Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Вместо предисловия. Два города в испанской истории

Эта книга — прежде всего локальное исследование о некоторых аспектах социальной и институциональной истории Сепульведы и Куэльяра — двух небольших городов Центральной Испании, расположенных к северу от Мадрида на территории современной провинции Сеговия. Как в Средние века, так и в настоящее время они не принадлежат к числу крупных поселений, и в этом смысле они по-своему характерны: подобных городов-крепостей немало на землях Месеты — обширного плоскогорья, занимающего всю центральную часть Пиренейского полуострова. Но и тогда, и сейчас оба эти городка обладали (и обладают) четко выраженным своеобразием.

Правда, ныне это своеобразие главным образом проявляется в уровне связанного с ними культурно-исторического наследия. И Сепульведа, и Куэльяр, в которых тесно переплелись прошлое и настоящее, а средневековые городские стены и узкие улочки соседствуют со строениями более поздних эпох, сохранили немало прекрасных средневековых памятников. В Сепульведе это городские ворота «Ессе homo» (или Рыночные), «Городские» и «Ла-Фуэрса» и строения бывшего еврейского квартала (худерии). Замок, существовавший в городе уже в XII в., сохранился лишь фрагментарно[1]. Город украшают впечатляющие романские церкви XII–XIII вв. — Св. Спасителя, Свв. Юста и Пастора, Св. Якова (Сантьяго) и другие, а также ансамбль расположенного недалеко от города, в долине реки Дуратон, еремитория Св. Фрута[2]. В Куэльяре также сохранилось немало романских церквей того же периода — Св. Андрея, Св. Марии, Св. Мартина, Св. Романа, Св. Стефана и другие, а также готические храмы Св. Михаила (на Главной площади) и Св. Петра. Кроме того, следует указать еще на целый ряд других памятников — госпиталь Св. Марии Магдалины, монастырь Св. Клары, францисканский конвент, ворота Сан-Мартин, Сан-Басилио, Сантьяго, Сан-Андрес, так называемый дворец короля Педро Жестокого, а также замечательный замок, основанный в XII в., который на рубеже Средневековья и Нового времени принадлежал герцогам Альбукерке (с именем которых его и принято связывать ныне)[3].

Все эти памятники (по меньшей мере в своем первоначальном виде) возникли в XIII — середине XIV в. Однако история обоих городов началась намного раньше этого времени. Первые следы пребывания человека на месте обоих городов относятся еще к периоду неолита, постоянные же поселения возникли позднее, в эпоху железного века, и связаны они с присутствием кельтиберов. В тот период будущие Сепульведа и Куэльяр существовали как укрепленные кельтиберские поселения (бриги) племен ареваков (Сепульведа) и ваксеев (Куэльяр)[4]. В римское время засвидетельствовано присутствие римских войск, покоривших этот район на рубеже нашей эры. Судя по факту присутствия римских некрополей, в той или иной форме поселения сохранились и при римлянах. Возможно, к этому же времени восходят и названия Septempublica и Colenda, хотя их четкая этимология остается неясной[5]. После расселения в Испании вестготов поселения оказались в составе территории обширного вестготского лимеса, до конца VI в. располагавшегося вдоль границ Свевского королевства. Он стал единственной зоной компактного расселения готов на полуострове, свидетельством чему являются обнаруженные в округе обоих городов некрополи вестготского времени[6].

Первое письменное свидетельство о Сепульведе относится к начальному периоду Реконкисты: в «Хронике Альфонсо III» (конец IX в.) город упоминается как отдельная «civitas». Позднее, после победы христиан в битве при Симанкас (939 г.), область, где располагаются Куэльяр и Сепульведа, была заселена первым графом Кастилии Фернаном Гонсалесом (по традиции Сепульведа именно тогда и получила свое первое фуэро[7]). Но в конце X в. после успешных рейдов арабского полководца аль-Мансура (Альмансора) указанный район был отторгнут маврами и возвращен под власть христиан лишь в следующем столетии. При этом вновь заселивший Сепульведу граф Санчо Гарсия (внук Фернана Гонсалеса) санкционировал своей властью новое — «доброе» — фуэро[8].

Вероятно, судьба Куэльяра была похожей, однако письменные свидетельства о нем датируются гораздо более поздним временем. Лишь в хрониках XIII в. появляются упоминания о том, что город был окончательно заселен во времена короля Альфонсо VI (конец XI в.). Гораздо более показателен другой источник — дарение графа Педро Ансуреса собору Св. Марии в Вальядолиде, где среди прочего упоминается и куэльярская церковь Св. Петра[9].

С этого времени оба города долго играли роль форпостов на южной границе Кастилии[10]. Они являлись классическими городами-крепостями и сохраняли свое военное значение как минимум до середины XIII в., до завершения «великой (или быстрой) Реконкисты» королей Фернандо III Святого (1217–1252) и Альфонсо X Мудрого (1252–1284). Впрочем, и позднее, в период усобиц и гражданских войн конца XIII — начала XIV в., городские» укреплении отнюдь не перестали играть важную роль в военной системе королевства.

Именно военно-стратегические факторы предопределили расцвет Сепульведы и Куэльяра в XIII в. Оба города, обладавшие обширными сельскими округами и получавшие значительные фискальные льготы, превратились в важные экономические центры. Основой их хозяйства были виноделие, а также разведение овец и первичная переработка шерсти (подобная структура городской экономики была характерна и для других городов-крепостей региона). В свою очередь, экономический подъем привел к размаху церковного строительства[11], а следовательно, и к появлению многочисленного и влиятельного клира. К середине XIII в. для защиты своих материальных интересов и успешного сопротивления притязаниям сеговийского епископа клирики обоих городов объединились в особые корпорации — капитулы приходских клириков. В Куэльяре такой капитул оформился не позднее 1244 г., а в Сепульведе — 1259 г. Уже в 50-х годах XIII в. обе корпорации получили значительные привилегии от королевской власти и с этого времени стали неотъемлемой частью не только местной церковной организации, но и своих территориальных общин-консехо[12].

С формированием капитулов в основном завершился процесс превращения Куэльяра и Сепульведы в региональные церковно-административные центры в рамках сеговийского диоцеза[13]. В эпоху высокого и позднего Средневековья оба города являлись центрами отдельных архипресвитериатов, а также более крупных округов — архидьяконатов, прямо подчиненных епископу. Соответственно, появление как в городской черте, так и в пределах сельской округи многочисленных монастырей — бенедиктинских, цистерцианских, францисканских и других — было вполне закономерным[14].

Именно к этому времени относится появление сведений о территориальных общинах-консехо Сепульведы и Куэльяра. Разумеется, территориально-общинная организация возникла в обоих городах гораздо раньше, однако до начала XIII в. известны лишь фрагментарные упоминания о куэльярском и сепульведском консехо, и в данном случае Куэльяр и Сепульведа вовсе не были исключением из правил. Подъем письменной и правовой культуры, активизация политических, экономических и социальных процессов в эпоху подъема Реконкисты, возрастание значения Кастильско-Леонского королевства, при Фернандо Святом и Альфонсо Мудром из второстепенного политического образования превратившегося в значимый политический центр Западной Европы, — все это знаменовало наступление новой эпохи. И консехо Центральной Испании сыграли немалую роль в ее событиях.

Учитывая всеобъемлющий характер тех процессов, в которые были вовлечены и территориальные общины двух небольших кастильских городков, значительное внимание будет обращено на общую историографическую традицию изучения консехо Пиренейского полуострова, которая складывалась на протяжении более чем двух столетий исследования средневековых местных учреждений. И, хотя выбор жанра локального исследования обязывает учесть научную литературу, которая посвящена местной истории Сепульведы и Куэльяра stricto sensu[15], я вовсе не собираюсь ограничиваться исключительно ею. В данном случае локальная история двух городков интересна как капля воды, отражающая море.

Я глубоко убежден в том, что избранный мной жанр локального исследования не только не противоречит, но и способствует постановке широкого круга историко-теоретических проблем. Ведь предельная конкретность хронологических и территориальных рамок локального исследования, а также того круга источников, на которых оно базируется, позволяет избежать излишне высокой степени теоретизирования, неизбежно размывающей доказательные основы итоговых выводов. Я исхожу из представления о том, что любое общее существует лишь постольку, поскольку отражается в предельно конкретном и частном, и исходя из этого принципа я подходил к оценке и интерпретации данных доступных мне источников.

В опоре на эти данные я постараюсь показать определенную уязвимость тех концептуальных моделей, с помощью которых до сих пор принято описывать институциональные и социальные процессы, связанные с историей территориальных общин-консехо в Кастилии и Леоне XIII — середины XIV в. Отталкиваясь от полученных результатов, я попробую обосновать ту исследовательскую методологию, которая используется в основной части настоящей работы. В опоре на эту методологию (опять же с учетом максимально широкого историографического и конкретно-исторического контекста) я рассмотрю особенности консехо как организации местной власти, попытаюсь определить его место в системе феодальной государственности Кастилии и Леона означенного периода и показать истоки этой системы и, наконец, исследовать те особенности социальной структуры населения территориальных общин, которые предопределили господствующее положение в них местного рыцарства.

Общим местом стало отмечать, что любая работа по истории (в том числе и Средневековья) в известной мере является результатом соавторства. Это справедливо и для моего случая. Я признаю определенную зависимость от взглядов своих предшественников, имена которых будут названы в тексте работы, и отношусь к ним с глубочайшим уважением, сколь бы критично подчас ни звучали мои конкретные замечания по поводу выдвинутых ими концепций. Особенно признателен я своим учителям — Сергею Дмитриевичу Червонову (1955–1988) и Ольге Игоревне Варьяш (1946–2003), а также Владимиру Ивановичу Мажуге, влияние которого на формирование моих собственных представлений о сущности ремесла историка стало решающим.

Я также искренне благодарен всем тем российским и иностранным коллегам, под влиянием конструктивных критических замечаний которых я во многом по-новому взглянул на свой материал и на свои выводы. Назову лишь некоторые имена из многих, несомненно заслуживающих упоминания: доктор исторических наук, профессор И.С. Филиппов (МГУ), кандидат исторических наук, доцент Ю.П. Малинин, к сожалению, ныне уже покойный (СПбГУ), профессора Х.-А. Эскудеро, X. Альварадо Планас и Х.-К. Домингес-Нафрия (УНЭД, г. Мадрид), профессора X. Санчес-Арсилья Берналь и Ф. Мартинес-Мартинес (ун-т «Комплутенсе», г. Мадрид), профессор Я. Бак (ЦЕУ, г. Будапешт) и официальный хронист Сепульведы А. Линахе-Конде. Особую благодарность адресую профессору о. Гонсало Мартинесу-Диэсу (S.I.), выдающемуся медиевисту и блестящему знатоку кастильского Средневековья.

Хочу также принести благодарность властям Сепульведы и всем организаторам II Симпозиума по изучению истории Сепульведы (сентябрь 2006 г.), давшим мне возможность посетить город и принять участие в крайне полезных и плодотворных научных дискуссиях.

И разумеется, я благодарен своим коллегам и ученикам: без их безграничного терпения, помощи и сочувствия эта книга никогда не была бы написана.