Гончая свора

Глава 3

"…И очутившись в неизведанном месте, равных которому не было в красоте его и величии, возопили шедшие подле:

– Почему не свирелью да пиром встречают идущих столь чудные грады? Иль не знают хозяева их об обычных законах радушья? Неужто одним разуменьем обрядов нам пресекается помощь?

Обошёл их мудрый Нугхири и подвёл к граду, блистающему величественнее прочих, и вопрошал, да на посох свой опираясь, когда обступили его желающие слышать:

– Кто из вас скажет, в этом месте, что есть для нас настоящая вера?

И долго давали ему ответы, но небыли они верны. И просили его отрыться. И сказал им мудрый Нугхири:

– Как далеки от нас копошащиеся под подошвами нашими, что едва могут сознавать песнь мироздания, так обитатели градов подобных далеки от веры. К правде тянущийся не может быть ослеплён предрассудками, ибо не требует та от него поклонения. О благе твердящий не должен попрать в прошении искреннем ближнего, как и знающий о зле не смеет от того отвернуться. Чем более ждут от разгадок успокоенья – тем более разочаровываются, подходя к истине и узнавая её. Не понимают юные подлинной красоты песни и отвергают её, обманом себя обрекая на ложь. Так идите же по праведному пути истины и ищите её. И устремите к ней руки свои и разум и сердца свои, и пусть истина станет вам верой. И вера та пусть преобразит вас и грады многих и жилища каждого. Подлинно знаю: не дарует она покой измождённым телам, но укажет цель голодным душам. И так достигнем мы истины.

Так сказал им мудрый Нугхири и пошёл к воротам, где кончалась обитель. И слыша его, отвернулись от лжи живущие среди неё и иные правители их. И пошли они за ним и многие от прочих рядом.

И остались позади чудесные грады обители и иные от правителей их и многие мёртвые идолы…".

Зумтиад от Кохта – "Нугхири: Из наставлений. Столп второй".

Проходит пара дней. Закат. Протяжные лучи пронзают полумрак, исследуя, с опаской, мой нынешний облагороженный бивак.

Накидываю занавес-барьер. Свет гаснет, заслоняемый песком. И снова ночь в моих покоях и снова требуют они меня пред Жаром. Гоню их прочь, кричу на них, но слов живых произнести не удаётся, а твердолобость слуг господских слогам высокого наречия едва ли поддаётся. Мне, в подобии обычных дел, решением господ предписано не покидать опочивальни. Тем лучше, решение совсем не тяготит – поклон её построившим за несравненный вид.

Вершина башни, дом мой – зимний сад. Зима… Как было то давно? Из песнь слышавших был каждый снегу рад и собирал огромные сугробы у башен несравненных да каменных оград. Потом же, солнце, в третий зимний год, пристало близко к миру этому и вот, уже не вспомнить день, свободный от невзгод. С тех пор песок нам снег, вода, луга и друг двух половинок лун, всегда открытых на показ.

Тоскую по другим из нас. События минувшего терзают плоть мою и к жалости взывают над собою. Напоминают дивный смех, ребячество в саду, как укрываюсь я травою… Не это важно им – дрожа ко мне вернулись слуги. Не важно им, что я устала и не могу продолжить песнь, покуда тело, отвратное напоминанье, клетка духа, в движении долгом пребывает. За миром, в след, мой разум погибает.

С противной свету стороны мне вспомнились мольбы господ без Жара.

О спесь! Глупцов тщеславных вера в собственное знанье! Одно лишь искаженье им, а мне – терзанье.

Пред омовеньем всё же говорю, при том опять не содрогаясь телом, водя по плёнке, принесённой мне, и составляя стилом серым знак, что чертит будто мелом. Прочесть сумеет и простак:

"Пусть ждут. Я снизойду до трона, что мне они определили в наказанье, спустя неполный оборот луны" – протягиваю руки к вазе из порфира, стоящей у окна. В тени она так холодна… – "Сама назначу им свиданье".

И знаю загодя: Пришедшие посланье взять, быстрее ветра, искусственно что завывает в комнате моей, умчаться прочь. Уйдут.

Наедине с собой оставшись, вступаю в воды тёплые шипучего подземного залива, от стен по стокам, в каменном сеченье, сходящих к углубленью в центре помещенья. Покой неторопливости спокойного движенья…

Опущенные веки разлепляют как и прежде: гудение, скорейшее и к низу уходящее журчание, прозренье. И смерть внутри меня стихает. С трудом встаю, отягощаясь соком от прилива жизни, снимаю занавесь и, вопреки запретам, пропитанным корыстью, смотрю, очей не прикрывая, на пустыню.

Пылает колыбель отважных. Она наполнена свечением песчинок мелких, что дюны да барханы долгие в морской бериллий обращает проказница-луна.

Сей мир страдает. И, как и миру этому, теперь прожить дано на день от срока мне, что был просрочен ещё не скоро, но уже давно. А много ль проку? К чему теперь узоров клиссовых веретено? Что я могу сплести, чтоб изменить в том судном дне? Что мне самой для этого дано? Прискорбна правда – ничто. Способна просмотреть я песнь не раз, но память тут же ускользает. Проказа из проказ! А Жар иной – ему под силу сердца из стали расковать, под силу шёпоту узоров внять, пусть отстранённо. Он может всех живых заставить понимать, спасти, предупредить, узоры клиссовых витков переменить.

Ведь правда может?

Глаза смыкая, я, как и всегда после спасенья вод, невольно, через дрём, оказываюсь там. Чего хочу я? Ветер шепчет: Искупления. Последний совершить поход и, за своё решенье, грядущее решенье, достойную оплату получить. И чувство это снова: тревожность. Не я одна готова, во имя цели и надежды, для Жара – дара, прощенья дара попросить. Не для себя.

Отыскиваю нить… Ниц ниспадает пелена из дивных отражений, подобная параду тысячи фельветовых затмений.

Сквозь стужу хлада возникает первый из троих ужаснейших убийц. Мираж расплывчатый: вот камень и стекло и стол и тёплый свет, нельзя который погасить. Он тоже сквозь огонь готов пройти, дабы забыть. Его боязнь смерти тает. Себя не может он простить и жаждет, жаждет сам себе сильней судьбы удары наносить.

По-своему и он пылает…

***

Очнулся Флойд от приложенного к носу раствора гидроксида аммония. Как и бензин, столь резкий запах здорово его отрезвил, выдернув из забытья.

– Знаешь, я тоже, как и ты, не то чтобы уважал какие-либо правила, но у меня есть одно собственное. – донесся голос из-за яркой лампы. – Правило десяти минут. – певучий и будто совсем каплю сдавленный с годами, он запросто мог принадлежать тенору большой оперы, не пытайся говоривший, в процессе что-то жуя, нагнать суровости. – Если в течении этого времени я не узнаю того, что мне нужно, то кривая твоей жизни резко изменит курс своего движения к отрицательному значению. Надеюсь ты хорошо всё расслышал, ведь вторых десяти минут у тебя нет.

Звон металла о металл усилил височную боль. На столе перед Флойдом возникли наручные часы на тянущемся манжете из чёрной огнестойкой резины. Электронный таймер с красной подсветкой начал обратный отсчёт.

– Итак… – громко зашелестели страницы разворачиваемой папки. Лэрд жевал булку с маком. – Флойд Беннет. 2026 года рождения. – отвратительный тенор говорящего усиливал не менее отвратительную мигрень допрашиваемого. Мак усиливал аллергическую реакцию: шея потела, чесались пальцы и чуть ниже затылка, глаза слезились. – Усыновлён Джонатаном Беннетом, уроженцем США, штат Коннектикут, и Кайлин Тапперт, уроженкой Англии из графства Дарем с немецкими корнями. Исходная государственность усыновлённого не устанавливалась. Гражданин Англии с 2028 года. В Англии проживал в Билт-Уэлсе. В возрасте восемнадцати лет окончил среднюю школу Билт-Уэлс, далее университет Бристоля. Научный факультет. Направление – экспериментальная психология. Есть некоторые способности к глубокому анализу… Не то, не то, не то… А, вот. Призван на военную службу в 2045 году. Помимо прочих заслуг перед Объединением, участвовал в коалиционной операции "Вой мертвецов" с первой волны призыва в марте 2046-го. Да, громкая была кампания против экспансии азиатской части восточных на Филиппины. Ну надо же. – Лэрд смерил его взглядом. Флойд отвернулся. – Отмечен рядом престижных наград. Ого, даже хотели дать крупные офицерские звёзды, – читающий доклад язвительно изменил интонацию на фальшиво-одобрительную. – но как-то не сложилось. Психическое освидетельствование показало, что Флойд Беннет был не очень-то удачен в делах личного характера. Продолжительный конфликт с приёмными родителями накануне отъезда, а после и острое чувство вины, возникшее в виду их преждевременной кончины. Далее отсутствие психологической привязки и влечения к какому-либо лицу, внутренняя опустошённость, частые депрессии. Герой войны скатился до воровства и работы на мусорщиков, побирающихся у богатеев с украденного хлама, представляешь? Прочие данные и примечания отсутствуют, словно бы последние пять лет канули в пустоту. Всё правильно, Флойд Беннет?

Рядом с дверью виднелся электронный замок, открывавший путь в коридор, однако человек в чёрном разгрузочном жилете не имел при себе карты доступа, которой их заперли в этой тесной комнатушке. В теории, был шанс захватить его в заложники, но грудная клетка даже час спустя после удара испускала по всему телу нервные импульсы от которых сводило мышцы. Кисти рук так же некстати затекли от тугого пластикового браслета.

– Так, а это что… – он пригляделся. – Аллергия на мак?

Лэрд, будто шекспировский Гамлет, вытянул перед собой булочку и внимательно рассмотрел. Затем рассмотрел Флойда, которому стало откровенно никак, и, скрипя глубоко спрятанным сердцем, отложил початок в выдвижной ящик стола.

– Биография настолько же типична, насколько и загадочна. В ней словно бы ничего особенного и нет, но читая её ощущаешь какую-то недосказанность. – закрывшаяся папка хлопнула краями, а затем пристроилась на столу перед присевшим дознавателем. – Занятный факт, не находишь?

– Нахожу, что в детстве кое-кого недолюбили. Но прости, экспериментальная психология предполагает контакт с более интересными случаями чем твой, а проводить бесплатную консультацию именно сейчас – неслыханное барство.

Удар ребром ладони и синеющая полоса расползается по щеке допрашиваемого, словно то растягивается напитавшийся добычей питон.

– Зачем ты сюда полез, Флойд?

– Газон вам решил подстричь. Неровные участки это мерзкие вражеские поползновения против нашего трижды славного Альбиона. И мы должны ответить. Враг должен отплатить десятью своими газонами за каждый неопрятный наш. – спародировал он речь Уильяма Тарстона, председателя военного кабинета Объединения.

Удар. Разбитые губы исторгли сдавленный стон.

– Политический юмор вреден для твоего здоровья. Восемь с половиной минут, остряк.

– Фабрика… – прохрипел допрашиваемый.

– Что за фабрика? – наклонился ближе Лэрд, надеясь наконец услышать что-нибудь интересное.

– Кондитерская. – Флойд, накрепко привязанный к стулу, разразился беззвучным смехом. – Так мне знакомый сказал. Дай думаю кариес наем, а то сладостей не видел с тридцатых. – Лэрд внутренне побагровел, но виду не подал. – Ой, извини, и тут политика. Ну кто бы подумал?

Удар. Этот отозвался в ключице.

– Пустая болтовня никогда не производит должного эффекта и не произведёт, чтобы ни случилось. А вот больно будет. – спокойствию допрашивающего не было предела. Он стоял пред ним словно застывший истукан с острова Пасхи. Даже выражение лица походило на одного из них. – Будет очень больно, Флойд. Во имя твоего же блага, назови имя своего "знакомого".

– Ммм… – красные ручейки заблестели на шее Флойда, сползая ниже. – Интересное предложение, вот только ничего не выйдет. – выпалил он, немного согнувшись в сторону саднивших рёбер. – Меня убьют, если скажу.

– В ином случае это сделаю я. К слову, уже через семь минут. – Лэрд играючи покачал в воздухе револьвером, украшенным гравировкой вдоль ствола, так, чтобы Флойд мог всё видеть.

Старший сержант уже десять минут с упоением разглядывал его оружие, делая при этом такой вид, словно искусная рукоятка из потемневшего кедра и хромированный ствол пятьдесят пятого калибра были единственным, что в данный момент заслуживает внимания. Старичок-Рюгер образца 1875 года, переделанный под заказчика, и вправду радовал глаз, намётанный на такие вещи. Целик подсвечивался зелёным светом, но во всём остальном не было и малой доли модерна. Барабан украшали завитки надписей, по одной на паз патрона, сделанные на шести различных языках: латыни, немецком, норвежском, шведском, исландском и датском. Слова, насколько он мог судить, дублировались с языка на язык: "Кланяйтесь Хозяйке". Причина именно такой языковой выборки заинтересовала Лэрда, но от работы он решил не отвлекаться.

– Дважды умереть в любом случае не получится. – наконец ответил ему Флойд, следивший за вращением барабана.

Лэрд звучно рассмеялся подрагивающим смехом в свете затрясшейся настольной лампы.

– Чувствуется, что краткосрочная государственная служба на особых объектах научила тебя разбираться в подобных ситуациях, – он с нажимом крутанул выдвинутый из паза барабан. Идеальная вязь полированной глади впитала свет тусклого света, а выверенные линии его контура закружились злым вальсом, отбивая мелодичную чечётку, ласкающую мужские уши, чувствительные на такие дела, – но тогда ты должен понимать, что возможности выбирать у тебя попросту нет и кончится всё так, как я того пожелаю.

– И что, вот так возьмёшь и пристрелишь меня в противном случае? – как смог улыбнулся он.

– О да, Флойд. Ещё как пристрелю. – крокодильим оскалом ответил Лэрд.

Ирландец вовсе не шутил.

– И даже стакан воды не принесёшь на последок?

– Хитро Флойд, хитро, но этот старый трюк со мной не пройдёт. Так что, может мне ударить тебя ещё раз? Было три удара, а мне больше чётные числа нравятся. Особенно с одним или несколькими нулями.

Обоюдное молчание затянулось и Флойд, устав получать тумаки, назвал имя:

– Донован Саллерс. Он велел отвезти товар к западному мосту на пересечении с трамвайной линией и там оставить в мусорном контейнере.

В ухе Лэрда виднелся едва заметный наушник для удалённой связи. Мигание красноватого огонька свидетельствовало об активности устройства.

Сдержанная улыбка расплылась по его исковерканной кальке с былого лица. Он встал, подкинул револьвер в воздух, поймал его за ствол и со всей силы хватил рукояткой в челюсть собеседника. Флойд сжал от боли скулы, отклонился вправо, сплюнул кровь, что теперь обильно сочилась из разбитых губ, и, с некоторым трудом, вернул голову в прежнее положение.

– Существуют три момента. – звучал уже не привычный голос, нет – мурлыканье. – Во первых, Донован Саллерс, как ты конечно же знаешь, является разыскиваемым террористом, славящимся особым, вопиющим пристрастием к прижизненному, так сказать, "кремированию" своих жертв. – ловким движением вращающийся барабан возвратился в предназначавшееся для него гнездо. – Во вторых. Наши информаторы проверяют источник сигнала, который ты принял почти сразу после того, как земля ушла из под ног. Что примечательно, сделал ты это используя запрещённую систему двойной шифровки. И в третьих, по какому-то невероятному везению, ты, не считая нашего проверенного сотрудника, единственный кто находился рядом в тот момент, когда произошёл первый в истории человечества контакт с инородной жизнью.

Лэрд бережно помассировал свой лоб, стараясь не растревожить шрам. Ему не нужен был дар провиденья, чтобы предвидеть кучу писанины, пятнадцать тестов на детекторе лжи, допрос у разведки и две особые проверки от министерства. Внезапно оказалось, что кофейные посиделки с сослуживцами не так уж и скучны.

– Флойд, – скрестив пальцы в замке, он наклонился вперёд. – не желаешь упростить мне задачу и объяснить, как в этой истории связаны полоумный антиправительственный садист со своей анархической группировкой, система военной связи, используемая только подразделениями Восточного Союза и, о боже, невероятно, настоящие, чтоб их, инопланетяне, аж в двух экземплярах, которые появляются аккурат после того как ты заканчиваешь копаться внутри нашего муляжа, устраивают трём отрядам голливудскую резню? Что, молчишь? Может и про их предмет ничего не знаешь?

– Предмет? – Флойд сознательно запамятовал о прочих вопросах.

– Существо в чёрно-серой броне или скафандре или что это в действительности, да не важно – оно передало тебе предмет. Продолговатый цилиндр. Подобное устройство генерации помех весьма необычно, но соперник нашей Саре. Тебя отслеживали сразу после того как ты подготовил почву для своего дружка. – Лэрд поднялся, обходя его полукругом. – Роль твоя, Флойд, заключалась в том, чтобы разведывать обстановку, прощупать нас, пока громила делал бы грязную работу, так ведь? Единственное, что нам не ясно в полной мере, так это второе существо и его место в общей картине. Впрочем и им уже занимаются.

– Смотрю, ты сказку себе сочинил. Как это мило.

– Двадцать четыре человека мертвы, ублюдок! – вдруг склонился Лэрд к Флойду, резко отдёрнул его голову за волосы, но тут же отпустил, мотнув вперёд.

Затем его хватка ослабла. Постояв в стороне, он окончательно успокоился.

– Засунь свой сарказм куда подальше и подумай вот о чём: никто, кроме тебя, не способен достоверно сказать, что же произошло сегодня. И только ты, каким-то образом, связываешь воедино все сюжеты. Хорошо читается паршивость собственного положения?

– До боли, – облизал Флойд губы, красные от крови, – вот только я никак не связан с этим. Я пытался разделать ходячее мясо с проводами, пока одного из ваших приложили об бетонированный пол.

Лэрд рассмеялся:

– Благодарностей не будет.

– Пуля, которую вы наверняка уже изъяли из его головы, подтвердит мои слова.

– Второй посетитель всадил в первого порядка двадцати инопланетных безоболочечных зарядов, или что у него там. Ты же отправился отдыхать сразу при встрече. Не пытайся юлить, мои методы получения информации могут быть поистине ужасающи.

– Тот человек, второй, он видел всё и может подтвердить мои слова.

– Тот человек, – издевательски потянул Лэрд – ничего не видел и видеть не мог. Его рассечённый лоб сейчас обрабатывают медики.

– А гильза? Вы же… – он осёкся на середине фразы, припомнив увиденное и заводил головой в стороны, прорисовывая воображением ранее произошедшее.

– Ты как-то вдруг замолчал на полуслове. – в бок наклонился Лэрд, пытаясь заглянуть узнику в глаза. – Хочешь продолжить? – Флойд молчал. – Печальное зрелище. Ну что же, раз нет расположения к открытости, то перейдём к иному подходу.

Лэрд дёрнулся, схватил его за доходящие до плеч волосы пшеничного цвета и приложил головой об стол. Пшеничный местами поменял цвет на почти бордовый, но Флойд не потерял сознание, хоть и был к тому близок. Поджарый и вытянутый, он даже не ссутулился.

До писанного красавца ему и до встречи с Лэрдом было далеко, но после такого удара шансы сколько-то нормально выглядеть, равно как и собственное самомнение, рухнули словно деревянная башня, подорванная тонной динамита. Обводившая губы, короткая и аккуратная чёрная бородка двадцатидевятилетнему Флойду без сомнений шла, гармонично дополняя общий типаж человека застрявшего в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году. Да, для такого отщепенца общества все старые мотоциклетные бары от Норфолка до Сан-Франциско с радостью бы распахнули свои простреленные двери.

Лэрд медленно обогнул стол и уселся в чёрное кресло стоявшее по другую сторону стола. Флойд, отхаркнув кровь, медленно поднял голову и пристально, запоминающе посмотрел в соколиные, почти жёлтые радужки собеседника. Теперь он мог лучше его рассмотреть.

Жилистый как и он сам, высокий, хорошо сложен в плечах. Чёрные волосы перемежались с рыжими лоскутами и были аккуратно уложены к затылку, открывая взгляду изуродованное лицо молодого мужчины, лет тридцати четырёх. Уродливый шрам, не иначе как от осколка пехотной мины, словно бороздой перепахивал всё лицо от правой щеки, разделяясь на два равных по длине хвоста у переносицы. Мнение Флойда о своём внешнем виде от такого прибавило в уверенности и одновременно с этим, глядя в эти горящие огнём сетчатки глаз, он испытал стойкий приступ дежавю.

Во время войны слухи быстро ходили. Мутации волосяного покрова и сетчатки, такая рана… Прорыв к Тунгавану девятнадцатого октября сорок восьмого – точно оно. Отборных головорезов из Молейва в тот день приговорили.

Флойд, когда ещё лейтенантом ошивался на базе в Капатагане и работы было навалом, ощутил на себе все прелести перерезанных линий логистики. Особенно тяжко пришлось без поддержки из бухты Пангу, учитывая как третий и седьмой флоты крылатыми ракетами покрошили подлодки восточных. Но, как бы кому не было худо, хуже чем шестнадцатой сводной воздушно-штурмовой бригаде не было пожалуй никому. После высадок на Патчанонган, Мариндуке, Ромблон и Таблас, из нескольких тысяч в живых едва ли осталась сотня. На каждый шаг враг находил лазейку, на каждую хитрость отвечал ещё более изощрённой, но этого, видимо, было не достаточно и девятнадцатого октября шестнадцатую сводную решил похоронить собственный штаб.

Наступление разработали в спешке. На базе говорили, что так наши хотят закрепить скромный успех на юге и с ходу взять Тунгаван, самый укреплённый оплот сил восточных, служивший плацдармом для подхода морских десантных групп. На деле же разразилась паника. В целях недопущения дезертирства, никому не сообщили о двух доукомплектованных танками полках роботизированной пехоты, разгрузившихся в порту Тунгавана накануне. Шестнадцатую, как самую боеспособную часть, в полном составе посреди ночи отправили с насиженного места в Молейве к озеру Вуд и оттуда пешим маршем до Ипила. О рывке не знал даже пресловутый Тарстон, будь он проклят за эту войну. Но и с подготовкой внезапность сорвалась. Враг вертолётами высветил позиции с воздуха и хорошенько прошёлся реактивной артиллерией по работавшим на просеке сапёрам. Пехота, прижимаемая снайперским огнём из засады, рванулась прямо по прыгающим минам, а тех, кто это чудом пережил, облучили экспериментальной волновой установкой, приехавшей тем же рейсом. Авиация подоспела, но слишком поздно, чтобы рассчитывать на радиоэлектронную поддержку с земли. В штабе очевидно давно и сыто разгуливал крот, но его так и не выследили.

И всё же, враг был отброшен – Тунгаван взяли через пару дней после рейда. Министр обороны Объединения получил орден, штабисты новые звания и медали, а солдаты устную благодарность. По всем островам около месяца ходили слухи, что один из катапультировавшихся лётчиков пятого бомбардировочного крыла выжил во время облучения, похватал тех, кто ещё мог стоять на ногах и опрокинул вражескую оборону решительной контратакой.

С нелюдимым двадцатисемилетним парнем из города Роткила в ту ночь действительно что-то случилось. Что-то настолько из ряда вон выходящее, что заставило элитную роботизированную пехоту восточных спешно ретироваться к кораблям и устроить перегруппировку сил. И этот парень, на момент тех событий бывший юнцом, полным жажды жить, которому на днях стукнуло тридцать с небольшим, смотрел ему прямо в глаза.

В отблеске его полночного огня нельзя было увидеть человека встречающего будущее с улыбкой, только несчастного калеку, утратившего часть себя и стремящегося вернуть её, повторяя один и тот же заложенный мотив, как музыкальная шкатулка.

"Память – лучшее досье" – про себя повторил Флойд фразу с оборота отцовских часов. Непонятно было, кто из них узнал о другом больше. После он решился спросить:

– Тот пришелец, он ведь рядом, не так ли? – чёткость слов тяжело ему давалась из-за разбитых губ.

– В соседней камере, но я опечалю ваше предприятие. Твоего дружка надёжно заковали, так что большая мамочка не придёт на подмогу. – Лэрд снова оскалил белоснежные зубы. – Продолжим?

– Моё барахло в специально камере, верно?

Полукруг лёгкой улыбки Лэрда вытянулся по струне. Удар.

– Тяга к новым болевым ощущениям достойна высшего балла, – потряс он кистью. – равно как и непонимание того, что вопросы в этой комнате задаются в одностороннем порядке. Впрочем, ты так или иначе покинешь нас на излёте дня. – Лэрд наклонился вперёд, уперев острый подбородок в сжатый кулак. – Камеры хранения для всяческих безделушек находятся аккурат под лабораториями. Не волнуйся, мы сохраним и тщательно изучим то инопланетное устройство, что ты щедро нам подарил.

– Мы все тут последние идиоты. – Флойд залился протяжным, слегка сдавленным смехом, а после ещё одним плевком изгадил некогда чистый пол. – Всех провели.

– Да? Интересно узнать в чём же? – Лэрд вновь встал и теперь выбирал предмет, которым собирался раскрошить ему и без того едва не сломанную при падении переносицу.

– Войти в эти ваши лаборатории, или где вы держите то, что ему нужно, должно быть необычайно тяжело. Компьютерная защита, огромные мощные двери и вообще всё по высшему уровню, да? – он отклонился, снова сплёвывая кровь. – Но про пол само собой забыли, сэкономили. Перекрытия выдержат подрыв? – смех стал почти истерическим. – Пока ты играл в крикет с моим лицом, у него было время выждать. Вы заперли лису в переполненном курятнике. Что бы вы там особенного или ценного не хранили, можете с этим прощаться.

Посерьезнев, Лэрд, словно напружиненный, оторвал взгляд от револьвера. Лицо его выражало равную смесь ненависти и осознания чего-то важного. Он отворил створку держателя высвободив барабан, после чего вогнал в него реквизированный из куртки Флойда патрон. Щелчок. Барабан встал на положенное место.

– Твои десять минут прошли. Время умирать, друг мой. – сразу было видно, что отправлять клиентов к Харону ему не в новинку. – К счастью, насколько я понял, о твоей смерти никто из ныне живущих не станет сокрушаться. Никто не оплачет тебя и, вероятно, даже не вспомнит. Это должно радовать тебя в определённой мере, Флойд, ведь умирая в подобном положении, ты никому из продолжающих жить не доставишь морального неудобства и не заставишь безутешно проливать над своим бездыханным телом галлоны слёз. Ой! – сгримасничал Лэрд, играючи отводя от него оружие. – Я и забыл. Правда, никого ведь из Беннетов не осталось.

Флойд напрягся и хотел было плюнуть обидчику усопших в лицо, но дотянул только до ботинок. Лэрд покривился на обувь. Рассмеялся. Курок еле слышно щёлкнул при взводе.

"Ну вот, довольно бесславно и очень типично всё сейчас закончится" – подумал Флойд. А план то хорош. Был. Вечно всё скатывается в немыслимое дерьмо.

В этот момент раздался взрыв настолько мощный, что с двух стальных балок, расположенных по углам камеры, посыпалась краска. Лэрд потерял равновесие и сильно выгнулся вперёд, чем тут же воспользовались.

Среагировать требовалось моментально. Сейчас.

Флойд, презрев боль, одним движением рванулся со стула и запрыгнул на стол так, что голова Лэрда оказалась зажата его коленями. Со всей силы, какую он только мог явить в тот момент, он перенёс вес и опустил колени на одну из плашек, декорировавших стол.

Лэрд отпрянул, схватившись за нос, но не упал. Замахнулся вслепую. Кулак прошёл около подбородка Флойда, который уклонившись, ловким движением зашёл ему в тыл и, что было сил, пнул по спине.

Герой прошёдшей войны перелетел через стол и потерял сознание, ударившись виском о выпирающий угол спинки стула.

Флойд отпрянул от стола и присел на одно колено – его тело едва слушалось, а рёбра казалось вывернули наизнанку. Бывший надзиратель лежал неподвижно, явно не торопясь вставать. Флойд перевёл взгляд на сплошное, многослойное окно, занимавшее половину стены со стороны двери. Он взял стул за ножки и пару раз засадил спинкой по стеклу – спинка сломалась.

– Конечно бронированное… – запыхавшись выдохнул он, отшвырнув прочь испорченный предмет.

Продолжать было бессмысленно. Силы оставили его. Флойд сполз на прохладный пол и протянул болевшие ноги, размазывая по лицу свежую порцию крови, что стекая попадала в уголки глаз. Как-то так свой конец он и представлял…

Гарваг зар Думм, Ораг зар Ктуд, Улвар зар Раллед.

Голос раздался в его собственной голове, но ему не принадлежал. В нём звучало что-то стальное, отчётливая интонация выражавшая спокойствие и понимание ситуации, понимание вообще всего. Сам же он не понимал слов этого языка, однако при них по телу словно разлилось тепло, кожа высыпала мурашками, как если бы он только что совершил нечто важное и значительное, а после получил заслуженную награду. Силы начали возвращаться к нему, будто вода, что хлынула в пересохшую долину из-за обрушившейся напорной дамбы.

– В сторону.

Флойд машинально повиновался, словно желание принадлежало ему самому, отскочил как ужаленный и, готовый попытать счастья с новым противником, уставился сквозь стекло.

Большой чёрно-серый силуэт вытянул вперёд левую руку и из отделения костюма, расположенного над костяшками пальцев, в стекло стали извергаться крошечные иглы с характерным звуком трения металла о металл, походившим на сто крат усиленное стрекотание крошечных крыльев стрекозы. Вонзившись в стекло, иглы образовали широкий замкнутый контур.

Закончив операцию, чужак слегка отклонился, а затем свободно дёрнул рукой вниз, словно отряхивая кисть от грязи. Под воздействием некоего физического эффекта стекло изменило агрегатное состояние материи и теперь больше было похоже на песок или же снег. Едва его рука закончила движение, как преграда посыпалась с краёв и вскоре вовсе ровным слоем осела на гладком пластиковом полу.

Флойд в изумлении и смятении смотрел на своего спасителя, который явно не желал терять времени. Повернувшись и переходя в бег, он, ни сказав ни слова, помчался по коридору.

Варианты дальнейших действий не отличались разнообразием, к тому же он понимал, что его чудесное спасение едва ли что-то действительно значило в нынешней ситуации. Флойд сообразил, что перешёл дорогу отнюдь не частным подрядчикам, но о истинных размерах комплекса даже не догадывался, поэтому решил, что самый разумный вариант – идти по следам чужака. Тот направлялся к главному хранилищу, в которое поместили конфискованные вещи, а оттуда наверняка пойдёт за тем, что хочет получить, проделав дыру в потолке.

Он быстро подошёл к поверженному исчадию ада и сдёрнул с его жилета армейский нож. Браслет легко поддался под остро заточенным клинком, который при этом едва не распорол ему кисть. Освободившись от пут, Флойд подобрал свой револьвер, а из кармана лежащего подле него тела извлёк пять серебристых патронов.

Характерные продолговатые отметины на укрытом коричневыми плитами бетонном полу, по форме схожие с овальными разводами сажи, указывали беглецу путь. Длинный, казалось бесконечный белый коридор, сменился помещением с синими стенами, утыканным сплетениями отводов вентиляции и странного вида гексагональными трубами, расходящимися от общего сплетения на потолке, напоминавшего контурами затаившегося паука, плетущего новую сеть. В какой-то момент вовсю заработала аварийная сигнализация, но оглушающий звон скоро умолк, уступив место красным вращающимся лампам.

– Прекрасно… – по его душу, не иначе.

Шестая дверь по коридору, заворачивавшая налево, отрывала вход в просторный технический центр с высоким миндалевым потолком, заставленный вычислительной аппаратурой, компьютерными столами и множеством тянущихся к ним разноцветных толстых кабелей обёрнутых местами в чёрную капроновую сеть.

Флойд бежал так быстро, на сколько то ему позволяла тупая боль, эхом отдававшаяся в груди при каждом тяжёлом шаге. По пути ему не встречались люди, хотя все помещения и комнаты, проносящиеся мимо, прямо указывали на то, что совсем недавно здесь кипела бурная деятельность. Разводы пролитого кофе на белоснежном покрытии ещё паровали, а сигарный дым, шедший от пепельницы, быстро затягивался вращающимся винтом промышленной вытяжки.

Он преодолел пару пролётов вверх по ярко-оранжевой лестнице и пробежал типовым коридором высаженную с петель дверь. На этот раз мерная картина приобрела новые, пугающие оттенки. На гладком полу покоилось с десяток винтовочных гильз, два автомата, перекочевавших сюда из конца прошлого века, и пара безжизненных тел в чёрной униформе, прошитых насквозь какими-то сверхмощными лучами.

Над вывороченной толстой стальной дверью виднелась надпись: "Хранилище Y-2/B-2".

Войдя внутрь, Флойд быстро, трясущимися руками смог отыскать среди множества стеллажей с коробками эластичные бинты и армейский инъектор с обезболивающим, до кучи присовокупив к вещам пару десятков сигнальных файеров, которые были погружены им в чёрный военный рюкзак. Он сбрасывал в него всё хаотично, толком не разбирая и не стараясь понять зачем. Обычный мандраж для необычной экстремальной ситуации. Флойд об этом прекрасно знал, но, как и на войне, ничего не мог с этим поделать.

Забраться на верхний этаж не составило особого труда. Раздвижная алюминиевая лестница пришлась подстать высоте семи метров. Грабитель едва просунул голову в зияющую дыру, как вдруг вновь услышал знакомый звук.

– Не мешкай, залезай. – низкий голос дрожал, но мозолистые руки, измазанные в крови, крепко сжимали мощное оружие.

Флойд повиновался и лишь когда оказался в полусферическом помещении, то увидел, что знакомый начальник безопасности стоит тут совершенно один. Один среди нескольких неподвижных тел.

Помещение имело закруглённые края стен и было равномерно вытянуто по длине. Подсвеченные белыми светодиодами столы, яркие подвесные лампы как в стоматологии, ответвления всевозможных складных полок, уставленные на столах габаритные зажимы и масса переносных устройств по типу сварочных аппаратов – занимали всё окружающее пространство на "муравьиной линии", оставляя лишь около одного метра для сквозного хода, перекрытого двумя недоумёнными людьми.

Наспех зашитое лицо грозно обдавало Флойда непримиримым взглядом, таким какой бывает у разъярённых бизнесменов из городского центра, выбивающих лучшие условия на крупной сделке. Двойной пластырь вымок кровью и немного отлип над его бровью, делая Аттвуда похожим на не с той ноги вставшего детектива.

В его движениях и вопросах отчётливо чувствовалось замешательство, сомнения и страх.

– Что ты знаешь обо всём этом?! – потребовал Аттвуд ответа. – Что происходит, отвечай!

Флойд не понял сути вопроса, да и не горел желанием что-то вообще говорить, но внушительный с виду дробовик исключал любую возможность ретироваться.

– Тише приятель, тише. – Флойд, умиротворяя его агрессию, поднял руки вверх, попятившись. – Пришелец, или чтобы это нибыло, помог мне бежать и, пока я выкарабкивался, скрылся в проходе ведущем к хранилищу. Устраивает? – дробовик не опускался. – Слушай, я ничего тебе не сделал, я не знаю что происходит. – он юлил, но в целом не лгал.

– Пришелец? – переключился на новую мысль Атвуд. – Верно, верно, кто же ещё! – бубнил он себе под нос. – Общался с тобой? Пришелец пытался с тобой говорить?!

– Да, перед тем как открыл камеру я слышал какие-то слова, но понятия не имею что это всё значит. Слушай, я не знаю кто ты, не знаю что это за место и просто хочу уйти отсюда, хорошо? Мне не интересно что за чертовщина у вас твориться, просто отпусти меня и никогда больше не свидимся. Идёт?

Аттвуд побледнел, хотя это и не бросалось в глаза. Потёки крови второй кожей растеклись по телу. Он поколебался, но в конце концов опустил оружие. Пленник смотрел на него взглядом недвусмысленно выражавшим вопрос, но рук сразу не опустил.

– Слова – я тоже слышал их, за мгновение до того как эти твари… – Аттвуд рефлекторно стиснул скулы, быстро глянув на собеседника, будто он что-то скрывал.

Выражение лица говорило о произошедшем много больше чем слова.

– Целое скопище. – Аттвуд громко сглотнул и натужно запыхтел, как какой-нибудь уставший старик. – Вломились в центр через наш шлюз эвакуации. Несколько пробились прямо от поверхности. – его веки дрогнули. – Там была кошмарная резня. – он перевёл взгляд на окровавленные руки. – Все убиты, система защиты полностью отказала и мы с горсткой медиков попали в самое пекло. Бедняги не выжили. Твари посыпались из коридора и…

"Зачем он мне всё рассказывает? Да что вообще происходит тут? Твари… Красное свечение, тело как из самого худшего кошмара и удар азиатского буйвола?"

Интерес пересилил страх:

– Такие же как и тот из коридора, в которого мы стреляли?

– Похожие, да, но гораздо крупнее. Их хлынули десятки, если не сотни. Комплекс превращён в руины!

Аттвуд находился в полной растерянности. Крепился, сдерживал панику, едва справляясь с собой, но понятия не имел, что дальше делать.

Около входа в лабораторию послышалось движение. Четыре или пять существ, похожих на уничтоженное ими чудовище, хаотично терзали пластико-стальные гермозадвижки, преграждавшие проход в помещение.

С противоположной стороны, выйдя из сужающегося неосвещенного тоннеля, в их направлении, уверенным широким шагом, двинулся массивный конструкт сплошной панцирной брони, вздымая в правой руке футуристического вида оружие. В этот же самый момент, дверь поддалась под напором неимоверной физической силы и, на половину уткнувшись в пол, с характерным скрипом отъехала в сторону, проделав в плитках две кривые борозды. Пара мерзостных тел, словно слепленных из лоскутов вымаранной кожи, ринулась на них, сбрасывая и грохоча дорогостоящими приборами оптической промышленности Объединения.

– Вниз.

Аттвуд с Флойдом не могли поручиться за то что пришелец заговорил вслух, однако подчинились и моментально упали на пол.

Оружие, сжимаемое кистью чужака, обтекаемой гибким металлом, забило жёсткий барабанный ритм, отрывистый и гулкий как работа гидравлического молота. Плазменные сгустки, короткими вспышками исторгаемые из нижнего канала ствола, врывались в тела нападавших словно строительные штыри в загустевший бетон, отбрасывая их при попадании на несколько метров и секундой позднее убивая, разрываясь изнутри.

Едва последний из них пал – ствол вернулся на место, издав при этом звук, напоминавший тот, что порождали старые кассетники при открытии вставного паза.

Флойд с Аттвудом неуверенно подняли головы, будто рядом только что громыхнули мины. Стены забрызгало тошнотворной жидкостью, местами заряды прожгли потолок и несколько столов. Выглядело так, словно эти столы и потолок были сделаны не из многослойных перекрытий сверхплотных металлов, а из дерева, по которому начинающий художник, используя выжигатель, сделал пробу пера.

Молчащая тень стрелка нависла над оглушёнными и не в меру поражёнными людьми.

Аттвуд хотел сказать: "Какого чёрта!? Кто ты? Почему ты это делаешь и что тебе от нас нужно? Откуда взялся тот второй? Как ты говоришь на нашем языке?" и ещё много другого, но его хватило лишь на короткий выдох:

– Какого чёрта…

– Силы тех кого мы зовём Нолгвур здесь и скоро начнётся полномасштабное вторжение. – без прочих пояснений, ровным тяжёлым голосом проговорил он и извлёк из-за спины небольшой ализаровый октеракт, усеянный сложным ромбическим орнаментом, изменявшим рисунок в зависимости от угла зрения. – Они явились в поисках этого предмета. – синие полосы на мгновение коснулись расширившихся глаз Флойда, который ощутил изучающий взгляд даже сквозь непроницаемый пласт отражающего стекла. – Как слышавших клятву, я призываю вас. Призываю на помощь в час нужды и в час зла.

Флойд с трудом поднялся и не мог отдышаться. Голова раскалывалась от выплеснутой на неё информации, а разум едва ли не на физическом уровне отказывался уверовать в происходящее. Всё происходит слишком быстро, да и что собственно происходит? Едва ли он понимал.

С удивлением глядел человек на пришельца, а тот в свою очередь глядел на Флойда сквозь стекло своего шлема, но глядел с надеждой, не удивлением.

– Что тебе нужно от нас? – начал сконфужено. – Что?! – прикрикнул он на него, но не двинулся с места. Пришелец не шевелился. – Хочешь чтобы мы решились… – он осёк сам себя. – На что? – скомканный вопрос не диктовался волей, будучи заданный машинально, он рефлекторно парировал беспощадный смысловой поток. Вернее пытался.

Синие полосы шлема упёрлись в лазерный бур, покоившийся сплющенным блином в дальней части технико-инженерного уровня.

– На неизвестность. – заговорил вестник. – Вы трое сильны, на поиск же других нет времени.

– Трое? – Аттвуд остекленело, озираясь смотрел то на стоящую повсюду медицинскую аппаратуру, назначения которой не понимал, то на существо, закованное в странную внеземную броню, не отражавшую блики ярких ламп, пытаясь осознать происходящее и принять по итогу хоть какое-то вразумительное решение. Но не мог даже пошевелиться. В его рту образовался локальный вариант пустыни Тар.

Окончательный выбор за них сделали беспощадные обстоятельства.

– Получите говнюки! – донёсся до них гневный ор. – Получите!

Внезапно, заскользив по гладкому покрытию пола до стены, со стороны бокового коридора вылетел отстреливающийся Лэрд и, размахивая оружием, помчался к ним через развороченный вход, изрядно при этом сквернословя. За его спиной показались очередные слуги Нолгвура, но теперь склизкие твари шли непрерывным потоком, окутывающим уходящий вдаль проход, стены и даже полуобвалившийся потолок. Не было смысла пытаться сосчитать их: без числа. А ярость, с которой костлявые конечности расшвыривали и рвали преграждающие путь предметы, вселяла неподдельный ужас. Но не такой как побагровевшее лицо мчащегося на них человека.

На бегу Лэрд обернулся, выпустил по волне отрывистую очередь экспансивных пуль. Догонявшие твари, повстречавшись с пулями, пустили чёрнеющие брызги по стенам, покачнулись и упали, подмятые наступающим потоком.

Неназвавшийся пришелец, воспользовавшись секундным замешательством людей, без пояснений дотронулся чем-то острым до стоящих рядом Флойда и Аттвуда. В Лэрда же угодила одна из игл, которыми ранее нашпиговали защищённое стекло, впрочем, тот этого совершенно не заметил. Проблемы у него были посерьёзнее.

– Ай! Что за чёрт?! – болезненно отозвался Аттвуд и наставил на пришельца дробовик. – Ты что только что сделал?

Валлур уже вовсю стрелял и не счёл нужным ему отвечать.

Вдруг он остановился. Перебирая длинными гибкими пальцами, пришелец отвернулся и несколько раз простучал на октеракте чуть выгнутые пластинки, украшенные причудливым изображением переплетающихся линий и, подобно его броне, не отражавших блики настенных светодиодов.

Предмет породил звук, похожий на лязг крупных заводских шестерней, а после стал быстро испускать сияние тёплых лучей, в отблеске которых окружающее пространство словно бы распалось и потеряло изначальную целостность. Лампы, стоявшие в помещении, разорвались тысячами осколков. Белый свет стал синим и затем вновь принял прежний цвет. Они сменяли друг друга, как мчащиеся вагоны метро сменяют льющийся из окон свет или же, как полицейские сирены, подсвечивающие пористые облака над городом. У людей померкло в глазах. Они не чувствовали своего тела, совершенно не могли пошевелиться.

– Да когда вы кончитесь!

Боровшийся за жизнь Лэрд, оскалившись, сорвал с застёжки жилета одну гранату и, полуобернувшись, резким движением вывернутой кисти послал приплюснутый цилиндр в беспрерывный поток склизких тел, нагонявших его. Не останавливаясь в стремлении обогнуть очередной поперечный стол, Лэрд запнулся о край и влетел в то же сияние, что уже поглотило своей яркостью неподвижную троицу.

Сознание Флойда буквально закрылось от него самого. Разум не ощущал вокруг ничего, кроме безмерной пустоты огромных масс бесцветной материи, в которой теперь пребывало и его собственное существо. Звуки и запахи начисто исчезли. До самого конца было слышно лишь тиканье секундных стрелок, круживших по циферблату свои нескончаемые круги, но ранее оберегаемое время, разбросанное на короткие периоды предсказуемой жизни и отмеренное троим людям, попавшим в водоворот, уже ничего не значило. Три чернеющих тени столкнулись с четвёртой, растворившись и слившись с ней в единый сгусток мельчайших частиц.

Перед тем как мутный взор окончательно угас, а сопротивление трансформации иссякло, Флойд увидел как с отблеском мощного взрыва и неистового гула, брызгами чернеющих волн над ними взметнулась рваная плоть.

***

Она бежала словно пантера средь обширных перемежавшихся зарослей синеватых, красных, ярко-зелёных и отцвётших белизной кустарников, достававших ей почти до живота. Колючие иглы, особенно те, что гроздями торчали из красных листов, усеянных лавандово-горчичными пересекающимися линиями, порой ощутимо царапали неприкрытую кожу. Но ни зудящие царапины, ни ливнем шедший дождь, ни предостережения старейшин Фаркхи, не могли заставить бежавшую остановиться и повернуть назад. Всё её естество было вовлечено в старую как сам мир пляску теней.

Святое время одиночества. Сегодня Адайн охотилась.

Рваные жёлтые ленты, встречающиеся Адайн тут и там, развивались по ветру, обмотанные вокруг десятков чив – выходов к поверхности самых старых корней леса, похожих на множество куриных лап, хаотично навешанных вдоль прямой палки. Адайн пересекла около пятнадцати таких полей. Слишком далеко от селения. Она знала, что ещё два участка чив и плодородный предел закончится, начнутся открытые земли. За ними будет верхний предел, а за верхним пределом перевал – очень опасное место. Она знала, но продолжала бежать.

Внешняя красота светло-серой кожи, иссечённой местами тончайшими полосками аспидно-белёсых пятен и ветвившейся, на манер древ, бесконечными селадоновыми венами, сочеталась в ней с выдающимися волей и упорством, заставлявших охотницу бежать и бежать, всё быстрее и ревностнее, средь бесконечной поросли дышащих корней спаржевого цвета, взбухшими жилами распластавшихся на взмокшей земле. Ужатая к раздвоенной пятке стопа ловко вгрызалась шершавой поверхностью в размякшую глину, нагружая голень, образовывавший икроножными мышцами сглаженный равнобедренный треугольник, слегка вытянутый вершиной. Спина, изогнутая как искуснейший лук, исходила на лопатках, тянувшихся по направлению к талии, парочкой едва заметных рядов белёсых волн, служивших охотнице альтернативным, тактильным источником дыхания. Небольшая акрокефалия черепа, с несколько выступающим вперёд волнистым рельефом лобной кости и протяжённого в затылке чуть более чем у людей, ничуть не портила женственности облика, скорее дополняя длинные иссушённые бёдра и стройную талию, переходящую в сильные мышцы подтянутого живота, напрягавшиеся косым наклоном. Подрагивавший за спиной колчан из веламена, перетянутый для верности тугой верёвкой, был сшит на славу и косой линией кожаной лямки ниспадал на небольшую колыхавшуюся грудь. Тонкие разжатые губы, пересекавшие аккуратный рот двумя тонкими лианами, заметно потрескались от лёгкой прохлады, в больших количествах извергая влажный пар, а ушные раковины, закруглённой линией шедшие от виска и закрытые тремя крайне статусными перьями шалтийского чармалла с каждой стороны, подрагивали лёгким завитком, неловко выглядывая из под крайолово-киноварных волос, усыпанных кораллово-красными заколками сердцевины древа дилкадт.

Преодолев протяжённый подъём и едва не поскользнувшись на подвернувшемся гладком камне, охотница замедлилась, поняв, что голосистые птицы дзу-дзу могут проснуться. Она всё более сменяла бег размеренной и осторожной трусцой.

Впереди, меж корней, сверкнула вспышка света, но то было не сияние молнии, хоть громовой раскат и пронёсся эхом по древнему лесу, перебудив добрую половину его обитателей.

Адайн присела, надёжно зарыхлившись четвертинками коленной чашечки в мягкий грунт и теперь изучала маячивший на небольшом удалении силуэт, словно бы зажатый в куски раскрашенных металлических пластин, полностью прятавших его тело.

На заплутавшего Кайгарльца не походил, да и давно их не видели в этих краях. Тень едва ли не бежала быстрее него самого. Бесконтрольное дыхание прерывалось паром, как у загнанного зверя. Он спотыкался и при каждой лишней возможности оборачивался, размахивая в разные стороны тем предметом, что судорожно сжимала правая рука.

Адайн поправила притороченный за спиной шестидесятидюймовый резной лук с новой тетивой из мочёного гусла и двинулась вдоль кустарника синеватого цвета, укрывавшего завёрнутыми трубочкой листьями склон холма.

Пятьдесят ночей до Эшту и пятьдесят после – сезон дождей. Ливень три дня как не стихал. Её длинные крайолово-киноварные волосы по традиции ещё небыли заплетены в догем, а потому мокрыми прядями свисали в вечернем сумраке, цеплялись за кусты и нередко мешали целиться. Но Адайн не жаловалась, они ей нравились любыми.

В очередной раз, откинув преграждающую комфортный обзор прядь, она понемногу вытянулась вперёд, чтобы лучше разглядеть свою находку: та запиналась о пронизывающие низину корни вековых деревьев и постоянно оглядывалась. Да, ей владел страх и она вероятно понятия не имела куда шла.

Огоньки серебристых глаз полыхнули в сумраке и Адайн стала потихоньку спускаться ниже по глиняному утёсу, чтобы подобраться как можно ближе.

Традиции Фаркхи благоволили скорой охоте. Считалось что убивать следует быстро, дабы старые боги не разгневались и не покарали охотника за жестокость и тьму, взявшую верх над сердцем. Молодая охотница, как и подавляющая часть молодёжи, набравшейся повадок от кайгарльцев, в богов не верила, но уважала заведённые порядки общины, нарушение которых, к прочему, каралось различными мелкими повинностями. Сейчас же она, как и раньше во время охоты, была одна и могла позволить себе любое вольнодумство. Ей хотелось лучше узнать того, кого исторг из своих залов древний храм, что вот уже несколько тысяч лет стоял запертым.

Охота отошла на второй план.

Мягко переступая на поросли пропитавшегося влагой мха она медленно вытянула из-за пояса короткий обоюдоострый клинок с плоской, украшенной незамысловатой резьбой костяной рукояткой.

Метким броском нож был всажен в дерево на удалении нескольких шагов от топочущего существа. Секундой позднее гром скользнул по коре и прожёг древо насквозь. Адайн могла поклясться именами четвёрки великих, что никогда ничего подобного не видела.

Послышался шум со стороны пригорка и возле вековых стволов, в блеске подлинной молнии, распоровшей светом лесной сонм тьмы, мелькнули тени. Пятеро, шестеро, нет – семеро. Всё дальнейшее случилось очень быстро.

Стремительно, с рёвом и диким, совершенно чуждым смехом на закованного в металлические листы пришельца набросились гуманоиды, вооружённые копьями, крюками и короткими раздвоенными клинками. Большие головы, усеянные рубцовыми отметинами, расширялись в горизонте двумя скосами, вклиненными в широкую центральную кость, топорщившуюся пугающими выступами. Лица были вдвое меньше чем у вольного народа, а зубы, поваленным забором растущие из дёсен, склонных к местной разновидности пульпита, вызывали у любого другого существа отвращение физического уровня. Пары толстых мускулистых рук и ног имели вместо трёх, типичных для иных видов, четыре сгибаемых сустава, позволявших им наносить удары в два раза быстрее и в трёх дополнительных плоскостях, что, однако, компенсировала небольшая длинна самих конечностей. Костлявые спины извивались двойным верблюжьим горбом. Подобие коленей и локтей, покрытых толстым слоем истёртой кожи, усечённой трапецией отходили от основной плоскости суставов на небольшое удаление. Стянутые по глубоким зауженным впадинам, четыре глаза у всех поголовно блестели потусторонним карим.

Они яростно колотили о пластины, пытались достать его за колено. Много времени не потребовалось. Рослый с кинжалом запрыгнул на спину и теперь разрывал тонкий внутренний слой костюма.

Гром потревожил лес вновь, повсюду разметав ошмётки бывшего наездника. Оружие ловким ударом следом вышибли из его руки, крюки тут же впились под свисающие по плечам пластины, а одно из копий угодило лезвием в глазницу. Латник пал на колени и теперь судорожно трясся в предсмертных конвульсиях агонии, но нападающим было мало просто победить. Один из них вытянул из-за пояса тугой мешочек и опрокинул содержимое на голову побеждённого. Мерзкие жуки, разного вида лесные твари тут же забились в разодранные складки костюма, впились в ещё тёплую, пышущую жизнью плоть, что нападающие встретили одобрительным гоготом.

Ещё около пары минут они тешились своей забавой. Плотное кожаное одеяние с металлическими элементами вроде наручей, в которое они были одеты, пропиталось красными пятнами нанесённой краски и синеватой кровью латника. На плече у каждого из них виднелся хорошо различимый символ – три нисходящих по наплечникам красных линии укрывали, словно бы клад за решёткой, белые скрещённые копья.

– Мулг… – тихо прошипела Адайн, стискивая свои белоснежные резцы. – Так убивают не охотники, так убивают низшие прислужники Твура. Чудовища. Твари.

Во Фракхе давно бурлили вести от поселений в дальнем пределе. Говорили о том, что Мулг всё чаще посылает своих разведчиков на восток и что те даже заходят на земли верхнего предела, но только теперь охотница осознала всю реальность угрозы, увидела всё своими глазами. Старейшины как всегда заняты налаживанием несуществующего мира с горным народцем. Скажи какая-то охотница им прямо и все просто сделают вид, что ничего и не случалось никогда. Никто не сделает выводов, не будут посланы отряды. Да никто не решиться даже на саму попытку их остановить. Все они так бояться неминуемой войны. Бояться её до безумия, перетекающего в полную беспомощность. Но не Адайн. Не Адайн.

– Я не боюсь.

Она будущая Гаату, хранитель, живой пример, символ, но много ли сей символ стоит, коль враг единожды пред ней пройдёт? Коль он чинит раздор и казнь свою под материнским сводом Ша`А?

"Пройдёт?" – незримый голос задаёт вопрос.

"О нет. Тому не быть". – её сознанье шепчет.

Охотница приподнимается из-за большого зелёного куста и выбирает первую цель – вон тот рослый в тяжёлом нагруднике, что надругался над умирающим. Вероятно он их командир.

Лук в мгновение ока очутился в руке, а стрела, с вытянутым словно игла наконечником, уставилась в лицо крупнейшей добыче в её жизни. Самой желанной её добыче, хоть в том она не отдавала себе отчёта.

Зелёные заросли прекрасно гармонируют со светло-серой кожей, усеянной белыми отметинами песка и разводами свежей грязи, наносимых с началом охоты. Лишь полированный наконечник едва выглядывает из-за пышной ветви, демаскируя притаившегося стрелка.

Охотница выдохнула, приготовилась. Сильный дождь заглушил тугой звук натягиваемой тетивы, упёршейся ей прямо в плечо.

В нескольких шагах от мертвого тела, за спиной рослого гуманоида с тяжёлым нагрудником, возникло яркое свечение синеватой дымки, а после из него выпало существо разодетое как торгующие странники с Кайгарла – сплошь ткань покрывающая большую часть тела и чудные обвязки для ног. Около двадцати секунд, парализованные зрелищем разведчики, приоткрыв мерзкие рты, смотрели на диво.

Глаза Адайн невольно расширились и она едва не потеряла цель из виду, поражённая увиденным. Разведчики Мулга похватались за оружие, готовясь кинуться на нежданного гостя. Поздно. Стрела впилась в толстый череп их командира, а иссиня-чёрная кровь тут же одарила изумлённые оскалы фонтаном тёплых брызг.

Резкая смена в разности давления, влажности и притяжении, ударила в голову почище самого несдержанного пьянства, но отдаваться на волю случая он не собирался. Незнакомец собрался с мыслями, быстро оценил ситуацию, весьма впечатлился своим окружением и решил воспользоваться его замешательством. Он оттолкнулся ногой от выпирающего пред ним корня, растянулся на траве и запустил руку во внутреннюю подкладку куртки. Извлечённый из кожаного чехла предмет, отливавший затенённым хромом, последовательно исторг из продолговатой трубки три громовых раската, поваливших троих взвывших чудищ на ошмётки их собственной плоти.

Адайн тоже не мешкала. Вторая стрела пришлась в горло самому левому разведчику, перед смертью успевшему выпустить в лежачего двухлезвийный нож, который одним остриём вошёл под правое плечо. Лежачий вскрикнул, дёрнув лопатками о корягу. Блестящий предмет, усеянный голубоватыми водяными каплями, вывалился из его хвата. Охотница заметила это, натянула ещё стрелу, но поторопилась с выстрелом – уколола в живот. Раненый разведчик, отхаркиваясь брызгая кровью, ринулся к ней и, ухватив за волосы, повалил на землю, пытаясь достать сдвоеным крюком за оголённые части торса. Древко лука упиралось в его горло сдавливая и ослабляя, пока Адайн тщетно пыталась дотянуться до пояса с ножами, перевалившегося к её голове во время падения. У неё не оставалось сил, когда он отвёл руку для замаха.

Очередной раскат грома и мёртвое тело всей своей массой прижало охотницу к влажной почве, предварительно выморав лоскуты одеяния мерзкой жидкостью, потоками исторгаемой со стороны горбатой спины.

Освободившись от мёртвого груза, Адайн отпрыгнула, встрепенулась и, на всякий случай, приладила к тетиве очередную стрелу. Её взгляд приковался не к деревьям, которые могли таить за собой новых выходцев Мулга или диких лесных обитателей, а к существу что лежало и издавало сдавленные гортанные звуки.

Дождь барабанил по её плечам, словно немедленно ожидал получить ответ, узнать какое принято решение. Что ж, охотница всегда поступала правильно. Нукум считала это качество даром, Орно пеняла на наследственный склад чуткого характера, сама Адайн с горем пополам мирилась с проклятием. У Адайн с рождения пребывало это тонко отлаженное чутьё и ни единого разу ещё её не подводило. Только приблизившись, она заметила нож, торчащий из его тела, и часть серой куртки, пропитавшейся тёмно-красным цветом. Адайн, разглядев существо как следует, больше отродий испугалась его непохожести.

– Не бойся, всё будет в порядке. – решилась она наконец приблизиться. – В порядке… – её голос сбивался со всеобщего наречия к ритуальному и обратно, а руки дрожали около брызжущей кровью раны, словно бы накладывая на ту магическое заклятие. Лезвие угодило глубоко. – Я… я отведу тебя в селение. – дополнила охотница менее уверенно, зажав наконец рану и спешно ища средство, чтобы её перевязать. – Не понимаю, почему она красная. Не понимаю… – кровь не прекращала стекать по его руке, стекая теперь и средь пальцев Адайн.

Зажав разрез с краю, она опустила его ниже, так чтобы он лёг. Под аккомпанемент крика незнакомца, Адайн, зажмурив глаза, выдернула из его плеча нож и попыталась забить рану размокшей глиной с ближнего утёса-песчаника, выбирая ту, что была на вид почище, как учила Орно.

– Только не пытайся подняться, ладно? – изданный стон вполне сошёл бы как за согласие, так и за отрицание. – Я отведу во Фракху.

Адайн смотрела на него со страхом сконфуженного любопытства – тот самый момент, когда неизвестное начинает сознаваться. Странник же, ощущая острую боль во всём теле, которую венчали размокшая глина, набитая в разбухшее плечо, и ноющая грудная клетка, молча разглядывал молодую, стройную женщину со светло-серой кожей, перепачканной разводами краски, строгим вытянутым лицом и раскосыми глазами, светящиеся радужки которых расходились от зрачка тремя кольцами коллоидного серебра. Он думал, что её кожа исписана татуировками, но то от напряжения вздулись селадоновые вены, рисуя на теле сложные узоры, как порою мороз в стужу рисует свои узоры на стекле. Щёки её представляли сплошь мышцы, будто тонкими жилками восходившие к орбитам несколько впалых глазниц, растянутых по горизонту к крайним от переносицы верхним уголкам черепа и затенённым перламутровой сажей. Тонкие тёмно-зелёные губы, имеющие с человеческими весьма условное сходство, дополнялись делённым на четыре части языком и не сильно контрастировали по цвету с остальными частями тела, будучи чуть светлее.

Ему стало наконец не по себе от понимания глубины видимых отличий, но после пережитого сил не хватило даже на страх. Хуже и чуднее быть просто не могло. Он отрешённо улыбнулся самой идиотской улыбкой из возможных.

Адайн что-то спешно говорила и говорила ему, но смысл ускользал, просачиваясь крупицами ртути меж взбудораженных синапсов перегруженного сознания.

– Флойд Беннет, рад знакомству…

Ничего лучше придумать декомпрессированный человеческий разум не смог, а секунду спустя Флойд импульсивно дрогнул и перевернулся на бок, заливая поросль синего куста своей кровью. Любимый им дождь тут же смывал её прочь.

"Новое начало…" – подумал он на последок и без всякого усилия ушёл в нагрянувший мир грёз. "Здесь так свежо…".