– Хороший удар, – заметил я.
Юноша, к которому были обращены эти слова, скромно потупился. Было заметно, что он не привык получать столь явную похвалу. Юноша вскинул меч к лицу, салютуя своему противнику, поклонился и отступил назад.
Солнечный свет, вливавшийся в широкие окна, наполнял просторную залу для тренировок. На выложенных из белого камня стенах висели мечи, кинжалы и шпаги всех размеров и форм.
Кое-где нашлось место и для щитов, хотя не они правили здесь бал. Гербы императорских домов, морды драконов и изысканные орнаменты украшали их. На некоторых красовались девизы, но все они меркли перед краткими, суровыми словами, начертанными на одной из стен:
«Будь верен присяге – и меч будет верен тебе».
Я находился в школе фехтовального искусства, которая по праву считалась лучшей в городе. Владел академией мой давний приятель, Прокл Бородатый.
– Как видишь, мои ученики многое умеют, – произнес старый фехтовальщик, пряча в усах довольную улыбку. – Ты молодец, Димитриус.
Юноша склонил голову.
– Помни – похвала такого опытного бойца, как Майкл, стоит очень многого, – продолжал Прокл. – Но не расслабляйся. Ты должен упорно тренироваться, пока не научишься наносить удары автоматически.
– Самый позорный кунштюк, какой я только видела, – раздался презрительный голос от дальней стены.
Я помрачнел.
Здравый смысл подсказывал мне, что не стоило брать с собой Френки.
Нельзя сказать, чтобы демонесса притягивала к себе неприятности. Я давно перестал верить в подобные отговорки.
Нет, красавица создает хлопоты и проблемы сама, везде, где только ни появится. Вот и сейчас широкое лицо Прокла побелело, став похожим на обвалянную в муке лепешку, а борода распушилась, словно вот-вот вылезет.
Причиной тому был не гнев и даже не оскорбленная честь мастера, а несказанное удивление. Никто еще не осмеливался перечить великому фехтовальщику, да еще в стенах его собственной школы.
Я украдкой посмотрел на Димитриуса. Бедный мальчик совсем смешался. Он покраснел, весь сжался и так низко опустил голову, что я испугался, как бы бедолага не свернул себе шею.
– Френки, – негромко произнес я. – Веди себя прилично.
Я подошел к девушке ближе и остальные слова произнес почти шепотом:
– Ты сама умоляла взять тебя с собой. Мечтала посмотреть на знаменитого Прокла и его школу. И все для чего? Чтобы позорить его перед учениками? – Я покачал головой. – Хотя бы о бедном мальчике подумала. Он теперь будет уверен, что сильно подвел своего учителя, и никогда себе этого не простит.
Прокл демонстративно отвернулся к окну, делая вид, словно не замечает происходящего вокруг. Франсуаз только фыркнула.
– Наемники, – сказала она.
Девушка легко вынула клинок из заплечных ножен.
– Сам подумай, что станет с твоим разлюбезным Димитриусом, если он в бою выкинет нечто подобное.
Она повысила голос:
– А ну-ка, подойди сюда.
Ее слова хлестнули юношу, как хороший удар бича. Да, молодой человек не привык получать слишком открытые похвалы. Его воспитывал строгий и требовательный учитель. Но и такой разнос, тем более от совершенно постороннего человека, тоже был для него в новинку.
А тот факт, что его удар осмелилась обругать женщина, еще больше смутил парня и заставил чувствовать себя униженным.
Он бы ответил, как полагается, дерзкой нахалке, находись они где-нибудь на улицах города или в чистом поле. Но здесь, в стенах академии, которую Димитриус почитал почти что священной, как храм, – здесь юноша не посмел бы сделать ничего, не испросив разрешения у наставника.
Поскольку же сам Прокл Бородатый хранил гордое и оскорбленное молчание, Димитриусу не оставалось ничего другого, как подчиниться.
– Ну-ка, желтопузик, – сказала Франсуаз, обращаясь к юноше, – покажи мне свой великолепный удар.
– Он называется «Падающий дракон», – отвечал Димитриус, гордо вскинув голову. – Его придумал сам наш наставник, Прокл.
Пареньку очень хотелось сказать «великий Прокл», однако он не был уверен, что учитель это одобрит.
Франсуаз посмотрела на кончик своего меча, словно собиралась приняться за его полировку.
– Наверняка это произошло, когда твой старик уже вышел в отставку, – сообщила она. – Иначе ему выпустили бы кишки в первом же бою.
Теперь лицо Прокла напоминало уже не лепешку, а хороший, сочащийся кровью кусок сырого мяса, который ловкий повар вот-вот положит на уголья. Горько сожалел ратник, что вовремя не поставил на место разошедшуюся девицу, а предпочел напустить обиженный вид. Однако теперь он уже не решался вмешиваться, опасаясь, что еще больше подорвет свою репутацию.
– «Падающий дракон», – произнес Димитриус.
Он ощущал, что не просто отрабатывает сложный удар, а отстаивает честь всей академии и своего учителя.
Паренек легко размахнулся, совершил ложный выпад, который Франсуаз никак не могла предугадать, и его клинок обрушился на незащищенную шею девушки.
Смерть демонессе не угрожала. Как и во всех фехтовальных залах города, тренировочный меч был специально затуплен. Однако даже в таком виде он мог нанести вполне ощутимый удар и оставить после себя яркий след в виде синяка.
Однако этому не суждено было произойти. Френки не отклонялась назад, не пыталась парировать удар. Она со всей силы пнула Димитриуса по правой ноге. Паренек вскрикнул и припал на одну сторону. Его правый бок и шея оказались совершенно незащищенными. Девушка коротко усмехнулась и, повернув лезвие плашмя, ударила им юношу. Паренек взвыл и осел на пол, жалкий и беспомощный.
– Я бы назвала это «Дохлым драконом», – сказала девушка, словно не слыша криков боли, которые вырывались из стиснутых зубов парня. – Все дело в том, что ты открываешься.
– Это не имеет значения, – резко воскликнул Прокл. – В бою на нем будут латные поножи. И твой низкий прием не сработает.
– Посмотрим? – предложила Франсуаз.
– Я попал в детский сад, – пробормотал я. – С тобой все в порядке, Димитриус?
Я помог пареньку подняться на ноги. Его тело сотрясали мелкие судороги – не столько от боли, сколько от унижения.
– Как это произошло? – прошептал юноша, обращаясь скорее к самому себе. – Она же дралась нечестно. Так нельзя.
– Запомни, – ответил я. – В настоящем бою никто не станет сражаться с тобой по правилам.
Димитриус почти не слушал, только покачивал головой, пока я отводил его к лавке. Весь мир, основанный на уроках великого Прокла, только что вдребезги разлетелся перед пареньком, и он не знал, как с этим смириться.
Сам же Бородатый уже вовсю бил руками, словно спеленутая курица, которую хозяйка повезла продавать на рынок. Стянул и перевязал себя он сам, пытаясь надеть доспех без посторонней помощи.
– Давайте я все-таки вам помогу, – сказала Франсуаз.
Прокл, который никак не мог продеть руку в отверстие – а не получалось это в основном потому, что дырка предназначалась для головы, – окинул красавицу хмурым взглядом.
Обычно ратника в бой одевали двое оруженосцев. И попытка Бородатого облачиться самому балансировала на грани подвига и нелепости. Однако человек в его возрасте, добившийся в жизни многого, но не приобретший достаточно мудрости, охотно выставляет себя дураком, пытаясь отстоять свои предрассудки.
Прокл уже почти кивнул головой, соглашаясь на предложение девушки, когда Франсуаз, неторопливо продолжая фразу, закончила:
– Старичок.
Молодость Бородатого прошла так же давно, как и мое детство. С этим не стал бы спорить даже самый верный из учеников мастера. Однако намек на его возраст еще больше взбесил ратника, и он продолжал биться в своем доспехе, запутываясь в нем все больше.
Франсуаз откровенно развлекалась.
– Тебе это нравится, верно? – спросил я, подходя к ней.
Я решил, что Димитриусу лучше пока побыть одному, а девицу и Прокла пора было разнимать. В самом деле, как дети сцепились.
Однако неодобрение, которое я испытывал, лишь частично было вызвано поступками девушки. Больше всего меня бесило то, что я сам был готов весело расхохотаться – уж больно потешно выглядел Прокл, сражающийся с латным доспехом.
– Лучше сними его, – предложил я. – И надень только поножи. Вы же о них спорите.
Столь простое решение в голову Прокла не пришло. Несколько мгновений он раздумывал, не будет ли его согласие расценено как позорное поражение в поединке с броней. Однако здравый смысл все же пересилил – надеть доспех сам Бородатый не мог, а обратиться к кому-нибудь за помощью ему не давала гордость.
Ладно, – сказал он. – Только ради тебя, Майкл, я сделаю твоей подруге такое одолжение.
В чем именно выражалось последнее, осталось загадкой для всех присутствовавших в зале фехтования, и для самого Прокла прежде всего.
Он кое-как сбросил с себя непокорный доспех, аккуратно развесил его – с такой легкостью, словно то была обычная рубаха. Эта маленькая победа немного приподняла мастера в собственных глазах, и когда он надевал латные поножи, на его лице уже сверкала привычная уверенность в себе.
Я развел руки, встав между противниками.
– Прежде всего, Френки, – сказал я, – возьми затупленный меч. Вон там висит подходящий. Нельзя в учебном поединке использовать боевое оружие.
Я указал на клинок, который длиной и весом почти что совпадал с лезвием девушки. Конечно, ему не хватало броской, вычурной отделки, которую так ценит в вещах Френки, но я счел, что красавица от этого не умрет.
– Нет, – уперто возразил Прокл.
Он был похож на упрямого быка, который врос в землю всеми четырьмя копытами. Или на барана.
– Мне не нужны детские игрушки. Я старый воин и давно не боюсь настоящей стали. Давай, глупая девчонка, покажи, на что ты способна.
– Это нелепо! – Я начал терять терпение.
Я хорошо знал, что Франсуаз сможет себя контролировать в краткой стычке с Димитриусом, поэтому не стал тогда заострять внимание на оружии. Не хотелось лишний раз накалять страсти. Но на сей раз следовало проявить твердость – Прокл был опытным фехтовальщиком. Опьяненная боем, девушка могла позабыть, что это всего лишь тренировка.
– Если он так хочет, – заметила демонесса, – то пускай сам возьмет боевое.
– Да вы с ума посходили, оба! – воскликнул я. – Где мы, по-вашему? На войне? Прокл, снимай к гномам свои поножи и пойдем выпьем холодного эля. А ты, Френки, поднимись наверх – у них там есть зала чистописания – и сто раз напиши на доске «Я была очень, очень плохой девочкой».
Лицо Прокла потемнело еще больше, словно он уже успел выпить не кружечку эля, а по крайней мере пару бочек.
– Не надо, Майкл, – с угрозой произнес он. – Сейчас я преподнесу этой нахалке такой урок, который она никогда не забудет. Димитриус! Принеси мне боевой меч.
Паренек повиновался. Он еще не пришел в себя и приказ мастера выполнил почти рефлекторно, вряд ли понимая, что делает. Затем снова потерянно опустился на лавку.
– Проклятье, – пробормотал я. – Почему именно я?
– Ага! – закричал Прокл так весело, что я отшатнулся. – Сейчас ты узнаешь, что такое старая кость.
Он взмахивал мечом с таким усердием, словно держался за веревку и бил в колокола на вышине храма.
– Да, – охотно согласилась Франсуаз. – Вот как раз и полюбуемся на твои кости. А заодно и на внутренности.
– Прокл! – попытался я еще раз воззвать к разуму своего друга, но тот, казалось, напрочь забыл даже о моем присутствии.
Я посмотрел на Димитриуса.
– Смотри, – наставительно произнес я, – что бывает с теми, кто не слушается дружеских советов.
Прокл, как уже мы знаем, не смог нацепить доспеха. На нем красовались только поножи, а голова оставалась открытой. По ней-то я и нанес удар. Бородатый качнулся, пытаясь определить, как могла его противница, не двигаясь с места, нанести ему предательский удар сбоку.
Затем повалился на пол, и только проклятые поножи зазвенели о камень.
– Прости, дружище, – произнес я. – Но это для твоего же блага.
И перевел тяжелый взгляд на Френки.
Та поспешно спрятала меч в ножны.
– Как ты там сказал? – скороговоркой произнесла она. – «Я была очень, очень плохой девочкой»? Я уже бегу.
С этими словами она вылетела из комнаты, как болт из арбалета.
Я внутренне усмехнулся. Конечно, я прекрасно понимал, что девушка не пойдет в залу чистописания и не примется тратить там прокловский мел.
Однако она ушла.
– Что ж, дружище, – произнес я, обращаясь к Димитриусу. – Раз твой учитель отказался посидеть со мной за кружкой эля – может быть, ты составишь мне компанию?
Мы сидели за круглым столом в таверне, в нескольких кварталах от академии Прокла. Сам мастер очень редко сюда захаживал, поскольку считал, что доброе вино остается добрым, только пока не покинет бутыли. Стоит же ему попасть в желудок ратника – и оно сразу же становится злым. Что же до учеников, то им строго-настрого было запрещено посещать подобные заведения под страхом быть раз и навсегда исключенными из школы.
Деньги, взятые вперед, Прокл при этом никогда не возвращал.
Сам Бородатый сидел с краю, если это выражение вообще уместно, когда стол круглый. Обычный человек не смог бы совершить такой подвиг, однако Прокл все ж таки ухитрился сесть так, словно он здесь – не хозяин, провожающий друзей в дальний путь, а бедный родственник, только и ждущий конца трапезы, чтобы начать собирать объедки.
Он очень обиделся на меня, однако ни словом, ни жестом не пытался напомнить о коварном ударе, которым предатель помешал ему поставить демонессу на место.
Франсуаз сидела напротив Прокла, по привычке забросив одну ногу на стол, и шлифовала рукоятку меча столь старательно, будто та и правда в этом нуждалась.
Девушка чувствовала себя так легко и непринужденно, словно не она пару часов назад вызвала ссору в фехтовальной зале.
Я не знал, чем она занималась все это время. Правда, слышал, что на главной площади дозор императорской стражи вступил в отчаянную схватку с бандой грабителей и убийц, которая совершенно необъяснимым образом вдруг оказалась в самом центре города.
Шестеро стражников лишились голов, один руки – и еще двое уже получили от муниципалитета по осиновой палке вместо отрубленных ног. Сколько же полегло злодеев, городской магистрат тщательно хранил в тайне.
Я не знал, причастна ли к этой истории моя спутница, – и предпочитал оставаться в блаженном неведении. Правда, я дважды видел в городе большие черные доски, на которых значились имя Френки, подробное описание, а также сумма вознаграждения, полагающаяся за ее поимку. Особенно если голова будет доставлена отдельно от туловища.
Объявления эти городские писцы наносили особой краской, которая стиралась только волшебным раствором. Стереть что-нибудь или добавить от себя городские хулиганы попросту не могли.
Когда я в первый день нашего пребывания в Зингаре обратил внимание своей спутницы на эти доски, она лишь небрежно тряхнула головой и ответила:
– Подумаешь. Здесь наверняка никто не умеет читать. В тот же вечер она убила перед таверной трех человек, которые, очевидно, имели в детстве оплошность выучить пару букв.
Димитриус сидел между мной и Проклом, все так же опустив голову и погрузившись в раздумья. Случай, произошедший в зале для фехтования, до сих пор не давал парнишке покоя. Однако сейчас у него были и более веские причины для раздумий.
– Ты давно не виделся с отцом? – спросил я.
– Нет, – отвечал паренек. – Он навещал меня несколько раз в год.
Юноша замолчал.
Я прекрасно понимал, что он хотел сказать. Одно дело – быть учеником академии и встречаться с отцом только в короткие дни, отведенные для посещений, и совсем другое – вернуться домой насовсем.
Димитриус давно привык к наставнику Проклу. Приказы мастера юноша выполнял без возражения и раздумий, его мнение считал единственным и неоспоримым, к нему обращался в минуту сомнений или душевной слабости.
Теперь, в единый миг, Бородатый должен был уйти в прошлое, а его место занять настоящий отец Димитриуса. Вряд ли паренек до конца осознавал, как важна для него эта перемена.
– А что, разве у вас не выдают побрякушек? – спросила Франсуаз. – Мальчонка закончил школу. Мыл у вас пол. Протирал щиты влажной тряпочкой. А потом вы его просто так, сапогом под зад – и домой. Ни прощальной пирушки, ни торжественного награждения. Гнилая какая-то академия.
Она плюнула на лезвие, продолжая протирать его, и добавила:
– Не хотела бы я у вас учиться.
Прокл дал себе торжественное слово, что скорее лопнет и изойдет гноем, чем заговорит с дерзкой девчонкой. Однако на сей раз он не сдержался и почти что выкрикнул:
– Женщин я не принимаю. Франсуаз кивнула:
– После того, что произошло сегодня, это неудивительно.
Прокл вскочил, так что табурет вылетел из-под него и грянул под ноги зазевавшемуся половому. Бородатый протянул руки, чтобы ухватить девушку – по всей видимости, он намеревался ее придушить. Франсуаз легко стукнула его кончиком сапога по лбу, и ратник рухнул обратно. Поскольку же табурета под ним уже не оставалось, лететь пришлось до самого пола.
– Ученики приходят в академию по одному, – объяснил я, пытаясь как-то сгладить ситуацию. – Каждый проходит свой курс обучения. Нередко они возвращаются сюда вновь, чтобы отточить свое мастерство.
– Другими словами, твой приятель пожадничал на побрякушки, – хмыкнула Франсуаз.
Она заговорщицки улыбнулась Димитриусу и достала из-за пояса маленький кусочек металла.
– Смотри, – произнесла она. – Ее дал мне учитель Мей Ли, когда я закончила его школу владения мечом.
Маленький амулет имел форму двух скрещенных клинков – прямого и изогнутого.
– Никогда не слышал о нем, – сказал юноша.
– О Ли было известно лишь тем, кому он сам хотел рассказать. Но его школа была одной из лучших, правда?
– Да, – кивнул я. – Мне приходилось встречаться с этим человеком.
Я не стал уточнять, где и при каких обстоятельствах – Мей возглавлял Гильдию ассасинов и однажды послал двух своих подручных со мной расправиться.
– Ну, – пояснила Френки, возвращая значок на место, – если быть точным, мне пришлось взять его самостоятельно. Для того чтобы закончить школу, надо было сперва сдать экзамен. Не то что в вашей какадемии.
Будучи человеком прямодушным и несколько простоватым, Димитриус не разобрал колкости. Прокл же надулся еще больше; Он тоже встречался однажды со знаменитым Мей Ли и остался жив только потому, что вовремя прибыл отряд грифоньих всадников.
– Какой экзамен? – спросил Димитриус. Френки взглянула на него не без удивления.
– Убить своего учителя, конечно. Прокл поперхнулся.
Девушка оценивающе смерила его взглядом – вернее, ту часть, что торчала из-за стола, потом перевела взор на юношу.
– Думаю, ты смог бы, – сказала она. Димитриус побледнел. Мысль о том, что он может причинить вред своему учителю, потрясла его. Однако тут же он вспомнил, что покидает Бородатого – возможно, навсегда. Разве это не причинит огорчение старику? Юноша расстроился еще больше и погрузился в свои мысли.
Я раздумывал, не утопить ли Френки в поилке для лошадей, что стояла у входа в таверну. Девушка там наверняка не уместится, но если придержать ее немного ногой…
Все трое ушли в свои размышления, а Франсуаз, которая вряд ли когда-нибудь утруждала себя мыслями, продолжала полировать клинок. Вот почему никто не заметил, как на столе возник маленький, гаденького вида грифон – размером не больше канарейки.
Он расправил крылья, из которых во все стороны торчали перья и пух, словно не выросли естественным путем, а были натыканы кое-как пьяницей-чародеем, затем прокашлялся, изрядно наперхав бледной, пузырящейся жидкости в кружку Прокла, и проквакал:
– Кто из вас Франсуаза, демонесса пламени?
Вопрос был лишен смысла, поскольку за столом сидела только одна девушка. Но то ли грифон-недомерок не умел отличать мужчин от женщин – по крайней мере, человеческих, – то ли утонченно издевался.
– Он, – поспешно ответила девушка, ткнув в Прокла. – А что он натворил?
Бородатый к тому времени только-только затих, закончив утомительное и полное опасностей восхождение на табурет. Учитывая, что пить он не привык, а пропустил уже пару кружек, оставалось удивляться, как он вообще ухитрился попасть задницей на сиденье.
Поэтому он вновь припоздал и не успел вмешаться.
Однако гаденького грифку не так-то просто было обвести вокруг пальца. С мерзким смехом он взмахнул крыльями, однако ж вместо того, чтоб взлететь, неловко заковылял по столу ближе к девушке.
– Великие боги недовольны тобой, Франсуаза, – произнес он и прокашлялся.
Прокл выпучил глаза, пытаясь понять, действительно ли по столу расхаживает маленькая тварь или же подтверждается его теория о вреде пьянства.
– А как же, – хмыкнула девушка. – Я не согласилась спать ни с одним из них.
Как ни гадок был грифон, даже он поперхнулся от такого ответа.
Девушка приподняла его одной рукой, пальцы другой сомкнулись на маленькой головенке.
– Сломать тебе шею? – ласково спросила она. – Или просто раздавить череп?
– Великие боги недовольны тобой! – заверещал грифон.
Наверняка он собирался добавить «и я тоже», но инстинкт самосохранения все же пересилил. В долю секунды уродец перелетел через стол и приземлился прямо в кружку Прокла. Оставалось только надеяться, что страх птички не приведет к последствиям, о которых пожалеет каждый, кто потом попробует отхлебнуть.
– Боги дают тебе один день, – пропищала тварь, – чтобы замолить свои грехи.
Франсуаз пожала плечами.
Она подтянула к себе кружку Прокла и легким движением притопила в ней голову грифона.
– Значит, грехи? – ласково спросила она. Девушка ослабила нажим, и грифон, отплевываясь и щурясь, вновь поднял голову над элем.
– Ты повела себя грубо и вызывающе, – пискнул он. – Здесь, в городе.
Прокл постепенно раздувался от гордости. На лице появилась блаженная улыбка, какой не видали там с той поры, как его в последний раз сбросил на мостовую конь. Конечно же! Сами боги не выдержали дерзости нахальной девицы. Вступились за его воинскую честь. Есть все-таки справедливость на свете. Грифон продолжал, не сбавляя темпа:
– Когда выставила на посмешище престарелого человека. Старичок-то, поди, едва дышит. А ты на него с мечом.
Френки расхохоталась.
– Дайте! – заорал Прокл. – Дайте мне эту курицу неощипанную. Я его в порошок сотру.
Я сомневался, что это возможно физически. Грифон уже настолько пропитался элем, что перед растиранием его пришлось бы как минимум два дня просушивать на солнце.
– Один день, – повторил грифон. – За дерзость твою и бесстыдство. Не замолишь грехи – я знаю пару богов, которые с радостью добавят тебя к своему гарему.
Франсуаз закусила нижнюю губу. Она любит рисковать и играть с судьбой, но только потому, что знает, когда пора остановиться.
– Что надо делать? – отрывисто спросила она.
– Боги милосердны, – солгал грифон. – Любой хороший поступок сгодится. Не мелочь, конечно, какая-нибудь. Мало просто кинуть монетку нищему или отрубить голову торговцу, что торгует курятиной. Нужно что-то значительное.
Грифон осмотрелся, уперся крыльями в края кружки и неожиданно легко выскользнул из нее. Он взмыл в воздух, намереваясь, по всей видимости, улететь подальше от честной компании, но Франсуаз быстро схватила его за хвост.
– Постой-ка, – сказала она. – А почему только меня наказали? Разве Прокл вел себя лучше?
Уродец гаденько захохотал:
– Этот старый дурак давно уже все заповеди богов нарушил. Но сама посуди, кто ж его в свой гарем захочет.
С этими словами грифон вырвался и вылетел из таверны. Вдогонку за ним отправилась кружка Прокла. Бородатый очень хотел сбить на лету наглеца и хоть таким путем вознаградить себя за страшные унижения.
Эль, смешанный с плевками грифона, выплеснулся из кружки и плюхнул прямо на макушку половому.
– Совсем с ума сошел, дурак старый, – закричал половой. – Вот ужо отхожу тебя метлой, пьянчуга, будешь знать.
Прокл несколько раз порывался вступить в смертельный бой с дерзким половым, но я и Димитриус смогли оттащить его и вывести на улицу.
Расплачиваться пришлось мне.
Порывалась помочь нам и Френки. Однако помощь ее состояла в том, что время от времени она давала половому дружеского пинка в бок, и я велел ей держаться подальше.
Свежий воздух, ворвавшись в разгоряченную голову Прокла, то ли развеял в ней винные пары, то ли, напротив, заставил их сгуститься. В любом случае, Бородатый перешел от хмельной ярости к не менее пьяной меланхолии.
– Что наша жизнь? – печально вопрошал он, угодив ногами в поилку для лошадей и уныло бредя в никуда, переставляя ноги в воде. – Еще вчера тебя уважают. Ценят. Называют учителем. А сегодня прилетает к тебе задрипанная курица, называет старым пеньком, и никто, никто не вступится за тебя.
Я протянул ему руку, чтобы помочь выбраться. Прокл тяжело вздохнул, словно его заставляли расстаться с девственностью, затем ухватился за мою ладонь и громко высморкался в рукав.
– Академия – в куски, – продолжал он, стараясь шагать быстрее, отчего брызги неслись во все стороны. – Все разваливается. Пятьдесят лет я жил, учился владеть мечом, сражаться – а все для чего?
На этом слове он упал лицом в пыль и перевернул вслед за собой поилку.
– С его школой и правда так плохо? – спросила Франсуаз.
По ее тону никто не смог бы заподозрить, что девушке есть до этого дело.
– Дела у Прокла идут блестяще, – отвечал я. Я взвалил друга на плечо и понес по улице.
– Но когда он выпьет, то начинает жалеть себя. Поэтому и старается держаться подальше от бутылки. Сегодня не смог.
Мне хотелось добавить, что произошло это как раз по вине Френки, но я решил не сотрясать зря воздух.
Димитриус шел рядом с ним, но старался смотреть в сторону, чтобы не видеть позора своего учителя.
– Надо ему жениться, – авторитетно заявила Франсуаз, словно она хоть трошки понимала в семейных делах. – Супружница быстро ему из головы всю дурь скалкой выбьет.
Я нахмурился. Не хотелось признаваться, что в этом полностью согласен с девушкой, хотя я тоже небольшой знаток по части брака.
– Единственный у меня друг остался, – продолжал Прокл, пуская обильную слезу на мою рубашку. – Один на всем белом свете.
– Да, да, – буркнул я. – Но не нести же его в академию в таком виде.
– И тот погиб, – печально промолвил ратник.
При каждом шаге его голова подпрыгивала и снова опускалась, как ослиный хвост, а длинная борода еще больше довершала сходство.
– Несколько лет назад, когда сражался с бешеным абрикосовым деревом… Вы помните эту трагическую историю?
Я хмыкнул, когда выяснилось, что вовсе не я являюсь единственным другом Прокла, но развивать тему не стал.
– Майкл, – с пьяной настойчивостью произнес Прокл. – Академия идет на дно. Все, что остается мне, – прятаться на дне кружки с элем.
– Значит, на дно вы идете вместе, – хмыкнула Франсуаз. – Нет, я впервые вижу парня, которого скосило от пары кружек.
– Надо было топить там только свое горе, – буркнул я, – а не стопочки с анисовой водкой.
Девушка на мгновение остановилась и взглянула на Прокла с новым уважением. Тот между тем продолжал:
– Майкл, сделай доброе дело. Кто-то из наших должен проводить Димитриуса на родной остров. Передать, как говорится, из рук на руки любящему отцу…
Здесь его речь прервалась, ибо изо рта полилось кое-что иное, кроме слов, и Франсуаз поспешно отпрыгнула в сторону.
– Такова традиция, – пояснил Прокл.
Прямо перед собой он увидал край моей рубашки, выпроставшийся из штанов, и неторопливо утер им рот.
– Я не могу отпустить мальчика одного. Разве сможет он без меня пройти хотя бы шаг?
В это было как-то сложно поверить, учитывая, как передвигался сам Прокл.
Я понимал, какую ответственность возьму на себя, если соглашусь. Димитриус давно уже не был ребенком, но возвращение домой наверняка вызовет у него много сложных вопросов. Как встретит его отец? Что ждет в новой жизни? Что это значит – перестать быть мальчиком и превратиться в мужчину? Я не был уверен, смогу ли ответить на эти вопросы, по крайней мере, правильно.
«Отнесу Бородатого в таверну, сниму для него комнату – пусть проспится, а там решу, – подумал я. – Будет гораздо лучше, если юношу проводит кто-то из школьных друзей или наставников. Знакомое лицо в дороге гораздо лучше, чем тот, кого едва знаешь».
Приняв столь благоразумное решение, я зашагал быстрее.
– Прокл, – воскликнула Франсуаз так громко, что ратник едва не свалился наземь. – Знаешь, в последнее время Майкл просто ужасно занят. Страшно-страшно. Ведь верно?
Она ткнула меня в спину, да так, что я едва не споткнулся.
– У него нет времени, чтобы помочь твоему пареньку. Ни денечка. Что делать, такова жизнь. Но тебе повезло. Я как раз свободна. Могу позаботиться о твоем парне. Отвезу в лучшем виде.
Я остановился.
– Как тебе в голову пришла такая идея? – спросил я с нескрываемым неодобрением.
Если моя спутница решила совершить вдруг что-нибудь хорошее – жди беды.
– Не будь недоумком, Майкл, – прошипела девушка так громко, что слышно было, наверное, даже в пустошах гоблинов. – У меня только один день. Надо совершить доброе дело. А ведь именно так и сказал твой пьяница Прокл. Ну же! Или ты хочешь, чтобы я оказалась в гареме у Алого Вирма?
Я не был уверен, что змееподобный бог спит и видит, как бы поцеловаться с Френки. От ее яда он мог попросту умереть.
– Димитриус, – сказал я, – вот тебе золотой. Зайди в ту таверну и закажи номер на несколько дней. Я присоединюсь к тебе через пару минут. Занесу Прокла по задней лестнице, чтобы слуги не судачили.
Юноша кивнул и отправился исполнять приказание. Убедившись, что он больше не может нас слышать, я нахмурил брови.
– А о пареньке ты подумала? – спросил я. – Думаешь, ему легко было ребенком уехать из дома, чтобы учиться в этой академии? Весь его мир тогда перевернулся. Все казалось чужим, пугающим. А теперь ему предстоит пройти через это еще раз. По-твоему, это легко?
Франсуаз хмыкнула.
– Любите вы, парни, все усложнять. Сам подумай. Сколько было в мире великих философов, а разве найдешь среди них хоть одну женщину? Все потому, что вы видите проблемы там, где их нет. Ну вернется мальчуган к папочке. Обнимутся, выпьют на радостях. Потом, возможно, один из них другого прирежет спьяну. Большое дело.
– Вот видишь, как ты к этому относишься. – Я покачал головой. – Нет, я не могу отпустить паренька с тобой. Ты либо угробишь его по дороге, либо научишь такому, о чем и подумать страшно.
Лицо Френки потемнело от ярости.
Не из-за моих слов – девушка отлично понимала, что я прав, и не собиралась спорить. Но я словно забыл, ради чего все делается.
– А как я еще найду в городе повод для доброго поступка? – прошипела девушка. – Ты забыл, что я демонесса, а не добренькая фея. Меня не зовут, когда надо вытащить маленького мальчика из колодца.
– И чертовски правильно делают, – хмыкнул я.
– Не играй со мной, – предупредила Френки. – Я не собираюсь к богам ни в гарем, ни в супницу. Хочешь ты или нет, а я выбью согласие из старикашки. Тем более он так пьян. А решать, как-никак, ему, а не тебе.
– Проклятье, – задумчиво пробормотал я. – Я понял, отчего небеса вздумали наказать именно меня. Не стоило мне заводить столько бестолковых друзей.
– Тебе действительно не стоило ехать с нами, – заметила Франсуаз.
Девушка стояла у борта корабля и с наслаждением любовалась уходящим вдаль берегом.
– Это тебе не следовало здесь быть, – отвечал я. – Все дело в том, что ты слишком ленивая. Могла бы поискать другой возможности. Город большой.
– Единственное доброе дело, – процедила девушка, – которое я там нашла, – это отрубить себе голову и отнести ее в магистрат. Угадай с трех раз, почему я не стала так поступать.
– Ну, не знаю.
Я думал о Прокле – каково ему будет проснуться одному, в таверне, испытывая позор и унижение? Надо было остаться с другом, но корабль отплывал уже сегодня.
– Ты могла бы раздавать бесплатный суп нищим.
– Ага, – мрачно кивнула девушка. – Еще предложи записаться в храмовые проститутки. Как знать, вдруг такая ерунда не засчитывается? Боги, они еще те мерзавцы, любят на мелочах подлавливать. А здесь все чин по чину. Проводить мальчика в дом родной, спасти традиции академии, воссоединить семью. – Она усмехнулась. – Ни один бог не подкопается.
– Ты можешь обмануть богов, – отвечал я, – но не судьбу.
Френки ударила меня по плечу.
– Хватит говорить гадости. Знаю, ты беспокоишься о своем спившемся приятеле. Забудь. Мы же заглянули в академию, предупредили его помощников. Они обо всем позаботятся.
– Я должен был быть там, – вздохнул я.
– Не будь придурком. Меньше всего Прокл захочет видеть твою дружескую рожу. Он только и мечтает, чтобы обо всем забыть поскорее – и чем дальше ты при этом окажешься, тем лучше для вас обоих. И для вашей дружбы тоже.
Димитриус сидел на лавке, сложив руки на коленях и опустив голову. Он уже расстался со своей формой ученика, зеленой с золотой вышивкой, и теперь носил простую, в серых тонах, одежду странника. Вот так же и его душа, подумалось мне, потеряла один дом, а новый еще не обрела.
– И ему хочешь помочь? – Франсуаз проследила за моим взглядом. – Майкл, слишком ты у меня добрый для эльфа. Пойми, весь мир не спасешь. А если и спасешь, то тебе же потом синяков и навешают. Так всегда бывает. Я не отвечал.
– Ну ладно, – сдалась девушка. – В конце концов, это я отвечаю за паренька. Хочешь его развеселить? Ради бога. Я говорила с капитаном. Скоро мы пристанем к небольшому порту. Там наверняка найдется домик с веселыми девицами. Сходите туда, расслабитесь – и все проблемы как рукой снимет.
– Какая же ты дура, Френки, – негромко произнес я.
Это было слишком грубо и незаслуженно, и я тут же пожалел о своих словах. Но девушка даже не обратила на них внимания.
– Не могу же я сама его туда отвести. Нас поймут неправильно. Да и что я там буду делать, пока он станет развлекаться? Ну почему ты отказываешься? Сам же не останешься в накладе.
– Нехорошо приучать юношу к таким вещам, – сказал я. – Мужчина не должен платить за любовь.
– Это точно, – кивнула девушка. – Держу пари, с тебя еще никто денег не брал. Но ты посмотри на этого тюхлю. К нему ни одна девушка даже не подойдет, если ей не заплатить.
– Вот она! – раздался вдруг громкий голос. Я развернулся.
Корабль уже отошел от порта и плыл теперь вдоль покрытого деревьями берега. Небольшой мыс выдавался далеко в море, но опытный капитан не менял курса – он знал, что мелей здесь нет и парусник легко пройдет мимо.
На этом же мысе стояли два человека. Один держал в руках пергаментный свиток, другой поднимал дальнобойный арбалет.
– Остановите корабль! – что было сил кричал первый. – Вот она, демонесса Франсуаз! Все приметы совпадают. Шесть тысяч золотых за нее дают.
Ни один из матросов не повернул головы. Им платили за то, чтобы исполнять команды капитана, а не слушать сухопутных крыс на берегу. Их командир тоже неплохо получал за то, что перевозил пассажиров, и ему было совершенно плевать, кто и за какие преступления их разыскивает.
Главное, чтобы они не буянили на борту и ничего не ломали.
– Спрячься за борт, – негромко приказал я. – С берега они ничего тебе не сделают.
– Конечно, – буркнула девушка. – Только шею проткнут болтом, и все.
Она быстро согнула ноги и исчезла за прикрытием борта стремительно, как помощница фокусника, исполняющего сложнейший трюк с исчезновением.
– Вот же, вот! – разорялся первый. – Да стреляй скорей, дурень, уйдет же корабль.
Арбалет щелкнул. Прочный болт полетел вперед рассерженным шмелем, метил он точно мне в голову. Я поймал его и в удивлении взглянул на двоих охотников за наградой.
– Вот тупица! – кричал человек с пергаментом. – Не можешь выстрелить как следует. Эй, Франсуа! Не думай, бугай, что сможешь от нас отделаться. На еще один выстрел времени хватит.
Только сейчас я понял, что именно я был целью стрелков на берегу.
– Эй! – воскликнул я. – Что вы делаете? Это ошибка. Перечитайте свой пергамент.
– Ты, Франсуа, с толку меня не сбивай, – орал незнакомец, отнимая у своего товарища арбалет. – Зубы мне заговорить хочешь, чтобы корабль ушел. Приметы у меня верные. Я их сам с магистратской доски списал.
В качестве доказательства он помахал в воздухе пергаментом.
Арбалет щелкнул снова. Тяжелый болт вонзился в доску прямо у моих рук. Я понял, что тоже придется прятаться.
– Я же говорила, – бросила Франсуаз. – Никто в городе не умеет читать.
– Что было потом? – спросил демон.
– Не знаю, – я задумался. – Мы проводили Димитриуса домой, и он встретился с отцом. В честь юноши устроили пир, нас пригласили. Френки поссорилась с двумя минотаврами. Потом мне пришлось платить за сломанную изгородь.
Демон лукаво посмотрел на меня.
– И все? – спросил он.
– Еще я объелся креветками.
Выражение его лица не изменилось, но голос вновь стал серьезным.
– Разве вам не пришло в голову, что все закончилось слишком легко?
– Отравление креветками – это не легко, мой друг. Только теперь демон нахмурился.
– Вы пытаетесь отшутиться, Майкл. И забываете, в каком положении находитесь. Только я могу вам помочь – спасти вашу жизнь и вашу душу. Впрочем, последней эльфы не придают значения…
– Хорошо, – я кивнул. – В чем был подвох, которого я не увидел?
Демон опустил подбородок.
– В тот раз все закончилось слишком просто, – повторил он. – Вы и Франсуаз везете домой юношу. Разве вас ждали по пути ужасные приключения? Испытания? Разве Димитриус не должен был закалить свой дух, научиться быть взрослым человеком?
Я задумался.
– Приключения были, – сказал я. – Френки потеряла багаж на корабле. Потом выяснилось, что сдала его не на тот рейс. Едва не сломала шею капитану.
– И все? – спросил демон. – А как же долгое эпическое путешествие? Злой колдун, которого вы победите в конце книги?
– Боюсь, профессор Толкиен убил их всех, – печально отвечал я.
Он помолчал.
– Хорошо, Майкл. Давайте вернемся к тому, как мы с вами встретились.
– Ладно. – Я не стал спорить. – После того как я заплатил за Франсуаз тот штраф, пришла депеша из Совета. Мне было поручено отправиться к Алмазной горе и посетить форпост на перевале. Узнать, как там дела, и посмотреть, могут ли эльфы чем-то помочь местному гарнизону…