Гончие преисподней

– Значит, все началось с Маггота? – спросил я.

– Нет, конечно, – отвечал демон. – Все началось с вас. С вашего нелепого желания вмешиваться в жизнь других людей и помогать им. Френки упала, сломала шею и умерла – чего же еще? Но нет, вам понадобилось все переиграть.

Он повздыхал.

– Теперь, если вы хотите выйти из преисподней, вам придется восстановить ход последних событий. Понять, где ошиблись…

– Вы имеете в виду дух Боягорда?

– Да. И нет. Ведь читатель еще не знает, кто такой Боягорд. Пусть идет по цепочке событий так же, как шли тогда вы с Франсуаз…

ГЛАВА 1

– Вы действительно верите в это? – спросил Артемиус Маггот.

Два человека сидели на втором этаже роскошного особняка, расположенного в престижном и дорогом районе.

Хозяин, мужчина средних лет, выглядел в точности так, как люди представляют себе серьезного бизнесмена. Костюм – столь же строгий, сколь и модный, холодный взгляд из-под тонкого стекла очков, немного отстраненное выражение липа.

– У вас хорошая репутация, – ответил Саргон Хаммелсдор. – Лучшая в городе. Вы опытный и умелый медиум. Я не случайно пригласил вас, сперва навел справки. Сами понимаете, не в моем положении идти к первой встречной пикси.

Артемиус Маггот поправил легкие очки.

Красивый, изящный, модно одетый, он походил на актера или художника. В его облике было нечто богемное. Но острый взгляд и решительный подбородок говорили о твердом характере и умении бороться до конца.

– Вам кажется, что демоны охотятся за вашей душой? – спросил гость.

В глазах хозяина что-то сверкнуло. Маггот понял – Хаммелсдор недоволен им и его недогадливостью.

– Я это знаю наверняка, – ответил бизнесмен. – Так предначертано.

Он поерзал в кресле – и это стало единственным проявлением эмоций, которую хозяин особняка себе позволил.

– Я не всегда был богат, – сказал он.

Маггот поморщился. Если человек сам создал себе состояние, его обычно так и распирает, чтобы всем об этом рассказать. Это все равно, как от жирной пищи пучит желудок – столь же малоприятно для окружающих.

– Мама родила меня очень рано, – продолжал Хаммелсдор.

«Лучше бы она вообще этого не делала», – рассеянно подумал Маггот.

– Ей надо было учиться в университете, получать образование, поэтому до пяти лет я жил в деревне, у бабушки. Деревенские говорили, что она знахарка. Некоторые называли ее колдуньей. Я был ребенком и воспринимал все это вполне естественно. Однажды местному плотнику – крепкий, здоровый такой был хобгоблин – стало очень плохо.

Хаммелсдор безразлично пожал плечами. Его собеседник понял – тот вряд ли сильно переживал из-за болезни соседа.

– Не знаю, чем он там занедужил. Везти к доктору было слишком далеко, и послали за бабушкой. Так всегда делали. Я пошел с ней. Многого тогда не понимал, что-то уже забыл. Но хорошо помню, как она водила свечой над головой плотника и повторяла какие-то заговоры.

Его глаза вспыхнули.

– Потом рот больного открылся, и оттуда выскочила большая черная жаба. Она посмотрела на нас и исчезла.

Хаммелсдор отмахнулся, словно устыдившись того, что на миг позволил себе проявление чувств.

– Плотник почти сразу же выздоровел. С тех пор я часто ходил с бабушкой, когда она лечила людей, снимала сглаз, прогоняла бесов. Но тот, первый случай особенно глубоко врезался мне в память.

Он помолчал, словно собирался с силами. Следующая часть рассказа явно давалась ему нелегко.

– Однажды пришла жена мельника. Ее муж не верил в то, что называл сказками. Но в их подвале стали шалить бесы. Сперва просто шумели, потом стали бить посуду – там у них какие-то запасы стояли, – таскать мелкие вещи. Бабушка думала, что это проказничает домовой. Такое уже не раз случалось. Она спустилась в подвал, я стоял на лестнице. До сих пор помню ее слова: «Жихарко, Жихарко! Где же ты был, когда мы курочку резали?» Услышав это, дух должен появиться и попросить прощения. Раньше я видел, как это не раз срабатывало. Правда, рассмотреть беса самому не удавалось – способности к знахарству ко мне не перешли…

Хозяин дома тяжело вздохнул.

– Потом бабушка замолчала. Она стояла на нижней ступени лестницы и все махала, махала обеими руками. Мне казалось, она подает знаки домовому. Только потом я понял, что она умирала.

Наверное, старая женщина была единственной, кого Саргон Хаммелсдор по-настоящему любил. После ее смерти, которая произошла на его глазах, в сердце мальчика что-то перегорело, сломалось, и он уже больше никому не мог подарить это чувство. Ни своей жене, ни даже детям.

– Когда приехал дознаватель, сказал, что бабушка просто упала с лестницы. Но и он сам, и другие видели на ее шее страшные черные отметины. Говорили, будто злой дух задушил, хотели даже позвать священника, да тот не поверил.

Хаммелсдор скупо улыбнулся. Вернувшись из своих воспоминаний, он снова стал самим собой – невозмутимым и уверенным в себе.

– Сразу же после этого родители забрали меня в город. Я долго пытался узнать, что за демон убил мою бабушку, но никто не воспринимал меня всерьез. Все думали, это просто детские фантазии. Отец с матерью меня жалели. Наверное, чувствовали свою вину за то, что не занимались мной. Не знаю…

Маггот молчал, ожидая продолжения.

– Несколько недель назад в моем доме стали происходить странные вещи. В точности повторялось то, что было в доме мельника. Сперва я не понял этого. Мы думали, дети нашалили и боятся признаться. Но…

Его лицо исказилось болью.

– Потом я увидел сон… Бабушка пришла ко мне. «Дитятко, – говорила она, – внучек мой дорогой. Дьявол пришел за твоей душой. Я не смогу защитить тебя. Спасайся от него. Берегись».

Саргона передернуло.

– Мистер Хаммелсдор, – негромко произнес Маггот, – вы сказали, что способности к магии вам не передались.

– Это так. Я никогда не чувствовал в себе силы знахаря. Не видел духов, с которыми разговаривала бабушка.

Много раз пытался гадать на картах, как она меня учила, – бесполезно.

– Такой дар всегда проявляется через поколение, – заметил Артемиус – Если он был у вашей бабушки – значит, есть и у вас. Возможно, старушка просто рассказывала вам сказки, чтобы позабавить, а вы в них верили. В таком возрасте это естественно. Напротив, было бы странно, если бы вы отнеслись к ним скептически. Потом на ваших глазах она умерла – серьезная травма для маленького ребенка. Это событие не позволило вам осознать правду. Возможно, ваша бабушка вовсе не была ведуньей и никакой дух ее не убивал. А сон – лишь плод вашего воображения. Может быть так?

Лицо Хаммелсдора потемнело.

– Я не сумасшедший. И моя бабушка такой не была.

– Хорошо. Тогда остается единственный вариант – вы тоже знахарь. Но по каким-то причинам ваш талант остается скрытым.

Маггот взглянул на него с внезапной догадкой.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Сорок шесть, недавно исполнилось.

– Вы выглядите моложе…

Артемиус закрыл глаза и несколько секунд просидел в задумчивости.

– Когда умерла ваша бабушка, вам было пять. Значит, прошел сорок один год. Именно такой срок нужен зодиакальному кругу, чтобы сделать полный оборот.

– Я не силен в астрологии.

– Неважно. Звездочеты не используют зодиакальный круг, чтобы составлять гороскопы. Его задача иная. Это космические часы, которые отмеряют жизнь духов.

Маггот взглянул на собеседника, ожидая вопроса. Но его не последовало, и Артемиус продолжил:

– Если бабушка или дед владеют ведовством, внуки всегда становятся их наследниками. Такие задатки могут проявляться по-разному. Способность к целительству. Умение общаться с духами. Дар видеть будущее.

– Но у меня нет ни одного из этих талантов.

– Правильно. Значит, вы получили самый могущественный и в то же время самый опасный из подарков судьбы. В вас живет демон.

Лицо Хаммелсдора дрогнуло.

– Бес растет вместе с ребенком и не проявляется в первые пять лет жизни. Потом тварь пробуждается и постепенно завладевает телом, подавляя человеческое начало.

– Значит, я и есть дьявол?

– Нет. Сорок один год назад случилось нечто, что лишило демона сил. Я думаю, об этом позаботилась ваша бабушка. Она провела ритуал, который защитил вас от вас самих. И именно этот обряд стоил ей жизни.

– Но я видел совершенно иное…

– Вы видели то, что она хотела вам показать. Не так-то просто обмануть маленького ребенка, тем более вы никогда не видели духов сами. Уверен, старая женщина не хотела, чтобы вы увидели ее смерть. Но ей пришлось заставить вас пройти через это, иначе сейчас, став взрослым, вы вряд ли восприняли бы всерьез вещий сон.

Лицо Хаммелсдора обмякло. Он постарел сразу на десять лет и стал выглядеть на свой возраст. Холодное высокомерие покинуло его, осталась лишь боль.

– Бабушка, моя дорогая бабушка, – прошептал он. – Даже сейчас ты защищаешь меня.

Магготу показалось, что он готов заплакать.

– Мы не должны терять время, – сказал Артемиус – Сорок один год прошел. Зодиакальный круг повернулся. Демон вновь обрел силы и готов выбраться на свободу, уничтожив вас. Надо как можно скорее провести новый ритуал, чтобы загнать его обратно.

– А потом?

Маггот пожал плечами.

– Если и вы, и я проживем еще сорок один год, тогда увидимся снова. Впрочем, это маловероятно, как вы понимаете. Скорее всего, сейчас для демона – единственный шанс освободиться. Вот почему он так стремится сделать это. Приступим, мистер Хаммелсдор.

Он вынул из кейса толстую книгу в кожаном переплете. Медленно, четко проговаривая каждую букву, Маггот начал произносить слова заклинания, и Хаммелсдор повторял их за ним. Потом гость смолк.

– Это все? – спросил бизнесмен. Он тяжело дышал.

– Да, – ответил Артемиус.

Только сейчас он понял, скольких усилий ему стоило довести все до конца. Хаммелсдор глубоко вздохнул, потом вдруг весело, по-мальчишески рассмеялся.

– Спасибо, – сказал он. – Не знаю, как вас отблагодарить. Сколько я вам должен? Назовите любую сумму.

– Мне не нужны деньги, – отмахнулся Маггот. – Я уже получил все, что мне было нужно. Для этого мы и проводили ритуал, мой любезный мистер Хаммелсдор.

– Не понимаю, о чем вы, – воскликнул он. – Что же я вам такое отдал?

Артемиус улыбнулся.

Маленькие рожки начали подниматься над его головой.

– Вашу душу, конечно, – ответил он.

ГЛАВА 2

– Давно он в таком состоянии? – спросил я.

– Да, ченселлор Майкл.

Секретарь просиял, словно только что сделал нечто крайне важное. Например, склеил бумажный самолетик.

Это был человек маленького роста, с большим птичьим носом и крошечными темными глазками. Словно в отместку природе, он говорил громким и звучным голосом.

– Что сказал врач?

Тело Саргона Хаммелсдора лежало на широкой кровати, словно куча старого, несвежего белья. Грудь вздрагивала неровными, рваными толчками. Дыхания почти не было слышно, только иногда из горла вырывался громкий, протяжный хрип, чтобы тут же умолкнуть снова.

Секретарь поправил галстук.

– Доктор сказал, что мистер Хаммелсдор совершенно здоров.

– Как же я сам этого не понял, – заметил я.

– Говорит, все из-за нервов.

Мой собеседник тоже оценивал меня.

Порой мысли человека так очевидны, что вы можете прикинуться телепатом и требовать за это деньги. Некоторые так и зарабатывают себе на хлеб.

Думаю, секретарь сравнивал меня с Магготом.

Я лет на шесть моложе, и это наверняка было поставлено мне в минус. Люди обычно думают, что мудрость приходит с годами. Они ошибаются – с возрастом приходит лишь смерть.

– Полковник Бурковиц очень вас рекомендовал, – осторожно сказал секретарь.

– Видимо, не слишком, раз господин Хаммелсдор обратился сначала к Магготу, а не ко мне.

Мне показалось, что для секретаря было безразлично, кого вызвать к занедужившему патрону – медиума, ветеринара или сантехника. Возможно, он бы с большей радостью вызвал патологоанатома, да еще и придержал бы Хаммелсдора за руки, чтобы тот не мешал успешному вскрытию.

Порой хороший заработок превращается для человека в прочную клетку. Мысль о деньгах не дает уйти, и остается лишь мечтать о том, чтобы судьба сама развязала стянувшийся на горле узел.

Обычно этого не происходит.

– Маэстро Маггот пользует многих друзей мистера Хаммелсдора, – пояснил секретарь.

Слово «пользует» было не к месту. Такая выспренность обычно свойственна нуворишам – они хотят показать, что заслужили свое богатство, а не выхватили украдкой кусок из-под носа судьбы.

– Не сомневаюсь, – ответил я, и референт отчего-то обиделся.

Дверь распахнулась – торжественно, словно впуская короля Людовика с многочисленной свитой. Все в этом доме было величественным, и я мог бы поклясться, что где то, наверное, в кабинете, висят огромные часы с боем, громыхающие на весь особняк.

В спальню неслышно вошла Франсуаз. Секретарь встретил девушку чопорным взглядом вышколенного дворецкого-дворфа.

Потом скользнул по стройным ногам, короткой кожаной юбке, задержался на белой полупрозрачной блузке с целомудренными кармашками там, где иначе виднелись бы соски, после чего громко хмыкнул и отвернулся с видом монашеской добродетели.

– Негативного астрала больше нигде нет, – сказала Франсуаз. – Только в этой комнате.

Я склонился над постелью Хаммелсдора.

– Иными словами, – произнес я, – вы пригласили доктора, чтобы вылечить насморк, а он заразил больного чумой.

ГЛАВА 3

– Надо очистить комнату, – бросила Франсуаз. – Больного это не вылечит, но ему станет легче.

Дьяволица обратилась к секретарю:

– Уберите прочь эти занавески, могут загореться. Девушка развела руки, и гудящие потоки пламени взметнулись вокруг нее. Огненное зарево описало вокруг демонессы круг, потом искривилось в пентаграмму.

– Flameni ecta puris! – произнесла демонесса.

Пространство начало рваться.

Первая трещина пролегла в центре комнаты. Вторая оскалилась недалеко от смятой, пропахшей горькими снадобьями постели, в которой вздрагивал Хаммельсдор.

– Corta estara flameni!

Голос дьяволицы пронесся от стены к стене. Я видел, как вспыхивают, подхваченные им, густые облака черного астрала. Франсуаз полузакрыла глаза.

– Sacardo!

Тело больного сотрясла судорога. Темная, дурно пахнущая жидкость потекла из разрывов пространства.

Грани между измерениями отходили слоями, как шелушащаяся кожа. Упавшие обрывки превращались в сороконожек. Подняв к потолку драконьи морды, они жалобно выли и тут же умирали, освобождая место для новых.

– Паразиты, – негромко произнесла Франсуаз. – Это как инфекция, попавшая в открытую рану.

Все новые завесы падали, открывая двери между мирами. Уже можно было различить очертания твари, прятавшейся в астральной щели.

Крупное, величиной с человека, оно походила на осьминога. Я понял, что передо мной полип – монстр, которого Аристотель назвал «клыкастой бездной».

Я соединил ладони и развел их.

Эльфы редко носят оружие. Вместо него мы учимся овладевать энергией разума. Многие называют наше искусство магией. Некоторые считают, что оно стоит по другую сторону волшебства.

Мы не прибегаем к силе первоэлементов природы: огня, воды, воздуха, земли и металла. Жизнь и смерть, время и пространство не существуют для нас.

Разум, освобожденный для веры и окрыленный горячим желанием жить, – главное оружие эльфа и порой единственное.

Я создал астральный топор – с длинной рукоятью из гномьего дуба и широким мифриловым лезвием. На клинке трепетали три руны – Зла, Ночи и Разрушения.

Хотел добавить еще и имя Франсуаз, но потом решил, что она обидится.

Упала последняя завеса между мирами.

То, что я принял за осьминога, оказалось огромным человеческим мозгом – обнаженным и залитым горячей кровью. Густые тугие извилины стекали с него, превращаясь в щупальца. Каждое из них заканчивалось человеческой головой с одним глазом на подбородке и обожженной раной, словно клеймо, во лбу.

– Болотный полип, – бросила Франсуаз. – Давно я их не убивала.

Если быть честным, болотных полипов не убивал никто. Эти существа селятся в самых глубоких щелях между мирами. Встретить их и остаться в живых можно только в Великой мшаре, где болота перемежаются глубокими гниющими озерами, – там, в воде, эти твари не смогут преследовать вас.

К тому же они боятся песчаных скорпионов.

Несколько раз в год один или два смельчака отправляются туда, чтобы убить полипа. Каждый из них мечтает стать первым, кому это удалось, чтобы гоблины-барды пели о них победные песни.

Перед тем как отправиться в Мшару, они продают все свое имущество и раздают деньги бедным. Такова традиция – считается, что она приносит удачу. Если и так, то лишь чудовищам болота – ни один из охотников так никогда и не вернулся домой.

Секретаря уже не было в комнате, а она сама стремительно исчезала. Меня и Франсуаз затягивало в Ущелье между мирами, где правил полип.

Я знал, что такие существа очень сильны. Но эта тварь несколько дней кормилась страданиями Хаммельсдора, поэтому была особенно опасна.

Демонесса создала астральный меч, и длинная дай-катана рассекла шесть щупалец полипа. Отрубленные головы падали в бурлящие воды болота, но не тонули, а покачиваясь, оставались на поверхности волн.

Несколько других отростков сомкнулись на оружии девушки и вырвали его.

Извилины, из которых было сплетено тело твари, начали раздвигаться. Между ними воспылал багряный глаз с четырьмя зрачками.

Пять щупалец вонзились в тело Франсуаз. Острые, как крючья, зубы глубоко погрузились в медовую кожу девушки. Демонесса вскрикнула, но ее тело тут же обмякло.

Из закругленных клыков сочился дурманящий яд. Он кружил голову, приносил тупую боль, потом полностью парализовал жертву.

Я проклинал себя за то, что родился эльфом.

Мы не можем пересекать границы между мирами так же быстро, как делают это демоны. Франсуаз ввязалась в бой, не подождав меня.

Сколько мне еще ждать?

Минуту? Две?

Наконец я шагнул вперед и с силой опустил топор на голову твари. Горячий фонтан, в котором кровь была смешана с еще живыми мозгами, ударил высоко в черное небо Ущелья.

Франсуаз вскрикнула, и я помог ей подняться.

Водоворот огня родился в центре твари, стремительно прожигая ее насквозь. Существо корчилось от невыносимой боли. Четыре щупальца обвились вокруг моих ног, пытаясь опрокинуть.

Я спрятал топор и начертал шесть рун высоко в воздухе, над телом монстра. Древние символы вспыхнули, исполняясь силой астрала. Каждый из них исторгнул ослепительний луч света. Сияние обрушилось на тварь, превращая ее в обугленные головешки.

Тугое щупальце взвилось к моему лицу, острые зубы щелкнули, – потом оно глухо упало в воду обгоревшим обрывком плоти.

ГЛАВА 4

– Что с ним произошло? – спросил я.

Мы сидели на террасе открытого кафе. Я задумчиво вертел в руках соломинку.

– Не хотела говорить при его супруге, – сказала Франсуаз. – А тем более при этом секретаре. Уверена, Маггот заплатил ему – и именно так втерся к Хаммелсдору в доверие.

– Пословица гласит: «Нанимая слугу, ты приглашаешь в свой дом предателя», – согласился я.

– У него вырвали душу, – сказала Франсуаз. – Не похитили, не высосали – выдрали с мясом, словно сердце из груди.

Официантка, проходившая мимо, с подозрением уставилась на нас.

– Девушка объясняется мне в любви, – пояснил я. Она фыркнула и пошла дальше.

Ее уши едва не стелились по земле – так ей хотелось услышать, о чем мы будем говорить дальше.

Франсуаз продолжила, когда официантка ушла достаточно далеко.

– Если мы не поможем Хаммелсдору, он скоро умрет или превратится в зомби. Не уверена, что хуже. Его супруга согласилась нанять нас, хотя мне показалось, она не слишком верит в успех.

– Зато она верит в деньги и знает, что после смерти мужа не получит даже хлебной крошки. Самый верный способ заслужить любовь родственников – это ничего им не завещать.

Я переломил соломинку и попытался сложить из нее квадрат.

– Зачем Магготу понадобилась душа? – спросил я. – Он всего лишь человек, а не демон.

– Скорее всего, он готовится к сложному ритуалу, и ему нужна жизненная энергия. А что тебе вообще известно об Артемиусе Магготе?

Квадрат не получался, и я попытался переломить соломинку еще раз.

– Он называет себя потомком темномагов и колдуном в шестом поколении. На самом деле его отец был уборщиком при гладиаторской арене в Тампее. Артемиус получил неплохое образование. Защитил плохонькую диссертацию по кабалистике, преподавал.

Соломинка не слушалась, и мне пришлось взять другую, из бокала Френки.

– Постепенно стал знаменит. Со временем бросил размениваться на мелочи. Теперь работает только с богатыми клиентами.

– Успешно?

– Конечно. Люди хотят услышать одно и то же. У вас сильный характер, чуткая душа, вы рождены для власти. Будущий год станет для вас на редкость удачным. За такие слова человек всегда рад заплатить – будь то богатый финансист Саргон Хаммелсдор или буфетчица, покупающая гороскоп в киоске.

Вторая соломинка полетела в мусорную корзину. Сегодня явно был не мой день.

– Немногие способны забрать человеческую душу, – сказала Франсуаз. – Одни хранят ее как величайшую ценность и обретают в ней силу. Таким достаточно единственной, но очень чистой и возвышенной. Другие пожирают свою добычу, поэтому всегда ищут новые жертвы. Третьи, низшие демоны, отъедают от человеческой души по кусочкам. Кто-то присасывается к жертве, пока не поглотит ее целиком. Их собратья ценят разнообразие и откусывают то здесь, то там.

– Но все они действуют совершенно иначе, чем Маггот?

– Да. Есть два правила. Первое – жертва не должна ничего почувствовать.

– Точно так же, как во время комариного укуса?

– Конечно. Если бы люди ощущали при этом боль, они не позволили бы насекомому пить кровь. Далее. Похищать душу надо чисто. Ни у жертвы, ни у ее окружения не должно возникнуть никаких подозрений. В противном случае всех демонов давно бы уничтожили. А Маггот напортачил.

– Странно, что человек вообще смог похитить чужую душу.

– Да, и это беспокоит меня больше всего. Кто-то помог Артемиуске подрасти. И эта тварь будет гораздо опаснее, чем целый легион Магготов.

– Думаешь, он служит одному из верховных демонов?

– Сомневаюсь. Высшие силы астрала не берут шарлатанов даже в лакеи. Какой-нибудь мелкий бес мог бы заинтересоваться Магготом – но от него Артемиус не получил бы подобной власти.

Девушка встряхнула волосами.

– Думаю, все произошло случайно. Парень слишком долго занимался мистикой и рано или поздно должен был столкнуться с одним из высших демонов. Ступив в его ауру, Артемиус вырос, как поганка под радиоактивным дождем. Потом они разошлись, даже не подозревая о существовании друг друга.

– Идеальные отношения, – согласился я.

ГЛАВА 5

Артемиус Маггот свил гнездо на верхнем этаже престижного высотного дома. Оттуда он мог любоваться городом Темных Эльфов, помешивать в небе облака, найдись у него достаточно длинная палка, или броситься вниз, проклюнься у него совесть.

Лифты наводят на меня тихую тоску, и я был бы рад подняться по лестнице, не окажись дом настолько высоким.

Поэтому я предпочел просто страдать.

Подойдя к двери Маггота, я вдавил кнопку звонка и не отпускал до тех пор, пока замок не щелкнул. Мне много раз пытались объяснить, что так поступать невежливо, но я не уловил почему.

Артемиус ждал нас и уже намалевал на себе приветливую улыбку. Впрочем, после моего звонка она увяла, сморщив лицо.

– Моя секретарша сказала, что вы зайдете, – сообщил он.

Секретарши у него не было. Наверное, как раз потому, что он должен был хранить слишком много мелких секретов.

Я чувствовал, что Артемиус чем-то сильно изможден, измотан, словно корка апельсина, вынутая из соковыжималки. Я знал – украденная душа должна была наполнить Маггота большим зарядом энергии. Получалось, что он уже успел растратить похищенный у своей жертвы астральный заряд.

– После вашего визита Хаммелсдору стало хуже, – заметил я.

Он поспешно содрал с лица маску гостеприимства и наскоро налепил другую, печальную.

– К сожалению, так нередко случается, – сказал Артемиус и важно покачал головой.

Уверен, это движение он разучивал перед зеркалом.

– Люди мечтают добиться успеха в жизни, обращаются к волшебнику – и чего они ждут? Чудес! Чудес, батенька! А ведь в нашем деле их не бывает. Есть только долгая, напряженная работа над собой. Самая могущественная магия не поможет, если человек сам не захочет измениться. Да вы садитесь.

Он наклонился колодезным журавлем, сгреб в кучу газеты с низкого столика и водрузил на него поднос – три бокала и графин неизвестно с чем.

– Человек ленив, – продолжал он с важностью. – Ему подавай все и сразу. Как только я говорю, что предстоит много трудиться, посвятить немало времени астральной медитации, большинство людей сразу же скисает.

Артемиус жизнерадостно забулькал жидкостью из графина. Перелитая в бокалы, она выглядела еще отвратительнее.

– Поэтому я занимаюсь, как правило, пустякашками. Предсказываю судьбу. Снимаю порчу. Отвожу негативную энергию от предстоящих сделок. Иными словами, батенька, все то, где от клиента только и надо, что проверять на прочность свои штаны, просиживая их в кресле.

Он умакнул нос в свой бокал.

– То же и с мистером Хаммелсдором вышло. Случай, я вам скажу, весьма запущенный. Здесь надо чакры прочищать, карму править, про фэн-шуй опять-таки не забыть. А он? Сделай мне, говорит, пару пассов и избавь от черной ауры.

Маггот хитренько засмеялся:

– Не бывает так. Даже переставить мебель в спальне не разрешил, а ведь кровать его стоит в полном противоречии с Сатурном.

Сомневаюсь, будто он сам понимал, что говорит.

– Стоит ли удивляться, что сейчас ему стало хуже. А что, кашель начался? Или галлюцинации?

Если хирург допускает ошибку – человек умирает. Но если такую же халатность проявит психиатр – чаще всего она остается незамеченной. Более того, шарлатан повторяет ее раз за разом, полностью уничтожая пациента, да еще и получая за это деньги.

Нет ничего более опасного для душевного здоровья, чем плохой психиатр, ибо он стремится не излечить больного, а доказать на его примере правоту своих научных теорий.

То же самое и с медиумами.

Не существовало никаких способов доказать, что Артемиус Маггот намеренно причинил вред своему клиенту. Я мог разве что приложить его головой об угол стола, но сомневался, что от этого хоть кому-нибудь станет легче.

По всей видимости, он догадался о моих мыслях. Поэтому встал и с подчеркнутой скорбью остановился возле большой фотографии молодой женщины, с черной траурной полосой.

– Моя жена, – произнес он, опуская глаза – видимо, пытался разглядеть супругу, горевшую в аду глубоко под нами. – Скончалась несколько месяцев назад.

Прикрываться мертвыми – излюбленная хитрость политиков, а Артемиус Маггот изучил много нечестных трюков. Даже если бы я собирался обрушиться на него с обвинениями – несмотря на полную бесцельность такой атаки, – после такой интермедии оставалось лишь трубить отступление.

Я пожалел, что не ношу шляпу – тогда я мог бы с важным видом ее надеть, и это придало бы нашему уходу торжественность.

Когда Маггот закрывал за нами дверь, я гадал – допьет ли он из двух нетронутых бокалов или сольет обратно в графин.

ГЛАВА 6

– Я определенно что-то почувствовала, – сказала Франсуаз. – Конечно, он не будет хранить ничего подозрительного у себя дома и запретные ритуалы наверняка тоже проводит в каком-то другом месте. Однако их астральные следы все равно ощущаются, и сильнее всего – возле фотографии.

– Думаешь, Маггот убил жену? – спросил я. – Зачем? Лифт стремительно скользил вниз. Оставалось только надеяться, что он остановится на первом этаже, а не разобьется в лепешку где-нибудь в подвале.

Девушка задумалась.

– О ее смерти писали мало, – сказала Франсуаз. – Странно, но журналисты не нашли, за что зацепиться. Маггот не получил ни страховки, ни наследства. Изменой тоже не пахло – ни с его, ни с ее стороны. Просто шофер не справился с управлением.

Я кивнул.

Писали, что погибшая была беременна. Мертвый ребенок – лакомая тема для низкопробного репортера. Но то ли Маггот не настолько знаменит, как ему хочется думать, то ли нашлись сенсации погорячее. Несколько статей, и все об этом забыли.

Лифт меня удивил – он не разбил нас и даже не застрял на половине пути. По всей видимости, решил усыпить бдительность пассажиров, чтобы в полную отыграться на них потом.

Когда мы вернулись в наш автомобиль, Франсуаз взяла с заднего сиденья толстую кожаную папку и быстро перелистала ее.

– У меня не было времени, чтобы составить полное досье на Маггота, – сказала она. – Но эта вырезка показалась мне интересной.

Девушка протянула мне статью из дешевого таблоида. Вся страница была залита алой краской – всегда удивлялся, зачем дизайнеры так делают. Возможно, им приплачивают производители очков за то, чтобы портили людям зрение.

Черные буквы кричали:

«ЖЕНА МЕДИУМА ОТПРАВИЛАСЬ НА ТОТ СВЕТ»

Текст был написан в лучших, а вернее, в худших традициях бульварной журналистики. Ни одного прямого обвинения – такого, за которое можно подавать в суд. Однако любой, кто прочитал хотя бы пару абзацев, понимал: Артемиус Маггот прикончил свою жену, чтобы обрести еще большее колдовское могущество.

В качестве иллюстрации на читателя скалился бритый детина с окровавленным ножом в одной руке и куклой вуду – в другой.

– Первая ласточка весны не делает, – задумчиво сказал я. – Особенно если она же оказывается последней. Больше нигде и никто не бросал в фицроя Маггота таких обвинений. Что ж, Френки – тема не пошла, журналист срубил деньги и переключился на новую.

– В том-то и дело, что нет, – сказала Франсуаз. – Его статьи появлялись в газете несколько раз в месяц. После материала о Магготе вышла только одна, и он замолчал.

Я хмыкнул.

– Думаешь, Артемиус укоротил ему язык вместе с головой?

– Сейчас мы это узнаем, – сказала Франсуаз, вынимая мобильный телефон.

Отыскать человека может быть очень просто или очень сложно – зависит от того, хочет ли он, чтобы его нашли.

Хоббит Элдердорн, вольный рыцарь пера и по совместительству бульварный журналист, жаждал, чтобы его кто-то отыскал. Редакции газет были завалены его резюме, образцами бойкого творчества и жаркими предложениями долгого, плодотворного сотрудничества.

Однако госпожа Фортуна явно повернулась к нему тем местом, из которого растет хвост. Ни одна газета не воспылала страстью к его статьям, а письма чаще всего отправлялись в корзину даже не прочитанные.

Это было тем более странно, что еще несколько месяцев назад Элдердорн крепко сидел в седле. Лавровый венок, правда, вручать ему пока что не собирались, но статьи вылетали из-под его пера столь же бойко, как натуральные удобрения из коровы, и редакторы не скупились на гонорары.

Теперь он сидел в старом протертом кресле, обмотанный таким же старым, протертым пледом, и уныло изучал мир из-за носового платка.

Журналист давно проиграл генеральное сражение с насморком и теперь лишь причинял себе дополнительные мучения, глотая обжигающий чай с малиной и глядя в окно.

– Меня не хотят печатать, – сказал он. – Вот ведь…

Он поделился с нами весьма интересными сведениями о том, кто же на самом деле был предком его редакторов.

– А вы из какой газеты?

Я объяснил, что собираю информацию об Артемиусе Магготе, и репортер оживился. Если судьба дает тебе шанс обляпать ближнего грязью, нельзя оскорблять ее отказом.

– У меня на него есть целое дело, – сказал он, с кряхтением поднимаясь с кресла. – Нет, правда, ксерокса, а так можете скопировать.

– У нас в машине есть, – бросила Франсуаз, быстро просматривая папку.

Эддердорн с подозрением взглянул на нее.

То ли подозревал, что мы только и ждем, когда он отдаст нам бумаги и отвернется, дабы немедленно облить их кетчупом и съесть. То ли просто не доверял людям, у которых в машине есть факс, ксерокс и не пахнет плесенью.

Однако мстительность всегда сильнее осторожности, иначе граф Монте-Кристо просто забрал бы денежки и свалил из страны подальше, оставив читателей без романа.

Поэтому журналист только кивнул, позволяя девушке забрать папку.

– Вы действительно думаете, что Маггот убил свою жену? – спросил я.

Он ответил с грубой откровенностью:

– Да мне как-то все равно. Заплатили – я написал. Ничего не лгал, отсебятины не нес. А что до предположений, так это мое право.

Он оживился и громко высморкался в насквозь мокрый платок.

– Но что интересно. Когда статья вышла, явился ко мне этот Маггот. Весь такой из себя. Нет, для меня, конечно, не впервой, когда скандалить приходят. Много раз рожу грозились набить…

Журналист хрюкнул, и я догадался – эти угрозы не раз воплощались в жизнь.

– Когда человек виновен, я это сразу чувствую. Для вида он возмущается, шебуршится, а на деле прощупать хочет, много ли ты знаешь. В самом ли деле какие-то доказательства отыскал или так, с пьяных глаз накатал статейку.

Он самодовольно хмыкнул, но тут же вновь умылся соплями.

– Хитрить пытаются, а сами же себя и выдают. Послушал я этого Маггота и понял: или на самом деле угрохал жену, или что другое скрывает. Так ему и сказал: от вас не отстану, пока вся правда не выйдет наружу.

Репортер погрустнел.

– Он вдруг голос понизил и начал что-то бормотать. Я сперва думал – ругается, а потом дошло: мантры свои, гад, читает, или как там это колдовство называется. Все, говорит, карьера твоя закончена, никто больше тебя печатать не станет.

По всей видимости, Маггот использовал более цветистые выражения, но я не стал уточнять.

– И вот бывают же совпадения, с того дня ни одну статью пристроить не могу. То стиль не тот, то тема не в кассу, то опередит меня кто-то. Казалось бы, просто полоса неудач, с кем не бывает, – а нет-нет да и задумаюсь, может, и правда меня этот урод сглазил.

Он чихнул.

– Да и насморк этот которую неделю не проходит. А ведь давно бы уже пора…

ГЛАВА 7

Человек шел по неширокой аллее кладбища. Вокруг поднимались кресты и гранитные надгробья, словно мрачные, диковинные растения, высаженные здесь самой смертью.

Я сидел за рулем своего автомобиля, держа в руках небольшой бинокль. Черная металлическая ограда и несколько могильных рядов отделяли меня от идущего человека.

Маггот подошел к небольшой гробничке, в которой лежала его жена. Мне показалось, что в этот момент он посмотрел прямо на меня, но, наверное, виной тому было мое воображение.

Франсуаз подалась вперед.

– Он что-то несет.

Маггот вышел из гробницы. Сложно было понять, что он держит в руках. Я выскочил из машины и почти бегом добрался до ограды кладбища. Может, это он – шанс, которого я ждал.

Я спрыгнул с ограды на другую ее сторону и пошел навстречу Артемиусу. Теперь некуда было спешить. Он шагал, не поднимая головы, и все смотрел на то, что держит в руках.

– Прекрасный вечер, – сказал я. Он остановился.

Было уже темно, и Маггот не сразу узнал меня. Потом улыбнулся. Дорогой костюм, модный галстук, снисходительный взгляд победителя.

– Не спится? – спросил он. – Или вы пришли сюда, чтобы выкопать пару костей и поглодать их?

– Вы все же убили свою жену, – негромко произнес я. Он отмахнулся.

– Я уже это слышал. От того безумного журналиста. Несчастный, он и вправду решил, будто свобода слова нужна для того, чтобы говорить людям правду… – Маггот улыбнулся. – Да и что есть правда? Это не факты, нет. Это люди, которые с тобой согласны. Неважно, как обстоят дела на самом деле – главное, что скажет большинство.

Он пошел на меня, рассчитывая, что я уступлю ему дорогу.

– Что у него в руках? – спросила Франсуаз. Девушка подошла неслышно – так, что я даже не заметил.

– Можете посмотреть, – сказал Маггот. Я знал, что увижу, поэтому отвернулся. Франсуаз сделала шаг вперед, и ее длинные красивые пальцы отвернули грубую материю.

– Ребенок? – ошеломленно спросила она. Артемиус осторожно приподнял младенца и заглянул ему в лицо.

– Я нашел его в гробнице, на могиле жены. Наверное, оставил кто-то из бездомных.

Его глаза сверкнули.

– Символично, не правда ли? Как вам известно, моя жена была беременна. В тот ужасный день я потерял не только ее, но и своего сына, наследника…

– Что вы сделаете с ребенком? – спросила Франсуаз.

– Не знаю. – Он взглянул на младенца в своих руках, как будто видел его впервые. – Наверное, отдам в приют. Не бросать же его здесь.

Я развернулся и решительно зашагал к склепу.

– Дети не растут на кладбищах, – повторял я себе под нос – За каким чертом ты приходил сюда каждый вечер, Артемиус? Откуда здесь младенец?

Франсуаз осталась стоять в дверях – она ненавидит склепы. Мне повезло. Внутри было темно, поэтому девушка сперва не разобрала, чем я занимаюсь. Иначе непременно попробовала бы меня остановить.

– Что ты делаешь? – спросила она, услышав скрип отодвигаемой могильной плиты.

– Узнаю правду, – ответил я.

Тело Амалии Маггот лежало в большом каменном гробу, стоявшем в центре склепа. Достаточно необычно, но Артемиус объяснил журналистам, что так было принято хоронить покойников в его семье еще со времен предка-темномага.

То, что лежало в каменном гробу, не было приятным на вид. Впрочем, вы же не ожидаете ничего милого, когда вскрываете могилу, верно? Я оперся спиной о стену склепа и несколько минут простоял молча.

– Что там? – спросила Франсуаз.

– Когда Амалия погибла, она была на шестом месяце. Это случилось в конце весны, а сейчас дело к осени. Так?

– Да, – ответила девушка. – И что?

– Здесь нет ребенка, – ответил я.

Сильный луч фонарика ударил мне в лицо. Франсуаз сбежала по гранитным ступеням и подошла ко мне. Я выпрямился, опираясь на стену.

– Юлиан, властитель Сидона, один из богатейших темномагов, любил женщину, которой не мог добиться. После ее смерти он спустился к ней в склеп и овладел ею. Спустя девять месяцев у нее родился ребенок, обладавший дьявольской силой. Он мог приносить, своему отцу сказочные богатства и разрушать целые города. Такова легенда…

– Это не легенда, – сказал Артемиус Маггот.

Он стоял в дверях склепа, по-прежнему держа на руках ребенка.

– Короли Хотармунда недаром пытались уничтожить наш Орден, – продолжал он. – Но мы выжили, хотя и ушли в подполье. Забытые, раздавленные, почти уничтоженные, темномаги продолжали жить.

Он начал спускаться к нам.

– Много веков мои предки пытались вернуть былое величие. Яд, обман, преступления – все шло в ход, и все было бесполезно. Чтобы вернуть нашу империю, нам вновь нужен был ребенок, рожденный мертвой женщиной.

Маггот поднял руку.

– К счастью, мне не пришлось совокупляться с трупом. Никакие деньги не окупят такое. Но моя жена уже была беременна. Мне оставалось только провести несколько ритуалов. Я усыновлю этого ребенка, который, впрочем, и так мой.

Он начал медленно разворачивать младенца.

– А теперь ребенка пора кормить… Думаю, вы уже догадались, кто станет его первым обедом. Я не мог напасть на вас там, в аллее, – могли увидеть. Но здесь, в склепе… От вас не останется даже костей.

ГЛАВА 8

Артемиус положил ребенка на мраморную крышку гроба.

– Теперь моя сила так велика, что я с трудом могу ее контролировать, – произнес волшебник.

Волны пробежали по его лицу. Оно вспучивалось, словно толстые черви ползали под его загорелой кожей, стремясь вырваться наружу.

Франсуаз нахмурилась, стремительно вынимая меч.

Тело Артемиуса выгнулось и раздулось. Одежда трещала, стремительно расходясь по всем швам. Кожа на лбу лопнула, алое кровавое пятно разрасталось на ней. Глаза провалились, сверкнули кровавые мазки зубов.

Скелет Маггота выходил из тела.

Плоть рвалась, лопались сухожилия и нервы. Одна за другой обнажались кости, покрытые багряным нектаром. Оскаленный череп уже наполовину показался из кожи.

– Слишком много, – шептал он. – Я не могу…

Много дней волшебная сила вливалась в тело волшебника. Тот не знал, откуда она приходит, и не задумывался, что ему может угрожать опасность.

Каждый из нас при рождении получает столько магического таланта, сколько может выдержать. Артемиус Маггот не был могущественным колдуном.

Его нервная система не умела справиться с Даром, что получила от неведомой Твари. Инфернальный ребенок, рожденный сегодня, стал последней каплей, – а может, распахнул двери стремительному водовороту, который теперь сметал и уничтожал то, что еще недавно было Магготом.

Для того чтобы остаться в живых, ему было необходимо разделиться. Создать из себя двоих существ, каждое из которых получит половину астральной силы.

Теперь они стояли перед нами.

Справа был человек, лишенный костей. Его кожа вздыбливалась глубокими ранами. Лицо превратилось в рваную маску, состоявшую, казалось, из одной лишь крови. В ней горел единственный глаз, чудом уцелевший во время разъединения.

Скрученные гирлянды кишок вываливались из живота.

Сложно назвать окровавленный скелет красивым. Но рядом с уродливым нагромождением плоти костяк Маггота и правда выглядел почти украшением.

На сверкающей багряной поверхности играли искры. Сперва мне показалось, что это отблески ламп, которые Артемиус зажег, войдя в склеп. Потом я понял – это всполохи астрала. В них собиралась сила волшебника, которой не хватало места в его двух телах.

– Вы будете умирать очень долго, – произнес он.

Я сжал рукоять боевой секиры.

Скелет двигался ко мне неровной, вихляющейся походкой. Было видно, что Маггот еще не освоился со своим новым телом. Он не привык ходить, не чувствуя вес внутренностей и мускулов. Теперь чародей казался себе пушинкой.

Мне не хотелось наносить удар первым. Глупо, наверное, но в глубине души у меня всегда теплится надежда, что любой конфликт можно разрешить мирным путем.

Он остановился. Его правая рука дернулась, и я понял – Артемиус хочет призвать волшебный меч. Оружие, созданное чародеем, чаще всего оказывается гораздо мощнее, чем шедевр лучшего из кузнецов. Впрочем, срок его службы короток – несколько часов, может, дней.

Алый скелет вздрагивал, снова и снова. Все бесполезно. Маггот изучал колдовство воды – и теперь, лишившись плоти и крови, оказался оторван от своей волшебной стихии.

Мало кто знает, что могущество этой школы чародейства основано в первую очередь на том, что тело человека на восемьдесят процентов состоит из влаги. Поэтому големы не могут освоить подобные заклинания, – в их теле нет ни капли жидкости, кроме, может быть, машинного масла в тех, что из железа.

Маггот шагнул назад, я не двигался. Это было моей ошибкой. Не стоило давать ему преимущество. Его тело вспыхнуло, и тысячи сверкающих искр сорвались с обнаженных костей. Они взметнулись в воздух, устремившись ко мне.

Я поднял оружие, но мифриловая секира не могла защитить от шипящего злого облака. Яркие волны накрыли меня, заставив раствориться в них. Я чувствовал, как мой разум рвется на крохотные части. Каждая из них была мной, и каждая была непохожа на другие.

Не помню, как упал на колени, не помню, как сумел подняться. Длинный стебель секиры повернулся в моих руках, разнося блестящий от крови череп.

Маггот дернулся, взмахивая руками, и со стороны казалось, будто он пытается поймать разлетающиеся кусочки костей.

Второй удар рассек его грудь. Я выдернул секиру, и осколки ребер посыпались на пол склепа. Только сейчас я почувствовал, что боль отпускает меня.

Она откатывалась медленно, с глухим и приятным шумом, словно океанская волна. Я не хотел, чтобы она возвращалась, – эта простая и детская мысль вспыхнула в сознании и превратилась в человечка, который шел за болью и подталкивал ее руками, выгоняя из моего мозга.

Потом все ушло. Только разрубленный скелет Маггота лежал передо мной на полу.

Человек без костей шагнул к демонессе.

С каждым шагом он вздымал над собой алую радугу. Тонкие струйки бежали по разодранной плоти.

– Это и называется «выйти из себя», – пробормотала Франсуаз.

Чародей пробормотал заклинание. В его правой руке появился ледяной меч. Морозные облачка срывались с прозрачного лезвия и обволакивали колдуна. Холод останавливал кровь и закрывал раны.

Девушка подняла катану, готовая отразить удар.

Но искалеченное тело, лишенное скелета, оказалось удивительно гибким. Маггот сделал выпад, который был невозможен для обычного человека.

Волнистое лезвие скользнуло по плечу демонессы. Холодное лезвие стало алым. Франсуаз уклонилась в сторону, как делала тысячу раз. Но там ее уже ждал короткий клинок, появившийся в левой руке волшебника. Перекрутившись, извернувшись всем телом, подобно траве на ветру, Артемиус нанес демонессе глубокую рану в бок.

Френки попятилась.

Весь ее опыт, все воинское чутье были теперь бесполезны. Чародей двигался так, как не под силу ни человеку, ни зверю. Снова вспыхнул ледяной клинок, метя между высоких грудей девушки.

Франсуаз с силой пнула тварь ногой в живот, но ее сапожок лишь глубоко ушел в месиво алой плоти, даже не заставив мага пошатнуться.

Девушка отбросила меч. Ее глаза вспыхнули. Острые короткие рожки начали подниматься над роскошными каштановыми волосами. Черные кожистые крылья распахнулись за спиной дьяволицы.

Столб рокочущего огня вырвался из рук демонессы. Он охватил окровавленное тело Артемиуса, покрывая обнаженную плоть тысячами поцелуев боли. Под сводами склепа пронесся вой страха и отчаяния, смешанный с тяжелым запахом паленой плоти.

– Пощади, – прошептал Маггот.

Но было поздно. Никто не смог бы остановить пляшущую круговерть пламени. Чародей обвалился на землю – не как падает умирающий человек, но словно фарш, выпущенный из мясорубки.

Его рот распахнулся, и огонь вырвался оттуда, умывая лицо ожогами. Голова Артемиуса содрогнулась и опала, утонув в костре из горящей плоти.

– Ну что же, – сказала Френки, хмуро оглядывая лежавшие на полу останки. – Надо чаше ходить на кладбище.

Обугленные куски плоти пришли в движение.

Артемиус Маггот медленно поднимался на ноги. Разрубленные кости погружались в распахнутую плоть, глубокие раны закрывались, кровь, растекшаяся по гранитным плитам, с вязким хлюпанием втягивалась в тело.

– Меня нельзя убить, – произнес чародей.

Он понял это только сейчас. Колдовская сила, пропитавшая его тело, была столь огромна, что не позволила чародею переступить порог, отделяющий жизнь от смерти.

Чародей подошел к гробу своей жены и поднял младенца.

Я сложил руки на груди.

– Почему ты думаешь, что ребенок будет служить тебе? – спросил я. – Ты нарушил ход событий, описанный в легенде. Убил его родителей.

Маггот остановился.

– О чем ты говоришь? – спросил он. – Я его отец. Я покачал головой.

– Только не делай вид, будто не знал, что у Амалии был роман с шофером. Тем самым, который погиб вместе с ней в автокатастрофе. Это удалось скрыть от прессы, чтобы не позорить ее после смерти. Но ты должен был знать.

На лице Маггота замерло недоумение, словно печать, выжженная раскаленным металлом.

– Как же ты сможешь любить этого ребенка? – спросил я. – Ведь он – память о твоем позоре. Ты используешь его, а потом погубишь – так же, как его родителей.

– Нет! – воскликнул Артемиус, но было поздно. Маленькая головка младенца стала подниматься все выше и выше на гибкой змеиной шее. Его зеленые глаза вспыхнули, и тысячи крошечных зубов впились в шею убийцы.

Я отступил назад. Маггот пытался бороться, но он был бессилен против адского порождения. Длинный червь с детским лицом пожирал его, разбрасывая вокруг куски горячей плоти.

Потом все кончилось. Артемиус не ошибся – от него не осталось даже костей. Демонический ребенок взглянул на меня, его глаза снова вспыхнули, и он исчез, провалившись в мраморный пол.

Франсуаз медленно выдохнула.

– Я не знала про ее связь с шофером, – сказала она.

– Никто не знал, – ответил я. – Я это выдумал. Как говорил Артемиус, мнение важнее фактов.

ГЛАВА 9

– Не знаю, как вас благодарить, – говорил Хаммелсдор, снова и снова порываясь пожать мне руку.

Я вежливо уворачивался.

– Деньгами, – предложил я, когда наметился просвет в его рыскающих движениях.

Напоминание о деньгах – лучший способ придушить человеческую благодарность, и Хаммелсдор печально сник.

– Конечно, – сказал он, в душе наверняка жалея, что не умер вовремя.

Его лицо утратило мертвенную бледность, однако оно еще не скоро станет излучать былое самодовольство, если когда-нибудь это чувство вообще вернется к финансисту.

Религия учит, что смирение полезно для всех нас. Я в это не верю. Будь это так, смирению должен был учить нас сам Господь, но он трусливо послал на смерть собственного сына, вместо того чтобы страдать самому.

Рождать детей, чтобы они платили за наши ошибки, – да, в этом мы похожи на христианского бога.

У меня нет детей.

Саргон Хаммелсдор уныло скрипел пером и делал это так долго, словно переписывал на кантонском диалекте «Войну и мир». Но расставаться с деньгами нелегко, а с большой суммой – тем более.

– Поедем обедать? – спросила Франсуаз.

Саргон Хаммелсдор стоял возле своего роскошного дома и махал нам вслед. Не знаю, возможно, он считал своим долгом проводить нас. Или хотел убедиться, что мы не выкопаем по дороге пару кустов сирени.

Он взмахивал рукой, удаляясь в зеркале заднего вида – такой маленький и ничтожный рядом с огромным, богатым особняком.

Кто кому принадлежал? Скорее Хаммелсдор был рабом дома, работы и своего богатства, которым вовсю наслаждались его жена и дети, но не он сам.

Стоило ли спасать его – его жизнь и его бессмертную душу только для того, чтобы он сразу же возложил их на алтарь нового Молоха?

Артемиус Маггот не мог обрести свою силу сам. Нечто иное – мощное и полное зла – питало его, превратив из модного шарлатана в чудовище.

И я знал, что рано или поздно мне придется встретиться с ним – не потому, что так велели судьба и зодиакальный круг.

Пословица говорит – это тесный мир, но она лжет. Наш мир велик и прекрасен, но каждый из нас живет в своем крохотном, замкнутом мирке. Здесь все рано или поздно сталкиваются со всеми.

Однако сейчас мне не хотелось об этом думать.

Франсуаз вела машину. Я медленно закрыл глаза.

Я устал.