Глава 10

Прожив четыре месяца у Шеннона, Водитель скопил достаточно денег, чтобы снять собственный угол — в многоквартирном доме в старом районе на востоке Голливуда. Чек, выписанный Водителем за аренду и на сумму залога, был первым — и одним из последних — в его жизни. Довольно скоро он привык пользоваться исключительно наличными, держаться подальше от радаров, не оставлять отпечатков пальцев. Взглянув на свое новое жилище, Водитель сказал: «Господи Боже, добро пожаловать в фильм сороковых годов». С одним лишь отличием: теперь, сидя на узком балкончике, чаще можно было услышать испанскую, нежели английскую, речь.

Он поднимался по лестнице, когда соседняя дверь распахнулась, и женщина на прекрасном английском с врожденной испанской напевностью спросила, не нужна ли ему помощь.

Взглянув на нее — латиноамериканка приблизительно его возраста, волосы цвета воронова крыла, глаза сверкают, — Водитель чертовски пожалел, что помощь не нужна. Те пожитки, что он нес в руках, составляли всю его собственность.

— А как насчет пива? — спросила она, когда Водитель в этом признался. — Придешь в себя после поднятия таких тяжестей.

— О, это можно.

— Отлично. Я Ирина. Заходи, когда устроишься. Дверь будет открыта.

Спустя несколько минут он переступил порог ее квартиры — зеркального отображения его собственной. Тихая музыка с аккордеонными пассажами и частым повтором слова «corazon».[2] Водитель однажды слышал, как один джазист утверждал, будто бы размер вальса наиболее близок ритму человеческого сердца. Сидя на таком же, как у него, только менее грязном и более истертом диванчике, Ирина смотрела какую-то мыльную оперу по одному из испаноязычных каналов. Такие фильмы называли новеллами.

— Пиво на столе. Угощайся.

— Спасибо.

Устроившись на диванчике рядом с Ириной, Водитель вдохнул аромат ее духов, туалетного мыла, шампуня — и едва уловимый, более легкий и одновременно более устойчивый, запах ее тела.

— Недавно в городе? — спросила она.

— Несколько месяцев. До сих пор жил у друга.

— Откуда ты?

— Из Тусона.

Водитель ожидал услышать привычные рассуждения о ковбоях, а потому удивился, когда она сказала:

— У меня там живут два дяди с семьями. Кажется, они называют свой город Южный Тусон. Сто лет их не видела.

— Южный Тусон — мир в себе.

— Как Лос-Анджелес, да?

Ну по крайней мере для него это было так.

А для нее, интересно?

Или для этого сонного малыша, который, спотыкаясь, приковылял из спальни?..

— Твой? — спросил он.

— Да, они имеют тенденцию заводиться в квартирах. Это место кишит тараканами и детьми. Лезут в чуланы, набиваются в кухонные шкафы. — Она встала и одной рукой подняла ребенка. — Это Беницио.

— Мне четыре года, — сообщил мальчик.

— И тебя невозможно уложить спать.

— А тебе сколько лет? — спросил Беницио.

— Хороший вопрос. Tы не против, если я уточню у своей мамы?

— А пока, — объявила Ирина, — пойдем-ка на кухню, раздобудем для тебя печенье и стакан молока.

Через несколько минут они вернулись.

— Ну и как? — спросил Беницио.

— Боюсь, мне двадцать, — сообщил Водитель. Это было неправдой, но так он всем говорил.

— Старый.

— Ну, извини. И все же, может быть, мы с тобой подружимся?

— Может быть.

— А твоя мать жива? — спросила Ирина, уложив мальчика.

Проще ответить «нет», чем пускаться в объяснения.

Она сказала, что ей очень жаль, и, чуть помедлив, спросила, чем он зарабатывает на жизнь.

— Сначала ты расскажи.

— Здесь, в земле обетованной? Да чем придется. С понедельника по пятницу я официантка в сальвадорской тошниловке за мизерную зарплату плюс чаевые — от людей, которые и сами-то живут ненамного лучше меня. Три вечера в неделю работаю горничной в домах и квартирах в Брентвуде. По выходным убираюсь в офисах. Теперь, твоя очередь.

— Я работаю в кино.

— Ну конечно.

— Честно. Я водитель.

— Вроде тех, что на лимузинах?

— Каскадер.

— Хочешь сказать, что ты участвуешь в тех сценах погони и всем прочем?

— Вот именно.

— Ух!.. Наверное, за это здорово платят.

— Вообще-то не очень. Зато работа постоянная.

Водитель рассказал Ирине, как Шеннон взял его под свое крылышко, научил себя вести, обеспечил первыми подработками.

— Повезло тебе, что повстречал такого человека. Со мной этого не случилось.

— А где отец Беницио?

— Мы были женаты минут десять. Зовут его Стандард Гусман. При первой нашей встрече я спросила, существует ли кроме Стандартного еще и Большой Гусман. Он лишь взглянул на меня — а шутки так и не понял.

— А чем он занимается?

— В последнее время увлекся благотворительностью — помогает обеспечивать работой государственных служащих.

Водитель растерялся. Увидев недоумение на его лице, Ирина добавила:

— Он сидит.

— Ты хочешь сказать, в тюрьме?

— Именно это я и хочу сказать.

— И давно?

— Выходит в следующем месяце.

На экране на фоне гипертрофированных полуобнаженных грудей ассистентки коренастый смуглый человечек в серебристом парчовом сюртуке показывал примитивные чудеса. Под перевернутыми чашками появлялись и исчезали шарики, со стола в воздух взмывали карты, с раскаленных сковород взлетали голуби.

— Он вор, по его словам, настоящий профессионал в своем деле. Начинал в четырнадцать — взламывал и грабил частные дома, в пятнадцать перешел к более серьезным занятиям. Его взяли в банке. В самый разгар событий туда заглянули местные полицейские — хотели обналичить зарплатные чеки.

В следующем месяце Стандард и впрямь вышел из тюрьмы. И несмотря на сопротивление Ирины, на все ее заявления, что она этого не допустит, вернулся домой, на насиженное место. («Что я ему скажу, — говорила она. — Он любит мальчика. Куда еще ему податься?») К тому времени Ирина и Водитель все больше и больше времени проводили вместе. Стандарда это не волновало. Вечерами, когда Ирина и Беницио уже видели десятый сон, Водитель и Стандард частенько садились смотреть телевизор в гостиной. Уйма хороших старых фильмов шла именно поздней ночью.

Так вот, сидят они однажды — около часа ночи во вторник, практически в среду утром — и смотрят полицейский боевик, «Стеклянный потолок». Тут фильм прерывается рекламой.

— Рина сказала, что ты профессиональный водитель. Снимаешься в кино?

— Именно.

— Должно быть, неплохо водишь.

— Да вроде не жалуюсь.

— Но ты ведь не вкалываешь полный рабочий день?

— И это одно из преимуществ.

— А на завтра у тебя что-нибудь запланировано? То есть, полагаю, уже на сегодня?

— Да вроде ничего.

Пробившись наконец в эфир сквозь толстый слой рекламы фирм и магазинов, торгующих мебелью и постельными принадлежностями, дешевых страховых агентств, кухонных наборов из двадцати предметов и видеокассет с великими событиями американской истории, возобновился фильм.

— Думаю, что можно говорить с тобой начистоту, — начал Стандард.

Водитель кивнул.

— Рина тебе доверяет, наверное, я тоже могу… Будешь еще пиво?

— Пожалуй.

Стандард пошел на кухню и вернулся с двумя банками пива. Откупорив, он подал одну Водителю.

— Ты ведь в курсе, чем я занимаюсь?

— Более или менее.

Стандард открыл свою банку и хлебнул пива.

— Отлично. Дело вот в чем. Есть работка — все давно обмозговано и было на мази. Но моего водителя… ну, вроде как задержали.

— Как вон того парнишку, — сообщил Водитель, кивком указывая на экран, где шла сцена допроса подозреваемого. Передние ножки стула, на котором сидел задержанный, были укорочены, чтобы создать максимальный дискомфорт.

— Вероятно. Я вот думаю, вероятно ли другое: например, не пожелаешь ли ты занять его место?

— Водителем?

— Точно. Выезжаем ранним утром. Это…

Водитель поднял руку:

— Не нужно, не хочу ничего знать. Я только везу, и все.

— Вполне разумно.

Через три-четыре минуты фильм опять вытеснили рекламные ролики. Чудо-гриль-решетка для обычной плиты, памятные таблички, лучшие музыкальные хиты…

— Я когда-нибудь говорил тебе, насколько Рина и Беницио от тебя зависят?

— А я тебе когда-нибудь говорил, какой ты козел?

— Не-а, — отозвался Стандард. — Ничего, все так говорят.

Они дружно расхохотались.

Загрузка...