Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик

Глава XXIII

Яростный рёв, раздавшийся над самой моей головой, — густой и плотный до боли (были в нём и угроза, и дикая злость), снова заставил меня поморщиться и вздрогнуть. Ещё один тяжёлый бомбардировщик (третий по счету, интервал меньше двух минут!) прогрохотал над домиком майора Строу и растворился в сыром английском небе, где-то там, за высокой проволочной сеткой, окружавшей американскую базу.

— Э, Гордон, — засмеялся Строу, — привыкай. Теперь эта музыка будет до утра… Сменили старт.

Час назад я прибыл сюда, в Лейкенхит. Майор заранее предупредил дежурных на контрольно-пропускном пункте, и сержант, небрежно кивнувший в ответ на «Я к майору Строу. Вот мои документы» (я впервые переступал порог базы ВВС США), показал мне дорогу к домику лётчика.

Строу был парень что надо — именно таких штампует на своих лакированных плакатах управление пропаганды Пентагона: высок, сероглаз, бронзов от загара и до невозможности обаятелен. Стоило мне вчера произнести по телефону: «Дорогой майор, вас приветствует старый друг… Узнаёте?», и Строу тут же загрохотал:

— Как же, дорогой Гордон. Рад вас слышать… Вы откуда?

— Из Лондона? Как себя чувствует Мэри?

— Так какого черта вы кисните там, Гордон? Топайте сюда, в Лейкенхит, и вы убедитесь, что она вас не забыла.

И это была не просто фраза. И Реймонд, и его очаровательная Мэри действительно не забыли меня. Последовали неизменные в таких случаях воспоминания о городах, которые мы вместе посетили во время путешествия, о маленьких дорожных происшествиях, оставшихся в памяти.

Потом был обед. За ним — коктейль. И, конечно же, гости — друзья Строу, офицеры базы. Узнав, что я из Канады, американцы тут же приходили к естественному выводу, что меня можно считать «своим», и открыто болтали о служебных делах. Вначале меня удивляла такая беспечность, казалось, мне намеренно «подбрасывают» определённый набор сведений, чтобы проверить, но потом я убедился, что дело просто в служебной недисциплинированности.

— Знаешь, Гордон, оставайся у нас на воскресенье, — предложила Мэри.

Мне тут же постелили в маленькой комнате. Ночью я несколько раз просыпался — над крышей финского домика грохотали, отправляясь в вояж по Европе, бомбардировщики.

До этого мне никогда не приходилось бывать в среде американских офицеров, и, естественно, я с большим интересом присматривался к их быту и нравам.

Небольшой домик Строу, очевидно, славился гостеприимством. В воскресенье и праздничные дни гости шли сюда сплошным потоком. Американцы редко приглашают своих друзей на обед или ужин. И к Строу сослуживцы приходили обычно после восьми вечера. Мэри умело готовила виски или джин, разведённые содовой, соками. Гости неторопливо потягивали из высоких стаканов, закусывая орешками и хрустящим картофелем, и вели такой же неторопливый разговор.

О чём они говорили?

Среди офицеров постарше (не имею в виду возраст, конечно) основной темой было то заманчивое время, когда они выйдут на пенсию и приобретут какое-нибудь «дело». В этом смысле пилот Пауэрс был абсолютно типичен: ведь пределом и его мечтаний было стать владельцем бензоколонки.

Их не тревожило ничто, что выходило за пределы маленького мира чисто служебных отношений и продвижений по службе. Политические бури, проносившиеся над миром в те годы, американских офицеров заботили мало. Казалось, они сознательно уходили от мыслей о невероятно тяжёлой ответственности, которая ложилась на каждого из них, — именно с этой базы поднимались в воздух бомбардировщики с термоядерными бомбами на борту… Я присматривался к офицерам, думал: могут ли они, если поступит такой приказ, направить свои бомбардировщики на мирные города? И приходил к выводу: могут. Даже не задумаются.

Итак, бизнес был темой номер один. Тема номер два также не представляла никакого интереса для меня. Она возникала, когда офицерские дамы, собравшись вокруг Мэри, уходили в детскую, оставив мужчин одних. Такой темой были английские девушки.

По субботам у проходной военной базы обычно стояла толпа молоденьких англичанок. Это были удивительно похожие друг на друга девушки. У каждой — маленький чемоданчик в руках. У каждой стандартная прическа, стандартная из универсального магазина одежда. Девушки были неестественно веселы и, судя по всему, хорошо знали друг друга.

У проходной они поджидали своих «дружков». Потом, встретив их, они отправлялись в какую-нибудь дешевую гостиницу — возле каждой американской базы их много. Там они проведут ночь. В чемоданчиках были необходимые на этот случай предметы одежды, косметики.

Иностранец сделал бы ошибку, если бы посчитал их за типичных англичанок. Но самое парадоксальное в том именно и заключается, что «главные иностранцы в Англии» — американцы именно по этим девушкам и составляли своё мнение о стране, на территории которой довольно непринуждённо и с удобствами расположились.

Между собой гости Строу называли их презрительно «квини» — «королевочки», вкладывая в кличку изрядную долю пренебрежения. Англичан, которые знали об этом, кличка доводила до бешенства, и я бывал свидетелем того, как обычно сдержанные и респектабельные люди буквально выходили из себя при упоминании о «квини».

Доблестные господа офицеры из американских ВВС, наоборот, любили, чтобы в рассказах о похождениях с «квини» преобладали подробности. Такие разговоры велись часами. Исключение составлял майор Строу, который слыл прекрасным отцом семейства.

Я был крайне удивлён, когда узнал, что большинство офицеров и их жены провели несколько лет в Англии, так и не побывав ни разу ни в одной настоящей английской семье. Отношение к английским «хозяевам дома» весьма напоминало отношение части англичан к иностранцам: «черномазые начинаются в Кале», то есть сразу же за Ла-Маншем.

Вечера в домике Строу много дали мне. И дело не только в тех сведениях, которые я почерпнул из бесед с американскими офицерами. У меня появились знакомые в этой, весьма нужной мне сфере. Я лучше понял психологию людей, которые в промежутках между разговорами о бензоколонках и «квини» вдруг бросали напыщенные фразы о великом значении американской цивилизации для Европы и особой миссии США в мире.

Господа офицеры были убежденными антикоммунистами, хотя их знания о коммунизме ограничивались сведениями из пропагандистских солдатских брошюр.

Они не терпели «черных» — уже одно упоминание о негритянских демонстрациях в Америке заставляло их сжимать кулаки.

Господа офицеры твёрдо верили, что их бомбардировщики охраняют «свободу».

…Не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить — Мэри взволнована. Как всегда, она была гостеприимна, как обычно, обрадовалась мне. Но радость её была не столь шумной и откровенной. И, накрывая на стол, она рассеянно думала о чём-то своем. «У вас что-то случилось, Мэри?» — хотел я спросить. Но решил: захочет — расскажет сама.

Прогрохотал над домиком бомбардировщик, заходя на посадку. Стёкла жалобно, тоненько ответили на его вой.

— По-моему, когда-нибудь они вылетят из окон, — заметил я, наблюдая, как огромная серебряная машина несётся к посадочной полосе.

— Если б только они, Гордон, — грустно усмехнулась Мэри. — Стёкла — это полбеды… На днях у нас случилась катастрофа… Погибли наши друзья… Сгорел самолёт.

Фраза за фразой. Слово за словом, и я узнал о том, что произошло.

А это было ужасно.

…Когда прозвучал сигнал боевой атомной тревоги, Мэри вместе с детьми согласно инструкции бросились на пол и укрылись простынями. Так она лежала с ребятишками на полу, каждую секунду ожидая атомного взрыва и не понимая, что случилось там, за окнами её домика, что с Реймондом?

Война?!

А над базой огненным смерчем уже нёсся американский бомбардировщик, потерпевший аварию в воздухе.

Он рухнул прямо на подземный склад атомных бомб. И пока бомбардировщик горел, никто — ни командир базы, ни сержант из охраны склада, в панике выскочивший из окна караульного помещения, — ни одна душа не могла сказать: взлетит на воздух склад или нет. Если бы он «взлетел», вместе с ним туда же отправилось бы пол-Англии.

Но ничего этого Мэри Строу в те минуты не знала. Она просто лежала вместе с ребятами под белыми простынями и только со страхом думала, где её Реймонд и что все это значит.

Конечно, английское население в районе аварии об опасности и её ужасных последствиях не было предупреждено. И впоследствии от англичан пытались всеми силами скрыть этот случай.

Я спросил:

— Ты не преувеличиваешь, Мэри? Может, самолет упал на склад обычных бомб? Почему ты решила, что там были именно атомные?

— Реймонд сказал об этом.

— Не думаю, что это так. Там наверняка были лишь обычные бомбы. А атомную тревогу объявили в целях тренировки, — успокаивал я взволнованную женщину. — Ведь это очень удачный повод для проверки специальной готовности базы.

— Ничего ты не знаешь, — возразила Мэри, — этот склад особенно тщательно охраняется. Охранное подразделение полностью изолировано от остального личного состава базы.

Мэри подошла к окну.

— Смотри, бомбардировщик упал вот там. Если бы ты только видел, как он горел! Это был какой-то кошмар!

Читатель, вероятно, помнит сообщения газет об авариях американских бомбардировщиков с ядерными боеголовками на борту. Мир должен знать о том, как близок он бывает к катастрофе.

Добыть эти сведения, как правило, нелегко. Мне просто повезло. И Центр вовремя узнал о происшествии на базе американских ВВС в Англии.

Когда семейство Строу бывало в Лондоне, а это случалось нередко, я принимал их у себя. Иногда мы вместе ужинали в клубе американских вооружённых сил, носившем претенциозное название «Колумбия». Этот клуб расположен в центральной части Лондона, напротив Гайд-Парка, в большом старинном особняке. Когда я впервые побывал там, то обратил внимание, что степенная атмосфера огромного викторианского особняка явно действует на его посетителей угнетающе. Те даже разговаривали тут вполголоса. Клуб явно отличался от аналогичных заведений на американских военных базах. Стены его зала были отделаны потемневшим от времени деревом. Бар скорее напоминал солидную английскую пивную, нежели сверкающий хромом, зеркалами и ярким светом обычный американский бар. Барменами были англичане — им можно было платить куда меньше.

Я решил (и справедливо!), что американцы лишь арендуют особняк. Иначе они давно бы переделали его по своему вкусу.

Вместе со Строу мы прошли в ресторан. Ужин был типично американским как по вкусу, так и по манере сервировки. Майор Строу старался быть гостеприимным, щедрым хозяином и заказал «изысканный», по его понятиям, набор блюд: креветок, суп из черепахи, индейку с фаршем и гарниром, мороженое с фруктами. Майору редко приходилось давать званые ужины в фешенебельных ресторанах, и в выборе меню он руководствовался лишь экзотическими названиями.

Рассчитывались специальными бонами, так называемыми «скрипами», которые в тот период платили американским военнослужащим за границей.

Года через два майора Строу перевели на базу в Техас. Я продолжал с ним изредка переписываться. Мне было бы неприятно, если бы я узнал, что принёс этим людям огорчение. Вместе мы провели немало весёлых и приятных часов. Я искренне дружил с их ребятишками. И иногда, затевая игры с детьми Строу, я невольно думал о своей дочурке, которую так давно не видел…