Гораздо больше, чем река...

Сормово и сормовичи

Конкурс состоялся в учебных мастерских машиностроительного техникума, в самом центре рабочего Сормова.

Сюда, в Горький, собрались победители отборочных конкурсов третьей зоны Советской России. А это — десять промышленных областей, в том числе Московская. Победителю отсюда прямая дорога на всесоюзный конкурс молодых электросварщиков страны.

Ребята, понятно, волнуются. Нельзя сказать, что им предстоит выполнить задание особой сложности. Это обычная ручная электродуговая сварка. Звание мастера "золотые руки" получит не самый быстрый и проворный. Время сварки, конечно, учитывается, но решает ее качество. Выдающиеся знатоки электросварки прежде всего дадут оценку по внешнему виду пробы. Глаз у них сверхнаметанный. Затем — слово за лабораторией, где сделают анализ с помощью рентгена. Кроме практических навыков оценивается культура рабочего места и теоретические знания молодых мастеров. В общем, дело серьезное.

Вячеслава Васильевича Пайщикова я и не узнал сначала. Принял его за преподавателя техникума. На работе он в каске, в робе, а здесь — отлично сшитый костюм, модный галстук. Почти все участники конкурса здоровенные ребята, по моим представлениям — типичные сварщики. Пайщиков же, сварщик знаменитейший, кажется среди них хрупким, изящным, "не типичным".

Он вообще-то в отпуске. Ему гулять еще неделю. Отдыхал в деревне. Но услышал о конкурсе, о том, что его выдвинули в жюри, и приехал. Ничего тут необычного нет, ведь соревнуются электросварщики, верно? Этим все сказано.

Пока идут приготовления, он для меня неуловим. Подойдет к одному, другому, улыбнется ободряюще, заглянет в кабину, попросит сменить очки — есть дефект в стекле, — проверит электроды. Ему положено быть беспристрастным. Но это когда начнутся испытания. А пока он дольше других задерживается возле Николая Челнокова. Парень с "Красного Сормова". Мало того: в прошлом работал в бригаде Пайщикова.

Но вот жеребьевка. Каждый получает свою кабину, осматривается, прилаживается без спешки: на опробование времени достаточно. Теперь члены жюри могут лишь молча наблюдать за соискателями. Я-то думал, что вот сейчас мы спокойненько сядем с Вячеславом Васильевичем в одной из аудиторий и…

Нет, он хочет видеть, как у ребят идет дело. Пока ничего не подскажешь, верно. А после того, как все закончится, разве им не интересно будет узнать, в чем их промахи и ошибки, на что каждому надо обратить внимание? Конкурс конкурсом, но ведь им важно, вернувшись, привезти с собой опыт, другим рассказать. Так что, извините ради бога, но о его, Пайщикова, делах — попозже, ладно?

…Он не потомственный сормович. Его родина — Горьковская область, те места, которые Короленко описал в рассказе "Река играет".

— Помните, Ветлуга с глинистыми крутоярами, взыгравшая после дождей, разлившаяся по зеленым берегам? Вот это и есть мой отчий край, оттуда я приехал в Горький за крепкой рабочей специальностью. Выбрал сварочное дело. Поступил в ремесленное, затем — "Красное Сормово". Проработал два года в судокорпусном цехе, чувствую — верно выбрал. Но не думайте, что все сразу пошло без сучка без задоринки. Напротив! Попал сначала в бригаду, где верховодил мужик без стержня в жизни, грубоватый, я бы сказал — лишенный чувства коллективизма, доброжелательности к людям. Ну и выпивал к тому же. Быть может, еще долго не почувствовал бы я тонкостей профессии, если бы не мой первый настоящий наставник, Виктор Тарин. От него получил я незабываемые уроки по двум линиям. По чисто сварочной — он буквально водил моей рукой, вырабатывал в ней твердость. И по другой, быть может, еще более важной линии: дал почувствовать, понять, что все на заводе — твое, что дела завода — твои дела, что ты за них в ответе. За соседа, за план, за честь заводского знамени. И при этом обходился без громких слов. Просто я видел, как сам он за все болеет душой.

А другой школой стал для меня флот. Четыре года флотской службы. Сначала учился, потом сам обучал молодых матросов. Остались у меня о том времени огромные и прекрасные воспоминания. Да, служба флотская не забава, что говорить. Но втянувшись, обретаешь внутренний ритм. Железный ритм. Сначала кажется, что минуты у тебя свободной нет и не будет. Но вот научаешься уплотнять время и управлять им. На флоте я окончил вечернюю партийную школу при политотделе. А это дополнительная нагрузка — и немалая.

Отслужив, вернулся в свой судокорпусный цех. Нельзя сказать, что другим человеком, это было бы слишком, но все же… Называйте это волей, закалкой — дело не в словах. Выросла уверенность в своих возможностях. Это я не только о себе лично, сужу и по другим ребятам, которые со мной служили.

Ну, поработал я какое-то время в судокорпусном цехе, стал бригадиром. Бригада — в числе передовых. Вызывают однажды в партком: присмотрись, мол, парень, к такой-то бригаде, не идет у них дело. Отстают, что-то там неладно. Я подумал и говорю: может, чем присматривать со стороны, лучше пойти в эту бригаду? "Дело! Давай пробуй, вытягивай!" Попробовал, вытянул.

…"Красное Сормово" из тех наших заводов, чья история прочно вплелась в историю русского рабочего класса. Кроме того — в историю Волги. Наконец, в историю литературы.

Недавно заводу исполнилось 125 лет.

"Нижегородская машинная фабрика", корпуса и трубы которой поднялись на волжском берегу возле вырубленной дубовой рощи помещицы Крюковой, с первых дней своего существования собрала окрестных умельцев. Шли сюда деревенские кузнецы-искусники, стягивались судовые плотники, исстари ладившие по соседству, в Балахне, деревянные расшивы и баркасы, шли вчерашние бурлаки, натрудившие ноги на волжских бечевниках.

По тем временам — это середина прошлого века — дело на "машинной фабрике" начали с размахом, выписали паровые машины, станки, паровой молот, пригласили бельгийцев для их монтажа и наладки.

Построенный у Волги завод начал работать для Волги. Его первенцами были пароход "Ласточка", легкий и ходкий, а также мощный по тем временам кабестан "Астрахань", родоначальник будущих волжских буксиров.

Полистайте монументальную — почти пятьсот страниц — историю "Красного Сормова". Какие взлеты технической мысли, сколько смекалки и изобретательности! Первые волжские железные суда удачной и работоспособной конструкции — Сормово. Получили сормовичи заказы на землечерпательные машины и морские шхуны — отлично справились с новым делом. Строили затем вагоны и паровозы, фермы для мостов. В истории мировой техники за сормовичами слава создателей первых в мире теплоходов.

От десятилетия к десятилетию Сормовский завод помогал Волге держать свой флот на достойной высоте, а порой и опережать время.

В историю революционной борьбы и в историю мировой литературы Сормово вошло с началом нашего века. На первомайской демонстрации 1902 года сормовский рабочий Петр Заломов, шагнувший с высоко поднятым красным знаменем навстречу штыкам посланной для усмирения солдатской роты, навсегда остался бесстрашным Павлом Власовым, героем горьковской "Матери".

А потом были баррикадные бои 1905 года, боевые дружины, полицейские расправы, приговоры к смертной казни…

В Октябре сормовичи сражались за Советскую власть.

Построили первый танк "Борец за свободу тов. Ленин". Вооружали корабли Волжской военной флотилии. Уходили добровольцами на фронты против Деникина и Колчака. Построили десятки бронепоездов. Показывали нижегородцам пример на коммунистических субботниках.

В 1922 году завод был переименован в "Красное Сормово".

Я привожу эту историческую справку, сжатую, неполную и обедненную, для того, чтобы лишний раз напомнить, как богата Волга и ее берега достославными делами и стойкими традициями. Если бы даже история завода тем и ограничилась, она все равно осталась бы в народной памяти.

Но сормовичи продолжили ее. От пятилетки к пятилетке. Притом с тем же духом новаторства, технического творчества и с той же готовностью к подвигам.

Им досталось тяжелое наследство, которое Алексей Максимович Горький назвал "технически плохоньким". Писатель, знавший Сормовский завод много лет, вновь посетил "Красное Сормово" в 1928 году. Он нашел, что в цехах станки стоят плотнее друг к другу, чем стояли в конце прошлого века. Горький писал:

"Я назвал труд рабочих героическим. Он — везде таков, но наиболее хорошо я видел это в Сормове, где теснота и примитивные условия труда не мешают работникам строить морские шхуны почти голыми руками…"

Писатель ходил по палубам этих шхун, изумляясь "терпению и талантливости рабочих людей Сормова".

Мне посчастливилось знавать сормовских ветеранов. Тихон Григорьевич Третьяков был для меня еще не "Тихоном Третьяковым", режущим волжскую волну кораблем сормовской постройки, но живой памятью завода, хранителем множества заводских историй, которые рассказывал он не всегда охотно — слишком многие его расспрашивали, — но всегда с такими драгоценнейшими деталями, с такими штрихами, живыми и достоверными, что за ними вставало само Время в его стереоскопичности. Я помню удивительные руки, которые находились в постоянном противоречии с неторопливой стариковской речью Тихона Григорьевича. Они никогда не лежали покойно на столе, но как бы выполняли какую-то непонятную работу, что-то переставляли, прилаживали, приспосабливали. Многие жестикулируют при разговоре, помогая своему рассказу. У Тихона Григорьевича жестикуляция скорее мешала следить за повествованием. Я ловил себя на том, что стараюсь понять, каким именно делом заняты руки рабочего человека вот сию минуту, когда рассказывает он, как выглядело Сормово после баррикадных боев…

Осенью 1975 года не застал я в Горьком старого своего знакомого, Николая Гавриловича Курицына. Он только что уехал в санаторий. Но родные рассказали мне, что Николай Гаврилович, которому вот-вот исполнится восемьдесят, по-прежнему бодр и деятелен. На "Сормове" он начал работать до революции, там же, где работали его отец и дед (а вообще-то фамилию Курицыных найдешь в списках первых судостроителей сормовской "Машинной фабрики"). В партию вступил в семнадцатом, партийный стаж у него с апреля, с тех дней, когда другой сормович, Иван Чугурин, "товарищ Петр", с алой лентой через плечо, прямо на Финляндском вокзале по поручению Выборгской организации большевиков Питера вручил вернувшемуся в Россию Владимиру Ильичу Ленину партийный билет.

Николай Гаврилович Курицын в гражданскую ходил на Деникина, с мирными годами вернулся в родной цех. Там и текла его жизнь. Следом за отцом пришли на "Красное Сормово" сыновья, трудятся на заводе по сей день.

"Красное Сормово" в разные годы ставило свою марку на паровозы, вагоны, дизеля, паровые машины, прокатные станы и многое другое. Но все же и в советское время именно Волга и прежде всего Волга оставалась главным заказчиком завода. Строили буксировщики, понтоны, землесосы, пассажирские суда. К открытию канала имени Москвы создали целую флотилию. "Красное Сормово" спустило со стапелей флагманский дизель-электроход "Ленин". Отсюда следом за первыми "Ракетой" и "Метеором" разлетелись по Волге, по другим рекам, по морям корабли на подводных крыльях. Если перечислять все, что сделали сормовичи для Волги, не хватит и нескольких страниц.

Уже давно завод перестроен, реконструирован, технически перевооружен. Немного осталось сормовичей, которые помнят, как Горький выступал на заводском дворе, как рабочие единогласно избрали писателя почетным членом завкома профсоюза. Но разве в каждом из тех, кем гордится сегодня завод, нет наследственных черт, передающихся из поколения в поколение? Тут и грани рабочего характера, и производственные навыки, и даже, если хотите, профессиональные особенности.

Вот возьмите электросварку, профессию Вячеслава Пайщикова. Очень это почитаемое на заводе дело! И так сложилось не сегодня, не вчера. Еще в тридцатые годы завод первым в стране стал широко и смело применять электросварку в речном судостроении. Начал спускать со стапелей целиком сварные корпуса, без единой заклепки. Сначала небольшие катера, потом буксировщики мощностью 1200 лошадиных сил. Дальше — больше, и вот уже из Сормова пошли на Каспий шхуны и танкеры секционной сварки. По тем временам это было настоящей революцией в практике нашего судостроения.

За последние десятилетия завод выдвинул многих выдающихся "мастеров огня", как, по-моему не очень удачно, любят именовать электросварщиков. В годы войны они сваривали корпуса танков Т-34, первую партию которых завод отправил защитникам Москвы в октябре 1941 года, в самые трудные дни обороны столицы.

Вячеслав Пайщиков не застал танков на заводском конвейере. Он увидел сормовскую боевую машину на постаменте, неподалеку от тех цехов, где ее сработали сормовичи. Эта боевая машина одной из первых ворвалась в Берлин. После войны ее вернули заводу.

Когда Вячеслав Пайщиков пришел в цех, завод выпускал речные суда для Волги. Но основным костяком заводского коллектива оставались люди, которые еще жили героическим и тяжким временем, воспоминаниями о ночных бомбежках и скудном пайке, о холодных цехах, о сменах, растягивавшихся едва не на сутки.

И молодые, пришедшие в цеха, проникались ощущением своей причастности к славной заводской истории: именно им поручалось теперь писать ее новые страницы.

— Вы знаете, — на лице Пайщикова появляется мечтательное выражение, — я люблю работать в тишине. Нет, полной тишины в нашем деле, понятно, быть не может, это ясно. Вернее сказать — в спокойной обстановке. Шипение дуги — как музыка. Невольно начинаю подпевать. Получается единый ритм. Какая-то праздничная слитность песни с работой. Наверное, мое сравнение кажется вам искусственным. Но это так. Чаще подобное ощущение приходит в ночную смену.

Не буду много говорить о технологии нашего дела. При кажущейся простоте сварка от человека требует кое-чего. Твердой руки и безупречного глазомера, в частности. Всю смену держишь дугу не ближе, не дальше, чем надо. Если человек с похмелья, рука у него уже не та. Можно не по лицу — по шву угадать, что вчера он "перебрал". Я заметил, вы в наши очки наблюдали за работой ребят. Но многое ли видели? Показались вам наши очки слишком темными, верно? Ну вот. А светлее нельзя, опасно для глаз. Шов же должен быть чистым, как у швеи. Конечно, многое придумано для облегчения нашего труда. К примеру, направляющее устройство. Но есть виды работ, когда никто им не станет пользоваться: слишком велики потери времени. И я не побоюсь сказать, что порой в нашем деле нужен даже некоторый артистизм, что ли. Опытный сварщик может, например, на слух определить силу тока при своем рабочем режиме. Я слишком хвалю свою специальность? Чего же скрывать: нравится она мне. Очень. Кстати, мой сын учится на сварщика. В техникуме. Думаю, кое-чему и я смогу его научить.

Пайщиков на сварке, если считать и ремесленное училище, — четверть века. Он быстро взял в гору: наивысший, шестой разряд получил через два года после окончания ремесленного училища. Говорят, в истории этого учебного заведения, награжденного, кстати сказать, за отличную подготовку кадров орденом Трудового Красного Знамени, подобные случаи сочтешь по пальцам.

Итак, сразу рывок, взлет, в двадцать пять лет бригадир. Но и сегодня бригадир… Остановился в росте? Достиг своего потолка? Успокоился?

Выходит, что так, ежели судить о человеке по должности, оценивать не его самого, а пост, который он занимает. Но, во-первых, кто в наше время скажет, что бригадир — пост малой ответственности и небольшого общественного веса? Во-вторых, — и это главное — можно быть ничтожным директором, ловко маскирующим свою деловую недостаточность, и можно быть выдающимся бригадиром, получающим удовлетворение от своего труда, от сознания, что ты работаешь по призванию.

Бригада Пайщикова сваривает секции кораблей. Можно сказать, что она сваривает суда — это не будет большой погрешностью при современной технологии судостроения.

…Осенью 1975 года в Горьком подсчитали: государственным Знаком качества аттестовано 315 изделий городских предприятий. Среди них — автомашины и макароны, телевизоры и женское пальто, станки и местные конфеты "Русский сувенир". Одно изделие резко выделяется из общего ряда. Это корабль. Государственный Знак качества с первого образца получило сухогрузное судно типа "река — море", построенное заводом "Красное Сормово". Сормовичи, как всегда, высоко держат марку.

Пайщиков рассказывает о своей бригаде, о том, что будет совершенствоваться, развиваться в десятой пятилетке. Помимо всего прочего, это проверенные практикой организационные и трудовые навыки коллектива, спаянного дружбой, общностью целей и интересов, болеющего за дело.

Сварщики бригады Пайщикова собираются пораньше, чтобы до начала смены обсудить разные "текущие дела". Не только бригадные и заводские, но и те, о которых говорили в "Последних известиях". Конечно, спортивные новости тоже. Сам Пайщиков в прошлом здорово бегал на лыжах, был чемпионом области, участвовал в соревнованиях на первенство страны, занимался греблей, парусным спортом. Теперь, как он считает, пришло для него время грибов и рыбалки, благо, машина своя, на выходные можно забраться в такие уголки…

Часто разгорается спор о событиях, волнующих мир. Бригадир считает эту "политинформацию" ничуть не менее важной, чем, скажем, лекция на международные темы. Пусть тут международники свои, доморощенные, зато редко кто останется в стороне.

В том, что бригада собирается до смены, есть двойной смысл. Удается обсудить все, что могло бы отвлекать потом от работы, и, главное, окончательно спланировать, кто чем будет заниматься. Рабочее время смены уходит целиком на работу, и это, как давно убедилась бригада, уже накапливает первые проценты сверх нормы.

Итак, начало смены.

Бригадир дирижирует своим "оркестром". Состав его бригады постоянен в той мере, в какой это вообще возможно.

— Людей отдаю с огромною болью, — сознается он. — Только при крайней необходимости.

Но отдавать приходится. Растет, усложняется производство, и растут люди. Однажды перевели на новый участок сразу шесть человек — примерно треть бригады. Пайщиков до сих пор считает это большой потерей. Дело даже не в том, что ушли квалифицированные работники. Ушли люди, которых он знал со всеми их достоинствами и слабостями. Очень важно, когда у рабочего высокая квалификация. Но для общего успеха не менее важно, хороший ли он товарищ, развито ли в нем чувство ответственности, дорожит ли он честью бригады или замыкается в своем мирке.

О Пайщикове рассказывают:

— Знаете, как бывает? Приходит иной, ищет глазами, кто ему нужен, стучит железякой: "Эй, Петька, давай сюда по-быстрому!" Этак по-простецки… Только от такой "простоты" людей коробит. Вот Вячеслав Васильевич это очень хорошо понимает. Хотя и намается за смену не меньше других, но, если ты ему нужен, он сам к тебе поднимется, а не кричит снизу. Да он и вообще у нас не кричит. Нет у него такой привычки. "Петр Никанорович, извини, придется тебе перейти вон туда". И я знаю: зря перегонять не станет, значит, так надо.

Бригадир в заботе о качестве расставляет людей не только по квалификации, но и "по справедливости". Конечно, у каждого своя специализация. Один, например, великий мастер выполнять "наварыши". Большей частью ему это и поручается. Работа трудная, напряженная, требующая умения действовать в неудобных, непривычных положениях. Но правильно ли поручать ее только тем, кто в этом силен? Бригадир считает: нужно, чтобы и другие члены бригады пробовали силы на самых сложных работах, при нужде могли их выполнить с высоким качеством. И второе: слишком узкая специализация, однообразие работы вызывают охлаждение, апатию, даже если выполняется работа с блеском, с техническим шиком. Человеку свойственно пробовать свои силы в новом, незнакомом — так пусть пробует, пусть учится!

Теперь о месте работы. Тут другой подход. Наилучший результат, когда человек всю смену трудится на одном месте, когда его не гоняют из угла в угол. Одному-двум сварщикам бригадир поручает подборку "хвостиков" — всяческие мелкие доделки, зачистки и тому подобное. Работа кропотливая, не очень благодарная. Но тот, кому она поручена, знает, что через день-другой его заменят. Любимчиков у бригадира нет, каждому придется заниматься и тем, чем, по правде говоря, никому особенно заниматься не хочется.

Услышал я и такую фразу, сначала показавшуюся мне странной:

— Мастер? У нас бригадир за все в ответе.

Бригадир подменяет мастера? Покушается на авторитет мастера? Нет, не в том дело. Просто бригадир твердо отстаивает свое право руководить внутри бригады без мелкой опеки, не вызываемой необходимостью. Все распоряжения сверху — через бригадира! Это и мастеру проще, и в бригаде слаженность не нарушается.

Внутри бригады Пайщиков не гнушается дел вроде бы вовсе пустяковых. Например, износились рукавицы. У некоторых бригадиров ребята поодиночке бегают, списывают изношенные, заполняют требование, расписываются, — а время идет. Пайщиков сам заботится о спецодежде: "Нечего вам ходить, ваше дело работать". Не боится бригадир взять на себя ответственность за несколько пар рукавиц… Добился разрешения самому выписывать, под свою ответственность, то, что именуется обычно "незначительными материальными ценностями" и на что у рабочих уходит весьма значительное время.

Вообще-то, разумеется, нет ничего особенного в том, что бригадир не окликает рабочего, а сам карабкается к нему на верхотуру, что не гоняет его за рукавицами, а берет на себя заботу о спецодежде, в том, что чуток к своим товарищам. Мне хочется, однако, отметить вот какое обстоятельство. Вячеслав Васильевич Пайщиков — не совсем рядовой бригадир. Он прошел испытание известностью, почетом, славой и ничуть при этом не "забурел", не зазнался. Был членом Президиума Верховного Совета Российской Федерации. По поручению коллектива принимал Памятное знамя, которое завод получил как победитель соревнования. Удостоен звания Героя Социалистического Труда. Инициатор ценных починов, подхваченных многими тысячами людей. Недавно отлично сдал экзамены и поступил заочником в Высшую партийную школу при ЦК КПСС.

Да и белый свет повидал Вячеслав Васильевич. Бывал в Финляндии. До контрреволюционного переворота в Чили много ездил по этой стране, выступал на заводах, в школах, университетах.

А однажды в парадном костюме ходил этаким знатным гостем по цехам шведской верфи "Гётаверкен", чинно слушал объяснения, да вдруг не утерпел, попросил у рабочего на минутку сварочный аппарат… Смотреть шов сбежались со всего цеха, хотя шведы, как известно, люди весьма сдержанные, притом воспитываемые в убеждении, что всякое явное проявление любопытства к чему-либо роняет человека в глазах окружающих…

За плечами бригадира сварщиков, пока что сединами не убеленного — ему сорок один, — достаточный жизненный опыт, придающий особый вес его словам и суждениям. Это рабочий наших дней, блестяще знающий свое дело, образованный, достигший социальной зрелости руководителя. Хочу поэтому привести некоторые его соображения по поводу дел, выходящих за рамки бригады. Быть может, не все они бесспорны, но все продуманы до конца, но есть в них попытка государственного, масштабного подхода к явлениям, к их осмыслению с учетом задач десятой пятилетки.

Разговорились с Вячеславом Васильевичем о правах и обязанностях бригадира. Он считает, что тут сама жизнь требует перемен, внесения ясности, более четкого разграничения обязанностей мастера и бригадира.

— Хорошо бы собирать круглый стол бригадиров, скажем, в масштабах отрасли. Пора бригадира поднимать выше. Если разобраться, то за последние годы в нашей бригадирской среде произошли важные качественные перемены. Выросли бригадиры, это факт! Все чаще во главу бригад выдвигаются люди не только с практическим опытом, но и как-то теоретически подкованные. Необходимость теоретических знаний тут все очевиднее. На мой взгляд, безотлагательно надо продумать простую систему переподготовки наших замечательных бригадиров-практиков. Очень компактную систему: минимурл необходимых теоретических знаний, отвечающих главному требованию десятой пятилетки — повышению качества.

Сам Вячеслав Васильевич — дипломированный техник-технолог сварочного производства, окончил Сормовский механический техникум. Среди рядовых членов его бригады — еще четверо с дипломами техников. Это не типично? Возможно. Пока не типично. Но надо смотреть в завтрашний день.

— Теперь возьмем тему: мастер и бригадир. Думаю, что права бригадира надо расширить, разгрузить мастера, дав ему возможность сосредоточиться на своих обязанностях. Мне, бригадиру, не нужно право наказания. Но мне нужно, например, право оперативно выписывать, заказывать, получать необходимое для повседневной работы. Это освободило бы мастера от обязанностей, порой для него мелочных и нудных, позволило бы ему больше думать об организации производства.

Пайщиков полагает, что пора разработать отраслевой статус бригадира. Пусть хотя бы предварительный, в виде опыта, но с учетом особенностей отрасли и требований новой пятилетки, пятилетки качества.

— Я вот еще о чем думаю. Готовим мы специалистов разных профилей, но с одним существенным изъяном: не учим их по-настоящему работе с людьми. Если бы ввести, условно говоря, курс основ человековедения… Чтобы специалист-механик знал хотя бы немножко психологию, педагогику. Право, неграмотность в таких делах малопростительна. Должны же мы ясно представлять, что парень, получив диплом, пойдет на производство, с завтрашнего дня начнет работать с людьми в зрелом, сложившемся заводском коллективе. Да, он и до сих пор был в коллективе, верно. Но все же традиции общения и взаимоотношения в коллективе цеха кое в чем отличаются от студенческого общежития.

Много размышляет Вячеслав Васильевич и о наиболее действенных формах соревнования. Прежде всего: кто с кем?

— Выдвигалось у нас много вариантов. Соревнование с кораблестроителями Ленинграда, с корабелами Николаева. Хорошее дело. Бригада одного Героя Социалистического Труда с бригадой другого Героя. И это не плохо. Но если говорить откровенно, самое живое, самое жаркое соревнование у нас с бригадой Козлова. Почему? Так ведь рядом работаем! Здесь я, а по соседству Николай Дмитриевич Козлов. Ни по телефону связываться не надо, ни ездить друг к другу раз в квартал для подведения итогов. Итоги, можно сказать, ежедневно в поле зрения. Соревновались всю пятилетку. А начали еще в восьмой. Николай Дмитриевич меня постарше, на заводе работает дольше, народ у него подобрался крепкий. Они нас вызвали и, похоже, не ожидали настоящего соперничества. Когда мы только начинали выходить в люди, у них уже были сильные позиции. Потом мы помаленьку подравнялись. И в начале девятой пятилетки получилось так, что обошли мы Николая Дмитриевича. Здорово это его заело. Нажал со своими орлами. Вымпел победителя у нас сильно поднялся в цене. И пошло: два месяца он вперед вырвется, потом мы свое возьмем. Так и чередовались. Но вышло, что за нами вымпел все же оставался чаще.

Теперь о делах бригады Александра Петровича Удалова в девятой пятилетке. Тут и наша кое-что сделала. Вы с Александром Петровичем познакомились, конечно? Слышали, что его дед…