Николай Михайловский ЗАЛПЫ ЛИНКОРА

В довоенные годы линкор «Марат» пользовался большим вниманием прессы. Мы, журналисты, частенько о нем писали. И не только потому, что он был флагманом Балтийского флота. В 1938 году «Марат» занял первое место по боевой подготовке среди кораблей Военно-Морского Флота. По этому случаю он носил на трубе алую звезду. За этим успехом стояло непрерывное творчество, которым отличались линкоровцы, особенно артиллеристы под командованием капитана 3 ранга Константина Лебедева. Это он создал на корабле своеобразный миниатюр-полигон со множеством приборов, придуманных и сооруженных самими моряками. На этом миниатюр-полигоне почти ежедневно разыгрывались учебные бои. Напряженные тренировки шли в башнях и на батареях. И когда «Марат» выходил в море, то стрелял днем и ночью, на волне и в тумане, по невидимым целям и неизменно получал отличные оценки. Мне не раз довелось быть очевидцем успешных стрельб.

Это предвоенное время навсегда запечатлелось в сознании и со всеми подробностями всплыло в памяти в тот день, когда большая группа ветеранов флота вместе со своим бывшим командующим адмиралом в отставке В. Трибуцем шагала по хорошо известной балтийцам причальной линии в Кронштадте, где в сентябре 1941 года все гремело, гудело, земля дыбилась от взрывов бомб.

Армады фашистских самолетов в те грозовые дни устремлялись к Кронштадту с единственной целью — уничтожить боевое ядро флота, прежде всего крепко досаждавшие им мощным огнем двенадцатидюймовых орудий линкоры «Марат» и «Октябрьская революция». Врагу не удалось реализовать свой замысел, хотя потери у нас были весьма ощутимые.

Владимир Филиппович Трибуц повел нас в конец «Рогатки», к самому срезу, и там остановился:

— Вот здесь стоял «Марат» в тот сентябрьский день.

У многих из нас навсегда осталась в памяти картина, когда в результате прямого попадания бомб крупного калибра огромный взрыв потряс линкор и его носовая часть вместе с первой башней ушла под воду.

Помнится, прибежали мы на «Рогатку» (так называется причальная линия) и обмерли при виде обрушившихся мачт, скрюченного металла и палубы у самой воды. Сердце холодело от одной мысли, что там, где оборвалась палуба, на глубине лежит боевая рубка, в которой смерть настигла отменных моряков: командира корабля Павла Иванова, артиллеристов Константина Лебедева, Леонида Новицкого, комиссара корабля Семена Чернышенко.


На смену павшим пришло пополнение. Среди «новичков» оказался совершавший не первый круг службы на «Марате» старый моряк Владимир Васильев, назначенный командиром корабля, — смелый, решительный, сразу завоевавший симпатии экипажа, а также комиссар Сергей Барабанов, после гибели Чернышенко словно самой судьбой посланный ему на смену и даже во многом похожий на него.

На «Марате» Барабанов впервые начинал службу еще в феврале 1922 года в числе первых комсомольцев-добровольцев, много позже был на линкоре пропагандистом. И вот снова на родном корабле…

Как и многое на войне — это случилось неожиданно. Он, лектор главного политуправления ВМФ, частенько приезжал из Москвы на Балтику для выступлений на кораблях и в частях. Это было не только его профессией, но истинным призванием. Барабанов говорил просто и ярко, сам увлекался и увлекал своих слушателей. О чем бы ни шла речь, это был неизменно живой, доверительный разговор, который всегда так ценят люди…

Словом, он был талантливым пропагандистом, но вот опыта организационной работы почти не имел. Пожалуй, вряд ли ему могло прийти в голову, что в самые страдные дни войны он окажется в должности комиссара линкора. Но, как показала жизнь, это было мудрое решение: на израненном корабле больше всего требовался человек, способный быстро найти ключ к сердцам людей, поднять их моральный дух, вселить веру в свои силы.

Фашисты считали, что «Марат» больше не существует. А в это самое время новый командир корабля Васильев и комиссар Барабанов подняли моряков на то, чтобы в самый короткий срок ввести в действие дальнобойные орудия линкора и превратить его в маленький форт, еще один бастион на острове Котлин.

Восстанавливая артиллерию, неустанно думали и о другом — защитных средствах, поскольку линкор оставался неподвижным, «прирос» к причалу, превратился в мишень для вражеских батарей, находившихся на южном берегу Финского залива. Фашисты могли в бинокль видеть корабль и бить по нему прямой наводкой. Тут-то и родилась мысль о второй броне. Но где достать броневые плиты? Кто-то предложил пустить в дело гранитные плиты, два века служившие покрытием мостовой. И закипел аврал. Матросы поднимали плиту, на тележке подкатывали к кораблю, а там ее укладывали, защищая уязвимые места, чтобы вражеские снаряды не причинили вреда ни снарядным погребам, ни орудиям, ни команде…

И вскоре снова далеко окрест стали слышны басовые голоса «Марата». В самые критические дни вражеского наступления на Ленинград он вел ураганный огонь по фашистским войскам, пытавшимся по южному берегу залива прорваться к городу.

Надвигалась блокада. Топлива на корабле — в обрез. А в порту говорят: «Нефть нужна для плавающих кораблей».

Что делать? Без горючего — нет энергии, без энергии — башни мертвы. Стали думать, советоваться. И тут комиссару пришла мысль — обойти все баржи, ставшие на прикол корабли и собрать там остатки топлива. Собрали — нефть, естественно, оказалась не чистой, с водой. Тут опять же сметку проявил Барабанов: он вспомнил Баку в годы разрухи, применяемые там простые методы очистки нефти. Дело пошло на лад.

Случился курьез: прокурор заинтересовался, откуда на «Марате» неоприходованная нефть, не есть ли то утайка запасов в условиях блокады. И как раз в это время приезжает в Кронштадт заместитель Наркома ВМФ адмирал Л. Галлер. Пришел на «Марат», увидел, как трудами экипажа израненный корабль превратился в неприступную крепость, похвалил моряков. А узнав о тревоге командира и комиссара по поводу «прокурорского интереса», рассмеялся: с юристами, мол, сам поговорю.

Все долгие недели и месяцы блокады орудия линкора наносили по врагу мощные удары. Фашисты несли немалый урон и всеми силами пытались подавить огонь неподвижного корабля.

Однажды Барабанов показал мне кальку, испещренную черными точками, — их были сотни, даже тысячи вражеских снарядов, взрывавшихся вокруг корабля. И все же защищенный стальной и гранитной броней, линкор не замолкал, продолжал бить по врагу. На корабле в эти годы было совсем мало людей — столько, сколько нужно было для ведения огня. Остальные моряки ушли сражаться с фашистами в ряды морской пехоты, на другие корабли.


Прошли десятилетия. Старого линкора давно нет в строю. Люди, воевавшие на нем, разъехались по всей стране: кого уж нет, кто на покое. И вот незадолго до поездки ветеранов флота в Кронштадт у меня в квартире раздался телефонный звонок. Слышу:

— Я с «Марата», Барабанов. Едешь ли на флот?

На следующий день мы встретились. Вспомнили войну, блокаду, драму и славу «Марата». Вспомнили, что наши линкоры в годы войны были уже старыми кораблями. Ведь «Севастополь» («Парижская Коммуна»), «Гангут», («Октябрьская революция»), «Петропавловск» («Марат») построены еще до первой мировой войны.

— Старые были корабли, а хорошо послужили стране под советским флагом. Сталь доброй закалки…

— Хорошо послужили именно потому, что на них сражались с врагом люди советской закалки, — заметил бывший комиссар.

Еще много лет после Победы капитан 1 ранга С. Барабанов состоял на военной службе. Он преподавал в Военно-политической академии имени В. И. Ленина, стал кандидатом исторических наук. Темой его диссертации было родное дело: партийно-политическая работа на кораблях Балтики в годы Великой Отечественной войны. Позже Барабанов прислал мне свою диссертацию, и я с интересом прочитал страницы объемного тома, встретил много знакомых имен и эпизодов той памятной поры. Автор своеобразно осмыслил фронтовой опыт, суровое и славное время, в которое все испытания выдержал советский характер, рожденный Великим Октябрем.

На мой вопрос, как он живет сейчас, чем занимается, Барабанов ответил:

— Ты же знаешь, я в партию вступил в двадцать втором, еще при жизни Ленина. Молодежь проявляет большой интерес к судьбе и делам нашего поколения, хочет все знать из первых уст. А я ведь по профессии — лектор…

…Вот какие всплыли воспоминания, когда стоял я вместе с ветеранами флота у «Рогатки» и смотрел на балтийскую воду, бившуюся о гранит.

Загрузка...