неподалеку наблюдающего за мной Ван Хорна. В руке он держал «энфилд».

— Опять ты о нем забыл, — укоризненно произнес он, покачав головой. — Вот что женщины делают с мужчиной, Киф. Это начало конца.

— Точно, — ответил я, принимая от него одеяло. — Только смотря какого.

Он улыбнулся.

— У тебя снова разжижение мозгов? Это понятно. И часто ты ищешь приключений на свою голову? — улыбнувшись, спросил Ван Хорн.

Я пожал плечами.

— Ты ведь знаешь, как это случается, — ответил я, продолжая растираться одеялом.

Ван Хорн поднес зажженную спичку к сигаре.

— Не знаю.

— Не люблю, когда на меня давят и припирают к стенке такие люди, как Юрадо. Тогда меня не сдержать. Возможно, виной тому мой маленький рост.

— Это я уже успел заметить, — с иронией в голосе заметил Ван Хорн.

Я надел рубашку и, подняв с земли брюки, нашел в их кармане смятую пачку сигарет «Артистас».

— О чем хотел со мной поговорить?

Он, как мне показалось, был удивлен вопросом.

— Как о чем? О завтрашнем дне, конечно. О чем же еще?

— Ты еще не отказался от этой бредовой идеи с прогулкой по городишку?

— Как я и сказал, в половине десятого я выйду из церкви, чтобы открыть ход. Тут и явится де Ла Плата, чтобы мне воспрепятствовать.

— С парой дюжин вооруженных всадников. Не меньше.

— И попадут в западню. Сейчас я тебе объясню.

Подобрав с земли палку, Ван Хорн принялся чертить по влажному песку.

— Я буду находиться у церкви с тележкой Морено, на которую водружу Святого Мартина из Порреса. У меня при себе будет «томпсон» и пара-тройка ручных гранат.

Интересно, подумал я, какие еще хитрости придумал Ван Хорн. Его план начинал напоминать мне одну из сотен подобных операций, разработанных и проведенных мною в те долгие мрачные годы.

— Где будет Янош?

— В звоннице, где и вчера. С еще одним «томпсоном». Ты будешь с другой стороны площади, — сказал он и ткнул палкой в точку на своем плане. — В этом месте есть заброшенная полуразвалившаяся конюшня. Я в ней сегодня был и под старым тюфяком, что лежит в правом углу сеновала, оставил «винчестер» и три гранаты.

— А как место боя?

— Лучшего не придумать. От конюшни до церкви сорок ярдов. Сам измерил шагами. Из окна сеновала ты не сможешь промахнуться. Де Ла Плата со своей бандой попадут под перекрестный огонь.

Я мысленно провернул операцию, но изъянов в плане Ван Хорна так и не смог отыскать. Полной уверенности также не было, потому как в этой жизни почти всегда случается что-нибудь непредвиденное.

— Всего один момент, — сказал я. — Получается, что я буду вести огонь в твоем направлении. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Сын мой, я так быстро скроюсь обратно в церкви, что ты и не заметишь.

Я поразился такому легкомыслию Ван Хорна.

— Забавно, — заметил я. — Но мы с Яношем в звоннице уже пережили несколько неприятных минут, когда ты стоял за кафедрой и бросал вызов де Ла Плата. Нам тогда показалось, что ты с головой ушел в свою роль.

На лице Ван Хорна появилось изумление, и он сдержанно засмеялся.

— Так оно и было, Киф. На все сто процентов.

Его упрямство меня начинало бесить, и я уже был готов сорваться, но тут из-за деревьев, словно серый призрак, появился Начита. Хотя он, как всегда, был невозмутим, я все же понял: что-то произошло.

— Что случилось?

— У нас гость, сеньор, — произнес он и, обращаясь к Ван Хорну, добавил: — К вам, святой отец. Сеньорита де Ла Плата.

Это была настоящая ночь сюрпризов.

Она стояла в тени, держа за поводья лошадь. Ее лица разглядеть было невозможно, но по первым же ее словам я понял, что она спокойна.

— Простите меня, святой отец, но мне необходимо с вами переговорить. В гостинице я встретила сеньора Яноша, и он сказал, что вы, должно быть, здесь.

Ван Хорн взял из ее рук поводья и передал их Начите.

— Чем могу помочь?

Когда она вновь заговорила, голос ее был по-прежнему спокоен:

— Святой отец, могу сказать, что я достаточно хорошо знаю своего брата. Завтра утром в час, обозначенный вами, он со своими людьми явится к церкви. Если они застанут вас там, он вас убьет. Это ясно как день.

Ван Хорн взял ее ладони в свои и хотел было что-то сказать в ответ, но Чела вдруг вся задрожала и, словно ища защиты, уткнулась ему в грудь.

— Помогите, святой отец! Ради Бога, помогите мне. Я уже не в силах это все вынести.

Ван Хорн бросил на нас взгляд, в нерешительности помялся, а затем повел девушку в палатку.

Из палатки некоторое время слышались сдавленные рыдания. Затем они прекратились, и до нас стали долетать приглушенные голоса. Не желая быть невольными свидетелями чужого разговора, мы подсели к костру и стали молча потягивать горький кофе, сваренный Викторией.

Прошло, должно быть, не менее получаса, прежде чем полог палатки откинулся и из нее появилась сначала Чела де Ла Плата, а за ней Ван Хорн. Чела, явно стараясь избежать моего взгляда, поспешила к дереву, к которому Начита привязал ее лошадь.

Ван Хорн направился за ней. Девушка резко обернулась и попросила у него благословения. Он с готовностью поднял руку с тремя сомкнутыми пальцами и перекрестил Челу.

— Хвала Всемогущему Господу, Отцу и Сыну и Святому Духу! — четко прозвучали по-латыни в ночном воздухе слова Ван Хорна.

Взобравшись на лошадь, Чела пустила ее в галоп. Ван Хорн некоторое время смотрел ей вслед.

Я направился к нему, но не успел открыть рта, как он опередил меня:

— Надеюсь, ты и Янош сможете прийти завтра к девяти утра. На всякий случай. До этого встречаться нам не следует.

Он хотел было уйти, но я придержал его за рукав.

— Подожди. Что это все значило?

— Ты сам слышал, она приехала сюда, чтобы предупредить об опасности.

— Я имел в виду не это, а то, что вы делали там, в палатке.

— У нее накопилось много невысказанного. Она давно не разговаривала со священником. Только и всего.

— Уж не хочешь ли сказать, что ты исповедовал ее?

Ван Хорн, повернувшись, схватил меня за рубашку и уставился на меня:

— Это тебя удивляет, Киф? А что я, по-твоему, должен был делать? Отказать ей?

Я видел, какие страдания причиняли ему мои назойливые расспросы.

Оттолкнув меня, он взревел:

— Что в этом странного? Завтра в половине десятого мы все можем оказаться мертвецами.

Я стоял и молча наблюдал, как его фигура удаляется от нас, все больше растворяясь в лунном свете. Меня вдруг охватило такое горькое чувство одиночества, какого, наверное, я еще ни разу не испытывал. Хотя нет, не совсем так, нечто подобное уже было. Правда, давно... Мне вспомнилась площадь в Драмдуне, поливаемая дождем, и лежащее передо мною тело убитого брата.

Я залез в палатку, лег на одеяла и уставился глазами в темноту. Вскоре пришла Виктория и принесла мне теплого питья, похоже, с какими-то снотворными снадобьями, потому как, выпив его, я через несколько минут забылся в глубоком сне.