4. За балконной дверью

После обеда (традиционного салата из креветок с горчицей, ростбифа и ананаса) еще оставалось время отдохнуть перед назначенной на три часа встречей с Голдфингером.

Дюпон, проигравший очередные десять тысяч (или чуть больше), на вопрос Бонда, есть ли у Голдфингера секретарь, ответил утвердительно.

– Только я ни разу ее не видел, она безвылазно сидит в номере. Наверное, какая-нибудь хористочка, которую он прихватил с собой на отдых. А что? Вы что-то узнали?

– Ничего конкретного пока сказать не могу, – уклончиво ответил Бонд. – Я скорее всего не пойду с вами после обеда. Скажете, что мне надоело смотреть и я ушел в город.

Немного помолчав, он продолжил:

– Но если моя догадка верна, не удивляйтесь тому, что, возможно, произойдет. Если вдруг Голдфингер поведет себя странно, сидите спокойно и наблюдайте. Я пока ничего не обещаю. Кажется, я его поймал, но может быть, и нет, может, я ошибаюсь.

– Прекрасно! Мне не терпится увидеть, как этот сукин сын останется без штанов! Черт бы его побрал!

Бонд поднялся в свой номер, достал из чемодана фотоаппарат и принадлежности к нему, вставил вспышку в гнездо и зарядил пленку. Выйдя на балкон, он прикинул, где будет солнце в половине четвертого, вернулся в комнату и установил нужную выдержку. Сделав несколько пробных кадров, чтобы убедиться в исправности фотоаппарата, Бонд отложил его в сторону.

Затем он снова открыл чемодан и извлек оттуда книгу – «Популярную Библию», в которой перевозил свой «Вальтер РРК» в кобуре. Пристегнув кобуру слева к поясу, он несколько раз быстро выхватил пистолет и остался доволен результатом. Бонд внимательнейшим образом изучил планировку своего номера, исходя из того, что планировка номера Голдфингера должна быть идентичной. Мысленно он представил себе сцену, которую почти наверняка увидит в апартаментах Голдфингера. Опробовав отмычку на всех имеющихся замках и напрактиковавшись в бесшумном открывании дверей, он придвинул кресло к балконной двери, удобно расположился в нем с сигаретой и, глядя в морскую даль, стал обдумывать свои действия в отношении Голдфингера, когда придет время.

В три пятнадцать Бонд встал, вышел на балкон и посмотрел вниз на сидящих игроков. Затем проверил еще раз выдержку на фотоаппарате, накинул куртку, завязал на шее галстук, повесил на грудь камеру и, оглядев в последний раз свой номер, направился к лифту. Спустившись на первый этаж, он некоторое время изучал витрины в холле, дождался, когда лифт снова пошел наверх, и быстро поднялся по лестнице. Второй этаж ничем не отличался от двенадцатого, и двухсотый номер был именно там, где и должен был находиться по расчетам Бонда. Убедившись, что вокруг никого нет. Бонд бесшумно открыл дверь и закрыл ее за собой. В небольшой прихожей на вешалке висели плащ, светлое пальто из верблюжьей шерсти и светло-серая фетровая шляпа. Бонд, держа фотоаппарат наготове, тихонько открыл дверь, ведущую в гостиную.

Еще до того как он увидел то, что и ожидал увидеть, Бонд услышал голос, приятный низкий женский голос, который по-английски перечислял карты, видимо, находящиеся в руках Дюпона.

Бонд проскользнул в комнату.

На двух подушках, лежащих на придвинутом к балконной двери столе, сидела девушка. Подушки были ей нужны, чтобы сидеть на необходимой высоте. Был пик дневного зноя, поэтому на девушке не было ничего, кроме черного лифчика и таких же трусиков. Она сидела, устало свесив ноги, и внимательно изучала результаты только что законченного ею маникюра на левой руке. Потом она попробовала ногти языком и правой рукой убрала кисточку для лака обратно в пузырек, стоящий на столе рядом с ней. Перед глазами у девушки на треножнике был закреплен большой морской бинокль с приделанным микрофоном, от которого шел шнур к небольшому ящичку, лежащему под столом. От ящичка, в свою очередь, тянулось несколько проводов к антенне возле стены.

Когда девушка наклонилась к биноклю, чтобы прокомментировать карты Дюпона, трусики натянулись. Закончив, она выключила микрофон.

Пока девушка говорила. Бонд беззвучно пересек комнату и влез на стоящий у нее за спиной стул, надеясь, что тот не скрипнет. Теперь вся сцена была как на ладони. Он поднес аппарат к глазам. Да, все вписывается в кадр – и голова девушки, и бинокль с микрофоном, и игроки внизу за столиком, и карты Дюпона в его руках. Бонд даже различил масти. Он нажал на спуск. Яркий свет вспышки заставил девушку вскрикнуть и резко обернуться.

– Добрый день.

Бонд слез со стула.

– Кто вы? Что вам нужно?

Девушка поднесла руку ко рту, в глазах ее стоял ужас.

– Я получил то, что хотел. Не волнуйтесь, уже все позади. А зовут меня Бонд, Джеймс Бонд.

Бонд осторожно положил камеру на стул и встал так, чтобы хорошенько разглядеть девушку. Она была очень красива: платиновая блондинка с длинными не по моде волосами, спадающими на плечи. Глаза ее были глубокого синего цвета, кожа слегка загорелая, губы пухлые и красиво очерченные. По идее, у нее должна была быть очень славная улыбка.

Девушка встала. Высокого роста, примерно пять футов десять дюймов, руки и ноги развиты, как у пловчихи. Груди ее вызывающе торчали под черным шелком лифчика.

Страх потихоньку уходил из ее глаз. Тихим голосом она спросила:

– Что вы хотите сделать?

– Лично вам ничего. Хочу немножко подразнить Голдфингера. Будьте хорошей девочкой, подвиньтесь и дайте мне глянуть.

Бонд сел на место девушки и посмотрел в бинокль. Игра шла нормально. На перерыв в связи Голдфингер не реагировал.

– Он что, на отсутствие связи не реагирует? Или сейчас прервет игру?

– Перерывы случались и раньше, – нерешительно произнесла девушка. – Он просто ждет, когда я снова выйду на связь.

Бонд улыбнулся.

– Ладно, пускай потерпит немного. Вот, возьмите сигарету и расслабьтесь.

Он протянул ей пачку, из которой девушка медленно вытянула сигарету.

– В любом случае вам пора заняться ногтями на правой руке.

На лице девушки промелькнула улыбка.

– Так вы давно здесь? Вы меня ужасно перепугали, почти до шока.

– Да нет, не очень. Мне жаль, что я вас так напугал, а что касается шока, то Голдфингер держит беднягу Дюпона в шоковом состоянии уже неделю.

– Да, – согласилась она с некоторым сомнением в голосе, – наверное, да, но ведь тот, кажется, очень богат?

– О да, и я не стал бы дергаться ради одного Дюпона. Но ведь Голдфингер может проделать то же самое с кем-нибудь, кто не настолько богат, верно? И вообще, ведь он и сам мультимиллионер. Зачем же ему это все? Он же лопается от денег.

Личико девушки снова оживилось.

– Знаю. И я его просто не понимаю. Это у него своего рода мания – делать деньги. Он просто не может себе в этом отказать. Я его как-то спросила, зачем он это делает, а он мне ответил, что только идиоты не делают деньги, когда условия этому благоприятствуют. Он всегда делает одно и то же – создает эти благоприятные условия. Когда он уговаривал меня заняться этим, – она махнула рукой с сигаретой в сторону бинокля, – я его спросила, зачем так глупо рисковать, и знаете, что он мне ответил? «Это мой вам урок номер два: если условия неблагоприятные, сделай их благоприятными».

– Ему крупно повезло, что я не служу в агентстве Пинкертона или в полиции Майами, – прокомментировал Бонд.

Девушка пожала плечами.

– О, его бы это нисколько не взволновало. Он бы вас попросту купил. Он может купить кого угодно. Перед золотом никто не устоит.

– Что вы имеете в виду?

– Он всегда возит с собой золото на миллион долларов. Когда он проходит таможню, то просто обвязывается поясом с золотыми монетами или провозит его в виде тонких пластин, спрятанных на дне и по боковинам чемоданов. На самом деле это просто чемоданы из чистого золота, обтянутого кожей.

– В таком случае они должны весить тонну.

– Он всегда ездит на машине со специальными рессорами. А его шофер – настоящий силач, он и таскает чемоданы, никто другой к ним не притрагивается.

– Зачем он возит с собой столько золота?

– На всякий случай. Вдруг понадобится. Он прекрасно знает, что за золото можно купить все, что пожелаешь. И потом, он просто любит золото, действительно любит, как некоторые любят драгоценности, марки или, – тут она лукаво улыбнулась, – женщин.

– А вас он любит? – Бонд улыбнулся в ответ.

Девушка вспыхнула и с оскорбленным видом произнесла:

– Конечно, нет! – И продолжила уже более спокойным тоном: – Вы, конечно, можете думать что угодно, но он действительно меня не любит. То есть, я хочу сказать, ему, наверное, нравится, что окружающие думают, что мы... что я... словом, что это любовь и все такое... ну, вы понимаете... Он не очень-то привлекателен, и, я думаю, это просто вопрос, ну, гордости, что ли, или что-то в этом роде.

– Понятно. Выходит, вы что-то вроде секретаря?

– Компаньонка, – поправила она. – Мне не нужно печатать и все такое прочее.

Внезапно она закрыла себе рот ладошкой.

– Ой, я не должна была вам всего этого рассказывать! Но вы ведь не скажете ему? Не скажете? А то он меня выгонит, – глаза ее снова наполнились ужасом, – или еще что-нибудь со мной сделает. Я не знаю, на что он способен. Это человек, который может сделать все что угодно...

– Конечно, я ему не скажу. Только объясните мне, почему вы это делаете? Это ведь для вас тоже не самый подходящий вариант?

– Сто фунтов в неделю и все остальное, – кисло ответила девушка, обведя рукой комнату, – с неба не каждый день падают. Я экономлю, когда скоплю достаточную сумму, уйду.

Вряд ли Голдфингер позволит ей так просто уйти, подумал Бонд. Она слишком много знает. Он окинул взглядом красивое личико и великолепную фигуру девушки. Возможно, она и не подозревает, что, прельстившись деньгами и комфортом и связавшись с этим человеком, она попала в очень скверный переплет.

Девушка явно нервничала.

– Кажется, я одета не вполне подобающим образом, – смущенно засмеялась она. – Можно, я пойду накину на себя что-нибудь более подходящее?

Бонд не был уверен, что девушке можно доверять, ведь не он же платил ей сто фунтов в неделю, поэтому решил не отпускать ее.

– Вы великолепно выглядите. Не менее респектабельно, чем вся эта публика возле бассейна. И вообще, – он потянулся, – пора заняться мистером Голдфингером.

Все это время Бонд периодически поглядывал на игроков, сидевших внизу. Казалось, все шло, как обычно. Бонд посмотрел в бинокль. Сейчас Дюпон выглядел совершенно другим человеком: движения его стали уверенными, лицо оживилось. Он бросил на стол кучу карт – полную канасту по королям. Бонд подрегулировал бинокль, чтобы лучше видеть Голдфингера.

Выражение крупного кирпично-красного лица было невозмутимым и отсутствующим. Мистер Голдфингер терпеливо ждал, когда условия снова станут благоприятными. Он поправил слуховой аппарат, плотнее прижав его к уху, готовый слушать.

Бонд отодвинулся от бинокля.

– Симпатичный аппаратик, – отметил он. – На какой частоте работаете?

– Он говорил, но я забыла.

Девушка возвела глаза к небу.

– Семьдесят чего-то там, кажется, мега... не помню.

– Мегагерц. Возможно. Однако удивительно, что ваши переговоры не перебиваются переговорами таксистов и полицейских. Должно быть, очень точная настройка, – Бонд ухмыльнулся. – Ну что же, все, кажется, в порядке? Тогда приступим.

Внезапно девушка шагнула вперед и положила руку ему на плечо. На среднем пальце сверкало золотое кольцо – две руки, держащие золотое сердце. Со слезами в голосе она спросила:

– А это обязательно? Почему бы вам не оставить его в покое? Я не знаю, что он со мной за это сделает. Пожалуйста...

Она запнулась, затем, вспыхнув, как кумач, продолжила:

– И вы мне нравитесь. Я давно не видела таких мужчин, как вы. Может быть, вы сможете здесь задержаться? – глаза ее не отрывались от пола. – Если вы оставите его в покое, я... – и скороговоркой, – сделаю все, что вы захотите.

Бонд улыбнулся, сняв руку девушки со своего плеча и сжав ее в ладони:

– Мне очень жаль, но мне заплатили за эту работу, и я должен довести дело до конца. Да и потом, я просто хочу это сделать, – голос Бонда был совершенно ровным. – Давно пора кому-нибудь поставить мистера Голдфингера на место. Готовы?

Не дожидаясь ответа, он склонился к биноклю, по-прежнему направленному на Голдфингера. Внимательно глядя на круглую физиономию, он нашарил рукой микрофон и включил его.

Должно быть, в слуховом аппарате возникли какие-то шумы, потому что Голдфингер, не меняя выражения, медленно поднял лицо к небу и опустил, как бы благословляя.

Бонд голосом спокойным, но наполненным скрытой угрозы, произнес в микрофон:

– Слушайте меня, Голдфингер.

Он замолчал, ожидая реакции. Нисколько не меняясь в лице, Голдфингер легким кивком как бы подтвердил готовность слушать, не отрывая при этом глаз от карт.

– Говорит Джеймс Бонд. Помните такого? Так вот, игра закончена, пришло время расплаты. У меня есть фотография, на которой запечатлены блондинка, бинокль, микрофон, вы и ваш слуховой аппарат. Она не попадет ни в ФБР, ни в Скотленд-Ярд, если вы точно выполните то, что я вам скажу. Кивните, если поняли.

Лицо Голдфингера оставалось безмятежным. Большая круглая голова медленно качнулась вниз и вверх.

– Положите карты на стол рубашкой вниз.

Руки опустились, и карты посыпались на стол.

– Теперь возьмите вашу чековую книжку и выпишите чек на пятьдесят тысяч долларов из расчета тридцать пять тысяч, что вы отобрали у мистера Дюпона, десять тысяч мне и еще пять тысяч мистеру Дюпону в качестве компенсации морального ущерба и потери времени.

Бонд проследил за выполнением указаний, глянул на Дюпона, сидевшего с выпученными в немом изумлении глазами. Голдфингер медленно оторвал чек и подписал его.

– Хорошо, теперь пометьте это в вашей чековой книжке, да повнимательней, чтобы без ошибок. Затем вы забронируете мне купе до Нью-Йорка на «Серебряном метеоре» на сегодняшний вечер, закажите в купе шампанское и бутерброды с черной икрой в достаточном количестве. Икра должна быть лучшего сорта. И держитесь от меня подальше, чтобы без всяких фокусов. Фотографию я отправлю почтой с полным отчетом о происшедшем и указанием вскрыть пакет, если я не появлюсь завтра в Нью-Йорке вовремя и в полном здравии. Кивните, если поняли.

Большая голова снова медленно качнулась. На высоком гладком лбу теперь выступили капли пота.

– Хорошо. Теперь отдайте чек мистеру Дюпону со словами: «Приношу нижайшие извинения, все это время я вас обманывал», – и можете идти.

Бонд проследил за рукой, протянувшей через стол и положившей чек перед Дюпоном, при этом губы двигались, произнося указанные слова. Голубые глаза были абсолютно спокойны. Голдфингер расслабился. В конце концов, это всего лишь деньги. Он заплатил откупные.

– Минутку, Голдфингер, еще одно.

Бонд глянул на девушку. Она смотрела на него взглядом, полным ужаса, но в то же время в нем была тоска и покорность.

– Как вас зовут?

– Джил. Джил Мастертон.

Голдфингер уже поднялся и собирался уйти.

– Стоп.

Голос Бонда звучал, как удар хлыста. Голдфингер замер. Глаза его были теперь устремлены на балкон и широко распахнуты, как при первой встрече. Их тяжелый взгляд, казалось, проникал через окуляры бинокля прямо в глаза Бонда, сверля череп. Этот взгляд как бы говорил: «Я этого не забуду, мистер Бонд».

– Я кое-что запамятовал, – спокойно проговорил Бонд. – Еще одно, последнее. На время своей поездки я беру заложника. Мисс Мастертон будет сопровождать меня до Нью-Йорка, так что обеспечьте ей место в поезде. Да, и проследите, чтобы купе было в салон-вагоне. Все.

Загрузка...