Гобболино — ведьмин кот

Глава 15. Гобболино — ведьмин кот

Тем временем Гобболино в сумке, привязанной к седлу, странствовал со старухой по дорогам.

В конце концов, кто я такой, чтобы жаловаться на судьбу? — говорил он себе. Я родился ведьминым котом, и теперь я снова им стал. Если мне удастся не причинять никому вреда, я буду верой и правдой служить своей хозяйке, но приносить несчастье ни в чем не повинным людям ни за что не стану.

И он вел себя так кротко и спокойно, что очень скоро старуха выпустила его из бархатной сумки и разрешила идти следом за осликом. Она расспрашивала его про родную пещеру, про мать и сестричку Сутику, а когда им по дороге попадались дети, просила показывать фокусы.

Еще она научила его предсказывать будущее, но тут у Гобболино очень быстро начались неприятности.

Когда к нему обращалась хорошенькая девушка, старуха или красивый влюбленный юноша, у Гобболино не хватало духа своими дурными предсказаниями согнать улыбки с их лиц или убить надежду у них в глазах.

— Верьте и надейтесь, и ваши желания сбудутся, — шептал котенок им на ухо.

А старуха коробейница на него за это очень сердилась.

— Ты должен предсказывать им невезение, горести и несчастья, — учила она котенка. — От этого они расстроятся, падут духом и придут ко мне, чтобы я им нагадала что-нибудь более радостное. Я им скажу, что ты ошибся, и посулю будущее чуть получше, но твои жестокие слова все равно будут звучать у них в ушах, и эти люди станут возвращаться ко мне снова и снова. И каждый раз то, что я им пообещаю, будет чуть получше, чем в прошлый, и вместе с тем чуть похуже. И у нас в карманах не будет переводиться серебро.

Но добрая душа Гобболино не позволяла ему наделить кого-то дурной судьбой, пусть даже вымышленной. При виде огорченных людей его прекрасные голубые глаза наполнялись слезами и он говорил слушателям: «Ну что вы, что вы, это же все неправда», а его хозяйка каждый раз его за это била.

И еще котенок очень не любил смотреть на то, как красивые девушки приносят торговке свои с трудом заработанные деньги и покупают на них ленты, шелка и атлас. Гобболино знал, что стоило девушке в первый раз завязать волосы старухиной лентой и пойти на свидание с любимым в нарядном платье, сшитом из старухиной материи, как лента тотчас же превращалась в пучок гнилых ниток, а платье разрывалось в клочья — в этом-то и состояли ведьмины козни.

— Не покупайте, не покупайте! — уговаривал котенок, но его мало кто слушал, а когда он попадался на этом старухе коробейнице, она драла его за уши.

И вот однажды, после долгих странствий, они оказались у подножия высокого горного хребта, и старуха коробейница сказала Гобболино, что им надо через него перейти.

Горы показались Гобболино очень высокими, а путь — очень опасным, но ослик, который не бросал слов на ветер, на этот раз успокоил Гобболино: он сказал, что знает извилистую и некрутую дорогу и в гору, и под гору, а вдобавок на вершине есть пещера, где живет еще одна ведьма, и там-то они, наверное, и заночуют.

Гобболино эта будущая ночевка в пещере, где живет еще одна ведьма, несколько испугала.

Но, в конце концов, говорил он себе, на что еще мне рассчитывать? Кто я такой, чтобы ждать от жизни чего-то другого? Какой же я неблагодарный! И какой злой! А все оттого, что я родился ведьминым котом. И раз так, то лучше мне жить дальше, как подобает настоящему ведьминому коту.

Но он знал, что никогда не сможет намеренно причинять людям вред, а чернота этих диких гор, замерзшие водопады и мысль о ночлеге в темной пещере вселяли в котенка ужас.

Они поднимались все выше и выше, старуха коробейница впереди, ведя за собой под уздцы ослика, и Гобболино сзади, твердо ступая тремя черными лапами и прихрамывая на четвертую, белую, которую раньше ушиб о камень.

Наверное, в один прекрасный день мы опять увидим солнышко и зеленые луга, говорил он себе. И как же я буду им радоваться, особенно после этой ужасной ведьминой горы.

Чем ближе к вершине они поднимались, тем более дикой становилась местность, и вскоре у Гобболино появилось странное чувство, что он здесь уже бывал.

Котенок не понимал, откуда оно взялось.

Наверное, все оттого, что я родился ведьминым котом, говорил он себе. Есть во мне что-то, что сродни этим диким местам, но — ох! — как же мне жутко здесь и как одиноко.

Однако странное чувство становилось все сильнее и сильнее, пока, наконец, темная пасть пещеры не открылась перед ними, и тут, возле нее, Гобболино увидел крупную черную кошку с изумрудными глазами, которую, несмотря на ее размеры, он сразу узнал.

Это была его маленькая сестричка Сутика, и он снова очутился в Ураганных Горах.

Киска тоже узнала его, и на ее удивленное восклицание: «Гобболино! Братец!» — у входа показалась ее хозяйка-ведьма.

Гобболино ее очень хорошо помнил, она почти не изменилась, не то что его сестричка Сутика, чья черная лоснистая шубка, блестящие глаза и густые усы ясно показывали, как нравится Сутике быть ведьминой кошкой.

Когда первое удивление прошло и обе ведьмы удалились в пещеру, киска оглядела брата с головы до кончика хвоста.

— Не очень-то ты вырос, братец, — промолвила она. — Шубка у тебя почти что полосатая, глаза по-прежнему голубые и черных лап всего три. С какой стати ты бродишь по дорогам с этой старухой коробейницей, вместо того чтобы поселиться у приличной ведьмы?

Гобболино нужно было рассказать ей так много, что он просто не знал, с чего начать.

Он только и мог, что смотреть на Сутику своими сияющими от радости голубыми глазами, без устали мурлыкать и снова и снова повторять:

— Ох, сестричка! Как я рад, что мы снова вместе! Как прекрасно ты выглядишь и какой у тебя довольный вид! Ох, какое счастье снова тебя встретить, да еще такой красивой и веселой, моя любимая сестричка Сутика!

Тут ведьма позвала их в пещеру ужинать, и очень скоро двое котят-подростков, наклонившись к одной плошке, стали лакать суп, который налила им из знакомого котла ведьма Ураганных Гор.

— А ты как поживаешь, юноша? — спросила ведьма у Гобболино, когда во всех тарелках ничего не осталось. — Ты сам видишь, какой прекрасной киской стала твоя сестра. Она уже знает почти все, чему я могу ее научить. Сутика, моя радость, покажи-ка им, что ты теперь умеешь.

И Сутика сразу стала демонстрировать труднейшие фокусы, требующие от ведьмы самого высокого мастерства. Из котелка у нее зазвучала прекрасная музыка, а по пещере стали порхать, словно стрекозы, крылатые поросята.

Она сделала Гобболино ярко-красным, что котенку совсем не понравилось, а его хозяйку — невидимой. И для этого ей не понадобилось даже моргнуть глазом, такой искусной в своем деле она стала.

— Ну а теперь покажи нам, Гобболино, что ты умеешь, — сказала ведьма Ураганных Гор.

— Да ничего он не умеет, — презрительно махнула рукой старая коробейница. — Может, ты и правду говоришь, что он приходится братом этой твоей красотке Сутике, но он не настоящий ведьмин кот. Он не умеет даже предсказывать будущее — любой котенок с этим лучше справится. А что до его фокусов — фу! Сестрица, да они яйца выеденного не стоят!

Гобболино очень рассердило ее презрение, и ему отчаянно захотелось доказать своей сестричке Сутике, что он тоже бывалый котенок, поэтому он стал рассказывать обо всех своих приключениях подряд, начиная с того, как он плыл по реке, и кончая тем, как внучка дровосека обменяла его на золотое платье.

— Вот так я и попал сюда, — заключил Гобболино скромно и поднял глаза на Сутику, ожидая похвал, но и она, и обе ведьмы ответили ему более чем холодными взглядами.

— Ни одно из твоих приключений не достойно ведьминого кота, — нарушила недолгое молчание ведьма Ураганных Гор. — Если бы твоя мать Грималкин знала, какое жалкое создание она произвела на свет, она бы утопила тебя новорожденным котенком. Фу! Смотреть тошно. Иди и сядь в угол, и чтобы мы больше не слышали твоего дурацкого голоса. Тоже мне, ведьмин кот! Да тебе только мышей ловить, у тебя душа обычного домашнего мурлыки.

Гобболино глубоко вздохнул и мысленно сказал себе, что хорошо бы так думали хозяева тех домов, откуда его успели выставить с позором, но вместо ответа покорно забился в угол и вскоре уснул, а обе ведьмы и его сестричка Сутика еще полночи проговорили о тайнах своего ремесла.

Когда Гобболино проснулся, было уже позднее утро.

Огонь под котлом погас, пещеру освещали жаркие солнечные лучи, поэтому все бессчетные пауки попрятались по углам, а пыльные гирлянды паутины, свисавшие с неровного каменного потолка, казались особенно неприглядными.

Ведьма Ураганных Гор, завернувшись в плащ, храпела в углу. Сутика, крепко закрыв свои зеленые глаза, спала рядом с хозяйкой, но старухи коробейницы нигде не было видно.

Гобболино уже ничуть не хотелось спать, поэтому он решил пойти и поболтать с осликом, но когда котенок вышел наружу, то оказалось, что ослик тоже исчез.

Гобболино долго оглядывался по сторонам, но нигде: ни вверху, ни внизу — не увидел ничего, кроме остроконечных скал и глубоких пропастей, да еще двух ворон, которые, сидя на соседнем утесе, закаркали на него, потом похлопали крыльями и снова закаркали.

Гобболино немного прошелся по тропинке, но ослика нигде не было, поэтому котенок вернулся к пещере и, усевшись у входа, стал греться на солнышке и ждать, что старуха коробейница придет и скажет ему, куда же подевался ослик.

Время шло, а старая торговка не появлялась. Ведьма и красотка Сутика по-прежнему крепко спали, а солнце медленно-медленно перевалило через Ураганные Горы и стало так же неторопливо опускаться на другой стороне неба.

Гобболино сидел у входа в пещеру, грелся на солнышке и ждал, когда же наконец появятся его хозяйка или ослик, но они по-прежнему не показывались, а длинные тени Ураганных Гор придвигались все ближе и ближе, они уже протянули к котенку свои синеватые пальцы, и он решил поскорее вернуться в пещеру, чтобы спастись от вечернего холода.

Его маленькая сестричка Сутика как раз зашевелилась в углу, выпустила, потягиваясь, свои длинные блестящие когти, замигала зелеными глазами, зевнула во всю пасть и сказала:

— Доброе утро, братец. Я надеюсь, ты хорошо спал, и дурные сны тебя не тревожили?

— Да, очень хорошо, спасибо, сестрица. И ты, надеюсь, тоже? Проснулась ты, во всяком случае, очень поздно.

— Поздно? — И Сутика с изумлением уставилась на него. — Да что ты, солнце только садится. Мы с хозяйкой никогда не встаем до заката. Что нам делать при свете дня? Давай-ка, помоги мне развести огонь под котлом и приготовить похлебку.

Гобболино послушно пускал искры из усов, пока очаг не начал дымиться, а котел — булькать.

— Вот видишь, ты, оказывается, тоже можешь помочь! — дружелюбно сказала Сутика, подбрасывая в варево каких-то трав. — Я думаю, все уже готово, и если ты позовешь свою хозяйку, то я разбужу свою, и мы вместе будем обедать.

— Я не знаю, куда делась моя хозяйка! — вздохнул Гобболино. — Снаружи ее нигде не видно, и ослика — тоже.

— Что? — взвизгнула Сутика. — Хозяйка! Хозяйка! Вы слышите? Гобболино говорит, что его хозяйка исчезла, и ее ослик — тоже. Гобболино, когда ты об этом узнал?

— Рано утром, когда проснулся. А что? — спросил Гобболино, вконец напуганный тем, что на него сердито смотрит не только Сутика, но и ее хозяйка-ведьма: она одним прыжком выскочила из своего угла и теперь с грозным видом стояла возле котенка.

— Почему ты не пошел за ней, олух несчастный? — в ярости закричала ведьма.

— Куда мне идти? Я ждал, что она вот-вот вернется, — отвечал Гобболино, ломая лапы и горько плача. — Я ждал весь день, а она так и не пришла. Откуда мне было знать, что она решила не возвращаться!

— Болван! Тупица! — все сильнее распалялась ведьма. — Ты что, хочешь сказать, что ты так и просидел весь день снаружи и никому ничего не сказал? Ты что, не понял, что она решила от тебя избавиться? Ты что, не знал, что она решила бросить тебя по дороге, чтобы ты больше не допекал ее своей тупостью?

— Нет, конечно, нет! — всхлипывал Гобболино. — Нет, сударыня, я об этом не думал. Простите мою бестолковость, сударыня, но мне это и вправду в голову не приходило.

— Пошлите его вдогонку за ней, — посоветовала Сутика.

— Она, наверное, уже за тысячу миль отсюда, — возразила ведьма. — Может быть, колдунья она и никудышная, но кое-что делать все-таки умеет, и уж она-то так просто не попадется. Нет, такого глупого кота, как этот, и держать незачем. Я сейчас же сброшу его со скалы.

— Ой, пожалуйста, не надо! — захлебывался рыданиями Гобболино, а его маленькая сестричка Сутика, которая куда лучше владела собой, стала просить:

— Пожалуйста, хозяйка, подумайте еще немного. Он — мой родной брат, и хотя я стыжусь за него всем сердцем, я не хотела бы видеть, как он умрет. Может быть, если мы его здесь немного подержим, вы, хозяйка, сможете его чуть-чуть пообтесать, вы же такая искусница в нашем деле. Ну а если из этого ничего не выйдет даже у вас, то его можно будет со временем сбросить в пропасть, спокойно и между делом.

— Что ж, ты права, — сказала ведьма, уже не так свирепо. — Ладно, ешьте оба свой суп, и — за работу!

Когда они с Сутикой вместе лакали похлебку, Гобболино принялся изо всех сил благодарить сестру за то, что та спасла ему жизнь.

— Не нужны мне твои благодарности, — презрительно сказала Сутика. — Постарайся стать достойным ведьминым котом и не позорить нашу маму Грималкин. Смотри, если у тебя и на этот раз ничего не получится, моя хозяйка непременно сбросит тебя со скалы в пропасть и, что бы я ни делала, я не сумею тебя спасти.

— Хорошо, сестрица, я буду стараться, — отвечал Гобболино кротко.

После еды ведьма дала Гобболино какой-то клубок: это были перепутанные заклинания, и ведьма велела котенку их распутать, но они переплелись и слиплись, как нити в огромной паутине, и Гобболино просто не знал, с чего начать и за что хвататься.

— Смотри, братец, это делается вот так, вот так и вот так! — И Сутика ловкими движениями лап стала отделять одно заклинание от другого. А Гобболино только и мог, что бестолково теребить клубок и что-то оттуда выдергивать, под его когтями заклинания обрывались и завязывались в узлы и вскоре перепутались еще сильнее, чем раньше.

Ведьма и Сутика оставили его исполнять порученное, а сами уселись на метлу и улетели.

Гобболино еще немного помучился, а потом, донельзя усталый, заснул рядом с безобразным клубком.

Его сестрица и ведьма вернулись в пещеру только на рассвете. Ведьма сразу же улеглась спать, а Сутика, чуть-чуть повременив, принялась расталкивать котенка.

— Брат! Брат! Вставай! Где твои заклинания? Ты что, забыл, что, если к заходу солнца ты с ними не справишься, моя хозяйка сбросит тебя в пропасть?

— У меня не получается! Никак не получается! — всхлипывал Гобболино, усевшись столбиком, и слезы текли из его прекрасных голубых глаз.

— О Господи, что же мне делать, что делать?

— Не плачь, братец. Я помогу тебе, но в первый и последний раз! — сказала Сутика, сделала несколько непонятных, но очень ловких движений лапой, клубок заклинаний распался, и они ровными рядами легли на каменный пол. — Вот как это надо было делать! Вот так! Вот так! И вот так! Запомни на будущее. Доброй ночи, братец, и постарайся стать достойным ведьминым котом, не то моя хозяйка непременно сбросит тебя в пропасть.

— Хорошо, сестрица, — ответил Гобболино кротко и, свернувшись клубочком, снова уснул.

На следующий вечер ведьма велела Гобболино пойти на скалы возле пещеры и наловить там сотню ящериц. Она задумала какое-то очень серьезное колдовство, но без сотни ящериц оно у нее не могло получиться.

Поэтому, когда ведьма и Сутика снова улетели на метле, Гобболино пошел бродить по скалам; он видел множество ящериц, зеленых, пурпурных и голубых, они резвились в лунном свете прямо у него перед носом, но поймать ему не удалось ни одной.

Все трюки, которые он выучил еще котенком, ящерицы прекрасно знали: не зря же они столько времени прожили на ведьминой земле.

Когда котенок превратился в кусочек сыра, они стали потешаться над ним и пищать как мыши. Когда он превратился в мошку, они осыпали Гобболино градом насмешек и стали виться вокруг него, приняв облик зеленых мух. Когда он сделался невидимым, они просто животики надорвали от смеха и сразу же сказали ему, где он спрятался. И на расстояние вытянутой лапы к нему не подползла ни одна ящерица.

Вконец измученный, Гобболино вернулся в пещеру, забился в самый дальний ее угол и уснул; там котенка и застала его сестричка Сутика, когда на рассвете они с ведьмой прилетели домой и ведьма, завернувшись в плащ, сразу же захрапела.

— Братец! Братец! Проснись! — восклицала киска, нетерпеливо толкая спящего Гобболино лапой. — Где та сотня ящериц, которую тебе велела добыть моя хозяйка? Ты, наверное, забыл, что, если их не будет к заходу солнца, она сбросит тебя в пропасть?

— Я не мог их поймать, сестричка! Я правда никак не мог! — всхлипывал Гобболино, который от расстройства даже не потянулся спросонок. — Я все, что умел, перепробовал! Они надо мной смеялись, они надо мной издевались, и ни одна не подползла ко мне близко. Так что я, сестрица, ни одной не поймал, и — Господи! — я не знаю, что теперь со мной будет.

— Не плачь, братец! Я помогу тебе, но это в последний раз, — промолвила Сутика и вышла из пещеры, а Гобболино — за ней следом.

Киска уселась на скале столбиком, щурясь на солнце и любуясь собственной тенью, и очень скоро тысячи ящериц, высунувшись из расщелин, стали на нее поглядывать.

— Я всех вас вижу, — сказала Сутика очень спокойно. — Я пришла, чтобы на вас посмотреть и, если получится, сотню из вас поймать, потому что вы нужны моей хозяйке для ее колдовских дел.

— Ты нас не поймаешь, — ответили ящерицы, извиваясь от удовольствия. — Твой глупый братец занимался этим всю ночь и ни одну из нас даже за хвост не задел.

— Стану я вас ловить! — презрительно поморщилась Сутика. — Пфф! Я даже и охотиться на вас не буду. Вы недостаточно красивы для моей хозяйки, из всех вас не то что сотни, а даже и пятидесяти подходящих не наберется.

Ящерицы очень возмутились.

— Это мы-то недостаточно красивые? — затараторили они. — А как же я? А я? А я? А я? — И они поспешили подползти поближе к Сутике, чтобы показать ей, какие они пестрые, ловкие и нарядные.

— И правда, кое-что есть, — сказала она. — Ты нам подходишь, и ты, и ты, и ты! — И она цепляла лапой ящерицу за ящерицей, пока их не набралась ровно сотня, а тогда неторопливо отправилась к себе в пещеру.

— Сестрица, какая же ты умная! — с восторгом выдохнул Гобболино, следуя за ней. — А я перепробовал на них все, что умею, но ни одна ко мне даже не подползла.

— Ах! Этих ящериц обычными ведьмиными фокусами не обманешь, — рассудительно объяснила Сутика. — Они живут слишком близко к нашей пещере, поэтому то и дело в нее шныряют и все, что видят, схватывают на лету. Иди, братец, спи дальше и постарайся стать достойным ведьминым котом. Доброго тебе дня и приятных сновидений.

На третью ночь ведьма велела Гобболино всего лишь непрерывно помешивать варево в котелке. Она готовила очень сильное магическое зелье и, перед тем как покинуть пещеру, рассказала о нем молодым котам.

— Далеко-далеко отсюда, — начала она, — есть замок, а в нем живет принцесса. Завтра ей исполнится двадцать один год. Ровно двадцать один год назад, в день ее рождения, ее родители не пригласили меня на крестины. А теперь я намерена им отомстить. Когда это зелье будет готово, я заколдую его, и оно превратится в золотую голубку. А потом надену свое лучшее платье, чтобы принцесса приняла меня за свою крестную-фею, и отнесу эту голубку девушке в подарок. Но как только она возьмет чудесную птичку в руки, голубка ее тут же клюнет, и принцесса уснет на сто лет. И тогда ее родители пожалеют, что не пригласили меня на крестины.

— Отлично придумано, хозяйка! Ну просто великолепно! — воскликнула Сутика и от восхищения захлопала в ладоши, но голубые глаза Гобболино от ужаса и смятения стали совсем круглыми.

— Эти чары могут подействовать на принцессу только в день ее совершеннолетия, — объяснила ведьма. — И, чтобы колдовство удалось, зелье должно вариться всю ночь. А ты будешь помешивать его, Гобболино, ни на секунду не останавливаясь, потому что иначе все мои труды пойдут насмарку.

— Ну уж с этим-то ты не можешь не справиться, — шепнула обрадованная Сутика на прощание брату и уселась на метлу позади своей хозяйки.

Но как только они скрылись из виду, Гобболино соскочил с табуретки, стоя на которой он помешивал зелье, и начал беспокойно ходить взад-вперед по пещере.

О Господи, говорил он себе, как жестоко то, что они задумали! До чего несправедливо! До чего гадко! Подумать только, как будут горевать родители! Чтобы бедная девушка в день своего рождения уснула на сто лет! Нет, не бывать этому! Ни за что я не буду участвовать в такой жестокости. О Боже, ну почему, почему я родился ведьминым котом? Почему? Зачем?

И, оставив котел булькать, как ему вздумается, котенок пошел в угол, свернулся клубочком и уснул.

На этот раз ведьма и Сутика вернулись домой раньше обычного.

Сердце у ведьмы было не на месте: всю ночь, летая по своим делам, она беспокоилась о волшебном зелье.

— А что, если этот дурак будет мешать слишком быстро? Или слишком медленно? А вдруг у него погаснет огонь? А что, если он обожжется и выронит ложку? Ох, Сутика, не надо было мне сегодня улетать! Если это зелье не сварится как следует, то все мои надежды рухнут.

— Ну что вы, дорогая моя хозяйка! Оно не может не свариться, как следует. Братец мой глуп и невежествен, но у любого котенка хватит ума, чтобы всю ночь мешать в котле. Вам нечего опасаться, уверяю вас.

Но на душе у ведьмы все-таки было неспокойно, поэтому задолго до рассвета она развернула свою метлу и полетела к Ураганным Горам так стремительно, что у Сутики, тоже сидевшей на метле, в усах свистел ветер.

«Фью-у-фить», — слышалось с неба, а внизу, в городах и селах, люди говорили друг другу: «Тшш! Это над нами пролетает Сутика, ведьмина кошка».

У входа в пещеру ведьма соскочила с метлы и бросилась внутрь. Сутика последовала за ней, но куда спокойнее, потому что была уверена: хоть Гобболино и глуп, но не настолько, чтобы ослушаться ведьму, и он не перестает помешивать варево в котле.

Можно вообразить себе ее гнев, когда она увидела, что под котлом лежит серый слой пепла, что зелье, конечно, и не думает булькать и — самое ужасное! — что Гобболино спит, свернувшись клубочком, в своем обычном углу.

— Олух несчастный! — взвизгнула ведьма, подняв Гобболино за шкирку. — Что все это значит, тварь ты проклятая!

— Это было бы слишком жестоко! — всхлипывая, отвечал Гобболино. — Сударыня, я не мог этого сделать! Я правда никак не мог!

— Жестоко! И это говорит ведьмин кот! — воскликнула ведьма и стала трясти Гобболино в воздухе. — Ты что же, не хочешь быть жестоким? Не хочешь быть плохим? Не хочешь быть злым? Не хочешь быть неблагодарным? У тебя душа домашнего кота, у тебя помыслы домашнего кота, и выглядишь ты как домашний кот. И отныне ты будешь домашним котом!

И она с воплем ярости швырнула Гобболино в котел.