Голдфингер

16. Тайное совещание

– Форт-Нокс. – Бонд с серьезным видом покачал головой. – Не многовато ли для двух мужчин и одной девушки?

Голдфингер нетерпеливо передернул плечами.

– Пожалуйста, мистер Бонд, умерьте на ближайшую неделю ваше чувство юмора. Потом можете смеяться сколько хотите. Под моим началом будет около сотни мужчин и женщин. Это люди из шести самых мощных гангстерских группировок Соединенных Штатов. И они составят самый сильный и боеспособный отряд из всех созданных в мирное время.

– Хорошо. Сколько людей охраняет Форт-Нокс?

Голдфингер медленно покачал головой. Он стукнул в дверь, она распахнулась, и на пороге показался На Все Руки, готовый к бою. Увидев, что встреча проходит вполне мирно, он замер в ожидании.

– У вас возникнет еще много вопросов, мистер Бонд, и на все вы получите ответ сегодня днем. Начало в четырнадцать тридцать. Сейчас ровно полдень.

Бонд глянул на часы и перевел стрелки.

– Вы и мисс Мастертон будете присутствовать на встрече, во время которой я сделаю предложение главарям шести группировок, о которых я говорил. Без сомнения, они зададут те же вопросы, которые хотите задать вы. Там и получите объяснения. Затем вы с мисс Мастертон приступите уже к конкретной работе. Если вам что-то понадобится, скажите. Для этого я приставлю к вам На Все Руки, ну и, конечно, он будет постоянно настороже. Не делайте глупостей, иначе вас тут же убьют. И не тратьте попусту время, пытаясь убежать или связаться с внешним миром. Я вас нанял и хочу получить максимальную отдачу. Договорились?

– Всегда мечтал стать миллионером, – сухо сказал Бонд.

Голдфингер даже не посмотрел на него, он внимательно изучал свои ногти. Затем, кинув на Бонда последний тяжелый взгляд, он вышел и закрыл за собой дверь.

Бонд остался сидеть, глядя в закрытую дверь. Затем он резко провел рукой по волосам и лицу, произнес «ну-ну» и пошел через ванную в комнату, где спала девушка. Он постучал.

– Кто там?

– Я. Можно?

– Да, – прозвучал невеселый голосок. – Входите.

Она сидела на краю постели, обуваясь. На ней был тот же наряд, что и при первой их встрече. Выглядела она совершенно спокойной и собранной, нисколько не удивленной окружающим. Ее глаза, глянувшие на Бонда, были холодными и решительными.

– Вы нас в это втравили, вы и вытаскивайте.

– Вполне возможно, – вежливо ответил Бонд. – Вытащил же я вас из могилы.

– Ну да, после того как туда положили.

Бонд задумчиво смотрел на нее. Решив, что будет, пожалуй, не очень галантно ошарашивать ее новостями на голодный желудок, он сказал:

– Так мы ни к чему не придем. Мы попали в этот переплет вместе, нравится нам это или нет. Что вы хотите на завтрак или на ленч? Сейчас четверть первого. Я уже поел, теперь пойду закажу еду вам, вернусь и все расскажу. Отсюда только один выход, и тот охраняется На Все Руки, этой корейской обезьяной. Так что – завтрак или ленч?

Она слегка смягчилась.

– Спасибо. Вареные яйца и кофе, пожалуйста. И тосты с вареньем.

– Сигареты?

– Нет, спасибо, я не курю.

Бонд вернулся в свою комнату и постучал в дверь без ручки. Она слегка приоткрылась.

– Ладно, На Все Руки, я пока не собираюсь тебя убивать.

Дверь открылась шире. Лицо корейца было невозмутимым. Бонд отдал распоряжения, налил себе бурбона с содовой и присел на край кровати, размышляя, как бы ему привлечь девушку на свою сторону. Он ей не понравился с самого начала. Было ли это только из-за сестры? Почему Голдфингер отпустил это замечание насчет ее «наклонностей»? Он и сам чувствовал что-то отталкивающее, враждебное. Она была красива, физически желанна. Но была в ней холодная, жесткая основа, которую Бонд не мог понять и определить. А, ладно, главное – заставить ее помочь ему. Иначе эта жизнь в заключении станет просто невыносимой.

Бонд вернулся к ней в комнату, оставив все двери открытыми, чтобы услышать, когда принесут еду. Девушка по-прежнему неподвижно сидела на кровати. Бонд прислонился к дверному косяку, потягивая виски. Затем, глядя ей в глаза, сказал:

– Чтоб вы знали, я из Скотленд-Ярда. Мы занимаемся этим человеком, Голдфингером. Он об этом не знает и считает, что нас никто не найдет в ближайшую неделю. Видимо, он прав. Он сохранил нам жизнь, потому что хочет, чтобы мы поработали на него, помогли ему совершить задуманное им преступление. Это серьезное дело. Весьма хитроумное. Но будет много подготовительной и бумажной работы, и мы с вами должны этим заниматься. Вы умеете стенографировать и печатать?

– Да, – глаза ее оживились. – А какое преступление?

Бонд рассказал ей.

– Конечно, это смешно, и думаю, что несколько вопросов и ответов убедят гангстеров, если не убеждают Голдфингера, что это совершенно неосуществимо. Но я не уверен. Голдфингер удивительный человек. Насколько я его знаю, он никогда ничего не предпринимает, если обстоятельства не благоприятствуют его целям. И я не думаю, что он сумасшедший, во всяком случае не больше, чем другие гении – ученые и прочие. А в том, что он гений в своей, может быть, несколько специфической области, сомневаться не приходится.

– И что же вы собираетесь делать?

Бонд понизил голос:

– Что мы будем делать, вы имеете в виду. Мы пойдем на это. И без дураков. Без всяких трюков и фокусов. Мы будем отрабатывать обещанные нам деньги по высшему классу. Помимо того, что мы спасем себе жизнь, которая для него значит меньше, чем ничего, это наша единственная надежда, точнее, моя, поскольку это моя работа, получить шанс сорвать его планы.

– И как вы собираетесь это сделать?

– Не имею ни малейшего представления. Может, что-нибудь подвернется.

– И вы хотите, чтобы я вам помогала?

– А почему нет? Есть другие предложения?

Она потеребила губу.

– А почему я, собственно, должна делать то, что вы хотите?

– Право, не самое подходящее время изображать суфражистку, – пожал плечами Бонд. – Либо так, как я сказал, либо вас убьют после завтрака. Решайте сами.

Девушка дернула плечом, лицо ее искривилось в брезгливой гримасе.

– А, ладно, так и быть.

Внезапно глаза ее метнули молнию.

– Только не пытайтесь ко мне прикоснуться, или я вас убью.

Раздался щелчок открываемой двери. Бонд глянул вниз на Тилли Мастертон.

– Интересный вызов. Но не волнуйтесь, я его не приму.

Он повернулся и вышел из помещения.

Один из корейцев прошел мимо него с подносом в руках. В его комнате второй кореец устанавливал переносную печатную машинку «Ремингтон» в углу, подальше от кровати. В дверном проеме стоял На Все Руки. Он держал лист бумаги. Бонд подошел к нему и забрал бумагу.

Это было указание Голдфингера, написанное шариковой ручкой. Почерк был четкий, аккуратный, легко читаемый, без вычурности. Бумага гласила:

В конце была приписка: «Вы с мисс Мастертон должны быть готовы к 2 часам 20 минутам. Вы оба будете выйти протокол. Форма одежды – деловая». Бонд улыбнулся. Когда кореец вышел, он сел за машинку и начал печатать, показывая девушке, что намерен выполнять свою задачу. Боже, ну и сброд! Даже мафия присутствует! Интересно, как Голдфингеру удались их ка это подбить? И кто, черт возьми, такая Пусси Галоре?

К двум часам бумаги были готовы. Бонд отнес их Тилли вместе с блокнотом для стенографирования и карандашами. Прочитав ей записку Голдфингера, он добавил:

– Постарайтесь запомнить имена, по-видимому, их будет легко персонифицировать. Но в конце концов мы можем и спросить для протокола, верно? Пойду переоденусь.

Он улыбнулся:

– Осталось двадцать минут.

Девушка кивнула.

Идя по коридору следом за На Все Руки, Бонд слышал шум реки. Видимо, коридор шел вдоль русла. Где-то у ног взревел двигатель грузовика, удаляясь предположительно в сторону Вест-Сайда. Должно быть, они находились в верхней части длинного двухэтажного строения. Серые стены коридора пахли свежей краской, боковых дверей не было, освещение шло из люков в полу. Дойдя до конца коридора, На Все Руки постучал, открылась дверь, и они оказались в большом, залитом солнцем помещении. Зал находился в торце здания, и большое окно выходило на реку и на район Джерси. Здесь все было готово к проведению конференции. Голдфингер сидел спиной к окну за большим круглым столом, покрытым зеленой скатертью, на котором стоял графин с водой и были разложены карандаши и бумага. Вокруг стола размещавшись девять удобных кресел, перед шестью из которых лежали пакеты, запечатанные красным сургучом. Справа вдоль стены стоял длинный сервировочный стол, заставленный серебряными и хрустальными фужерами. В ведерках охлаждалось шампанское, выстроились в ряд другие бутылки. Среди закусок Бонд разглядел две большие вазы с черной икрой и несколько блюд с гусиным паштетом. На стене напротив, над стоном с бумагами и большим листом картона висела доска.

Голдфингер смотрел, как они идут к нему по толстому винно-красному ковру. Он указал на стул слева от себя Тилли Мастертон, справа – Бонду. Они сели.

– Бумаги?

Голдфингер взял готовые листы, прочитал лежащий сверху и вернул девушке. Он сделал круговой жест рукой, и она, повинуясь, встала и положила по экземпляру перед каждым креслом. Голдфингер нажал на скрытый в столе звонок. Двери в конце комнаты открылись, и появился один из корейцев.

– Все готово?

Кореец кивнул.

– Ты понял, что сюда не должен войти ни один человек, кроме указанных в списке? Хорошо. Некоторые из них, а возможно и все, придут с сопровождающими. Все сопровождающие останутся за дверью. Проследи, чтобы у них было все, что они захотят. Карты и кости на месте? На Все Руки, – Голдфингер глянул на корейца, стоящего рядом со стулом, на котором сидел Бонд. – Иди и займи свое место. Сигнал помнишь?

На Все Руки поднял два пальца.

– Верно. Два звонка. Можешь идти. Проследи, чтобы все выполняли свои обязанности как должно.

– Сколько у вас народу? – поинтересовался Бонд.

– Двадцать человек: десять корейцев и десять немцев. Все очень квалифицированные. В этом здании делается многое. – Голдфингер положил руки на стол. – Так, теперь о ваших обязанностях. Мисс Мастертон, вы будете записывать все важные моменты, все, что может потребовать моего внимания. Не обращайте внимания на споры и пререкания. Ясно?

Бонд обрадовался, что Тилли Мастертон перестала глупить и выглядела очень по-деловому. Она кивнула.

– Конечно.

– Мистер Бонд, меня будет интересовать ваше впечатление о выступлениях. Я многое знаю об этих людях. На своих территориях они лидеры. Они пришли сюда, потому что я их купил. Им ничего обо мне неизвестно, поэтому необходимо их убедить, что я знаю что говорю и что под моим руководством операция пройдет успешно. Остальное довершит их алчность. Но, возможно, кто-нибудь захочет выйти из игры, и это скорее всего проявится. На этот случай мною предусмотрены специальные меры. Но они не очень надежны. Во время переговоров вы будете помечать в вашем списке плюсами и минусами фамилии тех, кто, по вашему мнению, поддерживает или не поддерживает мою идею. Мне будут видны ваши пометки, и ваше мнение будет учтено. И помните, мистер Бонд, что, если кто-нибудь из них предаст или выйдет из игры, мы все можем быстро оказаться на всю оставшуюся жизнь за решеткой.

– Кто эта Пусси Галоре из Гарлема?

– Это единственная женщина в Америке – предводитель банды. Это женская банда, а мне для операции потребуются женщины. Она очень толковая. В свое время была акробаткой, работала на трапеции вместе со своей труппой, которая называлась «Пусси Галоре и ее акробакошки», – Голдфингер даже не улыбнулся. – Поскольку дела шли плохо, она сделала из них взломщиц, точнее форточниц. Труппа очень быстро выросла в гангстерскую банду. Это лесбийская организация, называющаяся теперь «Бетономешалки». Их уважают даже крупные американские группировки. Выдающаяся женщина.

Из-под стола раздался тихий звонок. Голдфингер выпрямился. Дверь резко распахнулась, и в помещение вошли пятеро мужчин. Голдфингер поднялся и поприветствовал их кивком головы.

– Меня зовут Голд. Рассаживайтесь, пожалуйста.

Мужчины тихо подошли к столу и сели. Пять пар глаз холодно и внимательно смотрели на Голдфингера. Голдфингер сел и спокойно начал:

– Джентльмены, в этих упаковках перед вами лежат золотые слитки стоимостью пятнадцать тысяч долларов каждый. Также перед вами лежит повестка дня, где все указано. Может быть, пока не подошла мисс Галоре, я представлю вас своим секретарям – мистеру Бонду и мисс Мастертон? Никаких записей вестись не будет, кроме замечаний, которые вы сделаете по деталям операции. Здесь нет микрофонов. Теперь, мистер Бонд, справа от вас сидит Джейд Миднайт из «Теневого синдиката», действующего в Майами и Гаване.

Мистер Миднайт был крупным жизнерадостным человеком с улыбчивым лицом, но медленными осторожными глазами. Одет в светло-голубой летний костюм и белую шелковую рубашку, вышитую зелеными нитками. Большие золотые часы у него на руке весили не меньше полфунта.

Он улыбнулся Бонду и произнес:

– Привет.

– Затем идет мистер Билли Ринг, главарь знаменитой чикагской «Машины».

Бонд подумал, что за всю жизнь не видел никого, кто бы меньше соответствовал имени Билли. Лицо этого человека было кошмарным, и его владелец, зная об этом, наблюдал за реакцией Бонда. Это было бледное грушевидное младенческое лицо с розовой кожей и небольшой мягкой Щетиной цвета соломы. Глаза, которые по идее должны были быть светло-голубыми, на самом деле были темно-карими. Белки глаз подчеркивали черноту зрачка и придавали гипнотическое свойство тяжелому умному взгляду, который не смягчал даже нервный тик правого века, дергающегося в такт пульсу. Когда-то в начале карьеры Ринга кто-то разрезал ему нижнюю губу (возможно, он слишком много болтал), и теперь на его лице играла вечная фальшивая улыбка, похожая на ту, которую вырезают в тыкве на праздник Хэллоуин. Ему было около сорока. Бонд расценил его как безжалостного убийцу.

Бонд доброжелательно улыбнулся тяжелому взгляду мистера Ринга и перенес внимание на человека, которого Голдфингер представил как Хельмута Спрингера из детройтской «Пурпурной банды».

У мистера Спрингера был остекленевший взгляд, какой бывает либо у очень богатых людей, либо у покойников. Глаза мельком скользнули по Бонду, и взгляд снова устремился внутрь. Все остальное в мистере Спрингере полностью соответствовало облику «элегантного мужчины», одетого с иголочки. Он производил впечатление человека, который обнаружил, что попал не туда: обладатель билета первого класса, оказавшийся в купе третьего класса, или человек из дворца, по ошибке посаженный в яму.

Мистер Миднайт, прикрыв рот рукой, тихо шепнул Бонду:

– Не обманывайтесь насчет Герцога. Он, конечно, одет, как князь, и дочка его учится в фешенебельном заведении, но на деньги, полученные вымогательством.

Бонд благодарно кивнул.

– Мистер Соло из Сицилианского союза.

У мистера Соло была темная толстая физиономия, отмеченная печатью множества пороков и грехов. Он блеснул на Бонда сильными стеклами очков и снова занялся своими ногтями, которые обрабатывал перочинным ножом. Это был крупный, коренастый мужчина, наполовину боксер, наполовину метрдотель, и угадать, что у него на уме и чем он занимается, было совершенно невозможно. Однако у американской мафии был только один главарь, и поскольку мистер Соло занимал это место, то он получил его либо силой, либо хитростью, подумал Бонд. И удерживал его с помощью силы и устрашения.

Мистер Джек Стрэп из «Паутины» обладал неким шармом завсегдатая казино. Ему было около пятидесяти. Одежда на нем была крикливой и дорогой. Стрэп докуривал сигару. Он курил ее так, будто жевал, время от времени тихонько стряхивая пепел на ковер. За этим скрывалось сильное напряжение. Казалось, он знает, что его глаза могут испугать, и, не желая пугать Бонда, он придал им некий шарм, слегка сощурив уголки.

Дверь снова открылась, и в комнату вошла женщина в костюме мужского покроя и высоких сапогах. Она медленно подошла к столу и остановилась возле пустого кресла. Голдфингер встал. Она внимательно посмотрела на него, обежала глазами остальных и, произнеся усталое «привет», обращенное ко всем сразу, села.

– Привет, Пусси, – сказал Стрэп, и все остальные, кроме Спрингера, который едва кивнул, разразились приветствиями.

– Добрый день, мисс Галоре. Мы только что покончили с формальностями. Повестка дня лежит перед вами вместе с золотым слитком в пятнадцать тысяч долларов. Я прошу вас принять его как компенсацию за нарушение ваших планов, вызванное этим совещанием.

Мисс Галоре открыла свой пакет и взвесила на руке блестящий желтый кирпичик.

– Весь целиком? – недоверчиво спросила она Голдфингера.

– Весь целиком.

Мисс Галоре встретилась с ним взглядом.

– Извините за вопрос.

Бонду она понравилась. Он чувствовал тот сексуальный вызов, который представляют из себя для мужчин красивые лесбиянки. Его развлекло ее поведение, недвусмысленно говорящее Голдфингеру и остальным: «Все мужчины – ублюдки и сволочи. Не пытайтесь пробовать на мне всякие ваши мужские штучки. Мне это до лампочки. Я в другой команде». Бонд прикинул, что ей немного за тридцать. Лицо ее было чуть скуластым, с красивой линией подбородка. Глаза того редкого фиолетового цвета, который называют фиалковым, открыто смотрели на мир из-под черных бровей. Волосы, такие же черные, как у Тилли Мастертон, подстрижены ежиком. Бонд подумал, что она великолепна, и, похоже, то же думала и Тилли Мастертон, которая смотрела на мисс Галоре влюбленными глазами. С Тилли Мастертон все было ясно.

– Теперь я должен представиться, – сказал Голдфингер, – мое имя не Голд. Путем различных махинаций, в основном незаконных, я за двадцать лет собрал значительный капитал. Сейчас он составляет порядка шестидесяти миллионов долларов (вокруг стола пробежал уважительный шумок). В основном моя деятельность связана с Европой, но, возможно, вам будет интересно узнать, что я основал «Голден поппи дистрибьюторс», сеть магазином, работающих в Гонконге. (Мистер Стрэп тихонько присвистнул.) «Хэппи лэндинг трэвел эйдженси», туристическое агентство, услугами которого вы наверняка пользовались в экстренных случаях, также было создано мной и мне же принадлежало, пока я его не распустил. (Мистер Хельмут Спрингер вставил в свой рыбий глаз монокль, чтобы получше рассмотреть Голдфингера.) Я упомянул эти небольшие концерны только для того, чтобы показать вам, что, хотя вы меня и не знаете, я часто в прошлом действовал вам на пользу. ("Кто бы мог подумать! – пробормотал Джед Миднайт с чем-то похожим на благоговение в голосе.) Таким образом, джентльмены и... э... мадам, я узнал о вас и смог вас пригласить сегодня сюда, вас, являющихся, как я выяснил на собственном опыте, сливками преступного мира Америки.

На Бонда речь Голдфингера произвела впечатление. Голдфингер сумел в три минуты привлечь всех на свою сторону. Теперь все присутствующие смотрели на него с глубочайшим вниманием. Даже глаза мисс Галоре восхищенно горели. Бонд не имел представления, что из себя представляли названные Голдфингером предприятия, но, судя по восторженным лицам их бывших клиентов, они работали как часы. Теперь все внимали словам Голдфингера так, будто он был самим Эйнштейном.

На лице Голдфингера не проявилось никаких эмоций. Отмахнувшись, он продолжал:

– Я упомянул две моих фирмы, работа которых оказалась удачной. Они были небольшими. Было много других, значительно крупнее. Ни одна из них не провалилась, и, насколько мне известно, мое имя не значится ни в одном досье, ни в одной полиции мира. Я говорю это, чтобы вы поняли, что я хорошо владею своей, то есть нашей, профессией.

А теперь, джентльмены и мадам, я хочу предложить вам сотрудничество в одном деле, которое обеспечит каждому из вас через неделю круглую сумму в биллион долларов. – Голдфингер поднял руку. – В Европе и в Америке разное арифметическое определение биллиона. Я его употребил в значении «тысяча миллионов, то есть европейский миллиард». Я достаточно ясно выразился?