Горец IV

38

Когда отбушевал смерч освободившейся энергии, которым сопровождается смерть каждого из бессмертных, Конан огляделся.

Они были в зале одни.

Все остальные разбежались — и король, и свита. Даже охрана разбежалась. И ничего странного в этом нет!

Куда-то исчез и Мастер Секиры. А вот это — уже странно!

Двое живых в зале. Один труп.

— Идем… — Конан потянул все еще ошеломленного Дункана за руку.

— Куда, Учитель?

— Неважно, куда. Главное — отсюда!

— Из дворца?

— Из дворца. Из города. Возможно — из страны… Да живей, пока они выходы не перекрыли!

Дункан покорно следовал за Конаном. Но вдруг он остановился.

— Я не сделаю ни шагу, Учитель. Ни шагу не сделаю я во спасение самого себя — пока ты не объяснишь мне, что произошло здесь!

Конан посмотрел на него больным взглядом:

— Ты в самом деле хочешь это узнать, ученик?

— Да, я хочу!

— Ну что ж — пеняй на себя… Вот что произошло…

Это было во времена, когда число боевого отряда определяли по количеству секир.

Когда объединенные войска нескольких кланов, составивших бонд [бонд в Шотландии — письменный договор, который призван точно определять цели и особенности каждой из договаривающихся сторон], одолели клан Мак-Фуадов, — лишь одного человека пощадили они. Одного, а не двух…

Потому что был Этерскел Мак-Фуад Мастером и Меча, и Тартана. И вовсе не стар он был тогда.

Чем определяется возраст того, кто неподвластен истинной старости? Почему один из них выглядит на двадцать лет, другой — на сорок пять?

Это определяется моментом пробуждения Силы. Вне зависимости от того, пробудят ее слова Учителя — или Первая Смерть…

Ни один из бессмертных не встретился с Этерскелом за девяносто лет, прошедшие от рождения его — до смерти. Это — не такая уж редкость.

И ни разу за эти годы не пришлось ему умереть от оружия во вражеской руке. Это — редкость куда большая, но тоже в пределах вероятного.

Вот почему так и не осознал он своей Силы.

И жил он, как положено жить хайлендеру, ушедшему жить в Лоуленд.

Увидев, что знакомое ему среди прочих искусство секирного боя исчезает, тогда как Мастеров Клинка еще немало — сменил он клеймору на секиру. И достиг с ней мастерского совершенства.

Поняв, что остался он единственным из Мак-Фуадов и потерял смысл узор кланового килта, — создал он свой собственный тартан. Мастерски создал!

А обнаружив, что не дано ему иметь своего сына, хотя жизнь его все длится и длится, — набрал он себе учеников. Один из них и был Мастер Секиры…

Во всем, за что бы ни брался горец, удавалось ему достигнуть поистине горных высот. Но ни он, ни враги его, ни друзья не знали — в чем же секрет этого?

А секрет заключался в том, что многое может Сила, даже если не осознана она…

Как попал тартан его работы к дому Дункана? А не все ли равно?

Быть может, овладел Черный Воин сознанием кого-нибудь из учеников Этерскела. Ведь смог же он проделать это с учениками Катрин и с самой Катрин!

А овладев, — вынудил их отправиться в длительное путешествие только для того, чтобы произвести жестокий налет… Могло быть такое?

Могло.

Могло и иначе быть все: если, к примеру, налетчики овладели самой тканью тартана (тартан не продают — но можно ведь украсть, можно снять с убитого). Тогда — еще проще получается…

Тогда Черному Воину предстояло подчинить себе мысли уже их самих. А это недолго сделать… Разбойники, изгнанные своими кланами, часто надевают чужие цвета.

Так ли дело обстояло, а может быть — иначе, ясно одно…

Чужими руками расправился Черный Воин с одним из бессмертных. Потому что все, в ком заключена Сила, являются ему помехой на пути к Абсолютному Могуществу.

Именно все! Борются ли они с ним сознательно — как Конан, или не осознают этой борьбы — как Этерскел.

Даже те для него помеха, кто борется с ним плечом к плечу, продавшись Злу всей душой. Даже остальные Крагеры…

Потому что остаться должен — только один!

Как выяснится вскоре, не одного, а двух бессмертных сумел убрать со своего пути Черный Воин этой ловушкой.

Двух — и едва сразу трех не сумел…

Говорили в старину: если враг позволяет схватить себя за правую руку

— значит, оружие у него в левой руке…