Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI-XIX веков

Посторон святого града Иерусалима

На земли было три царства беззаконныих:

Первое царство был Содом-город,

А второе царство был Гомор-город[38],

А третье было царство Рахлинское[39].

На ихнее беззаконие великое

Да не мог на них сам Господь смотреть.

Содом и Гомор Господь скрозь земли прослал,

А на этое третье царство, на Рахлинское,

Напущал Господь Бог на них змея лютого.

Давали они со города скотиною

Ко лютому змею на съедение

И ко пещерскому на прожрение.

Во граде скота у них мало оста лося:

Давали они со града по головы,

По головы человеческой

Ко лютому змею на съедение,

Ко пещерскому на прожрение.

Во граде людей у них мало оставалося.

Собиралися все жители рахлинские

К самому они царю на широкий двор;

Метали они жеребьем самоволжевым

Со самым царем со Агапием.

Но жеребье царю доставалося

Ко лютому змею идтить на съедение,

Ко пещерскому на прожрение.

Прикручинился царь и припечалился.

Возговорит ему царица рахлинская:

«Не кручинься, царь, и не печалуйся.

У нас есть с тобой кем заменитися,

У нас есть с тобой дитя единое:

Она единая дочь немилая,

Она верует веру все не нашую,

Богу молится она распятому.

Отдадим мы Олексафию ко лютому змею,

Ко лютому змею на съедение,

Ко пещерскому на прожрение».

Многой радостью царь изнаполнился,

Приходил он в палаты белокаменные

Ко своей ко дщери к одинокия,

Вызывал он в упокой ее во особый,

Уговаривал он дочь, обманывал:

«Ты, прекрасная Олексафия Агапиевна,

Ты вставай-ка, Олексафия, из утра ранешеным

Умывайся, девица, белешенько

И снаряжайся, Олексафия, хорошехонько:

Из утра я тебя буду замуж давать

Ты в которую веру веруешь».

Срадовалася Олексафия, извеселилася,

На ложницу она спать не ложилася:

Всю темную ночь она Богу молилася,

Молилася она Спасу пречистому,

Второму Миколы Барградскому[40],

Третьему Егорью, свету, Храброму.

Между тем девицы и утро пришло.

Вставала Олексафия ранешенько,

Умывалася она белешенько,

Снаряжалась она хорошехонько,

Выходила Олексафия на крутой крылец.

Взглянула Олексафия на широкий двор:

Посреди двора было царского —

Тут стоит карета сама черная,

Припряжены кони неученые,

Посажен детина в платье травурном,

Ино тут же Олексафия догадалася,

Горячим слезам она обливалася:

«Не на то меня мать спородила,

Чтоб отдать меня во свою веру,

А на то меня мать спородила:

Отдает меня батюшка ко люту змею,

Ко люту змею на съедение,

Ко пещерскому на прожрение».

Повели Олексафию со крута крыльца,

Сажали Олексафию в карету черную,

Повезли Олексафию ко синю морю,

Ко тому ко восходу ко змеиному.

Выходила Олексафия из кареты вон,

Садилась Олексафия на крутой берег,

Ко тому ко морю ко синему.

Уезжал детина в платье травурном,

Оставалась Олексафия одинешенька.

На листу у Олексафии было написано:

Святые ангелы были все, архангелы.

Молилась Олексафия Спасу пречистому,

Второму Миколы Барградскому,

Третьему Егорью, свету, Храброму.

Услышал Господь Бог ее моленье,

Посылал Господь Бог Егорья Храброго

Для хранения девицы от змея лютого.

Приезжал Егорий на добром коне,

Он слезал, Егорий, с коня храброго;

Он поклон воздал девицы низешенько:

«Бог на помочь тебе, царская дочь Олексафия!»

Давал Егорий Храбрый свой шелков повод

Олексафии девицы на беды руки:

«Подержи ты,— говорит,— Олексафия, моего коня,

А больше того смотри сама на сине море:

Когда на море волна будет подыматися,

Из пещер змея лютая появлятися,

Ты тогда меня, девица, ото сна сбуди».

Он возговорил, Егорий, а сам спать уснул.

Держала Олексафия коня храброго,

Больше того смотрела на сине море.

На море волна стала колыбатися,

Но тут же Олексафия она испугалася,

Горячими слезами она обливалася,

Начала девица Егорья ото сна будить.

Не могла она Егорья ото сна сбудить,

Она жалко, Олексафия, сама росплакала.

Покатились у Олексафии горючи слезы

На Егорьево на бело лице,—

Оттого Егорий ото сна восстал.

Он берет свое жезло булатное,

Он пошел, Егорий, ко синю морю,

Ко тому ко восходу ко змеиному.

Он бьет змею копьем во прожорище:

«Ты будь, змея, и кротка, и смирна,

Ты пей и ешь мое повеленное,

Олексафиено благословенное».

Распоясал Егорий свой шелков пояс,

Он продел змеи насквозь прожорище,

Он давал Олексафии на белы руки,

Он давал, Егорий, сам наказывал:

«Поведиткась, Олексафия, змея лютого

Во свое во царство Рахлинское.

Скажи батюшке царю Агапию,

Пущай поверует веру христианскую,

Пусть состроит он три церквы соборные.

Ежель не поверует он веры, христианския,

Ты пусти змею на свою волю,

Потребит змея их всех до единого,

Не оставит им людей на Семены».

Повела Олексафия змея лютого

Во свое царство во Рахлинское,

Становилась Олексафия посреди града,

Закричала Олексафия женским голосом:

«Ты услышь, мой отец, рахлинский царь!

Ты поверуешь ли веру христианскую,

Ты состроишь ли три церкви соборныих?

Ежель ты не поверуешь веры христианский,

Я пущу змею на свою волю,

Потребит змея вас всех до единого,

Не оставит вам людей на семены».

Царь со радости он веры поверовал,

Он создал свою заповедь великую:

«Я сострою три церквы соборные:

Церковь Матери Божьей Богородицы,

Еще Троицы Живоначальныя

И святому Егорью, свету, Храброму.

Я не раз Егорью буду в году веровать,

Я не раз в году — два раза[41].