Прожив четыре месяца у Шеннона, Водитель скопил достаточно денег, чтобы снять собственный угол — в многоквартирном доме в старом районе на востоке Голливуда. Чек, выписанный Водителем за аренду и на сумму залога, был первым — и одним из последних — в его жизни. Довольно скоро он привык пользоваться исключительно наличными, держаться подальше от радаров, не оставлять отпечатков пальцев. Взглянув на свое новое жилище, Водитель сказал: «Господи Боже, добро пожаловать в фильм сороковых годов». С одним лишь отличием: теперь, сидя на узком балкончике, чаще можно было услышать испанскую, нежели английскую, речь.
Он поднимался по лестнице, когда соседняя дверь распахнулась, и женщина на прекрасном английском с врожденной испанской напевностью спросила, не нужна ли ему помощь.
Взглянув на нее — латиноамериканка приблизительно его возраста, волосы цвета воронова крыла, глаза сверкают, — Водитель чертовски пожалел, что помощь не нужна. Те пожитки, что он нес в руках, составляли всю его собственность.
— А как насчет пива? — спросила она, когда Водитель в этом признался. — Придешь в себя после поднятия таких тяжестей.
— О, это можно.
— Отлично. Я Ирина. Заходи, когда устроишься. Дверь будет открыта.
Спустя несколько минут он переступил порог ее квартиры — зеркального отображения его собственной. Тихая музыка с аккордеонными пассажами и частым повтором слова «corazon».[2] Водитель однажды слышал, как один джазист утверждал, будто бы размер вальса наиболее близок ритму человеческого сердца. Сидя на таком же, как у него, только менее грязном и более истертом диванчике, Ирина смотрела какую-то мыльную оперу по одному из испаноязычных каналов. Такие фильмы называли новеллами.
— Пиво на столе. Угощайся.
— Спасибо.
Устроившись на диванчике рядом с Ириной, Водитель вдохнул аромат ее духов, туалетного мыла, шампуня — и едва уловимый, более легкий и одновременно более устойчивый, запах ее тела.
— Недавно в городе? — спросила она.
— Несколько месяцев. До сих пор жил у друга.
— Откуда ты?
— Из Тусона.
Водитель ожидал услышать привычные рассуждения о ковбоях, а потому удивился, когда она сказала:
— У меня там живут два дяди с семьями. Кажется, они называют свой город Южный Тусон. Сто лет их не видела.
— Южный Тусон — мир в себе.
— Как Лос-Анджелес, да?
Ну по крайней мере для него это было так.
А для нее, интересно?
Или для этого сонного малыша, который, спотыкаясь, приковылял из спальни?..
— Твой? — спросил он.
— Да, они имеют тенденцию заводиться в квартирах. Это место кишит тараканами и детьми. Лезут в чуланы, набиваются в кухонные шкафы. — Она встала и одной рукой подняла ребенка. — Это Беницио.
— Мне четыре года, — сообщил мальчик.
— И тебя невозможно уложить спать.
— А тебе сколько лет? — спросил Беницио.
— Хороший вопрос. Tы не против, если я уточню у своей мамы?
— А пока, — объявила Ирина, — пойдем-ка на кухню, раздобудем для тебя печенье и стакан молока.
Через несколько минут они вернулись.
— Ну и как? — спросил Беницио.
— Боюсь, мне двадцать, — сообщил Водитель. Это было неправдой, но так он всем говорил.
— Старый.
— Ну, извини. И все же, может быть, мы с тобой подружимся?
— Может быть.
— А твоя мать жива? — спросила Ирина, уложив мальчика.
Проще ответить «нет», чем пускаться в объяснения.
Она сказала, что ей очень жаль, и, чуть помедлив, спросила, чем он зарабатывает на жизнь.
— Сначала ты расскажи.
— Здесь, в земле обетованной? Да чем придется. С понедельника по пятницу я официантка в сальвадорской тошниловке за мизерную зарплату плюс чаевые — от людей, которые и сами-то живут ненамного лучше меня. Три вечера в неделю работаю горничной в домах и квартирах в Брентвуде. По выходным убираюсь в офисах. Теперь, твоя очередь.
— Я работаю в кино.
— Ну конечно.
— Честно. Я водитель.
— Вроде тех, что на лимузинах?
— Каскадер.
— Хочешь сказать, что ты участвуешь в тех сценах погони и всем прочем?
— Вот именно.
— Ух!.. Наверное, за это здорово платят.
— Вообще-то не очень. Зато работа постоянная.
Водитель рассказал Ирине, как Шеннон взял его под свое крылышко, научил себя вести, обеспечил первыми подработками.
— Повезло тебе, что повстречал такого человека. Со мной этого не случилось.
— А где отец Беницио?
— Мы были женаты минут десять. Зовут его Стандард Гусман. При первой нашей встрече я спросила, существует ли кроме Стандартного еще и Большой Гусман. Он лишь взглянул на меня — а шутки так и не понял.
— А чем он занимается?
— В последнее время увлекся благотворительностью — помогает обеспечивать работой государственных служащих.
Водитель растерялся. Увидев недоумение на его лице, Ирина добавила:
— Он сидит.
— Ты хочешь сказать, в тюрьме?
— Именно это я и хочу сказать.
— И давно?
— Выходит в следующем месяце.
На экране на фоне гипертрофированных полуобнаженных грудей ассистентки коренастый смуглый человечек в серебристом парчовом сюртуке показывал примитивные чудеса. Под перевернутыми чашками появлялись и исчезали шарики, со стола в воздух взмывали карты, с раскаленных сковород взлетали голуби.
— Он вор, по его словам, настоящий профессионал в своем деле. Начинал в четырнадцать — взламывал и грабил частные дома, в пятнадцать перешел к более серьезным занятиям. Его взяли в банке. В самый разгар событий туда заглянули местные полицейские — хотели обналичить зарплатные чеки.
В следующем месяце Стандард и впрямь вышел из тюрьмы. И несмотря на сопротивление Ирины, на все ее заявления, что она этого не допустит, вернулся домой, на насиженное место. («Что я ему скажу, — говорила она. — Он любит мальчика. Куда еще ему податься?») К тому времени Ирина и Водитель все больше и больше времени проводили вместе. Стандарда это не волновало. Вечерами, когда Ирина и Беницио уже видели десятый сон, Водитель и Стандард частенько садились смотреть телевизор в гостиной. Уйма хороших старых фильмов шла именно поздней ночью.
Так вот, сидят они однажды — около часа ночи во вторник, практически в среду утром — и смотрят полицейский боевик, «Стеклянный потолок». Тут фильм прерывается рекламой.
— Рина сказала, что ты профессиональный водитель. Снимаешься в кино?
— Именно.
— Должно быть, неплохо водишь.
— Да вроде не жалуюсь.
— Но ты ведь не вкалываешь полный рабочий день?
— И это одно из преимуществ.
— А на завтра у тебя что-нибудь запланировано? То есть, полагаю, уже на сегодня?
— Да вроде ничего.
Пробившись наконец в эфир сквозь толстый слой рекламы фирм и магазинов, торгующих мебелью и постельными принадлежностями, дешевых страховых агентств, кухонных наборов из двадцати предметов и видеокассет с великими событиями американской истории, возобновился фильм.
— Думаю, что можно говорить с тобой начистоту, — начал Стандард.
Водитель кивнул.
— Рина тебе доверяет, наверное, я тоже могу… Будешь еще пиво?
— Пожалуй.
Стандард пошел на кухню и вернулся с двумя банками пива. Откупорив, он подал одну Водителю.
— Ты ведь в курсе, чем я занимаюсь?
— Более или менее.
Стандард открыл свою банку и хлебнул пива.
— Отлично. Дело вот в чем. Есть работка — все давно обмозговано и было на мази. Но моего водителя… ну, вроде как задержали.
— Как вон того парнишку, — сообщил Водитель, кивком указывая на экран, где шла сцена допроса подозреваемого. Передние ножки стула, на котором сидел задержанный, были укорочены, чтобы создать максимальный дискомфорт.
— Вероятно. Я вот думаю, вероятно ли другое: например, не пожелаешь ли ты занять его место?
— Водителем?
— Точно. Выезжаем ранним утром. Это…
Водитель поднял руку:
— Не нужно, не хочу ничего знать. Я только везу, и все.
— Вполне разумно.
Через три-четыре минуты фильм опять вытеснили рекламные ролики. Чудо-гриль-решетка для обычной плиты, памятные таблички, лучшие музыкальные хиты…
— Я когда-нибудь говорил тебе, насколько Рина и Беницио от тебя зависят?
— А я тебе когда-нибудь говорил, какой ты козел?
— Не-а, — отозвался Стандард. — Ничего, все так говорят.
Они дружно расхохотались.