Гордое сердце

Глава 7

— Нет, — сказала Александра подчеркнуто спокойно, борясь с нелепым желанием расплакаться, — благодарю вас. В этом нет необходимости. Это абсурдно!

Мальчики были разочарованы. Миссис Тук казалась задумчивой. Доктор нахмурился. Драмм с сочувствием смотрел на девушку.

— Пожалуйста, поймите меня, — сказал он. — Я не хочу вас обидеть. Но я ленивое, самовлюбленное существо. Все, чего я прошу, — не могли бы вы хотя бы не отказываться сразу? Это внесет в мою жизнь такое приятное разнообразие, — жалостливо добавил он. — Я столько мучился, мне доставит радость сделать что-нибудь полезное.

Александра сжала зубы. Драмм не из тех, кто жалеет себя. Он просто развлекается, смеется над ней.

— Не могу понять, какой от этого вред, — продолжал граф.

— Что за нелепость, — твердила девушка. — У вас теперь будет слуга. Нет никакой необходимости, чтобы два ваших лакея оставались здесь. Слуги в деревенском доме? — Ее голос зазвучал слишком высоко, и, услышав в нем резкие нотки, она глубоко вздохнула.

— Не в доме, — мягко поправил он. — В сарае.

— Пусть в сарае, — стараясь успокоиться, ответила Александра. — Все равно глупо, и не говорите, что они нужны для ухода за лошадьми, — горячо добавила она, — потому что без них здесь бы не было столько лошадей. Послушайте, милорд. Вы отправляете кареты назад в Лондон, а я предлагаю вам поступить так же с конюхами.

— Они будут лакеями, — сказал граф.

— Конюхи, лакеи, какая разница! — взорвалась Александра. — Это еще два человека и две лошади. Трое слуг для вас одного? Здесь нет больше места для скотины или людей, и, по-моему, верх нелепости и самонадеянности предлагать, чтобы ваши люди построили сарай, где они могли бы жить!

Она услышала, как кто-то в комнате охнул, и совсем сжалась.

— Верхом навязчивости — может быть, — вкрадчиво продолжал граф. — Но самонадеянность? Я никак этого не хотел. Мне придется оставаться здесь еще несколько недель. Наверняка расширение вашего сарая — не такое уж плохое дело? Я же не прошу разрешения достраивать ваш дом, он и так очарователен. Кроме того, — добавил он, — стук молотков вызвал бы у меня головную боль, и, конечно, доктор не одобрил бы этого. Но перестроить сарай? Эти люди были когда-то моими собратьями по оружию. Мы разбивали лагерь там, где нужно, но в деревне палатки смотрелись бы не к месту. Мои слуги находчивы и изобретательны. Уже сделаны все замеры, и мы начертили план. Все, что им требуется, — это материалы. Они сделают сарай вдвое больше всего за несколько дней. Еще один день — и соорудят себе прочные койки. Получится, что им есть где спать, так же как и мистеру Граймзу. Значит, нам не придется стеснять доктора, — пояснил он. — Кроме того, вам больше не надо будет подавать и приносить мне все, что требуется, я буду справляться сам. А когда уеду, то оставлю после себя нечто большее, чем грязное постельное белье. Что в этом плохого?

Мальчики с надеждой посмотрели на сестру. Их сарай был крошечным и нуждался в ремонте. Если его расширят, то появится больше места для их животных, да им и самим будет где поиграть.

Но так нельзя! Александра чувствовала, все понимала сердцем, и подыскивала слова для объяснения. Это невозможно, потому что будет уязвлена ее гордость. Потому что, заботясь о нем, девушка ощущала себя ровней, а не служанкой. Если Драмм начнет разбрасываться щедрыми дарами, то она будет чувствовать себя платной сиделкой.

Александра приняла его из жалости. Она не нищенка. Ей пришлось много трудиться, чтобы стать хозяйкой этого дома и быть в состоянии содержать себя и братьев. Это не замок, и она не богата, но сейчас, когда нет необходимости перед кем-либо отчитываться, не позволит себе снова выступать в роли просителя в собственном доме.

Ей и так уже пришлось пойти на компромисс. Они только что закончили спор по другому деликатному вопросу, и граф одержал победу. Он настоял на том, чтобы платить за еду, объясняя, что теперь ей придется кормить больше ртов. Ей действительно не хватало денег, чтобы накормить всех, по крайней мере хорошо накормить, поэтому пришлось сдаться. Теперь Драмм просит разрешения перестраивать ее дом, этого она не смогла бы себе позволить.

Это похоже на получение подарка, слишком близко к милостыне. С нее достаточно. Александра не так уж много имеет, но гордость — единственное оружие против всех, знающих ее обстоятельства. Она никогда ему этого не скажет, тем более что у нее появилась идея, как отказаться.

— А что подумают жители деревни? — горячо воскликнула девушка.

Увидев его смятение, она почувствовала себя гораздо лучше.

— Уважаемый сэр, — сказала Александра, — когда вы уедете, что будут говорить люди, зная, что я несколько недель развлекала у себя в доме аристократа, после чего он подарил мне новую постройку?

Девушка могла бы радоваться, что заставила графа отбросить сдержанность. Но совсем не так, как ей хотелось бы. Драмм закинул назад голову и расхохотался. Миссис Тук улыбнулась, и доктор тоже усмехнулся. Мальчики выглядели такими же сконфуженными, как и Александра.

— Моя дорогая мисс Гаскойн, — наконец выговорил Драмм, вытирая глаза. — Вы считаете, постройка несовместима с понятием добропорядочности? Судя по вашей реакции, можно решить, будто джентльмен, оставляющий леди постройку, ничем не лучше джентльмена, оставляющего даму с ребенком на руках. Или я не прав? Сарай — не украшение, хотя, может быть, это несколько более дорогой подарок, чем коробка конфет. И все-таки мне неизвестны дамы, которые получали бы сараи от своих… — Он взглянул на мальчиков и невинно добавил: — Гостей.

Мальчишки засмеялись. Александра, покраснев, грозно взглянула на них.

— Я думаю, люди решат, — продолжал Драмм, — что граф Драммонд — такой же испорченный, как остальные бездельники-аристократы, и стремится переделать все для своего удобства. Прикован к кровати всего на месяц строит сарай для собственных нужд? Они будут удивлены и напуганы. В их глазах я предстану капризным, пресыщенным чудаком. Это создаст мне замечательную репутацию, но вашей никоим образом не коснется. Принимая во внимание мое самомнение плюс превосходное знание нашего жестокого мира, позвольте заметить: думаю, большинство соседей просто мечтали бы, чтобы я сломал ногу возле их крыльца.

Все в комнате засмеялись. Кроме Александры. Граф выставил ее дурочкой. А почему бы и нет? — с негодованием подумала она. Он человек с титулом, с деньгами, обладающий властью. Ее гордость не может противостоять всему этому. Глупо было с ее стороны думать, что она сумеет запретить ему делать то, что он пожелает. Хватит изображать дурочку.

— Прекрасно, — сказала девушка, опуская голову. — Делайте что хотите. Я вижу, мои возражения оказались несущественными.

Она повернулась и вышла из комнаты, не заметив, как хмуро граф смотрит ей вслед.

Расстроенная Александра дергала сорняки в огороде, когда прибежали мальчики и сказали, что наверху ее ждет сюрприз. Она поднималась по лестнице со страхом, полная неясных предчувствий. Трудно представить, что это за сюрприз, и она не хотела больше никаких подарков от своего властного гостя.

Девушка избегала его после вчерашней ссоры, оправдываясь тем, что очень занята. И постаралась, чтобы у нее не было ни одной свободной минутки. Но граф был занят еще больше, его слуги сновали вверх-вниз по лестнице целый вечер, пока она не выставила их из дома перед сном. Люди Драммонда завернулись в одеяла и расположились у самого крыльца. Александра все время выглядывала в окно, беспокоясь о том, что им сыро и неудобно, но сегодня утром они выглядели так же, как вчера, даже одежда не пострадала.

Слуги трудились с восхода, делая отметки, забивая колья и привязывая к ним бечевку, которую натягивали, чтобы обозначить основание будущего строения, и дожидались прибытия досок. Девушке уже было видно, что сарай по размерам будет превосходить ее дом. Теперь ее первоначальный протест казался глупым даже ей самой, но она не могла не волноваться, прикидывая, что сможет завести кур и что у нее появится еще место для хранения, припасов. Может, и комната для мальчишек, где они будут играть или заниматься, если постройка окажется достаточно удобной и теплой…

Она остановилась в дверях своей спальни, удивленная увиденным. Высокий, темноволосый, элегантный джентльмен сидел в кресле у окна. Александра так испугалась, что ей, потребовалось не меньше минуты, чтобы понять — это не незнакомец. Только рассмотрев длинный цветной халат поверх рубашки, девушка поняла, кто это. Халат и то, что одна нога мужчины была поднята на табурет.

— Я не видел вас за завтраком, — сказал Драмм, улыбаясь и жестом приглашая ее войти. — Вы когда-нибудь простите меня?

Он очень отличался от прикованного к кровати больного, которого она знала. В нем не осталось ни капли беспомощности. Надменность, властность и элегантность проглядывали в каждом жесте. Александра подавила желание присесть в поклоне. Ее глаза потемнели, она опустила взгляд.

— Я была очень занята, — сказала девушка, после чего добавила: — Вижу, вы чувствуете себя лучше.

— Да, спасибо. Отношение человека к собственной болезни может помочь вылечиться. Я побрит и одет по моде. То, что я в своем халате и сижу в кресле, заставляет меня снова чувствовать себя здоровым. Не подумайте, что вы не заботились обо мне наилучшим образом, — быстро добавил он, — но Граймз изучил все мои прихоти, и я, не колеблясь, могу пользоваться его помощью.

Александра только кивнула, сложив перед собой руки, словно экономка, ждущая приказаний. Драмм смотрел на нее со смесью сочувствия и веселья. Он встречал много красивых женщин и дурнушек, но никогда не видел ни одной, одетой так же небрежно, как хозяйка дома сегодня утром. На ней было ужасное старое платье. Когда-то, давным-давно, оно было цветастым. Теперь виднелись лишь бледные отпечатки розочек, платье свободно висело на фигуре и совершенно не соответствовало врожденному изяществу девушки.

Она стояла у окна, спиной к свету, и граф внезапно понял, что ткань платья так истончилась от старости, что стала прозрачной. Драмм видел очертания тонкой талии и нежную вздымающуюся округлость груди. Он быстро отвел взгляд. Розовый кружок, который он успел заметить, мог быть выцветшим рисунком, но мог оказаться и дерзким бутоном соска.

Лорд Драммонд молча проклинал внезапно вспыхнувшее плотское возбуждение, теплой волной сковавшее его бедра. Это всего лишь инстинкт, он все понимал и не мог позволить себе разглядывать дальше. Дамы света слегка смачивали свои тонкие платья, чтобы добиться от мужчин такой же реакции, но он знал, что эта женщина скорее утопится, чем поступит так же. Граф был уверен — если бы она узнала, что он увидел, то пришла бы в ужас. Продолжать смотреть опасно. С этой женщиной нельзя играть в такие игры.

Драмм решительно подавил остатки физического влечения, напомнив себе о фактах, которые были способны погасить самые неуместные желания. Страсть не может стать судьбой. Он не похотливый мальчишка. Страсть можно удовлетворить без всякого риска. Он знает, что аристократу с древнейшей родословной нужна подходящая жена. Она должна устраивать его отца, то есть соответствовать титулу и положению Драмма. У него достаточно денег, чтобы приобрести целый гарем, но, как бы очаровательна ни была Александра, он просто не имеет права позволить себе думать о ней всерьез.

Граф взглянул на девушку, чтобы проверить, не заметила ли она его любопытства. Та, отвернувшись, смотрела в окно. Он воспользовался возможностью разглядеть ее, с удивлением отметив, что сегодня она не похожа на ту чистюлю, какой была всегда. На одной щеке у нее мазок чего-то золотистого. Мальчики сказали, что сестра занимается огородом, значит, это пыльца. «Какой-нибудь удачливой пчеле Александра показалась бы восхитительно вкусной», — подумал Драмм. На белой коже руки у нее красовалось грязное пятно, в волосах запутались листья и веточки, и она старалась не встречаться с ним взглядом.

«Неудивительно, что она избегает меня, — виновато думал Драмм, видя, как Александра смотрит по сторонам, отводя от него глаза. — Это не из-за моей порочности. Ее она никогда не замечала. Это потому, что она пытается скрыть свои собственные чувства, но их очень легко угадать».

Восхищенный взгляд смущает ее, комплимент волнует и пугает, а флирт совершенно выбивает землю из-под ног. Странно, решил он, обычно она держится со спокойной уверенностью женщины, которую не проведешь, — так мужчины говорят о даме, знающей правила игры и уже пару раз одержавшей в ней победу. Но ясно, что Александра не имела такого опыта.

Жаль, что он может только флиртовать с ней, размышлял граф, а если бы был добрее, то не стал бы делать и этого. Но может быть, когда-нибудь он сумеет помочь ей. Понятно, что она нуждается в помощи.

Например, ее странная замкнутость. Драмм здесь уже несколько дней, а она до сих пор ни с кем не встречалась, кроме доктора и миссис Тук, которую тоже пригласил доктор. Девушка заботится о мальчиках, как мать, кропотливо ведет хозяйство и занимается с братьями уроками не хуже, чем любой из учителей, которых он когда-либо знал. Мать, хозяйка и учительница — но не любовница? Она состоит из противоречий. Простая деревенская женщина, но с таким образованием, какого не встретишь среди большинства высокородных джентльменов. Красивая женщина без поклонников и, более того, без желания их приобрести? Или без возможностей, которые помогли бы ей в этом. Драмма всегда привлекала тайна, но, кроме того, его беспокоило, что Александра растрачивает себя впустую.

— Я уже могу передвигаться по комнате, — сказал он, чтобы нарушить затянувшееся молчание. — Ну, не совсем самостоятельно. Меня передвигает Граймз. Но меня волнует — я действительно обидел вас? — внезапно спросил он. — Я вовсе не хотел с вами ссориться. Так получилось, верно? Я все утро был не один и гадал, где вы. Миссис Тук доставила мне удовольствие, разделив со мной завтрак. Я встречался со своими людьми. И Граймз был здесь. Мальчики заходили перед школой, но сказали, что вы заняты. Вы избегаете меня. Простите. Мы можем снова стать друзьями? Мне вас не хватало.

Эти слова заставили ее взглянуть на него с удивлением.

— Не хватало?

— Я не лгу, — серьезно ответил он, глядя ей прямо в глаза. Что-то в ее взгляде заставило его опустить ресницы. Он смахнул с шелкового халата несуществующую соринку. — Конечно, я склонен приукрашивать правду, но никогда не лгу.

— Понятно. Значит, вы гадали, почему я не прихожу, и чувствовали свою вину? Прекрасно.

Граф рассмеялся.

— Да. Но мне не хватало общения с вами, — честно признался он. — Доктор говорит, что я должен остаться тут еще на несколько недель. Он беспокоится о ноге и голове. И не уверен, что поездка в экипаже безопасна для вашего покорного слуги. Мне даже запрещено еще неделю пользоваться костылем! Раз я вынужден остаться, то не можем ли мы заключить перемирие? Я не могу не приказывать. Видите ли, это врожденное. Я всегда вмешиваюсь и сую нос в чужие дела, что очень помогало моей работе во время войны, поэтому я свыкся со своими дурными привычками. Постараюсь исправиться. Но поскольку сейчас я способен только вести беседы, то нуждаюсь в них так же, как в воде и пище. Мне бы хотелось разговаривать с вами. Когда сможете и когда захотите, конечно. А вы захотите?

Нельзя отклонить такое милое предложение. А его улыбку еще труднее отвергнуть. Странно, как очень властный человек может становиться настолько же невинно-оживленным, как один из ее братцев, подумала Александра. Его таланту стоит позавидовать. Девушка ни на минуту не сомневалась, что умение очаровывать женщин так же отработано, как и все его речи. Она согласно кивнула:

— Ладно, хорошо. Но пожалуйста, постарайтесь понять — мне ничего от вас не надо. Ни денег, ни других подарков. Бесед вполне достаточно.

— Ну что ж, — сказал он, — тогда садитесь, пожалуйста, и расскажите мне, о чем сплетничает вся округа и чем вы занимались утром.

Александра улыбнулась, потому что его просьба звучала как приказ.

— Нет, спасибо. Не хочу пачкать вашу кровать.

Драмм смутился. Он занимал единственное кресло в комнате.

— Позвольте… — начал он. Девушка перебила его:

— Нет, я сама. Но пока не против постоять. Я слишком перепачкалась, все утро работая в огороде. Там и услышала последние сплетни. Что же новенького? Новое семейство малиновок поселилось в заброшенном яблоневом саду у дороги. Вчера поздно вечером видели барсука, он вернулся в свою нору только под утро. И еще! Начали цвести золотые шары.

Граф не рассмеялся, как она ожидала. Наоборот, опечалился, ласково глядя на нее синими, как цветы горечавки, глазами.

— У вас совсем нет соседей? — серьезно спросил он.

— Есть, конечно, — быстро ответила она. Ей не нужна его жалость. Девушка гордо подняла подбородок. — Но между нами нет ничего общего. Не поймите неправильно, здесь живут добрые люди. Я уверена, они тотчас бы примчались, если бы решили, что я в беде или мне нужна помощь. Но мы почти не знакомы. Мальчикам не разрешалось играть с местными ребятишками, когда они были младше. Мистер Гаскойн говорил, чтобы братья не дружили с теми, кого он считал глупее. Поэтому мы по-прежнему чужие. Дети часто знакомятся не с теми, с кем хотели бы их родители, а эти связи потом перерастают в дружбу на всю жизнь, куда бы судьба ни забрасывала человека, — объясняла она, словно повторяя заученное наизусть. — Мистер Гаскойн знал об этом. Он не старался быть приятным человеком. А теперь мальчики знают гораздо больше, чем их сверстники, и поэтому им неинтересно с другими детьми. Между ними нет вражды, но нет и дружбы. Это похоже на то, как если бы овец пытались подружить с коровами. Они пасутся на соседних лугах, но между ними ничего общего. — Девушка рассмеялась.

Драмм заметил, что она никогда не жеманничала. Ее смех не был отработанно-звонким. Естественный, теплый смех от всей души пробуждал желание к нему присоединиться. Но не сейчас.

— Вот как одна деревенщина думает об остальных деревенских жителях, — иронически заметила Александра. — Вам будет о чем рассказать своим лондонским друзьям, описывая приключения в сельской местности!

— А их одноклассники, — спросил он, не обращая внимания на ее иронию, — мальчики ведь ходят в гости?

Она покачала головой:

— Нет, им не позволялось дружить и с одноклассниками. Их положение слишком отличается от условий жизни других ребят, и мистер Гаскойн не хотел, чтобы мальчики мечтали о том, чего никогда не получат. Поэтому вся их жизнь — вот этот дом. Не так уж плохо.

— А вы? — серьезно спросил Драмм. — Вам разрешалось дружить с соседскими детьми или поддерживать отношения с женами других учителей, с их семьями?

— О, я, — сказала она и снова повернулась к окну. — Я нужна здесь. У меня не было времени встречаться с другими девочками, даже если бы мистер Гаскойн позволил.

— Проклятие! — произнес Драмм. — Не хочу говорить ничего дурного о вашем отце, но что он был за человек?

Ее взгляд сверкнул, глаза потемнели.

— Он взял детей, которые иначе оказались бы на улице, — ответила девушка. — Кит был совсем маленького роста несколько лет назад, поэтому его обучили бы ремеслу трубочиста, и он заработал бы какую-нибудь смертельную болезнь, целыми днями дыша сажей. Вин давно стал крупным мальчиком, и его отправили бы к каменщику или грузчику, где он надорвался бы рано или поздно, как тягловая лошадь. А сейчас он превосходно учится. Роб всегда проказничал. Если бы он попал к злому хозяину, то мог вообще не дожить до настоящего времени.

— А вы? — тихо спросил Драмм, следя за выражением ее лица.

Александра слегка пожала плечами и опустила ресницы.

— Я. — Она улыбнулась легкой, печальной улыбкой. — Мистер Гаскойн вообще не понимал девочек. Он считал, что оберегает меня. Может, так и было. Кто знает?

«Только не я», — виновато подумал граф. Поэтому он начал пересказывать ей, что прочитал сегодня в газетах.