Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века

Заключение

Традиционное заключение, как правило, представляет собой сумму основных выводов, сделанных в процессе исследования. Однако в моем случае эту функцию выполняют подробные заключения к каждой из четырех разделов работы, и мне не хотелось бы повторяться. Поэтому остановлюсь лишь на своих выводах, которые представляются наиболее общими.

Итак, избранный мной жанр локального исследования с учетом самого широкого хронологического и географического контекста позволил рассмотреть историю двух небольших кастильских городков — Сепульведы и Куэльяра — как отражение глобальных политических, правовых, социальных и экономических процессов, получивших развитие в XIII — середине XIV в. в Кастильско-Леонском королевстве, а в определенной степени — и на латинском Западе в целом. Речь идет о явлениях, связанных со становлением средневековой системы местного самоуправления, результатом чего стало появление на местах учреждений муниципального типа. Однако этот процесс занял длительное время и протекал сложно и неоднозначно, что предполагало появление ряда промежуточных форм. Одной из таковых и стала территориальная община-консехо в том ее виде, который сложился в Центральной Испании и особенности которой предельно четко прослеживаются на материале как Куэльяра, так и Сепульведы.

С одной стороны, территориальная община Кастилии и Леона имела некоторые общие черты с муниципальными учреждениями (в том числе и античными). В пределах ее границ действовал локальный правовой режим, которому подчинялись лица, постоянно проживавшие в консехо, — весино. Четко выделялся широкий круг должностных лиц, сфера полномочий которых была связана исключительно с общиной. Некоторые из них назначались лишь из числа местных жителей, а их введение в должность происходило в присутствии общего схода общины и сопровождалось принесением клятвы не нарушать ее интересы. Наконец, подобно римскому муниципию, консехо было территориальным институтом с выраженным центром — городом (villa) и прилегавшей сельской округой (término), а вопросы землеустройства занимали особое место в его жизни.

Однако, с другой стороны, нельзя не обратить внимание на принципиальные отличия кастильской территориальной общины от модели муниципальных учреждений, не позволяющие рассматривать ее как один из вариантов последних. Консехо не обладало коллегиальным органом местной власти. У него вообще не было собственных должностных лиц, осуществлявших властные полномочия на регулярной основе. Все вопросы, затрагивавшие интересы членов общины, решались исключительно через представителей, специально назначавшихся в каждом конкретном случае, «ad hoc». Такие представители («добрые люди», персонеро, прокурадоры), насколько бы значительными подчас ни были их полномочия, не обладали достаточно определенным статусом и не могут рассматриваться в качестве муниципальных магистратов.

Несравненно более конкретными были властные полномочия и статус королевских и сеньориальных министериалов — людей палация и апортельядо. Однако даже последние, назначавшиеся при участии консехо, были подотчетны не ему, а королю и сеньору, от которых и получали полномочия. Община могла влиять лишь на выбор кандидатур, выдвигая их из числа местных жителей. Между тем именно апортельядо вершили суд на членами консехо, что свидетельствует об отсутствии у общины даже ограниченной судебной автономии. Подобный порядок наблюдался и в фискальной сфере. Все основные платежи на территории консехо собирались королевскими откупщиками. Это создавало многочисленные возможности для произвола в отношении той части населения общины, на плечах которой лежало основное податное бремя.

Таким образом, общий статус консехо был отмечен чертами четко выраженной зависимости, что было несопоставимо со статусом муниципального учреждения. Показательно, что даже столь важные символы общины, как печать и знамя, могли становиться объектом для передачи в аренду королем или сеньором в целях получения ими материальной выгоды. Не община, а король и сеньор обладали реальными властными прерогативами, которые осуществляли как лично, так и через посредство министериалов. Учитывая коллективную волю членов консехо, эти носители основной власти руководствовались прежде всего собственными соображениями, даже если они противоречили интересам общины.

Все перечисленное заставляет рассматривать консехо как неотъемлемый элемент системы феодальной власти. В этой системе центральное место занимал король — высший сеньор королевства, «сеньор по рождению» (dominus naturalis, sennor natural). Его сеньориальная власть приобреталась автоматически, в силу рождения в семье монарха и наследования престола. Часть связанных с ней властных прерогатив, в том числе касавшихся консехо, могла уступаться светским магнатам, приобретавшим таким образом статус «сеньоров города» (dominus villae, sennor de la villa).

Спектр властных прерогатив, получаемых такими сеньорами, варьировался (корона никогда не передавала всего комплекса своих прав консехо), но, как правило, их основой был контроль над городским замком (alcazar, castillo), что предопределяло лидирующую роль сеньора в системе военной организации общины. В целостном виде подобная схема сложилась, по всей видимости, уже в XII в. Сеньориальная власть ограничивалась сроком жизни короля-сеньора. Она приобреталась на правах феодального держания и обусловливалась вступлением в вассальные отношения с монархом. Установление таких отношений оформлялось вассальным контрактом, заключение которого сопровождалось ритуальным поцелуем руки короля как сеньора.

В свою очередь, консехо также оформляло зависимость от сеньора вассальным контрактом — коллективным оммажем (pleito е omenaje). Он скреплялся жестом вложения рук представителей консехо в руки сеньора или его представителя (это подчеркивало особую жесткость взаимных обязательств) и принесением клятвы вассальной верности. Сеньор обязывался соблюдать фуэро, правовые обычаи и привилегии общины. Таким образом, консехо включалось в систему двойного вассалитета — от короля (рог naturaleza) и «сеньора города» (рог sennorio). Порой обе ипостаси могли совмещаться в одном лице. «Сеньор города», не выходя за пределы своей юрисдикции, вводил в должность апортельядо, действовавших на территории консехо, вручал им знаки власти. Это было еще одним отличием консехо от современных ему муниципальных учреждений. Последние (в частности, в северной Франции) иногда получали статус коллективных вассалов и приносили феодальные оммажи. Однако властные полномочия их должностных лиц исходили не от сеньора, а от корпорации полноправных горожан.

Можно уверенно утверждать, что в истории местного управления средневекового Запада кастильская территориальная община занимает особое, оригинальное место. Не будучи самостоятельным органом местной власти, она играла вспомогательную роль в системе реализации сеньориальных прав. Эта роль заключалась прежде всего в поддержании внутреннего мира между представителями разнородных социальных групп, проживавших на территории общины, тем более что большинство общинников были вооружены. В связи с этим особое значение имело проведение общих собраний членов консехо, наиболее непосредственно выражавших его коллективную волю.

Крайне широкий и разнородный состав таких сходов делал невозможным сколько-нибудь организованный обмен мнениями. Отношение к обсуждаемым вопросам собравшиеся выражали криками и жестами, проявляя тем самым свою позицию. Но и такая, предельно общая, форма выражения общественного мнения могла играть стабилизирующую роль при обсуждении дел, которые затрагивали интересы всех присутствовавших и потенциально могли стать причиной внутреннего конфликта. В его предотвращении были в равной степени заинтересованы как община, так и обладатели сеньориальной власти.

Истоки этого зависимого положения консехо в исторической перспективе следует связать с той системой организации владельческих прав на землю, элементом организации которых оно являлось. Территориальная община с самого своего возникновения формировалась как сообщество не свободных, а зависимых мелких землевладельцев. Истоки этой зависимости следует искать в сочетании трех разнородных явлений: во-первых, в концепции аллодиального владения (hereditas, heredad) как владения свободного (в том числе знатного) мужчины-воина; во-вторых, в традиционной для раннесредневековой знати (в том числе и испанской) практике привлечения к военной службе несвободных людей, получившей широкое развитие в последний период истории Толедского королевства (подобные тенденции в ту же эпоху имели место и за Пиренеями); в-третьих, в специфических условиях Реконкисты и связанного с ней колонизационного движения.

Необходимость полноценного вооружения и снаряжения несвободных воинов привела к появлению оригинального института — «hereditas servi», упоминания о котором встречаются в источниках с конца IX в. Подобно аллоду, «hereditas servi» была военным владением: она давала средства для вооружения и снаряжения воина. Кроме того, она могла передаваться по наследству, поскольку наследственным был и воинский статус. Однако, в отличие от аллодиального владения, получение прав на «hereditas servi» обязывало владельца нести изначально непривилегированную службу (servicium) знатному человеку, руководившему колонизацией.

Зависимый статус и владельческие права оказывались неразрывно связанными: одно было следствием и продолжением другого. Около середины — второй половины XI в. в источниках появилось понятие «год и день». По истечении этого (чисто формального) срока с момента поселения человек одновременно вступал как во владельческие права, так и в отношения наследственной зависимости. Последняя стала неотъемлемым элементом концепции наследственной, не требовавшей специальной фиксации, сеньориальной власти короля — королевской «сеньории по рождению» (sennorio natural).

Зависимость, позднее обозначаемая в кастильских текстах выражением «por naturaleza», подразумевала несение службы, наиболее часто определявшейся термином «servicium» (seruiçio). Содержание такой службы определялось договором с «сеньором по рождению» или лицом, получившим от него подобное право. Так возникали раннесредневековые пакты-фуэро. Они в равной мере фиксировали обязательства зависимых воинов-землевладельцев и гарантии со стороны «сеньора по рождению» в качестве верховного владельца земли.

В рамках договорных отношений оформлялась и община-консехо. Она выступала как носитель коллективной ответственности за выполнение ее членами обязательств, предусмотренных фуэро. Вместе с тем она становилась обладателем тех прав и привилегий, которые в равной мере распространялись на всех общинников на основании факта их постоянного проживания в консехо.

Изначально зависимый статус территориальной общины и преимущественно военный характер этой зависимости обусловливали способы ее включения в систему территориальной военной организации феодального времени. Сохранение основных принципов этой организации в XII–XIII вв. было вызвано системообразующей ролью наследственного владения как главной формы землевладения и материальной основы статуса воина. Ее результатом стала тесная связь воинов-землевладельцев с территорией определенной общины.

Около 1000 г. особое место в системе отрядов консехо заняли кавалерийские контингенты, состоявшие из представителей формировавшегося местного рыцарства. Их роль возрастала одновременно с общим развитием средневековой военной организации, где все большее значение приобретала конница. Наряду с этим в Кастильско-Леонском королевстве XIII — середины XIV в. прослеживались и субъективные факторы, предопределившие существенное ограничение роли пехоты. Речь идет об удалении границ королевства от Центральной Испании после завершения «великой Реконкисты» XIII в. Пешее ополчение консехо этого района почти перестало созываться: часто оно просто не успевало прибыть на отстоявшие далеко от родного города театры военных действий.

Следствием этого стала тенденция к замене непосредственной военной службы пехотинцев внесением разнообразных военных платежей. Значение фискальных аспектов в деятельности консехо в XIII — середине XIV в. все более возрастало, причем значительная часть сумм, собираемых на территории консехо, шла на содержание местного рыцарства, тогда как рядовые общинники-пехотинцы постепенно превращались из воинов в плательщиков, призванных обеспечивать материальные потребности локальной военной организации.

Наряду с этим местное рыцарство было активно включено в разветвленную систему вассально-сеньориальных отношений. Вступление в узы вассалитета диктовалось прагматическими соображениями: вассал мог получить от сеньора не только денежный феод (soldada), но и коня, вооружение и снаряжение, если не располагал таковыми или не имел их в полном комплекте. Глубоко включенное в систему вассальных связей, местное рыцарство Центральной Испании в XIII в. не имело ничего общего с массой состоятельных горожан и представляло собой низший слой феодальной аристократии. Отличие рыцаря от магната в этой сфере прослеживалось лишь в масштабах. Таким образом, в образе жизни и формах сознания, свойственных местному рыцарству, — социальной группе, монопольно лидировавшей в системе общины-консехо, — наиболее явно отразился аристократический характер кастильско-леонского общества как «общества, созданного для войны» (Дж. Пауэрс).

Эпоха Трастамара, начало которой положила ожесточенная гражданская война Педро I и инфанта Энрике Трастамарского (будущего короля Энрике II), открыла новую страницу в истории как Кастильско-Леонского королевства вообще, так и его городского строя в частности. Во второй половине XIV — начале XV в. консехо стали постепенно перерастать в настоящие муниципальные учреждения, в руководящих структурах (ayuntamientos) которых на паритетных началах были представлены как местные идальго (рыцари и оруженосцы), так и коммуны плательщиков. В некоторых местах (например, в Риасе середины XV в.) местное законодательство нового типа — муниципальные ордонансы[1328] — шло еще дальше и включало нормы, полностью оттеснявшие рыцарей и оруженосцев от участия в жизни общин и даже, подобно статутам наиболее «продвинутых» итальянских городов-коммун, требовавшие их полного выселения из города.

«Ponemos е hordenamos que ningund cauallero, nin escudero, nin omne poderoso, nin esento, nin preuilligiado, nin apaniguado dellos, nin de alguno dellos, nin iudio, nin moro, que non moren nin puedan morar aqui en esta dicha villa de Riaça, nin en su tierra, por razón que seria e es grand danno del conçeio desta dicha villa e su tierra»[1329] — «Мы утверждаем и постановляем, чтобы ни один рыцарь, ни оруженосец, ни магнат, ни освобожденный от повинностей, ни обладатель привилегий, ни их (или каждого из них) зависимый человек, ни иудей, ни мавр, не проживал и не имел права проживать ни в этом городе Риасе, ни в его округе, потому что от них есть и будет великий ущерб этому городу и его земле». Так муниципальные ордонансы Риасы 1457 г. обозначали начало новой эпохи — эпохи коммун и коммунеро.

Но в XIII — середине XIV в. до этого было еще далеко. На реверсе печати консехо Куэльяра того времени изображен скачущий с копьем и щитом рыцарь. Он олицетворяет консехо, а окружающая его легенда гласит: «Это — рыцарь из Куэльяра и вассал короля». Общество, в котором Дон Кихот Ламанчский не казался бы чудаком, переживало период расцвета…