Год веселых речек

Глава двадцатая

Накануне с прорабом разметили, где ставить бетономешалки и передвижную электростанцию, которую до вечера должны были перебросить к джару; а во вторник после обеда Таган выехал в город на попутном грузовике.

Чувства, пережитые в последние дни, уже отшумели, на душе было пусто, как в степи. Таган смотрел по сторонам, всем существом его овладела вялость, лень было даже говорить — хорошо, что шофер оказался немногословным парнем.

Сейчас придется объясняться с водхозовцами по поводу статьи, выслушивать упреки, а он и без того устал, устал от всего на свете.

Служащие водхоза здоровались с инженером настороженно, будто ждали от него новых неприятностей. В кабинете начальника Скобелев, Каратаев и Иванюта беседовали, склонясь над планом, покрывавшим стол.

— Вот и мой оппонент, — без особой враждебности встретил Тагана Каратаев; но в голосе одна только холодная вежливость. А Скобелев смерил вошедшего внимательным взглядом и, протягивая руку, не то с удовлетворением, не то с легкой иронией констатировал, как бы для себя:

— Представитель министерства!

Таган в ответ сдержанно кивнул. Скобелев еще раз осмотрел его и, ощетинив усы, повернулся к Каратаеву:

— Ну-с, продолжим.

— Вообще, Сергей Романович, я полагаю, ясно… Сейчас, как и тысячу весен назад, в горах начинает таять снег. И опять полмесяца мы вынуждены сбрасывать воду в пески. Она попусту пропадает. А если аккумулировать ее в Мертвой пади, то используем всю до капли на посевы. Мне твердят о русловых водохранилищах. Все мы прекрасно знаем их, по крайней мере — старые. Они заилены, даже самые верхние. А новое, я не видел его, оно достраивается, и пока неизвестно, выдержит ли оно весенний паводок, если поток окажется мощным. Отсюда вывод, сделанный нами. Естественная падь, о которой мы спорим, не заменит тех водохранилищ, только часть потока мы сможем уловить и использовать. Но в результате все же получаем гарантии, на случай нехватки воды в Кумыш-Тепе и в двух близлежащих селах. Расходы на подключение пади скромны: входное сооружение и два выпуска. Если же смету урежут, выпуски можно не строить, колхозники согласны забирать воду насосом. Договоренность с ними есть. Таков проект. И ведь это не я его выдвигаю, народ выдвигает. Мурадов против. А почему? Быть может, я и в самом деле отстал от жизни?..

— Не надо вносить лирику в деловой разговор, — остановил его Скобелев и обратился к Иванюте: — А вы разделяете точку зрения начальника?

— Да, — ответил Иванюта.

— Ваше слово, молодой человек! — Скобелев опять воззрился на Тагана, и опять обращение не понравилось «молодому человеку»: похоже, его здесь ни во что не ставят.

— По моему мнению, проект неприемлем, — сказал Таган. — Мечта народная решается нынче иным способом. Аму-Дарья дает втрое больше, чем давал Мургаб. Мертвая падь рядом с новым каналом, в сущности, пустяк, и разговор о ней я не считаю таким уж принципиальным. Мы ошибаемся, Акмурад-ага, когда смотрим на дело с прежней точки зрения. Задержать паводок, пустить воду на посевы — как будто благо, но ведь стихийных сбросов скоро совсем не будет. В записке своей, помнится, вы довольно ярко выразились: тысячу лет, мол, русловые плотины громоздили, без конца латали, а паводков в дельте избежать не удавалось. Верно, совершенно верно — для того тысячелетия, — но без учета нынешних, вот этих пяти лет и, может быть, даже месяцев. В Ашхабаде зимой вы не изъявили желания ознакомиться с планом нового руслового водохранилища, хотя вас просили об этом. Помните? Попросту отмахнулись: дескать, не наш район и забота не наша. А как раз то вместительное водохранилище и примет весенние потоки с гор; тут, в дельте, паводки прекратятся. Так называемые излишки не будем сбрасывать в пески. Чем же станет заполняться падь? Деньги затратим, а в яме вашей скопится дождевая вода, которой хватит лишь для разведения малярийных комаров.

— Гм, — подал иронический голос Скобелев; Каратаев же слушал с таким видом, словно у него болят зубы.

— Кроме того, — продолжал Таган, — вокруг пади образуются солончаки, землю погубим. Вон шелководы не прочь использовать Мертвую падь под тутовую рощу. Не знаю всех плюсов и минусов такого варианта, пусть решают агрономы, но, полагаю, роща вырастет неплохая, и это все же не солончаки, не малярийные комары. Свой проект для джара я готовил, зная, что встречу оппонентов, и не только в лице своих учителей. — Таган учтиво поклонился Каратаеву. — Я нашел их среди ближайших своих родичей. Назаров склонен был поддержать водхоз. И вашу записку, повторяю, читали мы внимательно, но пора уже от бумаг, от слов, что называется…

— Да, да, по-моему хватит! — прервал Скобелев, широко улыбаясь. — Только почему же раньше-то вы не убедили товарищей?

— Мы спорили, — устало махнул рукой Каратаев. — Я и сейчас не верю, что можно удержать всю воду с гор. Сезон на сезон не приходится. Какие наводнения-то бывают в иные годы! Разве вы не видели?

— Видел. Во время оно! — подтвердил Скобелев.

— А Зеравшан? Зеравшан, кишлак Айни — вспомнить не грех! — встрепенулся опять Каратаев. — Тоже речка не Волга, а какого шума наделала. Едва не погубила Самарканд со всеми культурными землями. Вспомните: министры из Москвы, специальные команды. Горы взрывали, спасая Самаркандский и Бухарский оазисы. Миллионные расходы. Этого забывать нельзя.

— Но это уже совсем из другой оперы, — возразил Таган. — Я как раз был в кишлаке Айни, меня тогда тоже командировали. Помогал как гидротехник, а потом, когда все обсудили и подсчитали, на бульдозере еще несколько дней работал. Но там ведь режим реки иной, рельеф горный. Река не зарегулирована как эта. А серьезный поток — будь он там или здесь — разве сдержишь его такими озерками, каким могла быть Мертвая падь? Нет, пример с Зеравшаном неудачен.

— Все понятно, все до точки. Времена гнилых хаузов миновали. И надо нам оживить эти мертвые пади, но иначе. Будем превращать их в поля и рощи, заселять соловьями… Ну вот, видите, и я лирики не избежал, — засмеялся Скобелев.

— Оживить можно только водой! — вставил Каратаев, но сопротивление в нем явно ослабло.

— Золотые слова. А ее нам из Аму-Дарьи дали вволю — только не зевай с использованием. Между прочим, я на днях читаю в газете — и, уж извините, Акмурад, без церемоний спрошу, благо автор статьи налицо: правильно про водхоз написано? Или сгущены краски?

Переход вышел очень крутой. Каратаев стиснул зубы и покосился на Тагана.

— Чего там сгустил, — сказал он со вздохом, — в райкоме потом гуще было.

Таган не мог определить, действительно ли Каратаев признавал критику справедливой или показывал свое презрение к нему. В глазах бывшего наставника он опять, не заметил ни вражды, ни привета, а только тяжелую усталость. Иванюта смутился, беспокойно заерзал на стуле. А Скобелеву ответ понравился.

— Ну, коли так… — начал он, поглаживая усы, и намеревался что-то добавить, но тут неожиданно и без спроса в кабинет ввалились Чарыяр Баллыев и Аннадурды Мергенов. У них произошла ссора, лица были багровые от гнева.

Впрочем, драма оказалась несложной. Среди машин, отыскавшихся наконец где-то в ургенчских тупиках и едва не присвоенных хорезмскими ирригаторами (а отыскал все-таки Завьялов), был роторный экскаватор — новинка, чудесная вещь: одним заходом роет тебе готовый канал. У Мергенова имелась договоренность с Сельхозтехникой, ему с колес обещали новинку, пока там суд да дело, а Чарыяр накрыл заговорщиков при выгрузке машины и поднял бучу. Он намекал, будто сосед его «подмазал». Подозревать коммуниста Мергенова в подкупе было слишком рискованно, разве старик стерпит такой поклеп! А сам же некогда обмолвился, что бочку вина прикатит тому, кто даст роторный…

Как бы там ни было, поднялся невообразимый гвалт. Мергенов уверял, что у него со своего виноградника три бочки вина в погребе стоят, и если он вздумает кого угостить, то не пойдет за разрешением к Баллыеву.

Экскаваторная история несколько усложнялась вот чем: в тот раз, ночуя в Кумыш-Тепе, начальник водхоза обещал Чарыяру содействие в добывании роторного, а Иванюта то же обещал колхозу Ленина.

— Имей в виду, башлык, — косясь на Чарыяра, сказал Иванюта, — если уж по совести, мы обязаны отогнать роторный на тот берег, в Каракумстрой. У-у, брат, им только дай! Мигом найдут законное применение — не на ваших карликовых арыках.

— Спокойно! Спокойно! Давайте-ка лучше так, друзья… Я начинаю, кажется, понимать: мы сами тут ничего не решим. Минуточку! — Каратаев поднял палец и, когда чуть поутихло, стал звонить в райком.

Гул еще минуты две держался в воздухе, потом, чтобы не мешать телефонному разговору, люди потянулись с папиросами в приемную.

И здесь, в канцелярии, как ты ни воюй с нею, тоже хлопот до черта, подумал Таган, сидя на подоконнике в приемной отдельно от всех. И сам ты ничем не отделен от этих людей с их нуждами, волнениями, спорами. Потому, в любом настроении и где бы ты ни находился, вернешься жить к ним, разделишь их страсти, труд и долг.

Не менее часа улаживали машинный конфликт. Назарова не оказалось в кабинете, отыскали дома, и тоже в последний момент: секретарь райкома уезжал куда-то — на опытную станцию к селекционерам или в плодопитомник, по неотложным делам, сердился, что задерживают, да еще и не решался самолично распорядиться техникой. Велел подождать. Он связался с Каракумстроем и теперь уже вполне легально заполучил экскаватор на полмесяца. А потом потребовал к телефону, по очереди, Мергенова и Баллыева, разбранил обоих, но все же велел дать экскаватор Баллыеву. Ему первому.

Решительно недовольный таким оборотом дела, Иванюта мрачновато заметил Чарыяру:

— Бери, бери, хозяин, да райкому спасибо сказать не забудь. Только учти: практики у твоих людей нет. Как вы его пустите? Роторные у вас никогда не собирали… Ей-богу, пока ты инструкцию изучаешь, сосед лопатой выкопает, — съязвил он под конец.

— Пустим, Анатолий Федорович, пустим, не беспокойтесь! — заявил в ответ Чарыяр. Он заставлял себя улыбаться, а сам мучительно соображал: кто же в колхозе сумеет подступиться к этой машине?