Историограф. «Дао УАЗа»

— Это тот самый УАЗик? — спросил я Андрея, глядя на старый зеленый «козел» с мягким верхом. Машина была слегка подлифтована и стояла на больших зубастых колесах.

— За него ты Сергею должен?

— Ну, скорее, за обстоятельства, при которых я его получил… Но да, этот. Только он теперь с пустотными резонаторами.

Я заглянул под кузов и увидел капитально закрепленные на раме волноводы и пластины.

— А ничего более… Основательного не нашлось?

— Например?

— Ну… не знаю… БТР? Представляешь — БТР с резонаторами! Броня! Пушка! Танк беспредела!

— БТР жрет топливо, как бизон, не очень надежный, неповоротливый и им надо уметь управлять, — сказал рослый мужик средних лет, вытирающий грязные руки ветошью. Я и не заметил, как он подошел. — А индукционные винтовки все равно шьют его навылет. И смысл?

Он с сомнением посмотрел на вытертую руку, и, поколебавшись, подал ее мне запястьем вперед.

— Иван, здешний главмех.

У меня был день открытий — я получил допуск в «Цех номер один». Оказалось, что попасть в него можно только через портал Установки. Тупиковый фрагмент, который специально не стали присоединять. Одна точка входа, космический мороз на поверхности — враг не пройдет и шпион не пролезет. Нет солнца, на поверхности минус сто, все производство упрятано в огромные подземные катакомбы, выстроенные неизвестно кем и зачем. Или известно — но не мне. Мне вообще показали самый краешек — один, хотя и большой, зал. Где-то дальше хранились главные технологические секреты Коммуны — производство акков, планшетов, УИНов, хитрых винтовок и бог весть еще чего.

Иван оказался довольно приятным собеседником и, пока будущую «Тачанку 2» готовили к выезду, пригласил нас в гости. Как я подозреваю, в основном для того, чтобы мы не шлялись по подземельям и не увидели чего-нибудь лишнего. Андрей был этим здорово раздосадован, а я ничего другого и не ожидал. Коммуна немного параноидальна, но у нее, надо сказать, есть к тому причины.

Оказалось, у него просторная уютная квартира — вот только без окон, потому что все под землей. Здесь я впервые за долгое время увидел настоящую кухню — на ней хлопотала его жена, симпатичная женщина лет сорока, которая нам искренне обрадовалась.

— Приятно увидеть новые лица, а то живем, как барсуки в берлоге! Сейчас разогрею борщ, покормлю вас…

Вокруг ее ног отирался удивительно крупный сиамский кот, многозначительно намекая, что кормить надо не только гостей.

У них было двое детей — старшая дочь, Василиса, почти взрослая, и сын — лет десяти. Я удивился, что они живут с ними тут, в изоляции, не ходят в школу.

Иван помрачнел и сказал, что это их выбор, и он не хочет его обсуждать. Правда, узнав, что я не коммунар, а «эспээл», оттаял — оказалось, мы с ним товарищи по судьбе. Он тоже попал сюда с присоединившимся фрагментом. Попал неудачно, фрагмент надолго завис, они с семьей чудом выжили.

Андрей заерзал, извинился, сказал, что ему срочно надо в Коммуну и слинял. А я остался — Иван выставил бутылочку, объяснил, что сам делает какой-то волшебный дистиллят, и что нам, «эспээлам», есть о чем потрындеть. А машину, мол, я и завтра заберу, ничего ей не сделается.

Под бутылку мы разговорились. Он оказался бывший моряк-подводник, специалист по паросиловым и электрическим установкам. Пришелся тут очень к месту и быстро занял один из ведущих технических постов. Коммуна каждому находит место — кадровый дефицит. Правда, в отличие от меня, он был этим не слишком счастлив.

— Ты видишь фасад, — сказал он, наливая очередную рюмку. — А я чиню спрятанные за ним механизмы. Думаешь, почему дети тут со мной, на вахте, солнца по полгода не видят?

— Не знаю, — искренне ответил я. — Я работаю здесь с детьми, и они мне нравятся. И с твоими бы работал.

— Хорошие там, — он почему-то ткнул пальцем в потолок, — дети?

— Хорошие! — уверенно сказал я. Я был уже прилично пьян, но в этом не сомневался. За детей я готов простить Коммуне многое.

— А почему? — Иван тоже поднабрался, хотя чувствовалось, что опыт и практика у него поболее моих.

— Что почему?

— Почему они такие хорошие? Все? Где хулиганы, раздолбаи, где детская жестокость, где стайные инстинкты, коллективная травля лузеров, подростковый козлизм? С хуя ли они все такие умнички?

— Не знаю… — я действительно не знал, как коммунарам удалось воспитать таких хороших детей.

— И не узнаешь!

— Почему?

— Потому что у меня подписка! — он покачал пальцем у меня перед носом. — У меня на все такая подписка, что меня отпускают отсюда раз в полгода на две недели воздухом подышать и на солнышко подивиться. И то в специальный срез, где никого нет и откуда сдернуть некуда. Но ты поинтересуйся, что такое «папэдэ»!

— ППД? Пункт постоянной дислокации? — эту аббревиатуру я не раз слышал от Боруха.

— Не, — замотал пьяной головой Иван, — передаю по буквам: «Пэ» — как «программа», «А» — как «адаптации», снова «Пэ» — но как «приемных» и «Дэ» — как «детей». «Папэдэ». Но я тебе этого не говорил.

— И откуда тут…

— Тс-с-с! — махнул на меня рукой Иван. — Подписка, мать ее! Но моя старшая сразу была для нее слишком взрослой, а младшего я уже сам не отдал. Так что не быть им настоящими коммунарами, как, наверное, и мне. А ты, Артем, не бери в голову! Хорошо тебе там? И заебатюшки. Кушай, гуляй, играй с хорошими детишками. С плохими — не играй… А ну, давай усугубим за это дело!

И бывший подводник разлил нам снова.

Я думал, что с утра буду помирать. Выпили мы по ноль пять в лицо, не меньше, а я давно уже не тренировался. Однако чувствовал себя прекрасно, как будто мы не крепкую самогонку глыкали, а чаи гоняли.

— Я там добавляю в напитки… неважно чего, — отмахнулся Иван, — так что похмелья от моих дистиллятов не бывает. Я тебе налью бутылочку с собой, все равно тут пить не с кем. Коммунары все больше непьющие, а одному мне скучно. Допивай кофе, и двигаем за машиной.

К моему удивлению, у Ивана был нормальный кофе — его жена сварила нам по порции.

— Небольшая компенсация за большие неудобства, — отмахнулся он от моих вопросов, — пошли уже.

Машина стояла в начале длинного коридора, возле нее отирался Андрей.

— Можно было, конечно, выкатить ее через грузовой портал, — сказал мне Иван, — но я хочу, чтобы ты стартовал именно здесь. Понятно?

— Э… — я тормозил с утра.

— Потом поймешь. Я слышал, тебе доводилось бывать на Дороге?

— Ну да, пару раз… Но я был с планшетом.

— Планшет не нужен. Помнишь, как выглядела Коммуна с Изнанки?

Я припомнил, как мы приехали в первый раз на «Тачанке», которая еще не была «тачанкой». Представил себе вид зданий Института, каким увидел его с Дороги.

— Помню.

— Тогда не заблудишься. Вот здесь, под панелью, переключатель. Вот так — включено, вот так — выключено. Чувствуешь?

Я чувствовал — работающие пустотные резонаторы делали машину немного сродни реперам. Она была совершенно материальна, но при этом и как бы чуть-чуть не отсюда.

— Садись.

Я залез на жесткое дерматиновое сиденье, примерился к педалям и рычагу, покачал большой руль.

— Этот тумблер — зажигание, эта кнопка — стартер. Заводи!

Стартер заныл с подвыванием.

— Газку, газку чуть добавь!

Мотор чихнул, схватил и забормотал ровно.

— Не забудь воздушную заслонку открыть, как прогреется!

Черт, я уже позабыл все эти премудрости, хотя тоже когда-то имел старые «жигули», в которых все было примерно так же.

— Коробка без синхронов, двойной выжим умеешь?

Я растерянно замотал головой, но Иван отмахнулся:

— Освоишь, невелика наука. Трогай вперед, катись потихоньку, и все получится. Не может не получиться!

И действительно, справиться с капризной коробкой, которая легко переключалась вверх, но с трудом — вниз, оказалось не сложнее, чем освоиться с самым могучим колдунством Мироздания — Изнанкой Мультиверсума. Я оказался на Дороге раньше, чем доехал до конца коридора. С Изнанки этот фрагмент выделялся массивным каменным казематом, отчетливо чернеющим сквозь туманную нереальность всего, что отсекли обочины. Наверное, я теперь смогу сюда попасть по Дороге. И, наверное, именно этого хотел Иван, заставив меня стартовать прямо из подземелий.

Отчетливо припомненная Коммуна послушно появилась слева по ходу уже минуть через десять. Я просто повернул с Дороги, увидев съезд, и сразу врезал по тормозам, оказавшись среди прохожих на пешеходной теперь улице возле ограды Института. УАЗик клюнул носом, взбрыкнул задом и заглох.

Приехали.

А про воздушную заслонку я, кстати, так и забыл. Надеюсь, от этого ничего не поломается.


— Все готовы? С машиной освоились? — сказала Ольга, глядя при этом почему-то на Андрея.

— Вроде бы… — сказал я не очень уверенно. Все-таки одна короткая поездка — это не совсем «освоились». Да и коробка передач эта…

— Все отлично, — заверил ее Андрей, — доставим в лучшем виде.

— Насколько все-таки на колесах удобнее! — радовался Борух, загружая в багажник снаряжение. — Задрало на себе весь боекомплект таскать…

— Куда мы едем? — спросил я, заводя мотор. Не забыть по воздушную заслонку, да.

— Поехали, там разберемся.

Я щелкнул переключателем под панелью и плавно тронулся. Практически сразу мир за окнами начал терять фокус и заполняться туманом, оставляя нас наедине с Дорогой. Я катился по ней не спеша, ожидая дальнейших указаний, но Ольга отчего-то не спешила.

— А куда мы приедем, если просто ехать вот так, вперед? — неожиданно спросил Борух.

— Не знаю, — помотал головой я. — Я не специалист по топологии Мультиверсума.

— Если верить заметкам Матвеева, — неохотно ответила Ольга, — по Дороге можно ехать бесконечно. Свернув с нее в любой точке, попадешь в какой-то срез, но в какой — неизвестно. Так можно попадать в миры, которых нет на наших картах резонансов, где нет реперов и кросс-локусов. Никто не знает, что там. Матвеев писал, что можно чередовать движение по Дороге с движением по срезам — но я не поняла, зачем. Может, так быстрее, или экономится заряд акков — холод Изнанки быстро сжирает даже их гигантскую емкость.

— А может, не везде по Дороге можно проехать, — задумчиво сказал Андрей. — Тут, по слухам, всякое встречается…

— Да мы уж видели… — Борух поправил выставленный в окно пулемет. — Кстати, с той группой странная история вышла…

— С какой?

— Ну, с теми, кого мы с «Тачанки» постреляли. С зомбаками-то придорожными.

— И что с ними? — заинтересовался я.

— Они оказались живы-здоровы, тащат службу на своей точке. Согласно докладам, никаких боестолкновений не было, все спокойно. На всякий случай их сменили, отозвали на базу, прогнали через службу безопасности — все ровно. Это определенно были они.

— Были?

— Ага, — майор нервно почесал бороду, — Были. Карасов тот еще параноик — отправил их во временный карантин, просто на всякий случай. А они просто исчезли. Из закрытого помещения. Вечером пошли спать, утром их нет. В коридор не выходили, там камера наблюдения стоит и дневальный. Окон нет. Дверь одна. Стены бетонные. Все здорово напряглись, да…

— Могу себе представить…

— Не можешь. На этих-то мы случайно на Дороге наткнулись, а если и остальные вот так?

— Как?

— Да хрен его знает, как… В том-то и дело…

Борух замолчал. Я продолжал ехать вперед, держа шестьдесят по спидометру.

— Так куда нам? — спросил еще раз у Ольги.

— Просто езжай. Не думай о цели. Рули себе вперед! — ответила она раздраженно.

Я рулил и старался не думать. Пусть Ольга думает, у нее голова красивая. По сторонам дороги появлялись и исчезали размытые силуэты домов, деревьев, гор, каких-то конструкций, хрен пойми чего, развалин и снова гор. Они сменялись куда быстрее, чем если бы мы ехали по обычной дороге. Перевел взгляд направо — а слева уже, вместо странного города не то с минаретами, не то с шахматными, ростом с телевышку, ферзями, показался сгоревший поселок на берегу заросшей лесной реки. Тем временем справа масштабные горы, мимо которых, казалось бы, ехать дня два, сменились гранитной набережной приморского городка. Все это мутно, размыто, контурно, в тумане — но, если сосредоточиться и приглядеться, то замечаешь съезды и примыкания. Наверное, если притормозить и повернуть туда, то окажется, что не зря так трясет на брусчатке, — и вон тот силуэт погрызенных стен брошенной крепости станет нашей реальностью на сегодня. А с этого бетонного участка можно уйти на эстакаду огромной, но, кажется, не совсем целой многоуровневой развязки. Но, если не сосредотачиваться на этом и просто смотреть в размытую даль впереди, то смена покрытий остается незаметной и даже трясти перестает. Странное место эта Дорога. Или не место, а состояние?

— Эй, шофер, когда санитарная остановка? Я отлить хочу! — сказал Андрей. — Как вы думаете, мне можно осквернить обочину самого мистического места Мультиверсума? Придорожных туалетов я что-то не вижу…

— Заткнись и терпи! — неожиданно грубо рявкнула на него Ольга. — Не мешай!

— Не мешай, ишь… А она что-то делает? — спросил он уже у меня.

Я молча пожал плечами. На вид наша рыжая командирша просто сосредоточенно пялилась куда-то, сидя на переднем пассажирском месте. Не то на дорогу, не то внутрь себя. Мы катились и катились. Мотор работал ровно, заслонку открыть я на этот раз не забыл. Если не обращать внимания на туманные пейзажи, намекающие, что вокруг бесконечные загадки бескрайнего Мультиверсума, то даже можно соскучиться. Указатель топлива показывал, что мы сожгли уже четверть бака, и, хотя Иван мне сказал, что баков тут два, я не помнил, как переключиться с одного на другой. Впрочем, в багажнике, кажется, есть канистры с синтетическим бензином — в Коммуне его, за неимением нефти, делают из какого-то растительного сырья, и выхлоп от него попахивает жареной картошкой.

— Тормози, нам сюда! — внезапно сказала Ольга, указывая рукой вправо.

Я сбросил скорость, хрюкнул коробкой, не с первого раза переключившись с четвертой на третью, и увидел поросший травой грунтовой съезд. Машина подпрыгнула, Борух ругнулся, треснувшись носом об стойку, и мир вокруг навелся в фокус. Ничего особенно интересного — холмы, степь, высокая трава, вечерний теплый свет лета средней полосы. Я остановил машину и выключил резонаторы. Если здесь нет реперов или кросс-локусов, то машина — наше единственное средство покинуть срез. От этого было немного не по себе — не привык я настолько полно доверять жизнь технике.

— Получилось, — удовлетворенно сказала Ольга. — Давно хотела проверить, могу ли я, не имеющая способностей оператора, привести нас в точку, которую никто, кроме меня, не знает. Оказывается, могу.

Она выпрыгнула на землю, сделала несколько наклонов и приседаний, разминаясь после поездки.

— Выгружайте вещи из машины, я ее забираю, — сказала она категорично. — Борь, ты со мной, а вы — ждите. За тем холмом есть домик, идите туда и располагайтесь. Если мы не вернемся до заката — не шляйтесь ночью по округе, тут может быть небезопасно.

Ольга легко запрыгнула на водительское место. Борух развел руками — мол, я тут не при чем, начальство решает, — и полез со своим пулеметом на переднее пассажирское. Мы с Андреем остались стоять на дороге с рюкзаками и сумками. Не знаю, как он, а я чувствовал себя слегка по-идиотски.

Или не слегка.

За холмом действительно оказался немного покосившийся, но ещё крепкий деревенский дом с ржавой железной кровлей и закрытыми ставнями. Вокруг просматривались остатки забора из жердей и следы сельскохозяйственной деятельности, по большей части поглощенные природой, рядом стоял большой оббитый ржавым железом сарай с забранными решетками окнами и внушительными воротами. Дверь в дом была подперта палкой снаружи и не заперта, внутри было пыльно, сумрачно, пахло мышами и запустением. Стол, стулья, две кровати с панцирными сетками и никелированными спинками, закопченная печка, перекошенный платяной шкаф с провисшими дверями, узкий посудный шкаф со стеклянными дверцами, массивный пустой сундук с распахнутой крышкой.

На печку я поставил туристическую плитку с газовым баллончиком, а на нее — цилиндрический алюминиевый котелочек. Хоть чаю попьем. Андрей сходил на улицу — видимо, удовлетворил наконец физиологическую надобность, а потом уселся мрачно у грязного окна. Ставни мы раскрыли, так что теперь можно было без помех смотреть в заросшее травой никуда. Я выставил перед ним железную кружку с чаем, он кивнул и продолжал сидеть дальше.

— Интересно, — сказал он, наконец, — а выехать на Дорогу она тоже может сама?

Я понял, о чем он, но ничего не ответил. Может — сможет, может — нет. Это же не с реперами работать и не с кросс-локусами, тут дело другое. В пустотном костюме она на Дорогу выходила, я знаю, а оборудование машины из той же песочницы. Так что я бы поставил на то, что сможет. Но это не точно.

— Ты понимаешь, что мы с тобой становимся не нужны?

Я снова промолчал. Кобыле, как говорится, легче. Если бы не военное положение Коммуны, я бы ее и сам вежливо послал. Мне карьера личного Ольгиного оператора нафиг не сдалась. Обойдусь со всем нашим удовольствием. А если у Андрея другие жизненные приоритеты — так и хрен бы с ним. Мне его ничуть не жалко.

Андрей, видимо, почувствовал мое отношение к вопросу, потому что развернулся ко мне лицом и внезапно сказал:

— Вот все думают, что мы любовники и вообще пара. Но это не так!

— Да пофиг мне, — ответил я почти искренне.

— Врешь, не пофиг. У меня жена и ребенок в Альтерионе, я не могу их вытащить…

— Ты говорил. А они хотят, чтобы ты их вытащил?

— Все сложно, — признал Андрей. — Там умеют мозги промывать так, что… Эх… Она считает, что я преступник и убийца.

— А это не так? — не сдержался я.

— Ну… Как посмотреть. В каждый конкретный момент я не желал никому зла. Ну, вот так, глобально. Просто так вышло.

— Угу, «так вышло», ну-ну…

— Послушай, я не очень хороший человек, — горячо заговорил он. — Я много накосячил и врагов у меня до черта. Но я не злодей, понимаешь? Ну, не такой злодей, как альтери ей напели! Я ее никогда не обижал! Да я за нее…

— Да пофиг мне, — перебил я его. — Жрать хочешь? Могу лапши заварить, пока вода горячая.

— Да ну тебя… — махнул он рукой и снова отвернулся к окну.

Вскоре стемнело и мы, как и было велено, по окрестностям не шлялись, а завалились спать, заперев дверь на засов и бросив спальники на панцирные сетки кроватей. Под утро проснулись от звуков мотора. В окна ударили лучи фар — вернулся наш УАЗик.

— Дрыхнете? — строго спросила Ольга. — Хватит, скоро рассветет. Тёма, свари кофе, у тебя хорошо получается. Позавтракаем и поедем.

— Куда?

— Я покажу.

Я зажег плитку, поставил на нее котелок, Андрей достал пайки и печенье. Удивил Борух — он сидел с таким видом, как будто говна наелся, и поглядывал на Ольгу неодобрительно. Не знаю, где они были и чего видели, но майору это категорически не понравилось.



За руль на этот раз посадили Андрея. Он, к моей легкой досаде, справлялся с коробкой передач гораздо ловчее меня и вообще рулил лучше. Впрочем, у меня давно не было практики, а последняя моя машина была с «автоматом». Зато можно по сторонам оглядеться. Срез выглядел безлюдным, но очевидно таковым не являлся — грунтовые дороги, если по ним никто не ездит, долго не живут. А мы катились по заросшей, но отчетливой колее среди нераспаханной степи. Пару раз в пределах видимости оказывались брошенные деревни, какие-то сельскохозяйственные строения, накренившиеся столбы с провисшими проводами и другие признаки того, что срез был индустриальным и еще не так давно обитаемым. Навскидку я бы сказал, что деревни опустели десяток-другой лет назад, не больше. Интересно, что здесь произошло? Спрашивать у Ольги не хотелось — она сидела впереди и выглядела очень холодно и отстраненно. Сидевший рядом со мной Борух имел кислый вид и поглядывал то на нее, то на меня, но ничего не говорил. Хотя было видно, что ему хочется.

Ехали довольно долго, и финишировали на большой вытоптанной площадке, окруженной высоким забором из стальной сетки с колючей проволокой вверху. В середине стоял большой квадратный навес из досок, под которым торчал из земли камень репера. Вокруг импровизированной площади раскорячились построенные вкривь и вкось сараи, поилки, прилавки и большие загоны. Похоже на рынок для скота. Сейчас он пустовал, но было видно, что место посещаемое — земля хранила отпечатки больших зубастых колес и множества ног, среди которых преобладали босые.

— Иди к реперу, — сердито, сквозь поджатые губы, сказала мне Ольга.

Я подошел. Мне не нравилось это место. Тут плохо пахло — нечищенным сортиром и какой-то тухлятиной — и вообще было нехорошо. Борух стоял мрачный и надутый, Андрей оглядывался по сторонам и качал головой.

— Сними координаты репера, посмотри сетку резонансов, построй маршрут сюда от Коммуны, и посмотри, куда можно уйти отсюда…

— Мы пойдем обратно резонансом? — спросил я.

— Делай, что сказано! — вызверилась на меня вдруг Ольга.

Ничего себе! В первый раз вижу ее в таком расстройстве. Обычно она себя гораздо лучше контролирует…

Снял координаты, прикинул топологию, соотнес с нашими картами. Получалось, что добраться сюда можно, хотя и кружным путем. Отсюда же есть хорошо нахоженная цепочка резонансов… «Нахоженная» — значит, ей часто пользуются. Это сложно объяснить, но операторы чувствуют как бы большую готовность реперов к определенным резонансам. Привычку такую, как бы… Так вот, — сюда ходили часто и по одному маршруту. Бойкое местечко, несмотря на всю свою неприглядность.

Рассказал, показал, даже нарисовал на листочке. Ольга выдернула его у меня из рук, долго изучала, листала свою записную книжку, что-то с чем-то сравнивала, хмурилась, кусала губы…

— Садитесь в машину, — наконец сказала она зло. — Мы возвращаемся.


Вечером впервые видел пьяного Боруха. Майор сидел на лавочке, был глубоко нетрезв и очень мрачен.

— Хочешь? — он протянул мне фляжку. — Мужик один делает дивную самогоночку чисто для своих. Никакого похмелья, проверено.

— Ага, — сказал я, подумав, что, кажется, знаю того мужика. Вряд ли есть еще один самогонщик — алкоголь в Коммуне ограничивался домашним вином и легким горьковатым пивом. Пить крепкое было не принято. А «не принято» тут имеет силу закона…

Отхлебнул из фляжечки, в голове с устатку сразу зашумело. Самогон был вкусный, но крепкий.

— Что случилось-то, Борь?

— Знаешь, впервые засомневался, на той ли я стороне. Подрастерял моральные ориентиры…

— Чего это вдруг? — поразился я.

— Да так, не бери в голову… Никто не идеален, и нигде не идеально. Просто лучше не знать, как оно все на самом деле и зачем. Держаться подальше от тех, кто выбирает из плохих решений самое выгодное.

— А ты?

— А я не удержался. Теперь по уши во всем этом и назад сдавать поздно…

— Как жена?

— Нормально. Вот-вот уже. А я тут… Эх…

— Держись, не раскисай, — сам себе не верю, что говорю это нашему стальному майору. — Я думаю, что скоро весь этот замес закончится. Сам знаешь — военная ситуация патовая, самое время начать уже переговоры…

— Да-да… — пьяно покачал головой Борух и чуть не сверзился с лавки. — Это ты, конечно, прав. Самое время. В том-то все и дело…

Загрузка...