Год нашей войны

ГЛАВА 13

Ата покидала Замок верхом на лошади. Я приложил все силы, чтобы ее путешествие не затянулось, и в конечном итоге она достигла побережья на два дня раньше мужа. Мы расстались на пристани в Диве незадолго до того, как роскошный закат, размыв линию горизонта, окрасил небо и океан всевозможными нежнейшими оттенками розового. Ату ждала лодка с пятью гребцами. Она села в нее и вставила в уключину шестое весло, сказав, что будет грести вместе с остальными. Они вышли из бухты и направились в сторону причудливого остова давным-давно севшей на мель каравеллы.

Поместье Див принадлежало дочери Аты. Вообще-то у них с Мореходом было в общей сложности пять дочерей, еще двое сыновей-ювелиров и двое — кораблестроителей. Все ее девочки благополучно вышли замуж. У пяти дочерей было двадцать пять детей, десять из которых состояли в браке. У двадцати пяти внуков было сто двадцать пять правнуков. У ста двадцати пяти правнуков было шестьсот двадцать пять праправнуков. Потом мне надоело считать. Ата дала знать, что ей нужна помощь, этот слух быстро распространился по всему ее клану, и в Див сразу же потекли деньги.

Некоторые дети поддерживали Тумана, но он, не отличаясь чадолюбием, крайне редко уделял им внимание. Ата, напротив, старалась поддерживать контакт с представителями всех поколений своего семейства, и они яро защищали ее.

Розовый закат стал алым, потом потемнел и превратился в лиловый. На нисходящих воздушных потоках я добрался из Дива до Травяного острова, черный сил_уэт которого был окружен огнями. Много лет назад по всему периметру острова Ата приказала построить сторожевые башни, но в процессе реализации проекта император заставил ее отказаться от этого замысла. Однако двенадцать башен Сута, как их называли, на тот момент были уже построены, и теперь с каждой из них открывался обзор определенного сектора океана. Ни один корабль не мог приблизиться к острову, ибо эти молчаливые стражи бессменно несли свой дозор. Таким образом, Ата сделала свою вотчину настоящей твердыней, в то время как Туман просто украшал порт. Я за двадцать минут облетел вокруг острова — от Январской до Декабрьской башни, — слушая плеск волн и вдыхая запах горящего каменного угля. Когда на Июльской башне зажглись приветственные огни, я резко снизился и опустился на крытую красной черепицей крышу. С конька на карниз, а потом в открытое окно — и я уже внутри, по привычке ожидая оказаться среди огромного количества слуг и моряков, которые, сбиваясь с ног, спешили выполнить распоряжения Аты.

Мне сразу бросилось в глаза, что огромный зал практически пуст. В Суте остался только военный гарнизон. По всему Травяному острову гасили огни, сундуки закрывали на ключ, запирали двери на засовы. В воздухе пугающе пахло концом; Ата оставила на острове только своих воинов. Не двигаясь, я ждал у окна и смотрел на последних оставшихся здесь мирных жителей. Это были Сиан и ее няня. Ата вздохнула и опустилась на стул, стоявший возле стола, на котором горела единственная свеча. Мне показалось, что жена Морехода вдруг в одночасье постарела. Кровоподтеки на ее лице стали желто-коричневого цвета, как опавшие листья. Волосы, напоминавшие белый шелковый платок, выглядели очень светлыми на фоне брон-зово-загорелой кожи. Она сидела скрестив длинные ноги, затянутые в синие кожаные штаны. Подвернутые рукава ее голубого жилета были украшены перьями — синими и цвета слоновой кости. Рубаха натянулась на широких, приятно округлых плечах, а на руках рельефно выступали мускулы. Она смотрела в никуда.

Я перевел взгляд на няню Сиан, которая сидела на полу и пыталась привлечь внимание своей маленькой подопечной, безучастно глядевшей в окно, какой-то уродливой куклой. Я всегда представлял себе нянь как строгих старух, однако эта была стройной и довольно молодой — очень, кстати, привлекательной.

Ата вздохнула и откинулась назад на жесткую спинку стула. Над ее ремнем появилась небольшая жировая складка. Полнота сгладила некогда острую линию ее скул, а свет свечи еще больше подчеркнул черные круги под глазами. В остальном ее тело по-прежнему напоминало только что выкованную шпагу. Она могла бы с легкостью одолеть меня в честном поединке на мечах.

— Знаешь, Комета, — проговорила она, — я вообще не могу понять тебя.

Я ждал. Молчание — мой излюбленный способ защиты, ибо рожденные ползать тонут в тишине — для них она совершенно невыносима. Для того чтобы ее разрушить, они нередко говорят больше, чем стоило бы.

— Я имею в виду — зачем ты здесь?

Влезаю в долги.

— Ожидаю приказа моей госпожи.

— Не держи меня за дуру! Ты просто желаешь полюбоваться представлением. В таком случае, я клянусь тебе, здесь будет на что посмотреть. — Она встала и мимо Сиан подошла к окну, а потом вернулась обратно. — Я собрала все силы, которые есть в моем распоряжении, — продолжила она, расхаживая взад-вперед. — Я сейчас делаю то, на что должна была решиться еще пятьсот лет назад. Для этого я и была рождена! Но нет — каждый раз я думала, что я заблуждаюсь, а он прав, и в моменты сомнений я следовала за ним. Теперь все изменится! Мой недалекий муж ждет указаний из Рейчизуотера, а Станиэль из-за своей трусости ведет Авию к гибели! Мне еще тогда нужно было вызвать Волнореза на состязание, и я сделала это, но потом влюбилась. Вышла за него замуж и прожила в браке пятьсот лет. Пятьсот чертовых лет! Кровь и песок! Прости, Сиан. Иди ко мне, дитя. Я думала, что войти в Круг в результате брака столь же достойно и правильно, как и после победы в состязании. Но это, как выяснилось, не так. Волнорез присваивал себе мои достижения, а у меня не хватало смелости даже возмутиться! Эти каравеллы все еще ходят под флагом Авии. Все! Хватит! Отныне на кораблях Замка знамен не будет. На моем флагмане не будет герба. Я прибью его яйца к мачте! — Ата сделала паузу. — Риданнец, ты был бы полезен мне, однако я не знаю, как обращаться с тобой. Ты слишком умен, черт тебя раздери. Никакой верности.

Я уселся на подоконник и закинул ногу на ногу. Позади меня по обточенным морем валунам застучал каплями мелкий дождь.

— Я — чтобы тебе было известно — полностью за независимость. Ты говоришь, тебе потребовалось пятьсот лет на понимание того, что я осознал в пять. Правда, потом мне пришлось пройти через такое, что тебе не привиделось бы даже в кошмарном сне.

— Да неужели?

— Да.

Она присела за стол, скрипя своим кожаным одеянием, и цепь, на которой висел меч, звякнула о рукоять. Открыв ящик стола, она вынула оттуда пачку банкнот, перевязанных лентой.

— Ты верен деньгам? — Она сняла ленту и передала ее Сиан, чтобы девочка украсила свою прическу. Стопка купюр была тут же пересчитана и разделена пополам. — Это все, что у меня осталось, — заявила она. Я, естественно, ей не поверил. — Возьми двести фунтов. Они тебе пригодятся, когда ты в следующий раз окажешься в Хасилите.

— Ата, я не прошу денег.

— Я слышала, что тебе нужен каждый пенни, который ты только можешь получить.

Я взял у нее пачку помятых серых купюр, еще раз пересчитал и сунул в карман потертой куртки.

— Туман — Мореход Замка, и твоя обязанность — выполнять его просьбы, независимо от того, сколько я тебе заплачу. Ты — свободный игрок. Впрочем, мы все такие; в этой сраной колоде все карты — джокеры. Вывези Сиан с острова. В заливе вас будет ждать лодка. Вам нужно добраться от Сентябрьской башни до побережья. Там вы пересядете в карету. Пожалуйста, приглядывай за моей малышкой, и не попадитесь Насекомым! Доставь ее туда, где она будет в полной безопасности…

— И это?..

— Дворец Микуотер.

Я захихикал.

— Молния никогда не согласится…

— Уже согласился. Если захочешь вернуться, тебе придется лететь, поскольку после вашего отплытия сообщение между побережьем и островом будет прекращено. Лодка Сиан станет последней. Кстати, выход в открытое море я тоже перекрою, и Авии придется довольствоваться сухопутными маршрутами.

Я уставился на нее. Она полсала плечами, положив руки на укрытые клетчатым пледом плечи Сиан.

— Все не так плохо, — ухмыльнулась она. — За отправку фюрда на фронт будет взиматься плата.

— Что-то вроде подати?

— Нет, просто достойная оплата лоцмана. «Ортолан» и еще пять каравелл отправятся патрулировать южный пролив. На северном направлении будет достаточно всего четырех кораблей. Флагман Тумана не сможет войти в бухту Перегрина.

Я и не подозревал, что она обладает такой военной мощью. Потом я сообразил, что она держит под контролем флот, который Туман оставил в Диве, — а это шестьдесят каравелл, и в том числе «Буревестник» и «Ортолан», корабли с огромным водоизмещением.

— Я боюсь, что ты захочешь передать мое дитя Туману, — продолжила Ата. — Но, полагаю, ты этого не сделаешь, поскольку ее прибытия ждет Молния, а ты не захочешь разочаровывать своего основного кредитора.

— Ата, я не какая-то чертова нянька, — попробовал возмутиться я.

— Конечно, нет. — Она пожала плечами. — Ты вполне можешь отказаться.

— Хорошо, я сделаю то, что ты просишь, но учти, при первой же возможности проинформирую Сана.

Я слез с подоконника и протянул Сиан руку. Девчушка поспешно зарылась носом в кожаный наряд матери. Та потрепала золотистые волосы дочери — свет, отражавшийся от них, образовывал самый настоящий нимб над головой девочки, — и прошептала что-то ей на ухо. Сиан приподняла полы юбки, подбежала ко мне, резко остановилась и торжественно подала руку.

— Сиан Дей из Перегрина, — робко представилась она.

— Из Сута, дорогая, — сморщилась Ата.

— Из Сута. Рада познакомиться с вами, сэр.

— Янт. Рад служить вам и Суту.

— Правильно, — живо откликнулась Ата и улыбнулась с довольным видом. — Вы отбываете на рассвете, так что у вас есть еще пять часов. До этого, риданнец, побудь полезным — займись тем, что у тебя лучше всего получается. Отправляйся в «Ночную кружку» и поставь всем морякам выпивку за мой счет. — Она снова разделила свою пачку банкнот и дала мне около ста фунтов. — Прислушивайся к разговорам — я хочу знать обо всех их мыслях и страхах. И заодно разыграй перед ними свою карту предвидения — предскажи, что любой конфликт между мной и моим мужем окончится в мою пользу. Ты сможешь сделать это убедительно?

— Легко, — хмыкнул я.

Поклонившись, я раскрыл крылья, чем вызвал ошеломленный взгляд Сиан. Шагнув в окно, я поймал пробуждавшийся поток теплого воздуха и нырнул в него. Девчушка забралась на подоконник и молча наблюдала за тем, как я медленно спикировал вниз, на темный причал.

Дорога становилась все лучше, следовательно, мы приближались к Перегрину. Во мне нарастало беспокойство. Когда я говорю «беспокойство», я имею в виду страх. Карета ненадолго остановилась — возница решил сменить лошадей, однако я упорно не поднимаю шторы на окне. Сейчас где-то между двумя и тремя часами ночи, и я уже до смерти устал трястись, подобно костям, в этой крохотной лаковой коробке. На нашей карете нет ни гербов, ни какой-либо символики. В окошки вместо стекол вставлены испещренные прожилками кусочки крыльев Насекомых. Их покрывала вековая пыль и трещины, и потому в карете гулял ветер. Вскоре мир снаружи снова станет бледно-серым, и мы, на бешено мчащихся лошадях, ворвемся в очередной рассвет. А потом будут ходить легенды об экипажах-призраках, которые видели на этой дороге.

Потолок нашей кареты обит старой, прогнившей уже тафтой, а стенки отделаны фанерой. Я сижу на неудобном кожаном сиденье и смотрю на девочку, расположившуюся напротив меня. Хотел бы я, чтобы ей было лет на двадцать побольше, и мы находились в Хасилите, а не на границе Авии. Она лежала на скамье; коленки под длинным платьем подтянуты к животу, а голова покоилась на моей сложенной куртке. На мизинце девочки сверкало маленькое медное колечко, а льняные волосы, собранные в хвостик, перехвачены широкой лентой. И все — ни багажа, ни теплой верхней одежды, ни дорогих сердцу личных вещей, — ничего. Я всю ночь тащил ее на плечах вдоль зловонного побережья от Июльской башни до Сентябрьской, а затем весь покрылся грязью, песком и потом в этой чертовой лодке. Благодаря чему ее носки оставались по-прежнему белоснежными.

— Ты все время молчишь, — заметил я, сажая ее в карету. Она пожала плечами и, расстегнув свои сапожки, поудобнее устроилась на сиденье. — Ты не напугана?

— Нет.

— А должна бы.

Колечко представляло собой крохотного дельфина, который обвивал ее палец; его нос соединялся с хвостом. Судя по всему, это маленькое украшение было для Сиан важнее, нежели весь окружающий мир.

— Ты знаешь, что происходит? — спросил я ее.

— Да.

— Мамочка и папочка снова враждуют. Только на этот раз все очень серьезно. Сиан Дей, смотри на меня, когда я говорю.

Я сдвинул солнечные очки на нос и поглядел на нее поверх оправы.

— Ты — один из них, — заявила она, — не так ли?

— Из кого?

— Из людей, которые не умирают.

— Да, это так.

Она удовлетворенно вздохнула и снова опустила голову на свою импровизированную подушку, очевидно решив, что теперь она в полной безопасности. Уже через несколько минут Сиан уснула. Ее доверие трогало меня, вот почему я, не позволяя себе расслабиться, бодрствовал возле нее всю ночь.

Мы промчались по Перегрину, плотно задернув шторы на окнах кареты. Я помнил, как бандиты останавливали экипажи в Хасилите, натягивая веревку поперек мощеной улицы. Колеса беспомощно крутились в воздухе, мы взламывали двери с помощью мечей и колунов, вытаскивали оттуда лопочущих богачей и пускали кровь лошадям.

Одно-единственное Насекомое могло напугать лошадей так, что они бы понесли, и я бы уже ничего не смог поделать. Я был настороже, ожидая, когда же все это произойдет, но нам повезло: ни преступников, ни проголодавшихся Насекомых нам на пути не попалось. Мы прорвались.

Сиан проснулась с первыми лучами солнца и сладко потянулась. Ее юбка была вся в щепках.

— У нас есть какая-нибудь еда? — первым делом осведомилась она.

— Нет. — Я вынул из сапога небольшую серебряную флягу. — Если хочешь, можешь попробовать вот этого.

Ее пальцы пробежали по изысканной резьбе, украшавшей мой любимый походный сосуд. Девчушка явно любила красивые, блестящие вещи.

— Что это? — спросила она, откинув крышку и понюхав содержимое.

— Джин из терновых ягод. Из «Ночной кружки».

Сиан попробовала немного, и ей, похоже, понравилось.

Она глотнула еще и покатала специфически пахнущую жидкость на языке. Да, вот уж точно ребенок Аты, подумал я.

— Он очень крепкий. Тебя вырвет!

Она сняла с пальца кольцо в форме дельфина и передала его мне.

— Мне его подарил папа, — начала она и закашлялась. Я постучал ее по спине. Девочка вскоре продышалась и продолжила: — Не мог бы ты передать кольцо ему? Чтобы он знал, что я в безопасности и люблю его. Очень сильно.

— Конечно, Сиан. Так и сделаю. — Ну вот докатился, теперь я принимаю поручения от восьмилетней девчонки.

Каменная кладка дворца Микуотер — нежного цвета песочного коржика — почти светилась в голубом утреннем свете. Гончий стоял на ступеньках, между резных колонн; на нем был серый полосатый жилет и узкие штаны, кисти рук скрывали длинные манжеты со шнуровкой. Богато украшенные ворота закрылись за нами. Я поднял штору на окне кареты, чтобы Сиан могла оценить здешние красоты. Из последних сил лошади доплелись до конца длинной, извилистой подъездной аллеи, и мы оказались возле парадного входа. Я открыл дверь кареты, опустил маленькую лесенку, вылез наружу, радуясь возможности размять ноги, и посмотрел на небо. Утро было прекрасным.

Громко топоча, два совсем юных прислужника подбежали к нашим изможденным пегим лошадям, а третий — к усталому вознице и, вручив ему чашку горячего кофе, пригласили следовать за собой. Я извлек Сиан из кареты и поставил на землю. Она тут же упала. Карета медленно отъезжала прочь. Я взял флягу из обмякшей руки девочки и торопливо спрятал в сапог, краем глаза наблюдая за тем, как к нам приближается управляющий Молнии.

— Доброе утро, Комета, — кивнул он.

— Янт, — поправил я его. — Надеюсь, ты в порядке? Как укус, заживает? Нет, у нас было ужасное путешествие. Это, кстати, дочь Аты — пожалуйста, позаботься о ней. А мне пора.

Я быстро схватил свою куртку. Сиан честно попыталась встать, но, громко икнув, снова плюхнулась на гравий. Даже ее икание было неразборчивым.

— Комета, ты уверен, что не хочешь остаться? У нас как раз готов завтрак.

— Я не завтракаю. На самом деле я вообще не ем. Пожелай Молнии всего самого лучшего. Пока.

Гончий поставил Сиан на ноги, с легким удивлением взглянув на ее белые носочки — сапожки мы так и забыли в карете. Она повисла на его руке, словно тряпичная кукла. Озадаченный, он сделал несколько шагов, но Сиан слишком сильно мотало из стороны в сторону.

Я распахнул крылья и тут же понял, что слишком голоден и изможден, чтобы немедленно отправляться в Замок. Гончий, похоже, заметил мое состояние и снова предложил воспользоваться гостеприимством своего господина.

— Если ты хочешь отдохнуть и помыться, то знай — комнаты для гостей готовы.

Там можно поспать. Или просто прилечь. Можно даже уколоться. Да, это была неудачная мысль — по телу пробежал холодок, а напряжение в суставах стало просто непереносимым. Я посмотрел на Гончего взглядом, полным бессильной гордости.

— Пожалуйста… — пробормотал я.

— Воля ваша. — С этими словами он без всяких усилий положил Сиан себе на плечо, одернул подол ее юбки и зашагал между колонн к сверкающим дверям дворца, в уменьшенном виде отражавшимся в его начищенных сапогах.