Год нашей войны

ГЛАВА 21

Огни деревень Равнинных земель, по которым, как по звездам, я привык ориентироваться, исчезли. Див опустел, а в Эске перестали зажигать свет, зная, что он привлекает Насекомых.

Я направлялся на запад, ориентируясь на созвездие под названием Мусор Безумного Сеятеля, и по возможности старался держаться над лесом. Я летел всю ночь и добрался до Замка серым утром. Поднимаясь по истертым каменным ступеням, а затем входя в высокие двустворчатые двери, я судорожно пытался привести мысли в порядок.

Все скамьи в Тронном зале были заполнены до отказа. Там находились сотни людей, и среди них губернаторы, командиры фюрда и просто городские жители. Ширма была сдвинута, поэтому солнечно-золотое возвышение, на котором располагался трон императора, могли видеть абсолютно все присутствующие, даже те, кто находился в самых дальних углах зала. До сих пор я никогда ничего подобного не видел.

Я миновал проход и опустился на колени перед императором, положив руки на нижнюю ступень возвышения. Мои крылья нервно подрагивали.

Некоторое время Сан внимательно изучал меня.

— Ты заставил нас ждать.

Его брови были нахмурены, сосредоточенное лицо избороздили глубокие морщины. Крохотные изменения, которые остались бы незамеченными, буде речь шла о ком-либо другом, в случае с императором вырастали до колоссальных размеров, ибо на протяжении веков — и я тому свидетель — он всегда выглядел одинаково. Встревоженный, я понял, что это признаки нервного перенапряжения, которое Сан не мог скрыть даже усилием своей безграничной воли.

— Первое, что ты должен знать, — промолвил, обращаясь ко мне, император, — правление Станиэля закончилось, и он больше не является королем Авии.

— Мой повелитель, неужели он был убит?

Сан натянуто улыбнулся, и я подумал, что он выглядит усталым.

— Нет. Просто прошлой ночью леди Элеонора Танагер захватила власть. С ней восемнадцать тысяч человек, и копейщики Рейчизуотера присоединились к перевороту. Станиэль сидит под стражей в собственном дворце.

— Я знал только о том, что она покинула свое поместье. — И вот уже она захватила власть. Репутация Элеоноры была пугающей — однажды я встретил ее на полуофициальной вечеринке, и там она показала себя охотницей не хуже, чем в лесу. — Я ожидаю приказаний моего повелителя, — смиренно проговорил я.

Король Станиэль теперь заключен в Рейчизуотере? Возможно, это то, чего он всегда хотел, — быть в безопасности.

Император махнул рукой в знак того, что переворот Элеоноры был частью естественного хода событий.

— Принцесса защищает Авию, и ее земляки сплотились вокруг нее. Я послал ей на подмогу фюрд Равнинных земель, а также некоторых бессмертных и пообещал помощь остальных. А вопрос легитимности власти отложим до тех пор, пока война не закончится… — Он обвел взглядом толпу людей за моей спиной, не договорив: «Если хоть кто-нибудь из авианцев останется в живых».

Краем глаза я осмотрел заскаев. Сан постучал своим сухим старческим пальцем по подлокотнику трона.

— Я изменил кое-что. Мне нужны их доклады, а я, в свою очередь, даю им уверенность и надежду.

— Здесь нет ни одного бессмертного, — с удивлением констатировал я.

— Они все на фронтах. Косарь и Слит помогают Бомбардиру. Райн с фюрдом из Карнисса вместе с Элеонорой защищает Рейчизуотер. Фехтовальщик еще с тридцатью бессмертными удерживают линию фронта под стенами Хасилита. Архитектор, Казначей, Алебардщик совместно с оставшимися восемью эсзаями ищут способ защитить Равнинные земли. Вчера они потеряли Альтергейт, а позавчера — Лабурнум.

Я подумал: возможно, усталость императора мне только примерещилась из-за того, что я сам вымотан до предела. Еще один взгляд на него сказал мне, что эта надежда была тщетной.

— Теперь, Вестник, ты изложи последние новости, — приказал Сан, — а уж потом поведаешь свои тревоги.

Я глубоко вздохнул и рассказал Сану о гибели Морехода. Смертные позади меня придвинулись поближе, чтобы лучше слышать, но не прошло и двух минут, как Сан оборвал меня:

— Естественно, мне все это известно! Я восстановил Круг! Что ты можешь еще сказать? Насчет Насекомых! Как близко они подобрались? Поместье Кобальт?

Я склонил голову.

— Нет. Все, что осталось от Кобальта, — это трупы. Див пуст — Биттерн эвакуировала своих людей на Травяной остров.

— Итак, на очереди — Ондин. И Молния именно там, хотя он нужен мне в Рейчизуотере! Он ответит за этот бардак!

— Он просит вас о прощении.

— Комета, а что бы ты сделал с поместьем Перегрин? Уверен, ты отдал бы его Молнии, который считает себя исконным владельцем этих земель. Но тогда получится, что в руках Молнии будут два из шести поместий Авии. Он нарушит главное правило Круга!

Я понимал, о чем говорит Сан. Если эсзаи становились крупными землевладельцами и получали возможность набирать свой фюрд, то они могли на равных спорить с губернаторами или даже королями заскаев. А со временем, чем черт не шутит, они начали бы оспаривать власть императора…

— Я позволил Молнии оставить себе Микуотер по праву рождения. Однако никаких новых земель. Я думаю, что и он, и Ата выберут бессмертие, а не собственность.

— Тогда кто унаследует Перегрин, мой повелитель?

— Сиан Дей.

— Сиан? Она же еще ребенок!

Император кивнул, и его белые волосы скользнули по узким плечам.

— Да, в настоящий момент Сиан Дей — восьмилетний ребенок, поэтому мы назначаем ей опекуна, и им станет губернатор Ондина. Свэллоу препоручаются все заботы о поместье и девочке, пока та не достигнет совершеннолетия. В качестве регента-губернатора у Ондин есть десять лет, чтобы сделать Перегрин сильным и могущественным, каким он и должен быть, и при этом воспитать Сиан в духе и традициях империи. Скажи Молнии, что он должен оставить Перегрин Сиан. И, кроме всего прочего, ему следует больше заниматься собственным ребенком!

От изумления у меня чуть не отпала челюсть. Росчерком пера император сводил Молнию и Свэллоу вместе. К тому же он возлагал на Свэллоу такие обязанности, что, сосредоточившись на них, она забудет о своих попытках войти в Круг. И если в конце концов поместье Перегрин сможет собрать двадцатитысячный фюрд, Сиан получит титул леди-губернатора.

— Поместье Перегрин останется у семьи Молнии, как он всегда и хотел, с Сиан в качестве единственного наследника давно оборвавшейся династии. Лучник сочтет это прекрасной идеей.

— А Ата? Она будет в ярости.

— Так пусть направит эту ярость против Насекомых! — Я вздрогнул, а император продолжил: — Флоту нужна поддержка. Передай Ате, что если она достигнет успеха, я выделю на эти цели восемь миллионов фунтов из казны Замка.

— Да, мой повелитель, — ошеломленно произнес я.

— Мы должны вызволить Торнадо, или ничего не получится…

Сан погрузился в глубокие раздумья. Я ждал, вслушиваясь в повисшую позади меня напряженную тишину — ни шороха, ни шепота, — прошедшие множество тяжелейших сражений воины ждали решения императора, и только один солдат из Шелдрейка тихонько плакал, сжимая в руках свою широкополую шляпу.

Дым от курившихся благовоний завивался в тонкие спирали и поднимался к мозаичному своду. Колонны, поддерживавшие балдахин над троном, сверкали. Первые лучи восходящего солнца проникали сквозь высокие окна в зал и освещали древние фрески, на которых были изображены битвы с Насекомыми и основание Замка.

— Фюрду нужен Торнадо, — расколол тишину звучный голос Сана. — Он один из величайших символов могущества империи.

Бесспорно, Торнадо был самым могучим и бесстрашным воином, третьим по возрасту эсзаем и сильнейшим человеком, с которым никто не мог сравниться вот уже тысячу лет. Фюрд пойдет за ним — хотя бы потому, что так безопаснее.

— Комета, вы с Атой должны освободить Торнадо из крепости Лоуспасс. Что там происходит сейчас?

Настало время рассказать ему. Как бы он ни отреагировал, что бы со мной ни случилось. Я заранее примирился с тем, что меня вышвырнут из Круга.

— Мост… — пролепетал я, не слыша собственного голоса от страха.

Сан внимательно смотрел на меня.

— Вот откуда приходят Насекомые.

Сан внезапно встал и приказал:

— Поставьте ширму!

Мы подождали, пока последняя секция изящной конструкции займет свое место. Теперь собравшиеся в зале не могли нас слышать — наши голоса растворялись в пространстве, окружавшем трон.

— Мне нужна вся правда, — грозно потребовал император.

Я съежился до размеров шарика у основания ступеней.

— Я покорно приму любое ваше решение, мой повелитель.

Пожалуйста, сделай меня смертным, лишь бы мне не пришлось рассказывать о том, что это я разрушил мир и теперь не знаю, как снова собрать куски воедино. Это было похоже на мою исповедь перед Саном и эсзаями на церемонии моего вступления в Круг — легче умереть, чем вытаскивать со дна души подробности своего прошлого. Что я делал — пытался обмануть Божьего наместника?

— Комета, есть только один способ. Рассказать мне. Сейчас, и больше никому и никогда. Ни живому, ни мертвому. Ты понимаешь?

— Да. Да, понимаю. Мой император, видите ли, кроме нашего, есть еще множество других миров. Например, Перевоплощение. Я был там. Насекомые по мостам перебираются из одного мира в другой, оставляя после себя пустыню, а точнее, Бумажные земли. Помимо мостов они пользуются тоннелями — именно так эти твари попали к нам. Насекомые чувствуют места, где граница между мирами наименее прочна. После этого они создают проход, чтобы преодолеть ее. Для них путь очевиден, ибо они видят свои мосты от начала и до конца, остальным же кажется, будто гигантский пролет обрывается в самой высокой точке прямо в небесах. В некоторых мирах Насекомые размножаются, в некоторых питаются, а наша империя простю мешает им двигаться дальше…

— Продолжай.

— Данлин Рейчизуотер, последний король, все еще жив. В Перевоплощении.

Император поднял руку, чтобы без моих лишних слов узнать, как такое может быть. Он несколько секунд пристально смотрел на меня и получил ответ.

— Понимаю, — медленно проговорил он. — Продолжай.

— Там Данлин одержал несколько крупных побед над Насекомыми. Чтобы спастись, твари построили мост в Лоуспасс… Но я поговорил с Данлином! Он согласился сделать окрестности города Эпсилона своеобразным загоном для Насекомых, но только на месяц. Если мы сейчас поднажмем, то сможем отбросить тварей назад.

Теперь, рассказав все императору, я стал чист и легок. Сану были необходимы эти знания, и теперь он поймет, что делать!

Лицо императора приняло странное выражение. Неужели он не поверил мне? Подумал, что все это бред сумасшедшего? Я прижал крылья к животу, словно пытаясь завернуться в них.

— Если бы у нас были силы, чтобы поднажать, — молвил наконец Сан. — Слушай меня, Вестник. Отправляйся в Сут и передай мою волю Ате. Чтобы заслужить место в Круге, она должна очистить Лоуспасс от Насекомых. Ата получит титул Тумана, но лишь когда доведет до конца свою кампанию, не раньше. А теперь — подай мне бумагу.

Я хотел спросить императора: как выглядела земля в те времена, когда по ней ходил Создатель? Как звучала? Что это значит — жить, когда все знают всё обо всем? Пока Сан писал, скрипя пером по бумаге, я пытался представить себе существование рядом с Богом, наслаждающимся своим творением, когда нет Насекомых, нет Замка — этой двухтысячелетней каменной глыбы, — а только пышные травы. Четырехземелье на самом деле не принадлежит нам — это игровая площадка Бога. Уходя, он наделил нас ответственностью за свое творение, а мы не смогли его защитить.

Сан, как всегда, прочитал мои мысли.

— Когда-то здесь царил мир, — едва слышно произнес он.

Я свернул письмо и, расплавив немного воска, запечатал его печатью Замка.

— Ты слышал мой приказ. А теперь иди.

Я встал с колен и, поклонившись, сложил крылья, переливавшиеся перья которых весело блеснули, а потом попятился к выходу из Тронного зала. До самых дверей меня провожали внимательные взгляды лучников, стоявших на всех галереях. Ширму уже успели сложить, и император полностью переключил внимание на заскаев, прибывших в Замок с донесениями.

Выйдя наружу, я схватил за плечо стражника, стоявшего возле дверей, и развернул к себе.

— Сын Лэннера?

— Да, Вестник.

Другой рукой я указал в окно на остроконечную крышу Северо-Западной башни, сделанной из черного песчаника.

— Видишь мое знамя? Там живет леди Терн Роут. Найди ее и скажи… Скажи, что я люблю ее. А еще передай, чтобы она не покидала Замок. Ни в коем случае, что бы ей ни говорили. И что бы она ни чувствовала.

— Хорошо, Комета. — Стражник был очень удивлен моей откровенностью. Секунду помедлив, он осторожно спросил: — А ты разве не вернешься?

Спрятав страх за самоуверенной улыбкой, я покачал головой.

— Ради нее я никому не позволю себя убить.

Я отчаянно желал Терн — центр моей вселенной, — и если бы я хоть на мгновение увидел свою жену, то никакая сила в мире уже не заставила бы меня ее покинуть. Я задушил в себе эту мысль — мне нужно было отправляться в путь. Расправив крылья, я шагнул с балкона, пролетел два этажа вниз, поймал самого себя в воздухе, после чего рванул в небо и взмыл над крышей Замка.

Удобно устроившись на попутном воздушном потоке, я решил, что очередные пятьсот километров, теперь уже в обратную сторону, я проделаю без лишней спешки. Мне нечасто доводилось так летать — совершая настолько длинные, глубокие взмахи крыльями, что их кончики на мгновение соединялись сначала над, а затем подо мной. Яркое солнце садилось за аккуратные, словно нарисованные, холмы, сменившие бескрайние авианские равнины. По дороге, идущей вдоль побережья, двигалась большая группа беженцев, видимо, со всем домашним скарбом — я успел насчитать пятьдесят крытых повозок, запряженных крепкими пегими пони. Они медленно плелись на юг, направляясь, должно быть, из Роута в Хасилит. Я быстро миновал поросшие лесом холмы, окружавшие Перегрин, и вот уже летел над морем.

Подо мной промелькнули серо-белые обломки «Медового канюка». Слева я заметил изувеченную ростру, еще недавно украшавшую его нос. Деревянная красавица мокла в соленой воде, а ее наряд со скрипом терся об острые камни. Я вздрогнул, вспомнив мертвого капитана — коренастый и мощный, Туман был ужаснее любого призрака.

Я повернул к ближайшей башне Сута, а затем полетел вдоль берега от одного форпоста Аты к другому, на зубчатых крышах которых честно мерзли дозорные. Сложенные из желтого крупнозернистого песчаника, сейчас башни казались серебристо-белыми благодаря покрывавшему их стены сверкающему инею. В этот предвечерний час, освещенные зимним закатным солнцем, пробивавшимся из-за облаков, они выглядели ненастоящими, призрачными.

Я достиг дальнего мыса, вокруг которого бурлило море. Там находился маяк, выдержанный, подобно всем постройкам Аты, в утилитарном стиле. Он представлял собой обычную башню, но в отличие от всех остальных его венчала каменная платформа под стальной крышей.

Я много раз видел это сооружение раньше и прекрасно знал, что в большом фонаре, располагавшемся посредине платформы, на ночь всегда зажигали огонь, дабы предупредить корабли о близости рифов. К утру огонь всегда догорал, а пепел разлетался. Изобретение маяка являлось заслугой Волнореза, а его обслуживанием занималось сразу несколько семей, живших на острове.

Сие сооружение было весьма полезно и для меня — ночью я ориентировался на его свет, а днем — на огромные стаи чаек, круживших вокруг башни в потоках теплого восходящего воздуха. Я решил, что и мне сейчас не помешало бы немного погреться. Облетев черную коническую крышу, я так и не сумел обнаружить теплого потока. Странно. Я попробовал еще раз, но результат был таким же. Я спустился ниже и, предприняв третью попытку, окончательно убедился в том, что маяк был абсолютно холодным. Это открытие послужило ответом на все вопросы. Конечно! Я перекувырнулся в воздухе и поспешил в глубь острова.

Башня Сута под названием Август была единственной, над которой развевалось знамя — белое, потрепанное полотнище без каких-либо гербов или иных символов. Тем самым Ата прозрачно намекала на свою победу в состязании. При виде меня дозорные на крыше засуетились и несколько человек скрылись в люке. У большинства солдат за пояса были заткнуты маленькие флажолеты[3], играя на которых они коротали свои дежурства.

В башнях Сута не было предусмотрено нормальных входов, расположенных на уровне земли, — двери находились на высоте примерно метров пяти-шести, и для подъема людей и грузов использовались специальные платформы с лебедками. Скрыться не представлялось возможным, а применять силу — разумным. Ата пугала меня. Она свела в могилу Морехода и вполне могла отправить меня следом за мужем, даже не узнав, зачем я пожаловал. О черт. Эти башни были похожи на паутину, в центре которой Ата, как паук, ждала появления мухи.

Оглядев стены, я выбрал для своих целей самое высокое окно, которое представляло собой просто круглый проем без ставней и стекол. Я держался из последних сил, но все равно, чтобы сбросить скорость, мне пришлось дважды облететь башню, однако и после этого я едва успел сложить крылья перед самым оконным проемом. В последний момент я подтянул под себя ноги и проскочил внутрь, умудрившись ничего не задеть. Удачно приземлившись на пол, я выпрямился и замер.

В круглой комнате находилось множество людей. Они стояли вдоль стен — примерно пятьдесят пар глаз. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Что? Ага, в крепких руках четверых мужчин оказались взведенные арбалеты, естественно, направленные на меня. Я развел руки в стороны, показывая, что не собираюсь вытаскивать меч.

— Во имя империи.

Ата могла сбросить мой труп с пирса возле Сентябрьской башни и потом с честными глазами утверждать, что меня поглотила морская пучина. Арбалетные стрелы остры, и я вряд ли почувствую удар — они просто пробьют меня насквозь. Как проклятый, глупый риданнец, я осмелился проникнуть в святая святых владений Аты, ведь она была здесь полноправным сувереном, обладающим гораздо большей властью, чем я даже мог предположить.

Ата Дей стояла у дальней стены возле простого стола. На ней было почти прозрачное платье, которое прекрасно подходило к ее длинным светлым волосам, — эдакая красивая сучка, а вовсе не воин, претендующий на титул Тумана. Она широко улыбнулась — и это сделало ее еще более зловещей.

Чуть позади нее расположилась официально одетая женщина одного с Атой возраста и телосложения, с пепельными волосами, собранными на затылке в хвостик, и вздернутым носом. Поверх элегантного красного костюма она набросила солдатскую куртку, на поясе у нее висели арбалет и лассо, и по тому, как уверенно она держалась, я сразу понял, что своим оружием она владеть умеет.

— Добро пожаловать, — почти промурлыкала Ата. Я не поверил ее дружелюбию. Мне крайне не понравилось, как ее люди смотрели на меня — в их взглядах смешались страх и абсолютная преданность своей предводительнице. Щелкни она пальцами, и в Круге образуется вакантное место Вестника. — Прошу простить меня за подобный прием, — продолжила она, — но я еще не знаю, что привело тебя на Травяной остров.

— Я прибыл с письмом рт нашего высочайшего императора, — ответил я. — И, как подобает беспристрастному Вестнику, я к твоим услугам.

— Дай мне свой меч.

Я снял свой пояс вместе с мечом и стилетом и положил оружие на пол, потом вынул из сапога кинжал и бросил его сверху. Теперь я был беззащитен, уповать осталось только на собственное красноречие. Один из стражников подобрал все три мои клинка и положил их на стол перед Атой.

— Думаю, нам не стоит угрожать Вестнику императора — проговорила Ата по-моренциански, после чего стражники вынули стрелы из арбалетов и немного расслабились. — Отправляйтесь вниз, но будьте готовы примчаться сюда по первому же зову. Мне нужно многое обсудить с Кометой, поэтому проследите, чтобы нас не прерывали.

Стражники двинулись к выходу, скрипя половицами и время от времени кидая на меня любопытные взгляды через плечо. Я, в общем, догадывался, насколько странно, по их мнению, выглядел: изысканный щеголь, изможденный от усталости и голода, к тому же еще и небритый, с влажными, спутавшимися во время полета волосами и кошачьими глазами. Помимо этого, родившиеся и выросшие в Хасилите, они не стали бы посреди зимы носить только шелковую сорочку. Они опоздали на двести лет, чтобы по достоинству оценить оловянную брошку — символ Колеса, — которую принимали за штандарт Кометы. Даже напоминавшая ворону леди, стоявшая за спиной Аты, выглядела напуганно-почтительной, как будто думала, что от человека, способного летать, можно ожидать всего чего угодно. Я поклонился ей.

— Пожалуй, мне следует вас познакомить, — решила Ата. — Это — Кармина Дей, моя дочь. Она командует эскадрой Хасилит Морена. Перед штормом Кармина привела свои корабли к острову, заодно доставив солдат, которых выделил ей Сан, и несколько сотен человек, нанятых нами в городе. Губернатор Хасилита не беспокоится о бродягах, пропадающих с улиц. И хотя мои воины не так тщательно отобраны, как в авианских фюрдах, они твердо усвоили, какой стороной арбалет надо поворачивать от себя.

— Я вижу, ты нашла надежное пристанище, — заметил я.

— На первое время. Кармина, ты слышала о Янте Шире — он плохиш, безумец и иголка в заднице.

~ Рада знакомству, — кивнула женщина.

Ее арбалет покоился на бедре. Я понимал, что нет такой силы, которая заставила бы ее пойти против Аты, однако сомневался, была ли эта преданность добровольной.

Вспомнив об обязанностях хозяйки, Ата придвинула стул, стоявший у стены, поближе ко мне. После этого села сама, а ее флегматичная дочурка, словно страж, заняла позицию у окна. Я немного развернул стул, чтобы видеть Кармину, ибо быть пристреленным сзади, без предупреждения, мне бы совсем не хотелось. Ата зажгла две масляные лампы, стоявшие на столе, и от их желтого света в комнате стало уютней.

— Мы слышали, как ты прилетел, — сообщила Ата. — Когда ты в воздухе, можно подумать, что по небу мчится запряженная повозка.

— А я думал, мне удалось освоить технику бесшумного полета, — проворчал я.

— Плохое начало, попробуй-ка еще раз, — сверкнула глазами Ата.

— Теперь ты смертна, Ата Дей.

— Начни снова и расскажи мне что-нибудь новенькое!

— Сан решил, что ты достойна стать следующим Мореходом. Ты снова присоединишься к Кругу, когда выполнишь его приказ.

Я передал ей послание. Она сковырнула печать, и ее глаза быстро забегали по строчкам.

— Нет, здесь какая-то ошибка… Янт, император хочет убить меня! Я должна сначала стать эсзаем!

— Ты даже не сможешь добраться до Замка! На твоем пути окажутся тысячи Насекомых!

Ошеломленная, Ата еще раз изучила послание.

— Это, можно сказать, лицензия на самоубийство. Сражаться с Насекомыми как заскай? Без поддержки Круга в случае ранения? Заботиться о небольших ссадинах и ушибах, когда на карту поставлено так много?

Эта женщина — изменница и убийца — отчаянно боялась за свою жизнь. У меня возникла догадка: Сан наверняка хотел, чтобы она попробовала противостоять Насекомым, будучи простой смертной, чьими жизнями она распоряжалась так небрежно.

— Янт, тебя не было бы в первых рядах, если бы ты не был эсзаем! Ты убежал бы прочь!

— Насекомые оставляют раны и на телах бессмертных. — Я пожал плечами, пытаясь скрыть свое негодование. — Вспомни, как последний Косарь был порван на куски у Стейк-Кросса? И Круг не смог защитить его! Если хочешь бессмертия, ты должна принять условие Сана.

Ата опустилась на свой стул.

— И сражаться, чтобы получить его благорасположение. Да, я должна… Я буду. Рисковать жизнью, чтобы обрести бессмертие… Вечность стоит того. Еще есть новости?

Я описал ей изувеченный рифами флагманский корабль ее мужа, тело Волнореза, привязанное к штурвалу, и покрывавший все доступные поверхности тонкий блестящий лед.

Ата не выглядела ни удивленной, ни опечаленной.

— Я знала, что «Медовый канюк» налетел на скалы, — воскликнула она. — И недавно послала людей из Дива, чтобы они поискали уцелевших! Нет сомнений, что они и его притащат сюда… Ты ведь знаешь, что на самом деле Волнорез был из Дива, а не из Перегрина.

В комнате, невзирая на две лампы, было довольно темно, а море снаружи казалось и вовсе черным. Зная Ату как человека черствого, я нисколько не удивился тому, что она отреагировала на известие о смерти мужа в подобной манере, хотя это и заставило меня возненавидеть ее еще сильнее. В момент, когда любая другая женщина, которую знал, не выдержала бы и расплакалась, Ата осталась совершенно спокойной, сохраняя железную выдержку. Ее ледяные глаза требовали, чтобы я продолжал, сильные руки покоились на пышной груди. Узнав о Сиан, она не выказала радости и точно так же скрыла эмоции, услышав о Молнии. В глубине ее неподвижных глаз я видел отсветы какого-то сильного чувства, но не мог сказать, к чему или кому оно относилось.

— Я почувствовала, как Круг напрягся, чтобы спасти Волнореза, — проговорила она. — Потом я ощутила, как он разорвался и Туман умер. Я находилась здесь, в башне. Я испытала то же самое, что и в момент, когда погиб Косарь Эске, только на сей раз мне было легко и хорошо. Правда, теперь время для меня обрело ход. Я — заскай, но ненадолго — либо меня убьют, либо вы будете звать меня Туманом. Мне не по душе груз времени, Вестник. Возможно, когда-нибудь и тебе тоже придется через это пройти.

— Я хочу знать, что на самом деле произошло с Туманом.

Я внутренне сжался, ожидая резкого удара арбалетной стрелы, но этого не произошло, хотя Кармина Дей теперь держала оружие в руках.

Ата снова не позволила эмоциям вырваться наружу и выдать ее. Улыбка и глубокий вздох были лучшим тому подтверждением.

— Янт, ты говорил, что беспристрастен.

— Это так, но я знаю правду и никому не открою ее, если мы победим Насекомых.

— Ты слишком глубоко забрался, как сказал морской конек жокею. — Она улыбнулась. — Да в чем, во имя империи, ты сможешь меня обвинить?

Я вскочил со стула и заходил туда-сюда по комнате. Возможно, движение немного встряхнет мои залежавшиеся мысли. К тому же я перестал пялиться на арбалет Кармины, и, с надеждой думал я, ей стало труднее целиться.

Более того, уровень наркотика в крови заметно уменьшился, и мне начало его не хватать. Ломка еще не началась, однако, судя по моему состоянию, это было затишье перед бурей, которая уже приветствовала меня приступом паранойи: что-то не так, что-то неправильно, что-то ужасное произойдет очень скоро. Обязательно — если я не уколюсь. В тумане накатывавшей на меня слабости я уже не мог нормально думать. Я пытался сосредоточиться и усилием воли привести в порядок хотя бы свой слух. Ата, конечно же, все видела и, безусловно, сообразила: если спор вдруг станет слишком жарким, то все, что ей нужно будет сделать, — это немного потянуть время, и я превращусь в разрушенного изнутри страдальца, готового согласиться с чем угодно, лишь бы убраться прочь отсюда.

— Туман ни за что бы не отправился в Лоуспасс, — преодолев проклятую слабость, сказал я. — Вот из-за этого все это и началось. Насилию Тумана нет оправдания, и я не хочу умалять его вину, но ведь, с другой стороны, мы все пребывали в заблуждении, что ты абсолютно безгрешна. Никто не спросил, почему он поднял на тебя руку. Теперь я думаю, это случилось из-за того, что ты рассказала ему правду о своей связи с Молнией и о происхождении Сиан. Такой человек, как Туман, наверняка не знал, что ему делать в подобной ситуации, и, по-видимому, решил, будто с помощью насилия он сумеет избавится от самой проблемы. Ты же попросила о помощи Молнию. Он согласился, поскольку ты, однажды соблазнив Сейкера, поймала его в ловушку и держала в ней целых восемь лет. Молния сейчас полон раскаяния и какого-то болезненного восхищения — это не любовь — и теряет последние крохи самообладания, в то время когда он нужен империи. Я прав?

Она пожала плечами. Свет лампы окрашивал волосы и платье Аты в нежный золотистый цвет и придавал ее лицу несвойственную мягкость. Когда вдова Морехода качала головой, каждый ее волосок освещался отдельно, и она казалась уже не молодой леди, а зрелой матроной. Затем Ата махнула Кармине.

— Дорогая, опусти арбалет, Янту от этого не по себе.

Кармина повиновалась, и я, расслабившись и шмыгнув носом, продолжил, поняв по ее реакции, что был прав:

— Ты отправила Сиан в Микуотер, зная, что Туман попытается похитить ее, поскольку, заполучив девочку, он смог бы, как он думал, шантажировать тебя. Поступив так, он еще глубже вовлек Молнию в конфликт. Проклятье, он настолько предсказуем…

— Как и ты.

— Ата, даже убив меня, ты все равно не сможешь похоронить эту историю до тех пор, пока жив Молния. Ты, скорее всего, и не планировала, что Туман попадет в этот ужасный шторм, но такое развитие событий только сыграло тебе на руку. Чтобы сбежать из Перегрина, ему нужно было пройти пролив. А Травяной остров как раз и выдается в него своим опасным, скалистым мысом… Решиться на столь рискованное предприятие мог только очень мужественный человек. Туман не заслужил того, что с ним произошло.

— Корабль Волнореза сбился с курса — всего и делов. На этом берегу терпит крушение много судов. Островитяне всегда собирали здесь обломки древесины и всевозможные ценности.

— О да. Однако Туман построил маяк, и я не сомневаюсь, что он спас множество жизней. Но вчера огонь не зажигали, и ты — единственная, кто несет за это ответственность. Я знаю это, ибо облетел вокруг маяка и он был холодным.

— Настали морозные дни, — покачала она головой.

— Зимой огонь горит значительно дольше, а летом просто теплее. Ата, маяк полностью не остывает никогда.

— Как интересно, — безразлично произнесла она.

В свете лампы плавные изгибы ее тела, облаченного в прозрачное платье, казались еще более соблазнительными. Я с трудом оторвал взгляд от ее груди. До чего же все в нашем мире перемешано! Ну разве могут быть у убийц такие шикарные груди?

— Итак, Туман погиб по твоей вине. Ты погасила маяк, и его корабль налетел на риф. Кроме того, мне глубоко омерзительно то, как ты обошлась с Сиан. Ты произвела девочку на свет с единственной целью — заставить Молнию пойти против Тумана. Я полагаю, что ты позволила Молнии наблюдать, как она растет, чтобы подпитывать его любовь к ней. Но свое предназначение она уже выполнила и больше тебе не нужна. Что же ты будешь с ней делать? — Я взглянул Ате прямо в глаза. — Неужели у каждого твоего ребенка есть определенное, одной тебе ведомое предназначение?

— Янт…

— Больше не пытайся втянуть меня в свои интриги! Единственное, чего я хочу, — летать по поручениям и сражаться с Насекомыми!

— Твое сегодняшнее поведение несколько отличается от твоей обычной равнодушной отчужденности. — Ата улыбнулась. — Но если ты повторишь свое выступление в Замке, то твое слово будет против моего, — и как ты думаешь, поверит ли Сан наркоману?

Я отвел глаза.

— Ты выбрала неудачный термин. А что касается Сана, то он верит моим донесениям вот уже два столетия.

— Когда ты излагаешь факты. А те россказни, которые я только что услышала, недоказуемы. Весь Круг знает, что Янт — наркоман. Подумай, как это будет выглядеть на первой полосе «Роут Стандард». Да тебе каждый день начнут бросать десятки вызовов! Я удивляюсь тому, что ты до сих пор умудряешься сохранять свой порок в тайне от смертных. Кроме Кармины — теперь она все знает.

Я взглянул на эту ведьму, которая стояла, прислонившись к окну, с ехидной улыбкой на лице. Будучи командиром эскадры, она должна была знать об обширном рынке наркотиков в доках Морена, и хотя я больше не занимаюсь подобными делами, но вдруг ощутил чувство вины. Я попытался переубедить себя, но Ата знала, что ударила по больному. Впрочем, сейчас больным было все мое тело.

— Тебе хочется твоего наркотика, так ведь? — с деланной наивностью спросила она.

— Нет. Я в порядке.

Дешевые попытки меня достать ни к чему не приведут, Ата. Я постучал ногой по полу в тщетной попытке сбросить нарастающее напряжение. Мне казалось, что все мои мышцы начинают сжиматься, словно пружины.

— Иди, всади в себя иглу. Я уверена, что ты этого хочешь. На что это похоже?

Это — ответ на все вопросы, Ата. Перевоплощение. Оттуда приходят Насекомые. Но вслух я, естественно, ничего не сказал.

— Зачем ты так поступаешь со мной? — печально спросил я.

Ата многозначительно взглянула на Кармину и перешла на авианский:

— Затем, чтобы ты не захотел вдруг поделиться с кем-нибудь своей странной идеей, будто это я виновна в смерти Тумана. Но помимо того, что ты наркоман, у меня есть еще один сильный аргумент.

— Да?

— Я имею в виду Женю.

— Что ты знаешь о ней?

— Мне известно, что ты с ней сделал. Ты ее изнасиловал.

Я сложил руки и крылья и, вновь усевшись на стул, попытался прижать свои трясущиеся ступни к полу. Черт, черт, черт. Как я глуп! Как я мог быть настолько одержим? Я не понимал, почему девчонка с гор должна была всплыть именно сейчас. Ведь она никак со всем этим не связана. Чувствуя себя совершенно опустошенным, я сказал:

— Я не как мой отец. Нет. Я люблю ее.

В глазах Аты мелькнуло любопытство.

— Это не изнасилование, а обычный риданнскяй секс, хоть он, не спорю, может привести жителя равнин в замешательство и негодование. Начинается все с недолгой погони. И тогда виноваты были мы оба. Уклад жизни и этические нормы наших двух культур очень отличаются, — добавил я.

— В Авии это не имеет значения. Насколько я знаю, в горах вы, странные риданнцы, можете гоняться за девушками, подобно оленям, целыми днями. Но здесь никто не захочет вникать в эти тонкости. Я просто расскажу все Молнии — ты знаешь, на какой пьедестал он возносит женщин. Кроме того, я шепну об этом на ушко твоей ревнивой жене. Представь себе ее реакцию. Если ворота Микуотера и Роута закроются для тебя — хотя бы на сотню-другую лет, — то ты в полной мере насладишься нищетой и собственным ничтожеством. Янт, если ты очернишь мое имя и попытаешься помешать мне вступить в Круг, я сумею достойно тебе ответить. В этой ситуации император сделает живые примеры из нас обоих.

— Как ты узнала о Жене?

— Просто спросила ее. Мужчины так слепы. Если нам удастся выжить, то найди ее и обращайся с ней так, как она того заслуживает, и посмотрим еще, не выследит ли она тебя, как хорошо обученный ястреб.

— Да, Ата.

— Разве не странно, что риданнцы скоро останутся единственным выжившим народом, и это при том, что они никогда не поднимали оружия против Насекомых? Но твои сородичи обнаружат этих поганых тварей у себя в Дарклинге, только когда исчезнет последний авианец и последний житель Хасилита будет разорван на части.

— Да, Ата, — вновь сказал я, ибо знал, что никакая сила не заставит риданнцев присоединиться к войне, которую вели люди с равнин.

Ата, видимо исчерпав запас угроз, начала говорить абсолютно банальные вещи, и я, чтобы побыстрее завершить бессмысленный разговор, принял единственно правильное решение — стал во всем с ней соглашаться.

Она протянула свою мозолистую руку, и мы пообещали друг другу хранить молчание. Мне, вполне вероятно, придется вечно существовать рядом с этой женщиной, и я с тревогой подумал о том, как долго мы сможем хранить озвученные сегодня секреты.

— Я буду Туманом Атой Дей. Снова бессмертной.

Она легко поднялась. Я трижды подряд чихнул. Мои руки горели, будто в огне.

— Давай завершим нашу беседу, — предложила она, снова переходя на моренцианское наречие. — Уже поздно, и, мне кажется, тебе нехорошо.

— Нет, все в порядке.

— Янт, ты врешь легче, чем говоришь правду! У меня восемьдесят кораблей и одиннадцать тысяч человек. Ты был на палубе «Медового канюка», когда Волнорез вырвался из моей засады, а значит, ты видел то же, что и я. Он умудрился сделать из своего корабля крепость, забаррикадировав борта и защитив таким образом матросов от моих стрел. Позор, но я кое-чему научилась — как каравеллу, перевозящую солдат, превратить в плавучий замок. Эй, посмотри на себя! О чем сейчас можно с тобой разговаривать?

Я вытер слезившиеся глаза рукавом. Мне едва удавалось сконцентрироваться. «Нужно уколоться» — вот единственная мысль, которая вертелась у меня в мозгу. Я скрючился и помассировал щиколотки, чтобы немного облегчить боль, но мышцы от напряжения были словно каменные.

— Что насчет Свэллоу?

У губернатора Ондин имелось десять хорошо экипированных каравелл, которые могли взять на борт весь ее фюрд. К тому же она отвечала теперь за Сиан. Я надеялся с помощью этого вопроса узнать, что намеревается предпринять Ата.

— Ее музыка великолепна. Ты доволен?

По ее недовольному тону я понял, что если у нее и были какие-либо планы, затрагивающие Свэллоу, то мне она рассказывать о них не собиралась.

— Она проявила себя в битве… И я думаю… она не оставит попыток занять место в Круге и в конце концов своего добьется.

— Янт, ты неопытен. Я буду свободна от заская по имени Свэллоу менее чем через шестьдесят лет. Она гений только в музыке…

— Для того чтобы стать членом Круга, это единственное необходимое условие! Кто я, во имя Бога, если не настоящий мастер?

— Должен быть таковым, — ехидно заметила Ата. — Молния, вечный холостяк, однажды поймет: то, что он ищет в молодых рыжих девчонках, ему следует найти в самом себе. Он упорно пытается жениться на свободе, вместо того чтобы разрушить оковы, которые сам на себя наложил. Ему необходимо осознать, что ему не нужна их помощь и все свои открытия он должен совершить самостоятельно.

— А Авия?

— Флаги и границы не имеют для меня значения — если мы будем живы, я помогу пришедшему в упадок королевству. Но, возможно, мы наконец-то склоним чашу весов в пользу Моренции. — Кармина Дей заулыбалась. — Эй, Янт, насколько я вижу, тебе уже совсем худо — тебя всего скрутило, посмотри! Так что позволь мне предложить тебе кровать и попрощаться до утра. — Ее голос прозвучал неожиданно мягко, и это снова напомнило мне о том, что она — многоопытная мать.

Я устал донельзя и мечтал лишь о том, чтобы прилечь, но все же отклонил ее предложение. Я не хотел рисковать, подвергая Ату искушению перерезать мне, сонному, горло. Я потребовал, чтобы меня оставили в этой большой комнате, где имелось такое замечательное окно.

Ата хмыкнула и, не вставая из-за стола, посмотрела на меня, затем позвала свою дочь, и они ушли. В комнату вернулся шум волн. Вскоре мне уже казалось, что он вытягивает наружу все мои нервы.

Я лежал на полу под окном, как на палубе «Медового канюка», закутавшись в солдатскую шинель. Вскоре меня начало отчаянно трясти, но это никак не было связано с холодом. Я не спал всю ночь, и перед моими воспаленными глазами проносились мучительные видения, полные шприцов, Насекомых и холодного льда.