Город Масок

Глава 11 РУКА ФОРТУНЫ

Мандола бешено раскачивалась. Внутри было слишком иного людей. Служанка Герцогини весьма благоразумно выглянула из кабины и окликнула мандольера. Он оставил попытки стабилизировать судно и посмотрел на беспорядок в кабине. Его глаза округлились, когда он увидел Герцогиню, и Сильвия восприняла это как подтверждение его невиновности. Он явно не участвовал в заговоре.

Мандольер помог Люсьену связать убийцу серебряными шнурами от штор. Мерлинский кинжал Люсьен спрятал в свой пояс. Как только убийца был обезврежен, Герцогиня взяла контроль над ситуацией в свои руки.

— Ты Марко, верно? — спросила она мандольера.

— Да, Ваша Светлость. — сказал он, все еще не уверенный, с кем разговаривает, но выбирая безопасный вариант.

Ты хорошо послужил мне и будешь вознагражден, но ты но должен говорить никому ни слова, пока не предстанешь перед Советом как свидетель по делу этого предателя и его хозяев, кем бы они ни были. Понятно?

— Я все понял, миледи.

— Хорошо. Но сейчас мы должны доставить этого юного героя, спасшего мою жизнь, назад, во дворец. Можешь ты сделать это и потом помочь нам тайно доставить их в мои апартаменты?

— Да, миледи. — сказал мандольер, окончательно определившийся насчет личности Герцогини. Потом, помедлив, спросил: — Но, миледи, как же та другая леди, что шла по мосту?

Губы Герцогини презрительно искривились под маской.

— Пусть ремский посол отвезет ее в своей мандоле. Я не сомневаюсь, что он осведомлен о событиях этой ночи.

Марко вернулся на корму государственной мандолы и изо всех сил поспешил назад к Пьяццетте.

Никто не заметил черную мандолу, скользящую по воде, никто, кроме высокой фигуры, наблюдавшей с края платформы фейерверков. Родольфо знал, что мандола не должна была возвращаться, не подобрав Герцогиню, и немедленно приказал Альфредо доставить его туда.

Двойник Герцогини, дочь пекаря, которую звали Симонетта, чувствовала себя очень неуютно.

Служба в церкви прошла как надо, ну, может, чуть затянулась — ее натренировали вставать, садиться и преклонять колени в нужные моменты, так как сама она почти не ходила в церковь.

Но когда она вышла из церкви, все было не так. Приветственные крики толпы доставляли ей огромное удовольствие, так же, как и во время перехода по мосту из лодок, но где же государственная мандола? По плану она должна была сесть в нее и сразу получить плату, ради которой Симонетта прошла через весь этот обман.

Посол мгновенно оказался рядом и взял ее за локоть, Подавляя радость и волнение, переполнявшие его. — ведь план явно удался, — он проводил фальшивую Герцогиню в свою мандолу.

— Мы вернемся в моей, моя дорогая, — сказал он с фамильярностью гораздо большей, чем решился бы проявить по отношению к настоящей Герцогине.

Как только они вошли в кабинку, молодую девушку охватила настоящая паника. Ее не готовили ни к чему подобному. Скорее всего посол попытается поговорить с ней. Что же ей делать?

Но все страхи оказались напрасными. Ринальдо ди Киммичи был слишком занят своими мыслями, чтобы разговаривать.

Часть личной охраны Герцогини ждала ее на Пьяццетте — стражи были удивлены слишком ранним возвращением государственной мандолы. Но они быстро приступили к исполнению своих обязанностей, стоило им увидеть связанного убийцу и дрожащего Люсьена. Убийцу сразу отправили в подземелья, а Герцогиню и Люсьена служанка поспешно проводила во дворец. К счастью, на площади никого не было: все были на другом конце канала и ожидали прибытия фальшивой Герцогини, поэтому пропустили возвращение настоящей.

Как только наши герои оказались в безопасности в личных апартаментах Герцогини, вокруг них засуетилось огромное количество служанок. Они приготовили Люсьену горячую ванну и отчистили платье Герцогини от грязных пятен, которые оставил Люсьен, когда боролся с убийцей.

— Снимите же с него мокрую одежду. — приказала Герцогиня.

Люсьен почувствовал, что краснеет. Он стоял на прекрасном ковре Герцогини, который потихоньку заливала капавшая с него грязная вода канала.

— Ох, ради бога! Кто-нибудь, дайте ему полотенце! Ты что, боишься что я съем тебя, мальчик? Вина, пожалуйста, и быстрее!

Завернутый в полотенце, Люсьен, сделав несколько больших глотков красного беллецианского, почувствовал себя немного лучше. Он не позволил раздевшим его служанкам забрать кинжал и драгоценную тетрадь, которая намокла совсем чуть-чуть. Они похихикали над его нижним бельем, которое он потребовал вернуть, как только оно высохнет.

Герцогиня залпом осушила свой бокал. Она сомневалась, что дожила бы до конца сегодняшнего вечера, если бы не внезапное появление Люсьена.

Служанка с мандолы, держа в руках мешочек, с которого капала грязная вода, спросила:

— Что мне делать с этим, миледи?

Люсьен припомнил, что когда он нырнул за радужных локоном, его рука схватила полотняный мешочек. Потом он был слишком занят, пытаясь не наглотаться воды и выбраться из канала, и должно быть перебросил его через борт мандолы Герцогини перед тем, как забраться самому. Он тогда не знал, что это ее мандола. Он все еще был сбит с толку тем, что она была там, ведь он видел, как она шла по мосту из лодок еще за минуту до этого.

— Так вот оно что, — сказала Герцогиня, увидев мешочек. — Ты один из тех, кто нырнул за серебром. Я рада, что слухи о моей щедрости быстро распространяются, хотя надеюсь, что это не станет ежегодным обычаем. Ты ведь знаешь, это особенный год: окончание строительства Чиеза дель Грацие совпало с двадцатипятилетием моего правления. Возьми его — ты заслужил.

Люсьен с трудом размотал мокрый шнур, открыл мешочек и увидел внутри блеск серебра.

— Вы ведь знаете, что я не могу ваять его домой, Ваша Светлость, — сказал он сконфуженно.

— Мне все равно, где ты будешь его хранить, — ответила Герцогиня, устремив на него пристальный взгляд. — Ты заслужил в пятьдесят раз больше того, что в этом мешочке, за услугу, оказанную мне сегодня. Пусть Родольфо присмотрит за ним для тебя, — добавила она, видя что Люсьен все еще собирается возражать.

— А сейчас оставь нас, — сказала она служанке.

Люсьен не успел начать беспокоиться о том, что останется один на один с Герцогиней, потому что, как только это случилось, дверь потайного хода за подсвечником-павлином Герцогини отворилась и в комнату вошел Родольфо.

— Что случилось? — спросил он, тревожно глядя на Люсьена, который стоял в одном полотенце все еще с мокрым мешочком в руке. — И что ты делаешь в Беллеции так поздно ночью?

Герцогиня тоже посмотрела на него.

— Ох, да залазь же в ванну, пока не простудился! Вон, прикройся ширмой, если так стесняешься. А я должна срочно рассказать Родольфо о произошедшем.

Люсьен взял ширму — чрезвычайно искусно сделанную из раскрашенного шелка — и с благодарностью погрузился в горячую ароматизированную воду. Ему казалось, что он никогда не избавится от запаха и вкуса грязной воды канала. Он погрузился в ванну с головой старательно намылил волосы. Он оставался в ванне, пока вода не остыла, и, так как у него не было ничего кроме полотенца, отчаянно не хотел, чтобы Герцогиня предложила ему позаимствовать что-нибудь из ее гардероба. Он послушал, как они с Родольфо разговаривают громким возбужденным шепотом, и, высунув голову из-за ширмы, увидел, что Родольфо так напуган, что побледнел. Его учитель увидел мальчика и шагнул к нему.

— Ты спас Сильвию, и я навсегда в долгу перед тобой, как и вся Беллеция, но деталей этого происшествия не следует никому знать.

Oн остановился и посмотрел на Люсьена.

— Где твоя одежда?

— Служанки унесли ее. И я не уверен, что смогу вернуться домой, — тетрадь промокла. Смотрите!

Родольфо взял тетрадь и внимательно ее осмотрел.

— Мне кажется, что я смогу все исправить, — сказал он, — но, перед тем как стравагировать, ты должен мне все рассказать.

Он так спешил в палаццо Герцогини, что все еще был одет в черный бархатный плащ, который теперь снял и надел на Люсьена. Затем он подошел к пустому камину и установил там огненный камень. Тепло начало заполнял комнату.

Герцогиня чопорно поднялась и позвонила в серебряный колокольчик.

— Почему бы тебе не увести его на свою половину, Родольфо? Я не могу больше оставаться здесь.

Я должна идти спасать бедное дитя, изображавшее меня на сегодняшнем празднике. Она, наверное, окаменела от страха.

Наконец Люсьен понял: Герцогиня использовала двойников! И судя по выражению лица Родольфо, он тоже ничего не знал об этом до сегодняшнего дня.

Арнанна не знала: она больше волнуется или злится. Она не видела, как Люсьен вынырнул после своего импульсивного прыжка а канал. Поэтому она обыскала весь берег и — позже — Пьяцца Маддалена, но не нашла его в толпе. В конце концов ей пришлось пойти домой, к тете, надеясь, что Люсьен сумел вернуться в свой мир до возвращения родителей. Теперь ей предстояло заняться тем, что ее тетя Леонора называла «сохранять душу в терпении», — но это у нее очень плохо получалось.

Симонетта шла по Пьяцца под руку с послом, как во сне. По обе стороны короткой дороги в розовый герцогский палаццо выстроились приветствовавшие их беллецианцы. Девушка заставила себя благосклонно помахать им в ответ, но внутри нее все дрожало. Что-то определенно пошло не так — старшая служанка Герцогини очень подробно объяснила ей ее обязанности, и они должны были закончиться еще полчаса назад.

Какое же облегчение испытала она, увидев ту же самую служанку в дверях палаццо! Женщина подошла и, крепко взяв ее за локоть, отвела от посла.

— Простите меня, ваше превосходительство, — сказала она ему, — ее светлость должна уделить несколько минут своему туалету перед празднованием. Пожалуйста, подождите в приемной.

Посол скривился. Он не предполагал, что это служанка с государственной мандолы, ведь он отдал приказ избавиться от всех, кто будет с Герцогиней, включая мандольера, если это будет необходимо, и сейчас с большим трудом сдерживал свое возбуждение. Убийца уже далеко, и очень скоро найдут мандолу с телами. Ринальдо ди Киммичи взял предложенный ему бокал вина и выпил до дна. «За Беллецию, — мысленно провозгласил он тост, — За последний город-государство, который присоединится к Республике».

Люсьен пришел в себя в своей кровати. На часах било пять, в доме стояла тишина, родители еще не вернулись. С волнением он проверил свою одежду: он вновь был одет в то же, в чем был утром, когда отправился в Беллецию, за исключением спортивных трусов, которые, очевидно, все еще сохли где-то в палаццо Герцогини. Мерлинский кинжал и кошель с серебром он оставил Родольфо, чтобы тот сохранил их для него. Тетрадь не очень сильно пострадала от погружения в канал, хотя цвета обложки слегка расплылись. Родольфо аккуратно высушил ее в тепле сияющего огненного камня.

Как бы там ни было, она вернула его домой. Он внимательно принюхался — слава богу, никакого запаха канала. Он осторожно положил тетрадь на столик у кровати и мгновенно погрузился в нормальный глубокий сон.

Герцогиня вышла на мраморную лестницу дворца, прекрасная в своем фиолетовом атласе, ее уши и шея были осыпаны бриллиантами, бриллиантовая тиара сверкам у нее в волосах. Восторженные крики раздались из толпы гостей, ожидавших ее прибытия, чтобы перейти в пиршественный зал.

Но глаза Герцогини видели только одного — Ринальдо ди Киммичи.

Она была вознаграждена — он побелел, облился и поперхнулся вином.

— Посол, — любезно обратилась она к нему своим неповторимым мелодичным голосом, — с вами все в порядке? Мы не должны заставлять моих гостей ждать.

Ди Киммичи подошел к ней с видом человека, который не только увидел привидение, но и был приглашен проводить ее к столу. Он сразу же понял, что это настоящая Герцогиня.

Очевидно, что-то пошло не так, но что? Пока она величественно плыла рядом с ним, он думал о предстоящих ему часах изощренной пытки.

Герцогиня думала о том же самом. Все страхи этого вечера стоили того, чтобы видеть полный разгром планов посла, и она не собиралась отпускать его так просто. Если он собирался устранить ее с помощью наемного убийцы, то она заставит его страдать все эти часы на протяжении праздничного банкета — пусть он испытает агонию неопределенности и страха за собственную жизнь.

— Это был чудесный день. Спасибо тебе за то. что уговорил нас пойти. — сказала Люсьену мама, когда через час они с отцом вернулись домой. — Боже, который час? Ты наверняка умираешь от голода. Давайте я пойду на кухню, посмотрю. что можно придумать.

— Нет, — сказал отец, — я уверен, что Люсьен и Том и так целый день жили на бутербродах.

Давайте закажем что-нибудь из китайской кухни.

Люсьен с трудом проснулся, услышав, как они открывают входную дверь. Сегодня он продержался, вздремнув всего пару часов, но знал, что должен вернуться в Беллецию, как только удастся найти причину отправиться в постель.

Во время ужина родители рассказывали ему, как они провели день, но, к счастью, почти не спрашивали, что делал он. Они постоянно обменивались заговорщическими взглядами, но Люсьен слишком устал, чтобы спрашивать, что они задумали. У него слипались глаза.

— Немного переутомился сегодня, а? — спросил папа, осторожно вынимая вилку из его пальцев.

— Это уж точно, — ответил Люсьен зевая. Он сегодня видел фейерверк, который сам помогал изготавливать, нырнул в вонючий канал и достал с его дна сокровище, а после этого сорвал покушение на правителя страны. Но вслух он лишь сказал:

— Кто бы мог подумать, что от того, что смотришь видео и ешь попкорн, можно так устать?

— Тогда давай поднимайся к себе и ложись спать, — решительно сказала мама. — Мы хотим, чтобы завтра ты был свежим и отдохнувшим. Мы собираемся кое-что тебе сказать.

В другое время Люсьен воспрянул бы духом от таких слов. Но не этой ночью. Спотыкаясь, он поднялся к себе, лег в кровать и со стоном сжал в руках тетрадь. Он бы все сейчас отдал за нормальный ночной сон.

Самая обычная весельная лодка прокладывала свой путь по водам Лагуны. В ней был один пассажир, женщина, все еще красивая, но уже не молодая, очень просто одетая, а на веслах сидел очень симпатичный молодой человек. Она, очевидно, была замужем, так как маски на ней не было. Она сидела молча и смотрела на острова, по мере того как они приближались к разноцветным домикам Бурлеска.

Причалив, лодочник предложил пассажирке свое сопровождение, но она отказалась. Она позволила ему помочь ей выйти из лодки и, взяв корзину, направилась к единственному белому домику на острове. Красавец-лодочник пожал плечами и отправился на поиски харчевни.

Вытирая руки, Паола Беллини вышла из домика, но, узнав посетительницу, застыла, вскинув руки ко рту.

— Могу я войти, мама? — тихо сказала гостья. — Мне нужно с тобой поговорить.

Материализовавшись в лаборатории Родольфо, Люсьен был приятно удивлен теплотой оказанного его учителем приема, Люсьен ожидал, что Родольфо будет сердит на него за то, что он остался на ночь, но волшебник заключил его в объятия, в первый раз с тех пор как они узнали друг друга.

— У тебя все в порядке? — спросил Родольфо, оценивающе оглядев его. — У тебя не возникло проблей с родителями?

— Да нет, все прошло отлично, — ответил слегка смущенный Люсьен. Прошлой ночью у них не было особой возможности поговорить, так как Родольфо все еще тревожился о безопасности Герцогини и спешил присоединиться к ней на празднике, чтобы лично проследить, что ее охраняют должным образом. Люсьен чувствовал, что должен объяснить, почему он вчера остался в Беллеции.

— Я знаю, что сильно рисковал, — сказал он, — но я хотел увидеть фейерверк, — эти слова показались ему самому детскими и эгоистичными.

— И как он тебе? — очень серьезно спросил Родольфо.

— Это было великолепно, — сказал Люсьен, — гораздо красивее, чем я мог себе представить. Но я знаю, что не должен был делать этого. Мне очень жаль.

— Не надо сожалеть, — сказал Родольфо. — Если бы ты не остался, то Сильвию бы убили, — он содрогнулся. — Быть может, это главная причина того, что ты оказался здесь, быть может именно поэтому талисман выбрал тебя, а не кого-нибудь другого.

Он достал мерлинский кинжал из своего пояса и торжественно протянул его Люсьену. Затем он сел рядом с ним и первый раз в присутствии Люсьена осенил себя «рукой фортуны».

— Ты видишь? Силой богини, ее консорта и сына круг жизни Сильвии остался неразорванным.

— Не совсем, — ответил Люсьен. неосознанно взвешивая в руке кинжал и вспоминая, для чего он предназначался. — Кто такая богиня и эти двое? И какое отношение они имеют ко мне?

— Это наша древняя религия. — пояснил Родольфо, — она была до христианства. Повсюду к востоку от Серединного Моря люди верили в богиню и ее консорта.

— По-видимому, он тоже был богом? — предположил Люсьен.

— Да, но не таким могущественным, как она. Их сын тоже был сильнее него. Некоторые считают, что изначально ее сын и был консортом, и только позже, когда инцест стал табу, придумали этого супруга и именно поэтому он такая неясная фигура. Сына всегда почитали почти так же, как его мать. Когда пришло христианство, все эти языческие статуи богини и ее сына решили оставить, только теперь они должны были символизировать нашу Мадонну и нового Господа.

Он выжидающе посмотрел на Люсьена.

— Извините, — сказал Люсьен. — мы англиканцы, и поэтому я почти ничего не знаю про вашу Мадонну и вообще про католицизм.

Родольфо нахмурился:

— Что такое англиканцы? И что такое католицизм? — Люсьен удивился.

— Ну, вы знаете, Генрих VIII и все такое. Он хотел жениться на Айне Болейн, а Папа не разрешил ему, и он основал свою церковь.

Настала очередь Родольфо удивляться.

— Доктор Детридж никогда ничего не говорил об этом. В нашем мире у твоей Англии, здесь она называется Англиа. Та же самая церковь, управляемая Папой.

— Что ж, это вполне объяснимо, — ответил Люсьен. — Во времена доктора Детриджа это было опасной темой. После смерти Генриха и его сына, его дочь Мария убивала людей за то, что они следовали новой вере короля. А во времена доктора Детриджа королева Елизавета убивала людей за то, что они были католиками.

— Католиками вы называете тех, кто верил в старое христианство?

— Да. Римские католики — наверное потому, что Папа в Риме.

— Очень занимательно, — задумчиво проговорил Родольфо. — Здесь у нас Папа находится в Реморе, столице Республики. Я когда-нибудь должен буду рассказать тебе, как была основана Ремора, основана Ремом, после победы над братом Ромулом. И теперь, когда мы нашли доктора Детрижда и он стал жителем Талии, я должен буду хорошенько расспросить его о его Англии и религии.

— Ладно, давайте вернемся к богине.

— Жители Лагуны были последними державшимися за веру в нее, — продолжал Родольфо. — Они приняли христианство только потому, что им пришлось сделать это. Они строят церкви, ходят на мессу — ты все видел сам. Но в сердце они по-прежнему хранят веру в богиню, которая оберегает их и Беллецию. Вот почему ими всегда правили женщины. И поэтому им никогда не нравилась идея бога-мужчины или, если уже на то пошло, спасителя-мужчины. И, в конце концов, правителя-мужчины.

— Они практически боготворят Герцогиню, — сказал Люсьен, вспомнив фанатичную толпу, в которой оказался вчера вечером, и заразительное сумасшествие, заставившее его броситься в канал.

— Так и есть, — подтвердил Родольфо. — Она является для них персонификацией их богини. Вот почему ее здоровье так важно для них.

— Так вы думаете, убийца не беллецианец? — спросил Родольфо.

— Я не знаю, я еще не видел его, — сказал Родольфо, — но если люди когда-нибудь узнают, что ты спас жизнь Герцогини, они будут уверены, что тебя послала богиня. Ты станешь героем.

— Вчера вы предупредили, что никто не должен узнать об этом, — сказал Люсьен. — Это хорошо, в том смысле, что я не думал о том, что делаю, и не хочу быть героем или чем-то в этом роде. Но вам не кажется, что людям стоит знать о том. что кто-то пытался убить Герцогиню?

— Никто не должен знать, что это не она открыла церковь или, как я теперь подозреваю, не она Венчалась с Морем. Жители Лагуны очень суеверны, они сразу решат, что из-за этого благополучие их города в опасности.

— Но кто-то точно знал о подмене, — медленно проговорил Люсьен, — иначе бы убийца не напал на нее в мандоле.

— Именно так, — подтвердил Родольфо. — И я думаю, палачи Сильвии очень заняты, в то время как мы тут беседуем, стараясь узнать, кто это был.