Голая Джульетта

Глава 8

Что сказать? Ничего подходящего Такеру в голову не лезло. То есть он не мог вообразить, что слова могут что-то исправить. «Давай попробуем еще раз… Я смогу измениться, вот увидишь… Может, обратимся к семейному консультанту…» Обширный каталог его предыдущих рухнувших связей помогал лишь в одном: скорее примириться с неизбежным. Так опытный автомеханик вполглаза бегло глянет на колымагу и переведет увесистый взгляд на ее владельца: «Что ж, залатаю, сэр. Но все дело-то в том, что через месяц-другой вы снова ко мне приедете, а бабок за это время ухлопаете — немерено!» И менять себя он пробовал, и у консультантов насиделся, и их убедительного жужжания наслушался… Однако все это лишь оттягивало неизбежный результат, лишь продлевало агонию. Так что опыт позволяет ему с чистой совестью ничего не делать. Опыт — гарантия качества.

То, что Кэт с кем-то «как бы встречается», хотя и «полуплатонически», Такера ошеломило. Какой-то мелкий подсознательный бес подзуживал его попросить у Кэт разъяснения, что такое «полуплатонические» встречи, но Такер опасался, что Кэт послушно попытается ему все разъяснить, а последствия могут оказаться нежелательными для них обоих. Особой сенсационностью новость, если подумать, не отличалась, не тянула даже на заголовок в разделе спортивной хроники провинциальной газеты. Кэт сравнительно молодая женщина, следовательно, она не сторонница идеи, что моногамные брак и отношения между мужчиной и женщиной отжили свое, бесцельны, нерациональны, безнадежны, жалки и так далее. В духе времени она, разумеется, придет к этому убеждению, но позже. Конечно, она с кем-то встречается. Такера интересовало, знаком ли ему господин, с которым Кэт «как бы» встречалась, и он даже поразмыслил, не следует ли задать Кэт соответствующий вопрос. Однако спрашивать все же не стал. К чему бы это привело? Кэт сказала бы, что знакомила с ним Такера, а сам он не смог бы его вспомнить, в чем ему и пришлось бы признаться. Вряд ли имя у него столь экстраординарное, чтобы Такер его запомнил. Разве что речь идет о Факере.

Он вдруг заметил, что Кэт пристально глядит на него. Занятый в течение нескольких последних минут перемешиванием кофе в чашке, он только теперь понял, что она, вероятнее всего, дожидается ответа на заданный ему вопрос. Он перемотал пленку памяти и услышал ее голос: «Кажется, мы пришли к концу пути» — вот что она сказала. Собственно, это и не вопрос, скорее констатация факта, но ответа, реакции какой-то, несомненно, требует. Он и ответил:

— Да, радость моя, ты, наверное, права.

— И это все, что ты можешь сказать?

— А что еще?

Джексон вбежал в комнату, увидел родителей, выжидающе глядевших друг на друга, и выбежал вон.

— Я же предупреждал, — тихо проворчал Такер. Спокойствие далось ему с трудом, он всерьез разозлился. Джексон парень сообразительный и в секунду оценил ситуацию: тишина, нервная напряженность Такера и Кэт…

— Сходи за ним, — попросила Кэт.

— Сама сходи. Твоя идея. — Увидев, что Кэт порывается возразить, Такер продолжил: — Сказать ему — твоя идея, я имею в виду. Официально, чинно-благородно.

Такер не мог утверждать, что знает, как это следует сделать, но что не так, был стопроцентно уверен. И не здесь. Почему Кэт выбрала эту тесную, темную, затхлую каморку? Они ею никогда не пользовались. С таким же успехом можно было разбудить парня среди ночи и заорать в ухо через мегафон: «Пожа-а-а-ар-р-р!!!» Таким образом, рядом друг с другом, как сейчас, Кэт и Такер тоже никогда в жизни не сидели, всегда напротив, всегда лицом к лицу.

— Ты прекрасно знаешь, что у меня не получится. Он только тебя послушает.

Тоже верно и прекрасно иллюстрирует трудности, которые их ожидают. Вскоре — не сегодня, не здесь и не сейчас — Джексону придется выбирать, с которым из родителей он останется, и выбор у него небогат. Кэт занимала в семье должность среднего американского отца семейства. Вплотную она общалась с ребенком лишь в первые полгода его жизни, а после этого выполняла функции добытчика, кормильца. Кэт прекрасно представляла, что в ближайшем будущем ей не суждено слишком часто завтракать в компании сына, и потому ее решение о разрыве выглядело в глазах Такера еще более весомым. А гарантированность собственного положения, уверенность, что его контактам с сыном ничто не угрожает, снимали излишнюю заинтересованность в сохранении отношений с неверной половиной. Он и Джексон — неразлучная пара, в адвокате они не нуждаются.

Джексон сидел в своей комнате, исступленно тарабаня по клавишам дешевого игрового компьютера, и на вошедшего Такера не обратил внимания.

— Вниз не хочешь спуститься?

— Не-а.

— Нам втроем легче было бы договориться.

— Знаю я ваши… разговоры.

— Какие?

— «Мамочка и папочка решили, что им надо разойтись, у них проблемы. Но мы сыночка все равно любим, ля-ля-ля, три туфля…» Не пойду.

Господи, подумал Такер, в шесть лет дети уже выучили язык родительских брачных катастроф.

— Джексон, где ты такого набрался?

— Если взять пятьсот фильмов по телику и пятьсот ребят в школе… Получается тысяча. Точно?

— Правильно. Пятьсот и пятьсот — тысяча.

Джексон удовлетворенно кивнул.

— Ладно, не хочешь — не ходи. Только матери не груби, пожалуйста.

— Она знает, что я хочу с тобой?

— Знает. И это ее беспокоит.

— Пап, а нам придется переехать?

— Не знаю. Если не захочешь, то нет.

— Правда?

— Конечно.

— Тогда и ладно, что у тебя нет денег?

— Конечно. Все равно.

Тон и подход сына Такеру понравились. Оказалось, что животрепещущую тему поднял ребенок, пока еще нечетко представляющий, как и вокруг чего вращается планета взрослых.

— Прикольно!

И точно, неплохо. Такер неспешно отправился вниз по лестнице — сообщить жене, что ей придется отказаться не только от ребенка, но и от дома.

Теперь Такер полностью смирился со своей неспособностью поддерживать устойчивый брак. Название союза условное, так как он не имел представления, женат он на Кэт или нет. Кэт всегда называла его мужем, всякий раз это звучало для него несколько странно, но спросить, если ли какие-нибудь документально зафиксированные основания для такого титулования его особы, он все как-то не решался. Конечно, она обиделась бы его забывчивости. Что текущий период его жизни, период трезвости, не прерывался церемонией бракосочетания, он, конечно, помнил, но мало ли что могло произойти до этого… Такер из тех, чьи крупные пороки и мелкие недостатки проходят по жизни вместе с ними, не меняясь и не исчезая, независимо оттого, кто попадается в попутчики. У некоторых его друзей второй брак был удачным, и они с облегчением признавали, что первое партнерство распалось по большей части из-за неудачного стечения обстоятельств. Однако, после того как несколько женщин Такера, одна на другую совершенно не похожих, в один голос жаловались на одно и то же, он убедился, что в его случае дело не в динамике жизни, не во внешних обстоятельствах. Причина в нем. Поначалу что-то наносное — увлеченность, надежда и так далее — помогали затушевать его реальные качества. Но затем первое опьянение проходило, пелена спадала с глаз и на передний план выступало все темное и безобразное.

Чуть ли не чаще всего раздавались жалобы на его безделье. Такер не мог не чувствовать несправедливость этих жалоб, хотя и не по причине их беспочвенности, а потому, что в определенных кругах он считался одним из наиболее выдающихся бездельников Соединенных Штатов. Все эти женщины прекрасно знали, что он с 1986 года пальцем о палец не ударил. Ему казалось, что именно это качество их более всего и привлекает. Но когда он продолжал бездельничать, вступив в контакт с очередной дамой сердца, приходил черед возмущения. Где же справедливость? Он чувствовал, что некоторые из женщин, не исключая Кэт, подсознательно, не признаваясь даже самим себе, мечтали его преобразить, «возродить», вернуть к жизни. Они назначали себя его музами, он откликался на призыв, на их любовь, вдохновлялся и сочинял самые свои страстные и прекрасные вещи. Но порывы вдохновения не длились вечно, и у них на руках оставался бездельник, вечно пьяный экс-лабух, валяющийся на диване в драных джинсах, прилипнув к телевизору или читая викторианские романы. Ни одной из них это не пришлось по нраву. Как их винить за это? Кому такое понравится? С Кэт все было иначе, потому что он бросил пить и воспитывал Джексона. И все-таки она в нем разочаровалась. Он и сам в себе разочаровался, да что толку-то…

Не назвал бы он себя и беспечным разгильдяем. Он не мог равнодушно принять потерю своего таланта — или как там, к дьяволу, назвать тот дар небес, который у него когда-то был. К мысли, что новый альбом, даже новая песня — дело не ближайших дней и месяцев, он привык, но творческую импотенцию свою воспринимал как временное явление. Он постоянно находился в подвешенном состоянии, как пассажир в аэропорту в ожидании рейса. В старые времена, когда часто приходилось летать, Такер так и не приучился дремать над книгой в ожидании регистрации; он ворошил журналы и беспокойно бродил между сувенирными прилавками аэропортов, и потому два последних десятка лет жизни его напоминали долгий, изматывающий, напрягающий нервы процесс перелистывания дурацкого дамского журнала. Знать бы ему, сколько придется еще торчать в ожидании следующего творческого рейса его жизни, — можно было бы что-то предпринять, но пока он лишь сидел, вздыхал, ерзал и раздражал своим бездействием попутчиков — вернее, попутчиц.

«Ты собираешься чем-нибудь заняться?» — спрашивали они, все эти Кэт и Нэт, матери его детей, жены и любовницы, имена которых, увы, все чаще сливались в его сознании в одну неясную кляксу. Он обычно отговаривался, старался успокоить их, заслоняясь какой-нибудь газетой с вакансиями, заверяя, что вот-вот найдет работу или начнет обучаться на бухгалтера. Они же в ответ лишь закатывали глаза, что еще больше ставило его в тупик: ну а как иначе ему покинуть разряд бывших, кроме как найти новую работу? Однажды в ответ на очередной дежурный укор Кэт он справился о ее соображениях по поводу его рабочего применения. По некотором размышлении Кэт сообщила, что ему следует стать автором-исполнителем, но таким, который действительно сочиняет и исполняет песни, а не валяется на диване перед телевизором. Кэт, правда, сформулировала свою идею несколько более многословно и туманно, но сводилась суть ее предложения именно к этому. Здорово он тогда повеселился. Чуть с дивана со смеху не упал. Она рассердилась. Так лопнула еще одна прядь каната, связывающего их семейную пару.

До недавнего времени лучшим — впрочем, и единственным — другом Такера в округе оставался сосед, известный как Фермер Джон — по названию древней песни добрых старых «Премьеров». Звали его Джон, жил он на ферме — чем не Фермер Джон? Затем спокойную сельскую жизнь нарушило некое заметное происшествие, одним из следствий которого стало переименование Фермера Джона в Факера. К телячьему восторгу Такера и ужасу Кэт, с особым энтузиазмом употреблял новое имя их приятеля малолетний Джексон. Происшествие же стряслось вот какое: в 2003 году один из получокнутых фанатов, называющих себя кроуведами, появился на разбитой грунтовой дороге перед жилищем Фермера Джона — в полной уверенности, что здесь обитает Такер Кроу. Джон направился к машине приезжего, чтобы выяснить, что к чему, но тут дверца водителя распахнулась, на дорогу выскочил фанат с фотоаппаратом наперевес, и началась пальба очередями из объектива. Такер никогда особенно не интересовался, чем Фермер Джон зарабатывает на хлеб насущный, но что не фермерским трудом — знал точно. От любопытных Фермер Джон отделывался прибаутками, а то и посылал подальше. Соседи полагали, что живет он каким-то нелегальным, хотя и достаточно безобидным бизнесом. Надо полагать, именно по этой причине Фермер Джон и взбеленился, увидев перед собою фотокамеру. Фотограф спешно ретировался, но, даже оказавшись за рулем и удирая, успел щелкнуть еще несколько снимков. И наиболее жуткие из этих кадров (а Джон даже в спокойном состоянии выглядел устрашающе: здоровый бугай с седыми спутанными космами и угрюмым выражением вечно небритой физиономии) появились в Интернете, начав путешествие от сайта к сайту. Автор снимков Нил Ричи стал чуть ли не знаменитостью. Как же, ведь он видел Такера Кроу после его более чем пятнадцатилетнего затворничества… Эти снимки так и остались последними в Интернете «фотографиями Кроу».

Первым делом Такера удивило такое легковерие киберпространства. Никого не заинтересовало, каким образом человек с 1986 по 2003 год мог настолько измениться. Конечно, он мог поседеть, отпустить космы и зарасти грязью. Но затупить нос и расширить его до пропорций картофелины? Перетащить глаза кучкой к носу? Растянуть рот до ушей, сузить губы в ниточки? Впрочем, сравнивать фото на предмет истинности модели никто не удосужился. Такера успели основательно подзабыть. Да и какая разница, как он теперь выглядит в реальности? Те немногие, кто не забыл его песен, кто возвел их на уровень боевых маршей и молитвенных гимнов, желали видеть именно такого Такера. Если им верить, Такер гений, гений этот свихнулся, а свихнувшегося гения они представляли себе именно таким, каким оказался Фермер Джон. И ярость Джона пришлась как нельзя к месту. Нил Ричи наверняка отщелкал и кучу кадров спокойно шагающего к нему Джона, однако они плохо передавали одержимость человека своим уединением. Как только Фермер Джон взбесился, он мгновенно стал Такером Кроу, повредившимся в уме отшельником. Между тем реальный Такер возил Джексона на матчи Малой лиги, аккуратно подстригал и расчесывал свой серебристый ежик, украшал нос умеренно модными очками без оправы и ежедневно брился по утрам. Может, внутренне он и кипел, как взбесившийся Фермер Джон, но внешностью напоминал эталонного страхового агента с рекламного снимка.

Именно после того инцидента Фермер Джон стал известен Такеру, Кэт (и Джексону!), а также нескольким соседям как Фальш-Такер. Ну а этот вполне приличный псевдоним как-то сам собою редуцировался в кличку Факер. Когда Такеру иной раз приходилось выехать из дому «в широкий мир», он не забывал прихватить Факера. Не для того, чтобы за него в случае чего спрятаться, а просто за неимением кого-либо лучшего. Без сложностей с этим попутчиком не обходилось, ибо Такер теперь не пил, а Факер не мог не пить. Такер спокойно выдерживал, когда кто-то не спеша потягивал спиртное из стакана, но как лакает Факер… Поладили они на том, что Факер заблаговременно получал предупреждение и доводил себя до кондиции из бутыли «Бушмиллз». Когда Такер его забирал, Факеру уже только-то и надо было, что слегка потянуть из стакана, а иной раз он вообще довольствовался чашкой кофе.

Сегодня Факеру с чего-то вдруг захотелось послушать группу в местном баре.

— Зачем?

— Да так, просто интересно.

— О черт… Может, обойдемся?

— Вот глянь: ты не пьешь, музыку не слушаешь… Тогда какого черта ты меня тащишь из дому на ночь глядя, а? Могли бы за завтраком встретиться… или ты и яиц не переносишь? Может, так наелся их в восьмидесятые, что теперь даже видеть не можешь?

— Наверное, мне просто надо выговориться.

— Чего, с Кэт расплевался?

— Ага.

— Надо же. Кто бы мог подумать.

Такеру язвительность Факера пришлась как раз к настроению. Она действовала как мозольный наждак, снимающий раздражающие наслоения.

— Может, ты кругом прав. Давай сходим на этих ребят. Хоть твоего нежного голоска за ними не услышу.

— Да я уже сказал все, что хотел. Разве что забыл добавить, что ты дубина. А Джексон-то как?

— Нормально. Не удивился. Ему бы только со мной остаться. И в этом доме.

— А получится?

— Кэт подыщет квартиру в городе, поближе, чтобы Джексон смогу нее иногда ночевать, если захочет.

— Х-хе, ты, выходит, у Кэт домишко-то подтибрил?

— Пока что.

— А разве потом что-то изменится?

— Может, я начну зарабатывать, или Джексону стукнет восемнадцать и он поступит в колледж.

— Интересно знать, что из этого случится первым.

— Ну а вдруг я на «Голой» приподнимусь.

— О да, твой новый альбом, я и запамятовал. Не иначе как мильон человек рвется заиметь новые хилые копии старых песенок, которых никто не помнит.

Такер рассмеялся. Джон утверждал, что никогда не слышал его вещей до переезда на свою ферму, но однажды вечером по пьянке признался, что такеровскую «Джульетту» крутил без конца, когда разошелся с женой. «Голую» он отвергал по тем же причинам, что и та девица из Англии, хотя и не столь эмоционально и красноречиво.

Такер давно не бывал в заведениях с живой музыкой, но обстановка показалась ему на удивление родной. Неужели за эти годы ничего не изменилось? Неужели по-прежнему приходится таскать на себе всю аппаратуру, продавать в уголке диски и футболки, трепаться с одиноким фанатом, который пришел тебя послушать уже третий раз за неделю? Но что тут, собственно, можно изменить? Живая музыка — это живая музыка. Люди те же, бары такие же, и группы, в них играющие, мало подходят для стерильного внешнего мира. Те же ломтики плавленых сырков на ужин, те же засранные сортиры, ныне и присно и во веки веков.

Такер направился к стойке, взял себе колу, Факеру виски, и они устроились за столиком в сторонке, у стены, подальше от крохотного подиума, обозначавшего сцену, от прожекторов и мигающих разноцветных огоньков.

— Ну, у тебя все путем? — лениво справился Факер.

— Нормально.

— Небось думаешь, удастся ли еще когда-нибудь потрахаться?

— Пока мне не до того.

— А зря.

— Не проблема. Раз уж ты находишь, то и я найду. — Факер навещал разведенную учительницу английского из местной средней школы.

— Да куда тебе до моего обаяния.

— А может, Лизетт тоже приняла тебя за меня.

— Вот уж хрен. Та фотка мне с бабами не помогла, понял?

— Понял. Понял, что на фотке ты, а не я, и выглядишь ты там с выпученными глазами и разинутой пастью как полный псих.

Верхний свет погас, на сцену выползла группа. На посетителей ни изменение освещения, ни появление музыкантов впечатления не произвели. Музыканты уже не пацаны, и Такер тоскливо прикинул, сколько раз они уже собирались покончить с этим занятием и почему до сих пор за него цепляются. Может быть, не могут придумать ничего лучшего, а может, им такая жизнь приносит удовольствие. Ничего ребята, нормальные. Собственные их вещи качеством не блистали, и они это понимали, перемежая их с «Хикори винд», «Хайвэй 61» и «Свит хоум Алабама»[10]. Для кого они стараются, исполнители хорошо понимали, и старались соответственно. Головы сидящих за столиками венчали седые хвосты и крысиные хвостики, перемежавшиеся проплешинами и лысинами разных габаритов и конфигураций. Такер огляделся, выискивая хоть одного «юношу» моложе сорока, встретился взглядом с каким-то молодым человеком, и тот мгновенно опустил голову, уставившись в пол.

— Э-хе, — выдохнул Такер.

— Чего?

— Вон там парень, возле сортира. Кажется, он тебя узнал.

— Круто. Такой шанс раз в жизни выпадает… по-хохмим?

— В смысле?

— Да есть тут одна идейка.

В этот момент музыка взревела так, что разговоры заглохли, и Такер помрачнел. Этого он и опасался, по этой причине и не желал слушать никакой музыки никакого качества. Кучу времени он занимался ничегонеделанием, но бездействие как-то умудрялся совмещать с безмыслием. Теперь же, в эпицентре акустической бури, ничего не оставалось делать, кроме как размышлять. Разве что происходящее на сцене может отвлечь от приземленных или возвышенных размышлений — но вокально-инструментальный ансамбль Криса Джонса оказался не в состоянии своими потными усилиями вызвать в душе Такера Кроу взрыв воодушевления. Похоже, группа Криса Джонса ни в чьей душе не могла вызвать ни взрывов, ни отрешения от действительности, от своего настоящего и прошлого. Громкая музыка посредственного качества, наоборот, замыкала слушателя на собственной персоне, заставляла пускаться в странствие по лабиринтам разума, рыться в памяти, искать выход. За семьдесят пять минут такого рандеву с самим собой Такер посетил множество мест и ситуаций своей прошлой жизни, о которых не хотел вспоминать. От Кэт и Джексона он перешел к предыдущим связям, к неудачным партнерствам, к детям; блуждал по развалинам былых планов и полям профессиональных поражений. Зарастали бурьяном ржавые рельсы заброшенной музыкальной колеи, параллельные забитому пробками шоссе последних двадцати лет личной жизни. Поразительна скорость мысли. Пока играет средней руки группа, можно по всей жизни пробежаться несколько раз.

Музыканты помахали нескольким вежливо аплодирующим слушателям и отправились восвояси. За ними неспешной походкой проследовал Джон. Минуты через три он вывел группу на «бис».

— Кто-то из вас помнит, что я давно этим не занимаюсь, — пробулькал Джон, прилипнув губами к микрофону. Кое-где за столиками заблеяли и загоготали. Возможно, они уже слышали эту байку или же имели случай насладиться пением Джона. Внимание Такера привлек молодой человек, глазевший на них ранее. Он выскочил из-за своего стола и козликом понесся к сцене. Казалось, от волнения он едва на ногах держался. Джон сжал штатив микрофона, как глотку злейшего врага, дернул космами в сторону музыкантов, и они грубо, но вполне узнаваемо изобразили «Фермера Джона» в стиле «Крейзи хоре». Факер, конечно, ничего не пел. Он немелодично орал, рычал, издавал какие-то неартикулированные звуки, но это ничего не значило для его юного почитателя, вибрировавшего от возбуждения, подпрыгивавшего перед подиумом и беспрерывно снимавшего исполнителя своей «мыльницей». По завершении номера, когда музыка уже смолкла, Джон с запозданием на секунду-другую подпрыгнул, держась за микрофон и блаженно скаля зубы в сторону Такера.

Восторженный юнец задержал Джона на обратном пути, они несколько минут о чем-то толковали.

— Что ты ему наврал? — поинтересовался Такер, когда Джон наконец вернулся за столик.

— Да всякую хренятину. Какая разница, это ж не я врал, а Такер Кроу.

Такер пришел домой, когда Кэт и Джексон уже спали. Поэтому он подсел к компьютеру и сочинил письмо Энни, «Анне Английской». Необходимость в таком уточнении имени возникла в связи с недавним появлением еще одной Энни, с которой Такер завел нечто вроде платонического романа, для поднятия духа весьма полезного.

Американской тезкой его английской корреспондентки стала мать Тоби, одноклассника Джексона, недавно разведенная, одинокая и весьма симпатичная дама лет тридцати-сорока. Ее образ сам собою возник в воображении Такера в течение первого же часа — да какого там часа, чуть ли не с первой минуты после того, как Кэт возвестила ему о прибытии их семейного поезда на конечную станцию. Только вот оптимизма ему эти соблазнительные видения не внушали. Неизбежно дойдет дело до секса, бездумного, без размышлений о последствиях; он снова окажется неспособным найти общий язык с партнершей, обидит ее и испортит зарождающуюся дружбу Джексона, пока что самое весомое из его взаимоотношений.

Так что к чертям. Может, лучше виртуально флиртовать через океан с женщиной, существующей для него лишь в киберпространстве, сын которой не играет в одной команде Малой лиги с Джексоном, у которой и вовсе никаких сыновей нет… И это однозначно выводит ее на первое место. В общем, в баре он думал об английской Энни. Пара из заданных ею в первом электронном письме вопросов смахивали на те, которыми он сам себя мучил, пока слух его терзали местные лабухи. Может, именно на этих вопросах стоит сосредоточиться, когда есть возможность с кем-то пообщаться.

Такер задумался, полез в свой фотоархив. Он уже несколько раз отправлял фото приложениями к электронным письмам, потому особых сложностей не ожидал. Просмотрев снимки, он остановился на свежем, этого лета, фото с Джексоном у входа в Ситизенз-Бэнк-парк и с некоторой почтительной робостью перед всемогущей электроникой щелкнул кнопкой мышки. Вроде прикрепилось. Но вот только… Она же возомнит о себе черт знает что, вообразит, что он к ней клеится. И не без оснований. Как еще можно расценить отсылку фото с симпатичным сыном без следа его мамаши в кадре? Он убрал снимок из письма.

Нет, без фото здесь никак. Как еще докажешь свою непохожесть на Джона? Он, собственно, не хочет сказать, что Джон урод, а он, Такер, красавец. Просто они совершенно не похожи, только и всего. И весь этот интернетовский бред про одичавшего Такера из глубинки бредом и остается. Он снова прикрепил фотофайл к письму.

Толстых романов? С чего вдруг ему вздумалось информировать заокеанскую Энни об очках? Чего это он перед нею рассыпается? К черту очки! Такер стер про очки и стер свое «прошу прощения» из предыдущего абзаца. Тоже мне педант… а не нравится ей его язык, так пошла она в задницу! Кстати о задницах — как эта Энни вообще выглядит-то? Вдруг ее задница тянет на сотню-другую фунтов — стал бы он с такой переписываться? Можно попросить у нее ответное фото, но это уже похоже на сбор информации. И вообще, что ему делать с этой девицей — в гости приглашать? И он всерьез задумался об этом варианте развития событий.

Что «так что?» Он удалил эту незавершенную фразу, за ней предыдущую. Про дохлую акулу оставил. Или она тоже звучит насмешкой? Черт подери. До чего сложно разговаривать с незнакомыми людьми.