Гораздо больше, чем река...

Союз земли и воды

— Познакомиться с сегодняшними делами нашего института на местах — все равно что объехать несколько Франций, — усмехается Леонид Александрович.

Институт "Гипроводстрой" — в Волгограде, но район его деятельности далеко выходит за границы области. Леонид Александрович Припотень — крупный инженер, был когда-то начальником изысканий Волгоградской ГЭС. Тогда, в 1951 году, мы и познакомились, с тех пор встречаемся.

Он подходит к карте. Стучит по ней линейкой: тут, тут, тут… Это места, где работают изыскатели института. А здесь — Краснодарское водохранилище, проектировал его институт, оно дает воду рисовым плантациям Кубани. Затем линейка скользит вдоль трасс каналов. Главная тянется от Волгоградского моря к степям Казахстана. Это трасса оросительно-обводнительного канала Волго-Урал.

Канал начали строить с середины, где его направление бесспорно. Исток возможен в трех местах, и каждый вариант взвешивается, проверяется снова и снова. Существуют также варианты использования принесенной каналом воды возле конечного участка. Продолжаются эксперименты. Ведь речь идет об огромных затратах, об орошении и обводнении миллионов гектаров. Да и объем работ в пять раз больше, чем на Волго-Донском канале. Надо исключить возможность просчетов.

В сущности, институт занят одной из важнейших проблем всего засушливого Юго-Востока европейской части страны. Его дело — изыскания и проектирование сооружений, связанных с разумным использованием все более повышающегося в цене национального богатства, имя которому — вода. Тут и насущные проблемы сегодняшнего дня, и загляд в грядущее столетие.

Девятая пятилетка для мелиораторов была самой деятельной и результативной из всех предыдущих. В Поволжье вступили в строй и строятся десятки оросительных систем. Они разветвляют сеть каналов на землях Куйбышевской, Саратовской, Волгоградской, Астраханской областей, Калмыкии, тянутся к смежным районам Казахстана. Это крупные гидротехнические комплексы, меняющие природу и жизнь на больших пространствах.

— Вы возьмите Саратовский канал. — Припотень взмахивает линейкой. — Мы не с вами ли бывали на Большом и Малом Узенях? Пересохшие реки, куриные броды. Канал подбросил им водички. На Камыш-Самарских озерах утки и гуси появились, а ведь там успели забыть, как они выглядят. Это я о возрождении природы.

Затем Припотень обрисовывает Саратовский магистральный канал с позиции гидротехника. Длина сто двадцать километров. Пять насосных станций, поднимающих волжскую воду на высоту сотни метров. Оттуда она самотеком идет по боковым каналам, по долинам рек.

— Орошаются и обводняются устойчиво засушливые земли Саратовской области. Первая очередь орошения — семьдесят тысяч гектаров. Саратовцы вообще молодцы. Кроме канала — еще три крупные системы, увеличение поливных земель за пятилетку примерно в восемь раз. А что такое орошаемый гектар в Поволжье? При правильной агротехнике, разумном использовании воды тридцать-сорок, даже пятьдесят центнеров прославленной саратовской пшеницы или, скажем, четыреста-пятьсот центнеров зеленой массы кукурузы.

— Ожил народ! — продолжает Припотень. — Я не поэт, но скажу вам, что вода и человеческую душу освежает, не только землю. Совсем другое настроение. Перспектива открылась — вот главное. Не может сегодня наш человек без перспектив. И подумайте: тот же Саратовский канал — всего пятьдесят кубометров волжской воды в секунду. А вот когдд пустим Волго-Урал…

Волго-Урал ждать еще долго. Волго-Дон же рядом, и полупустыня, через которую он был проложен свыше двадцати лет назад, мало чем отличалась от засушливых мест Волго-Уральского междуречья.

Раскаленным летом 1952-го в пробном рейсе по только что построенному каналу мы были вместе с путейским инженером Вартаном Арсеновичем Чмшкяном. Вскоре его назначили начальником Волго-Дона.

Два десятилетия мы верны традиции: как только мне удается побывать в Волгограде, непременно вдвоем проходим вновь всю трассу канала. При этом обязательно заглядываем в совхоз "Волго-Дон".

Начинаем, конечно, от волжского входа в канал. Волгоград давно уже застроил степь вокруг арки первого шлюза. От памятника Владимиру Ильичу, именем которого назван канал, открывается магистраль с высотными домами. Маячит силуэт новой гостиницы. У первого шлюза недавно заложен центр нового района.

Канал дал мощные импульсы всему окружающему. Вдоль его трассы, где прежде жесткая полынь кустилась на растрескавшейся земле да белели пятна солончаков, теперь сады, поля, плантации, над которыми маленькие радуги сияют в струях дождевалок.

Сам канал незаметно, без шума, без разрезания красных лент, перестроен, реконструирован за два года, чтобы быстро, беспрепятственно пропускать "Волго-Доны" и большие суда класса "река-море", на что его в свое время не рассчитывали.

Итак, мы с Вартаном Арсеновичем едем в гости к Виктору Ивановичу Штепо, директору совхоза "Волго-Дон". Без канала, без его воды, не было бы этого совхоза. Виктор Иванович вовсе не агроном. Он инженер-конструктор с волгоградского завода "Красный Октябрь". На освоение тогда еще бесплодных земель был послан "в порядке выполнения партийного задания", думал вскоре вернуться на завод, но увлекся новым для него делом.

Нынешнее лето иссушило Нижнюю Волгу. Где маловодье, где безводье, а где барометр каждый день упрямо показывал "великую сушь".

У Штепо же будто другой климат.

За пять лет, что я не был здесь, зелень в совхозных поселках набрала такую силу, что уже не нужно с ней нянчиться, она за себя постоит. Заглядываем в один поселок, другой. А ведь добился-таки Штепо своего! Он ведь чего хотел? Соединить в совхозе преимущества городской и сельской жизни. От города — удобства и устроенность быта, от села — вольный воздух, здоровую размеренность жизни, когда не надо бежать сломя голову к автобусу, стоять после работы в очереди за свежим луком или молодой картошкой, нервничая и поглядывая на часы.

Теперь у него по поселкам — асфальт пешеходных дорожек, чтобы не топли в осенней грязи люди добрые. Дом быта. Универмаг, почта, "Хозяйственные товары". Кафе. И уж совсем городского типа новехонький Дом культуры "Родина".

Вартан Арсенович показывает все это с такой гордостью, будто сам строил. Да оно и понятно, ведь "Волго-Дон" — хозяйство на канале, не будь канала, тут суслики бы у нор посвистывали. И "Волго-Дон" и другие приканальные совхозы поднялись на воде, живут водой.

Виктор Иванович Штепо погрузнел немного, не без того, ведь дело идет к полсотне. Который год он здесь, на "Волго-Доне"? Оказывается, уже семнадцатый.

— Пятилетка тяжелая, — начинает он, по привычке беря быка за рога. — В трех предыдущих было у нас по году со злой засухой. В этой — два: семьдесят второй и нынешний, причем наихудший, пожалуй. Плохо с кормами. Некоторые районы солому в других краях заготавливают.

— А овощи?

— Да как вам сказать… Овощи — вещь деликатная. Каждому дай свой уход, не стандартный, для каждого года свой агротехнический фон. Ничего, справились.

"Волго-Дон" дает жителям огромного Волгограда почти сорок процентов овощей. У канала несколько совхозов. Однако до "Волго-Дона" пока ни один не дотянулся, по овощам во всяком случае.

Штепо радуют огурцы, но как хозяин он сокрушается — при поливе ни одну культуру в здешних местах не сравнишь с луком: до двух тысяч рублей дохода с гектара! А лук нынче — того…

Чмшкян, я чувствую, в курсе всех дел Виктора Ивановича и ловко направляет беседу так, чтобы я не упустил чего-либо важного.

— А общая прибыль? — спрашивает он и косится на меня.

— Продукции за год даем на девять с половиной миллионов, чистую прибыль за пятилетку удвоили.

— Ему когда-то за люцерну хотели всыпать, — кивает Вартан Арсенович в сторону директора совхоза.

— Да, было дело, — соглашается Штепо. — Вообще-то попадало мне частенько… А люцерна — культура больших возможностей. В наших местах четыре-пять укосов. Конечно, на орошаемых землях. Верно говорят: вода — кровь земли.

И для совхоза, и для его директора девятая пятилетка была успешной. В "Волго-Дон" зачастили иностранцы: есть что посмотреть. При шоссе на границах совхоза поставлена стела: "Ордена Ленина совхоз "Волго-Дон", коллектив коммунистического труда". Стела основательная, сработана надолго: люди уверены, что почетное звание удержат прочно.

Сам Виктор Иванович Штепо награжден орденом Октябрьской Революции, стал Героем Социалистического Труда.

Совхоз выдержит теперь сравнение с крупными механизированными хозяйствами любой части света. Три тысячи гектаров поливных земель, 230 тракторов, 50 комбайнов, 150 автомашин, свыше 800 разных сельскохозяйственных орудий. Продукция растет год от года, число работающих остается примерно на прежнем уровне. Средний заработок поднялся до 157 рублей в месяц, механизаторы зарабатывают больше двухсот. Бытовые удобства, как я уже говорил, сближаются с городскими. Новые дома совхоза — четырехэтажные, многоквартирные.

— А сейчас строим девяностоквартирный. — Директор многозначительно посмотрел на нас. — Да. И это политика. Надо беречь землю. Не может застройка расползаться до бесконечности. Не должна она теснить землю, способную рожать! Будем смотреть вперед, думать о будущих поколениях.

По привычке Штепо пишет какие-то цифры на листе бумаги, подчеркивает их, обводит кружками. Что, однако, за странная надпись на его отличной, "подарочной" ручке?

— A-а… Пожалуйста.

Читаю: "IX конгресс МКИД, Москва, 1975".

— На память о Международном конгрессе ирригации и дренажа. Довелось побывать.

И снова — к местным проблемам:

— В чем на Волге трудности с орошением? Не было традиций. Я вот как-то ездил в Египет. Там орошение со времен фараонов. От деда к внуку — чувство воды, навыки полива. Пусть в основе поливного хозяйства у них отсталая техника. Но кто откажет египетскому феллаху в понимании, притом достаточно тонком, всех особенностей взаимоотношений воды, почвы, солнца, растения? А у нас, в Волго-Донском междуречье? Воду знали только в колодцах. Напоил казак коня — и поскакал дальше, только пыль вьется.

В совхозе поставили дополнительную насосную на случай особо засушливого лета. Практически нашли нормы полива, не полагаясь слепо на опыт соседей. Оправдались все затраты, да еще как! А дренаж помог успешно бороться с засолением почв.

— В общем, учимся на ходу. Постепенно появляются свои мастера орошения. С пятилеткой мы справились по всем позициям. По большинству — досрочно, с превышением. Рост продукции — более чем в полтора раза, производительности труда — в полтора. И на десятую смотрим с оптимизмом. Намечаем кое-что, чтобы поливной гектар давал больше. Например, помидоры. Есть мысль — частично перерабатывать на месте. Задуман консервный завод. Одно дело везти спелые томаты черт те куда, другое — сразу в переработку. Качество сока — уже выигрыш. И потерь меньше. Ну и дальнейшая механизация уборки, томатоуборочные комбайны.

Теперь о животноводстве. Кормовая база резко улучшилась, а стадо у нас старой породы, для бедных кормов. Будем обновлять. Завозим из средней полосы черно-пеструю породу. Постепенно акклиматизируем. Находимся в постоянном контакте с Ленинградским институтом генетики. За пятилетку сделаем стадо более продуктивным, в перспективе — удвоение выхода молока. Я вот побывал в Италии, Венгрии, Болгарии, Румынии, еще в кое-каких странах. В Соединенных Штатах, верно, быть не доводилось, но у соседей ростовчан присмотрелся к откормочному комплексу американского типа. Раздобыл, разумеется, чертежи, вспомнил прежнюю профессию. У нас ведь есть кое-какие станочки, производственная собственная база. Самолет не сделаем, а вот дробилку наподобие американской сработаем, будьте уверены. Ну, имеются и свои идеи конструкторского порядка.

Не хвастался Штепо, нет! Есть в нем вера в коллектив, живая мысль, творческое воображение. Не робеет, замахивается на многое — но ведь доказал уже за полтора десятка лет, что слово с делом у него не спорят, что если он и мечтатель, то без маниловщины, мечтатель деятельный, с упорством делового человека осуществляющий свои идеи. Мне говорили, что не всегда у него победы, бывают и срывы, бывает, что переоценивает возможности свои и людей, на которых опирается. Но слышал я от него еще в прошлый приезд:

— Сельское хозяйство — это постоянный фронт. Тут готовься к любым неожиданностям, веди постоянную разведку. Как на передовой.

Чем больше знаешь Волгу, тем труднее рассказывать о ней. Кажется, будто повторяешься — да, отчасти так оно, наверное, и есть. И одновременно чувствуешь: не сказал и сотой доли того, что надо было сказать. Пусть один сроднился с ней, для другого она лишь набор осевших в памяти стихов, песен, страниц учебника, газетных заметок, кадров кинохроники. Но едва ли сыщешь у нас человека, который вовсе не слыхал бы о Волге, в котором Волга не пробудила бы никаких движений души, ничего не всколыхнула бы в памяти.

Некогда довелось мне две навигации ходить в команде теплохода — правда, не волжского, а енисейского. С тех давних лет городская весна с мокрым, грязным снегом, веревочным ограждением тротуаров, об асфальт которых со звоном дробятся сбитые дворниками отяжелевшие сосульки, с афишами о проводах русской зимы кажется мне какой-то бесхарактерной, вялой. Мне вспоминается затон, готовящий к первому рейсу суда. Капитаны, одетые не по форме, больше похожие на рабочих-судоремонтников, в сотый раз придирчиво и требовательно ревизуют свое "хозяйство". Уж, кажется, все блестит, все подновлено, пригнано, покрашено, надраено — так нет, опять заглядывают в каждую дырку. Тут не столько беспокойство, сколько желание чем-то занять, укоротить время до той желанной минуты, когда отшуршат последние льдины и над речным половодьем попробует голос судовая сирена. Вот в эти-то последние преднавигационные дни у капитанов, умеющих мгновенно засыпать после нервной ночной вахты, появляются признаки недолгой, до торжественного подъема флага, бессонницы.

Для меня Волга — три с лишним десятилетия, когда палуба теплохода сменялась котлованом гидростанции, приволжское село — лагерем археологов на дне будущего моря, стапели "Красного Сормова" — волжской дельтой в дни цветения волшебного лотоса.

Я помню первый самосвал, сбросивший ношу в проран перекрываемой плотиной реки, помню и последних волжских "американцев": то были странные пароходы с гребным колесом за кормой. Суда подобного типа водил некогда по Миссисипи лоцман Сэмюэл Клеменс, будущий великий Марк Твен…

Последние годы часто ловлю себя на мысли: от той Волги, которую когда-то увидел впервые, осталось, наверное, меньше, чем пришло нового.

Мы иногда утрачиваем ощущение времени. Нам начинает казаться, что многое было чуть не от века — настолько мы к нему привыкли.

Но вспомним ту Волгу, которую видели и знали, с которой начинали работать составители первых планов ее преобразования.

На табель-календаре 1922 года, висящем возле книжного шкафа в кремлевском кабинете Ленина, есть карта РСФСР.

В годы эмиграции Владимир Ильич Ленин писал с чужбины: "…соскучился я по Волге!" Поволжье он относил к тем местам России, которые знал лучше других. На свои волжские воспоминания Владимир Ильич ссылался в известном письме, посвященном образованию Советского Союза. Волга была родной его рекой — и можно предполагать, что извилистая линия на карте, соединяющая кружочки городов Поволжья, достаточно часто привлекала внимание Ленина.

В 1922 году Волга омывала края, разоренные гражданской войной, опустошенные голодом. "Пусть весь рабочий класс, как один человек, встанет, чтобы залечить тяжелую рану Поволжья", — призывала тогда партия.

На Волгу тех лет нас могут вернуть сегодня старые кадры кинохроники: пустынные воды и пустынные берега, изредка — набитый "мешочниками" пассажирский пароход, обшарпанный и грязный, крючники в широких шароварах, в лаптях, бегущие по шатким сходням с тяжелыми тюками на спине. Лежит в развалинах Ярославль, жертва белогвардейского мятежа, возле пристаней Казани торчат из воды трубы затопленных белыми пароходов.

Ровесник карты, волжский путеводитель, составленный в 1922 году, полон жалоб на все усиливающееся обмеление реки. Он предостерегает: между Тверью и Рыбинском "пароходное движение иногда приостанавливается совсем". Волга, говорится в нем, своенравна и не подчинена человеческой воле. В половодье заливает города, затапливает заокскую часть Нижнего Новгорода, а в межень громоздит мели, меняя русло. Она ушла далеко от Казани. В середине лета пароходы не могут подходить к Саратову. Такая же участь "грозит Самаре и многим другим городам Поволжья".

Такой была Волга в ее естественном состоянии. И если бы наш соотечественник, который в начале 1922 года, потуже затянув пояс, читал в газетах о штурме белогвардейских позиций под Волочаевкой, о всероссийском двухнедельнике помощи голодающим, мог бы каким-то чудом увидеть сегодняшнюю Волгу, она показалась бы ему придуманной, неправдоподобной рекой из фантастического рассказа…

На волжских плесах заряжаешься оптимизмом, черпаешь запас бодрости. Ощущение от встречи с Волгой всегда сложно. Оно складывается из раздолья плесов, кудрявой зелени береговых дубрав, замшелых стен древних кремлей, бетонных громадин плотин, гулких камер шлюзов, несчетных огней приволжских городов и, конечно, создающего полноту, богатство жизни на воде, потока белых трехпалубных красавцев, огромных грузовых работяг полуморского типа, глубоко осевших танкеров, легко скользящих "Метеоров".

Подводные крылья дали Волге невиданные скорости, вернули ей делового пассажира. Именно Волга победно начала здесь новую эпоху на водных путях мира.

А сегодняшний грузовой флот? Я немало говорил о нем. Добавлю, что появились уже танкеры грузоподъемностью 18 тысяч тонн — не так давно такие строились только для морей. Перестали быть новинками такие гибриды, как нефтерудовозы. Мы привыкаем и к катам-аранам. Нас не удивляет, что ледоколы, представление о которых всегда связывалось с Арктикой, действуют на волжских водохранилищах, то поторапливая весну, то стараясь задержать приход зимы.

Когда отмечалось двадцатилетие Волго-Дона, лишь к случаю вспомнили, что по каналу-юбиляру перевезено более 100 миллионов тонн грузов, что он помог оросить и обводнить сотни тысяч гектаров. Тридцатипятилетие канала имени Москвы вообще почти затерялось в петите газетной хроники, а ведь эта магистраль ежегодно пропускает в столицу и из столицы многие тысячи судов. В буднях пятилетки у Москвы появился второй глубоководный выход на Волгу: старая Москворецкая система уступила место современным автоматизированным шлюзам. Скажите честно — запомнилось вам это событие? Ведь даже о Волго-Балте, почти втрое превосходящем Волго-Дон, слышим мы не столь уж часто. Между тем именно этот путь дал Большой Волге еще один надежный магистральный выход на морские дороги.

Когда судно типа "река-море" под красным вымпелом на мачте идет из Стокгольма в один из каспийских портов Ирана — это словно визитная карточка новой Волги, значение которой перешагнуло границы страны и становится международным.

Такова Волга транспортная, взявшая на себя изрядную долю всех грузов, перевозимых по водным путям Советского Союза.

Волга электрическая — это десятки миллиардов киловатт-часов электроэнергии, ежегодно вливаемой гидростанциями в рабочий организм страны.

Волга автомобильная? Завод в Тольятти выпускает третий миллион "Жигулей". Третий миллион удобных, экономичных, надежных машин, пользующихся спросом за границей и дома: "семейный" автомобиль хорош для поездок на работу, для загородных прогулок, для вылазок в выходные с чадами и домочадцами к дальнему озеру, в грибные леса, в древний город, куда наезжены дороги автобусами "Интуриста".

Волжский автомобильный завод к десятой пятилетке подготовил выпуск машин повышенной комфортабельности и мощности, а также машин повышенной проходимости. ВАЗ — свыше 660 тысяч машин в год, одна машина каждые 22 секунды. В перспективе, не очень отдаленной, — миллион автомобилей в год.

Кстати, "Жигули" — не только марка волжского автомобиля. Это и название нового типа судна, автомобилевоза, на четырех палубах которого свыше полтысячи автомашин путешествуют к портам магистрали пяти морей. Получайте с воды, без дорожной пыли.

Свыше двух миллионов автомашин, выпущенных одним заводом. Быть может, и тут стоит оглянуться назад? В мае 1922 года Ленин интересовался, нельзя ли сократить расходы на гараж Совнаркома? Дзержинский проверил: нет, сокращение невозможно, в правительственном гараже всего шесть машин…

А ведь автомобильная Волга — это не только ВАЗ. Это и Горьковский автозавод, и автозавод в Ульяновске, и, наконец, камский гигант — он ведь тоже на волжской орбите, в Татарии. Каму от Волги не отделишь, она — как второй ствол от одного могучего корня. КамАЗ — гигант мирового класса: 150 тысяч грузовиков в год. И опять — в прошлое: когда-то вопрос о выделении Татарии 30 грузовых машин специально рассматривал Совнарком под председательством Ленина.

А Волга тракторная? В том, что наша страна держит мировое первенство по выпуску тракторов, ее немалая доля.

Чебоксарские богатыри — это десятая пятилетка. Но еще в канун девятой с конвейера Волгоградского тракторного сошла миллионная машина.

Ее выпустил завод, ставший полем боя в дни обороны Сталинграда. Завод, на территории которого не осталось ни одного уцелевшего цеха, завод, на территории которого насчитали сорок тысяч воронок от снарядов и авиабомб.

К Вечному огню Волгограда стекаются люди со всей страны. Сюда приходят почтить память героев наши зарубежные друзья и почетные гости. В этом городе реликвии боевой славы — всюду. Скоро к ним прибавится получивший во время битвы три тысячи пробоин и поднятый со дна пароход "Гаситель". Одно из тех небольших волжских судов, что работали на сталинградских переправах, поддерживая сражающийся город. Такие вот суда вместе с кораблями Волжской военной флотилии перевезли через реку свыше полумиллиона людей, почти тридцать тысяч автомашин, свыше восьмисот орудий — так не на вечной ли стоянке место "Гасителю"?

Волга, Поволжье — двадцать три года жизни Ленина.

С государственным размахом преобразован Ульяновск, где над Волгой поднят беломраморный Ленинский мемориал. Именем Ленина названы два канала, открывшие Волге дороги к Балтике и Дону. Имя Ленина носит гидростанция в Жигулях и флагман волжского флота. Орденом Ленина награждено Волжское объединенное пароходство, крупнейшее на реках Европы. И вся сегодняшняя Волга, река великих строек, река дружбы и братства народов — живое воплощение идей Ленина, осуществляемых под знаменем его партии.

Волга работает в полную силу лишь от ледохода до ледостава. И мой рассказ был об этой трудовой поре, о волжской навигации, завершавшей девятую пятилетку.

По своим главным задачам, по основным направлениям — мы услышали это на XXV съезде партии — девятый и десятый пятилетние планы представляют собой как бы единое целое.

У нашей экономической политики — долговременная ориентация. Преемственно все ценное в народном опыте. Оно будет развиваться, приумножаться новой пятилеткой.

Волга не раз помянута в решениях съезда. О Волге, как всегда, — партийная забота. Волга, как всегда, на стыке многих важных народнохозяйственных задач.

Десятая пятилетка — это, в частности, ввод мощностей на Чебоксарской и Нижнекамской гидростанциях. Строительство Константиновского гидроузла в низовьях Дона. Реконструкция Беломорско-Балтийского канала. Продление навигации на внутренних водных путях. Пополнение речного флота ледоколами, толкачами, большегрузными составами, крупными грузовыми теплоходами, в том числе судами смешанного плавания "река-море"…

За всем этим — не только решение наиболее насущных энергетических и транспортных проблем Большой Волги. Размах шире: совершенствование Единой глубоководной системы европейской части страны, связанной с Мировым океаном!

Строка о предусматриваемых на пятилетку водоохранных мероприятиях в Волго-Камском бассейне суховато-прозаична. А ведь это огромные, сложные, дорогие работы, возвращающие водам прозрачность и чистоту, дарящие миллионам людей радость общения со сбереженной речной природой.

"Продолжить строительство оросительно-обводнительных систем в Поволжье…" Так в решениях съезда сказано о дальнейшем мощном наступлении на извечных врагов земледельца, на засуху и суховеи. Опора этого наступления — Волга, ее моря. На карте Поволжья заштрихован почти миллион гектаров земли, получающей воду. Десятая пятилетка примерно вдвое расширит плацдарм.

Битва за гарантированные урожаи еще до конца столетия будет выиграна не только в Поволжье. Этому поможет дело поистине планетарного масштаба, которое в десятой пятилетке обретает надежную опору научных исследований. Речь идет, конечно, о переброске части стока северных и сибирских рек в бассейн Волги, в Казахстан и Среднюю Азию. Замысел дерзновенный, небывалый — но разве не таким же казался современникам проект Большой Волги?

…На главной нашей реке — весна. Следом за синеватыми льдинами ушли в дальние рейсы корабли. Волга-труженица начала навигационную вахту и щедрой, и требовательной к ней десятой пятилетки.