Гобболино — ведьмин кот

Глава 14. Гобболино — помощник дровосека

На землю лег вечерний туман, а на душу Гобболино — вся тяжесть одиночества в лесу.

Он был независимый котенок, он всегда довольствовался малым, но обходиться без общества он не умел и не любил. И нужно-то ему было совсем немного: только чтобы рядом с ним звучали приветливые голоса, постукивали вязальные спицы, булькала кастрюля или шумел и пел чайник.

И здесь, в чаще, деревья тоже вздыхали, словно без человека им было неуютно и грустно, а Гобболино, ступая по темной лесной дорожке, во все глаза смотрел, не покажется ли поблизости хижина или фермерская усадьба, где уже давно горят свечи и приглашают заглянуть на огонек освещенные окна.

Так что Гобболино был совершенно счастлив, когда увидел, что по тропинке впереди него, сгибаясь под тяжестью вязанки хвороста, бредет старенький дровосек.

Гобболино не сказал ни слова, но просто молча последовал за стариком, вокруг них медленно сгущалась тьма, а на сердце у котенка становилась все легче и все спокойнее.

Луна стояла уже высоко, когда Гобболино и старик дошли до маленькой хижины, и только там, сбросив у порога свою ношу, дровосек наконец заметил котенка.

— Ну и ну! Вот это неожиданность! — воскликнул старик. — Откуда же ты взялся, милый котенок?

— Я просто шел по лесу, хозяин, — отвечал Гобболино. — Дорога была очень долгой, мне было очень одиноко, и я очень обрадовался, когда оказалось, что я могу идти вместе с вами. Надеюсь, я вам не очень помешал?

— Да, ты совершенно прав, в лесу бывает очень одиноко, — сочувственно кивнул дровосек. — Даже такому старику, как я, и то порой бывает нужна компания. Внучка моя уехала, и я живу один. Что ты скажешь, если я предложу тебе блюдечко с молоком и место у очага в этой хижине? Думаю, что мое жилище не самый худший дом для котенка.

— Ох, хозяин, хозяин! — воскликнул Гобболино, чуть не плача от радости. — Я просто не знаю, как вас благодарить. Неужели я и вправду наконец-то нашел свой дом? Неужели я и вправду буду Гобболино — помощник дровосека?

— Зайди и осмотрись, приятель, теперь ты у себя дома, — улыбнулся старик, открывая дверь, и Гобболино затрусил за ним по пятам.

И как же он удивился, когда увидел у очага знакомое розовое платье и голубоглазое личико: это была та самая служанка, которая на глазах Гобболино убежала из башни в лес.

— Внучка! Что случилось? — воскликнул изумленный дровосек. — Что ты здесь делаешь? Тебе что, отказали от места?

— Ох, нет! Нет, нет! — Девушка начала всхлипывать, а потом горько разрыдалась. — Дедушка, ты себе представить не можешь, там был такой ужас, такой ужас! Рыцари стали сражаться, дракон заревел, башня обрушилась, а леди Алиса, моя хозяйка, умчалась на белом коне. Я так испугалась, что перепрыгнула через дракона и убежала. Дедушка, я целый день бежала к тебе по лесу.

— Ну-ну, — сказал старик, ласково поглаживая внучку по голове, — все хорошо, что хорошо кончается; теперь ты дома, ты цела и невредима, и мы заживем так же славно, как прежде. И тебе будет с кем поиграть, посмотри, какого замечательного приятеля я тебе нашел, какая у него пушистая шубка, аккуратные лапки и прекрасные голубые глаза.

Но девушка при виде Гобболино просто завизжала:

— Ой! Прогони его! Гони его отсюда немедленно! Он виноват во всех наших бедах. Он не просто кот, а ведьмин кот, он умеет пускать из усов искры, я это своими глазами видела. Дедушка, миленький, прогони его поскорее, а не то я сама убегу в лес и больше никогда не вернусь.

Однако дровосек поднял Гобболино и бережно усадил его к себе на колени.

— Скажи мне, мой милый котенок, — спросил он очень доброжелательно, — правда ли то, что говорит о тебе моя внучка?

— Ох, да, хозяин! — согласился Гобболино с грустью.

— И ты что, действительно умеешь пускать искры из усов, как говорит моя внучка?

— Конечно, умею, хозяин, а что тут особенного?

— Но ведь ты никогда никому не делал ничего плохого, не так ли?

— Нет, хозяин, никогда в жизни! — И Гобболино отчаянно замотал головой.

И сколько внучка дровосека ни дулась, ни топала ножкой и ни поджимала губы, старик не только не согласился выгнать котенка, но, напротив, налил ему полное блюдце молока и положил у очага потрепанный коврик.

А внучка дровосека, вернувшись в хижину, стала заниматься хозяйством: она наводила чистоту на кухне, мыла посуду и, пока ее дед работал в лесу, варила обед.

— Оставайся дома и присматривай за моей внучкой, — обычно говорил старик котенку, — чтобы, не дай Бог, с ней чего-нибудь не случилось.

Так что Гобболино оставался в хижине, и хотя первое время девушка всякий раз при виде него поджимала губы и отворачивалась, но поговорить ей было совершенно не с кем, поэтому вскоре, перетирая горшки и кастрюльки, она начала бросать котенку словечко-другое, а через несколько дней уже вовсю болтала с ним и, казалось, совсем забыла про свою прежнюю неприязнь.

— В башне тоже было не очень-то весело, — жаловалась она. — Но там была леди Алиса, и мы с ней беседовали, да еще каждый день приезжали рыцари и привозили такие прекрасные подарки. И моя хозяйка не носила одежду подолгу: чуть поносит обновку — и сразу отдает ее мне. А теперь у меня только и есть что единственное старое платье, и оно сплошь покрыто заплатами, потому что я изорвала его, когда бежала по лесу. Ох, как я хочу новое платье!

И в тот же вечер она стала выпрашивать у дедушки деньги на эту покупку.

— Нет, нет и нет! — сказал дровосек. — Носи пока то, что носишь! Если я сейчас дам тебе денег на новое платье, то потом, когда наступит осень, ты скажешь, что ты в нем мерзнешь, и тебе понадобится еще одно. Вот когда ягоды на кустах засохнут, так и быть, попроси у меня еще раз, и, может статься, я соглашусь.

Но внучка ничуть не хотела ждать, пока ягоды на кустах засохнут.

Она дулась, бранилась и жаловалась, от ее дурного настроения никому житья не было, и, наконец, чтобы хоть как-то ее утихомирить, дедушка дал ей серебряную монету.

— Если этих денег тебе не хватит на новое платье, то придется тебе подождать, пока ягода на кустах засохнет, — сказал дровосек. — Это все, что я сейчас могу потратить.

Внучка была очень довольна и расцеловала старика в обе щеки.

Теперь ей оставалось только дождаться, когда мимо хижины пройдет старуха коробейница с отрезами атласа и шелка, с мотками кружев и тесьмы и со всем, из чего шьют нарядные платья, плащи и нижние юбки.

— Сиди у порога, Гобболино, — приказывала котенку девушка, когда бралась натирать полы или мыть посуду. — Сиди и жди, не покажется ли на дороге старуха коробейница, и когда ее увидишь, то сразу меня зови.

Много дней Гобболино прождал понапрасну, но, наконец, увидел, что к их хижине подходит старуха коробейница. Следом за ней шел ослик, а к его седлу были приторочены тючки с отрезами атласа и шелка, с мотками кружев и тесьмы и Бог знает с чем еще.

— Она здесь, хозяйка! Она здесь! — закричал Гобболино, и в ту же секунду девушка появилась на пороге.

— Сударыня, прошу вас, постойте! Постойте, сударыня! — окликнула она коробейницу. — Зайдите ко мне, погрейтесь у очага, выпейте кружку молока и покажите мне ваши товары.

Старуха коробейница захихикала и привязала ослика у крыльца.

— Чтобы хорошенькая девушка да не пригласила меня войти в дом — такого еще не бывало, — прокудахтала она, входя в хижину с целой охапкой свертков и сверточков, и выложила свои товары на кухонный стол.

Что-то в ее кудахтающем смехе заставило Гобболино навострить уши и присмотреться к старухе повнимательнее. И уже через мгновение он не сомневался, что перед ним — ведьма. Только ведьмы умеют так противно смеяться, только у них бывают такие длинные скрюченные пальцы и такие длинные крючковатые носы.

А когда внучка дровосека стала перебирать куски атласа и шелка, котенок лишний раз убедился в своей правоте.

Стоило девушке воскликнуть: «Ах, какой прекрасный малиновый шелк! Но жалко, что фиолетовый отлив его чуть-чуть портит!», как старуха тут же проводила рукой над шелком, и он становился в точности того оттенка, о котором мечтала девушка.

Или: «Ох! — восклицала девушка. — Какая изумительная парча! Но лучше бы здесь были вытканы не птицы, а бабочки!» И в ту же секунду птицы исчезали, а на их месте появлялись разноцветные бабочки, огромные и роскошные.

Гобболино знал, как делаются эти фокусы, и ему очень не нравилось все, что происходит, а особенно не нравилась сама старуха.

Он спрятался под кухонный стол и от всей души надеялся, что там его никто не заметит.

Наконец внучка дровосека выбрала себе на платье прекрасную ткань, которая на солнце блестела как золото.

— Если я возьму себе на платье этот чудесный золотистый атлас, во что он мне обойдется? — спросила она.

— А, этот? Ровно в две серебряные монетки! — отвечала старуха.

— А у меня всего одна! — И от огорчения девушка разрыдалась.

— Возьми пунцовый или зеленый, они тоже красивые, — посоветовала торговка.

— Мне годится только золотой! — стояла на своем девушка. — Может быть, вы уступите, сударыня? Я вас очень прошу!

— Ты что, хочешь, чтобы я свой товар даром раздавала? — возмутилась торговка и начала складывать вещи.

— Подождите! Подождите! Пожалуйста! Может быть, вы возьмете с меня что-нибудь в придачу? — умоляла девушка. — Я могу отдать вам серебряную монету и вдобавок вот этот вкусный пирог, еще горячий, прямо из духовки.

— Пироги не для моего желудка! — плаксивым голосом отвечала старуха. — Это очень тяжелая пища. Я ничего не ем, кроме лесных ягод и ничего не пью, кроме ключевой воды. Не нужен мне твой непропеченный пирог, и не упрашивай.

Внучка дровосека обиделась, потому что она прекрасно готовила, но ей по-прежнему очень хотелось заполучить золотистый атлас.

— А может быть, вы возьмете с кровати вон то шелковое покрывало? — предложила она. — Я вышивала его своими руками!

— Ха-ха-ха! Зачем мне твое шелковое покрывало? — проскрипела старуха. — Я ночую в канавах вместе с моим осликом. Люди будут смеяться, если мы с ним укроемся расшитым шелком. Не нужно мне твое шелковое покрывало, и не упрашивай!

Внучка дровосека обиделась еще сильнее, потому что лучше покрывала у нее ничего не было, но ей все-таки отчаянно хотелось заполучить золотистый атлас.

— А может быть, вам приглянулись наши часы с кукушкой? — спросила она.

— Хо-хо-хо! Я узнаю, который час, по солнцу или по звездам! — прошамкала старуха. — Жаворонок или кроншнеп выкликают мне время. Не нужны мне твои часы с кукушкой, и не упрашивай!

Внучка дровосека очень расстроилась, потому что с детства привыкла гордиться дедушкиными часами, но чем дольше она смотрела на золотистый атлас, тем сильнее хотела его заполучить.

— Что ж, другого мне ничего не нужно! — рассерженно сказала она и оттолкнула от себя все ткани, лежавшие на столе. — Забирайте свое добро. Нет так нет, я обойдусь.

— Погоди, у тебя все-таки есть то, что, может статься, мне и подойдет, — усмехнулась старуха. — У меня сейчас нет кота. И если ты отдашь мне того хорошенького котика, что прячется у тебя под столом, и серебряную монету в придачу, то сможешь сшить себе золотое платье.

— Нет, нет! Я не могу его отдать! — всполошилась внучка дровосека. — Котенок не мой, а дедушкин, и если я это сделаю, дед меня не простит.

— Ну ладно, на нет и суда нет, — сказала старуха коробейница, направляясь к двери. — Может быть, дедушка даст тебе еще одну монету, если ты его хорошенько попросишь.

— Но вы-то тогда уже уйдете, — всхлипнула девушка.

— В лесу, в трех милях отсюда, если идти по этой тропинке, стоит хижина лудильщика, — ответила ей торговка. — Еще три вечера ты сможешь меня там застать. До свиданья, красавица.

Но когда дровосек вернулся домой, ни мольбы, ни слезы внучки не убедили его расстаться еще с одной серебряной монетой.

Когда он узнал, что торговка ушла от девушки с тем же, с чем пришла, то ужасно рассердился.

— Что? Тебе не нужно ни красного, ни зеленого платья, а нужно только золотое, которое тебе не по карману? Постыдилась бы! Да чем один цвет лучше другого? Ну что же, раз старуха ушла, подождешь со своим платьем, пока она не вернется.

Назавтра внучка дровосека весь день была не в духе. Она сожгла пироги, оставила невымытыми все кастрюли и швырнула в Гобболино сковородкой.

Когда ее дед вечером возвратился домой, она снова попробовала выпросить у него серебряную монету, но он об этом и слышать не хотел.

На следующий день девушка с утра до вечера ничего не ела, но когда старик пришел ужинать, то не сказал ей насчет платья ничего нового.

Еще на следующий день девушка стала рыдать и ходить взад-вперед по комнате, потому что день этот был третьим по счету, и к вечеру старуха коробейница должна была уйти из их мест.

Девушка сжимала кулаки и топала ножкой, а Гобболино сидел в своем углу и дрожал, потому что едва он попадался ей на глаза, как девушка начинала его шпынять.

— Ты чего на меня уставился? Это из-за тебя я так мучаюсь, а ты еще таращишься на меня своими ужасными голубыми глазами! Это ты во всем виноват, ведьмин кот!

Но вдруг, когда день начал клониться к вечеру, настроение у нее изменилось, и она стала с Гобболино очень приветлива.

Она собственными руками налила сливок ему в блюдечко, а пока он лакал, стояла над ним и приговаривала:

— Чудесный ты мой Гобболино! Ну какой же ты красавец! Какая у тебя блестящая шубка и какие дивные голубые глаза! Когда ты допьешь свои сливочки, Гобболино, я дам тебе кусок печенки, а еще у меня в комоде есть бархатная сумочка, и теперь ты будешь в ней спать.

Гобболино благодарно мурлыкал, потому что последние три дня ему было очень не по себе: его сильно пугало дурное настроение девушки, а также то, что в него все время летели кастрюли и сковородки.

Как же я был несправедлив, когда думал, что характер к нее скверный, говорил себе Гобболино, подлизывая остатки сливок. Как несправедлив и как зол! Все дело, наверное, в том, что я родился ведьминым котенком. То плохое, что есть во мне самом, я вижу в других. Она еще совсем девочка, и неудача ее расстроила. А душа у нее на самом деле нежная и светлая, и — надо же! — как хорошо, оказывается, Розабель относится ко мне.

Тем временем внучка дровосека пошла искать бархатную сумку, и Гобболино услышал, как она напевает у себя в комнате.

— Посмотри-ка сюда, Гобболино! — воскликнула девушка, вбегая в кухню. — Разве не уютно тебе будет здесь спать? И — смотри! — я кладу тебе в сумку кусочек печенки, чтобы тебе снились приятные сны.

— Спасибо вам, дорогая хозяйка! Мне будет очень уютно здесь спать, — сказал растроганный Гобболино. — Но солнце, я вижу, уже садится, и мне надо поторапливаться, чтобы вовремя встретить вашего дедушку, моего хозяина.

— Какой же ты неблагодарный! — вскричала девушка со слезами досады на глазах. — Я отдаю тебе свою любимую бархатную сумочку, а ты даже не хочешь залезть в нее и проверить, удобно ли тебе будет.

Гобболино стало очень стыдно, что он допустил такую бестактность и так обидел свою молодую хозяйку.

— Ну что ж, я успею впрыгнуть туда и сразу же выскочить, — сказал виноватый котенок. — Но я абсолютно уверен, дорогая хозяйка, что такая изящная сумочка не может быть неудобной.

Однако девушка продолжала настаивать, чтобы Гобболино залез в сумку, и, в конце концов, желая доставить ей удовольствие, котенок так и сделал.

И тут вероломная девушка туго затянула шнурок, отверстие над головой у котенка исчезло, и Гобболино оказался в ловушке.

— Ха-ха-ха! — смеялась внучка дровосека, размахивая сумкой. — Ну, теперь-то ты мне попался! Ты всегда был злой и нудный котишка, и ты приносил мне одни неприятности. Ну, все, теперь у меня будет золотое платье. Я отдам тебя ведьме в придачу к серебряной монетке, и надеюсь, я тебя больше никогда не увижу.

— О Господи! О Господи! — восклицал Гобболино, а внучка дровосека, схватив чепчик, уже бежала, размахивая сумкой, по лесу. — О Господи! Что со мной теперь будет? И что подумает мой хозяин, ваш дедушка!

— Я скажу ему, что ты просто сбежал, — отвечала внучка дровосека. — Если он и догадается, что к чему, то очень не скоро, а торговка тебя ни за что не отпустит. Потому что сейчас ты возвращаешься к своим, слышишь, ты, Гобболино, ведьмин кот!

Крупные слезы текли у Гобболино из глаз и заливали пушистую грудку, а бархатная сумка раскачивалась взад-вперед.

Внучка дровосека очень спешила: она опасалась, что старая торговка может уйти, а тогда прости-прощай золотое платье. И вдобавок девушка боялась темноты, а ей, после того как она отдаст котенка, нужно было пробежать три мили по лесу, чтобы вернуться домой.

Я скажу дедушке, что ходила искать его кота, говорила она себе, торопясь все сильнее, и, наконец, за поворотом увидела хижину лудильщика.

Старуха коробейница уже собиралась в путь. У двери стоял ослик, и она укладывала ему на спину свои товары.

— Хо-хо-хо! — просипела она, когда внучка дровосека, совсем запыхавшись, остановилась у входа. — Я знала, что ты бежишь сюда: псст! Я слышала, как ты запихивала кота в сумку: плюх! Я слышала, как ты захлопывала дверь: бабах! Я слышала, как ты бежишь ко мне по лесу: шлеп-шлеп! Ты очень боялась, что старуха коробейница уйдет.

— Ну, значит, вы и вправду ведьма! Я так и думала, — сказала девушка без обиняков. — Вот, я принесла вам ведьминого кота. Прошу вас, смотрите, чтобы он от вас не сбежал, потому что, если мой дедушка узнает, как было дело, он выгонит меня из дома. Вот вам кот и вот серебряная монета! Где мое золотое платье?

Старуха коробейница схватила серебряную монету в одну руку, а кота — в другую. Она засунула монету себе за корсаж и подвесила сумку с котом к седлу.

Потом она развернула золотой атлас, и внучка дровосека потратила столько времени, ахая над ним и над другими тканями тоже, что, когда она собралась идти домой, уже совсем стемнело.

— Сударыня, не пройдете ли вы со мной хотя бы часть пути? — спросила она торговку.

— Увы, дитя мое, мне надо идти совсем в другую сторону, — отвечала та. — Когда взойдет луна, я должна уже быть в дороге.

— Здесь так далеко, как же я пойду одна? — сказала девушка, сжимая в руках сверток золотистого атласа и вглядываясь в ночной лес.

— Вот тебе твой котенок, — сказала старуха со злорадной усмешкой, — забирай его, а мне верни свое будущее золотое платье.

— Ни за что! — воскликнула девушка и побежала по лесу со всех ног.

Она так спешила, что не глядела по сторонам и вскоре сбилась с пути. Она пробиралась вперед по пояс в колючих кустах куманики, которые цеплялись ей за юбку и рвали в клочья ее прекрасную золотую материю.

Но у девушки не было времени даже остановиться и поплакать об этом, потому что до дома было еще очень далеко, а когда она решила, что попробует найти тропинку, то тут же провалилась в болото и чуть не утонула. Потом ей все же удалось выбраться на сухое место, но ее прекрасный золотой атлас весь испачкался, а сама внучка дровосека промокла насквозь.

Луна была уже высоко, но свет ее не проникал в непроглядно черный лес; звезды мерцали, но то и дело прятались от девушки за танцующими на ветру ветвями.

Низкие сучья тянулись, чтобы оцарапать ее, извилистые корни старались поймать в ловушку ее башмачки, а прекрасный золотой атлас, купленный у старой торговки, превратился в мокрые лохмотья.

Когда девушка наконец добралась до дверей хижины, ее била лихорадка, и старый дровосек, который чуть не сошел с ума от беспокойства, тотчас же уложил внучку в постель.

Девушка долго болела, а когда поправилась, то оказалось, что старик уже спалил в камине ее драгоценный атлас, приняв его за кучу ветоши.

Так что девушка осталась без Гобболино, без серебряной монетки и без золотого платья, и даже пожалеть ее было некому.

Но у нее хватило ума не рассказывать дровосеку, как было дело, и тот решил, что его кот просто сбежал.