Путешествие в Венецию приближалось, и у Люсьена оставалось всего несколько дней для того, чтобы привести мысли в порядок и подготовить Родольфо к своему длительному отсутствию. Он был вдохновлен перспективой увидеть реальную Венецию и тем, признался он себе, что сможет отдохнуть от еженощных приключений. В последнее время всякий раз, когда он пытался отоспаться днем, его мучили кошмары о человеке с кинжалом на мандоле Герцогини.
Он не мог поверить тому, что услышал, когда Родольфо сообщил, что несостоявшийся убийца прощен и сейчас учится в Scuola Mandoliera.
— Но как это возможно? Разве он не опасен?
— Больше нет, — ответил Родольфо. — Сильвия приручила его — он готов есть с ее руки.
— Но разве его не накажут? А что насчет того, кто его нанял? Это ведь был ди Киммичи, верно? — Люсьен почувствовал, что его героический поступок, пусть и несколько случайный, был напрасным.
— Я думаю, что он наказан, — ответил Родольфо. — Ведь если он искрение раскаялся, то что может быть хуже того, чем всю жизнь сознавать свое предательство? А что касается ди Киммичи, то Сильвия собиралась публично судить его, но я убедил ее, что есть и более утонченные способы отомстить. И Герцогиня согласилась, что людям не стоит знать про подмены.
— Так вы считаете, что теперь она вне опасности? — спросил Люсьен.
— Хотелось бы, — мрачно ответил Родольфо, — но пока я в этом не уверен.
— Я вот что хотел сказать… — начал Люсьен, — с завтрашнего дня я, похоже, на некоторое время потеряю возможность перемещаться в Беллецию. Мои родители берут меня в путешествие — на каникулы. Я ведь не смогу попасть в Талию, если покину свою Англию?
Родольфо внимательно посмотрел на него.
— Так тебе стало лучше в твоем родном мире? — спросил он.
— Вроде бы, — ответил Люсьен.
И куда они повезут тебя?
— В Венецию.
Родольфо улыбнулся.
— Так значит, ты все равно будешь в Беллеции, если так можно выразиться. И когда вернешься, обязательно расскажешь, столь же красив наш город в твое время.
Уильям Детридж оставил свою лошадь на материке и нанял лодку, чтобы добраться до Беллеции.
Он покинул Монтемурато прямо среди ночи и все еще сильно опасался за свою жизнь. Детридж решил отправиться к мастеру Родольфо, теперь это казалось ему гораздо более безопасным.
Даже спустя полтора года он путал Талию этого измерения с Италией его родного.
В Италии, как и в елизаветинской Англии, все магическое преследовалось и уничтожалось. И неважно, что у королевы был личный астролог, выбравший день ее коронации в соответствии со звездами — внезапно и необъяснимо приравненные к преступникам, все, связанные с Италией, такие, как он, попали под подозрение. Именно там, в Италии, жили все великие мастера оккультных наук — это было правдой в обоих измерениях. Детридж доверял Родольфо и считал его самым сильным страваганте в Талии. И хотя Талия под властью ди Киммичи тоже отворачивалась от магии, а значит, связь с Родольфо могла быть опасной, доктор счел, что лучше довериться магической силе друга, чем прятаться в одиночку в городе-крепости. Где бы он ни был, за его спиной раздавалось слово «стрега», которое, как он знал, означало «колдун», а еще название крепкого алкогольного напитка. И на главной площади города начали строить помост для костра.
Страх быть сожженным на костре преследовал его с самого бегства в Талию после вынесения смертного приговора в его мире. И то, что его тень вернулась к нему и я он полностью перешел в Талию, окончательно расшатало его нервы. Он не мог вынести мысли о том, что никогда больше не увидит своей жены и детей, и не верил, что наконец избавился от преследований. Когда он увидел эти приготовления, то сразу решил, что кто-то в Монтемурато узнал, кто он такой — или кем когда-то был.
И теперь, на рассвете, когда его лодка приблизилась к сияющему серебряному городу, первый раз за последнее время он вздохнул с облегчением. Даже ему трудно было поверить, что что-то настолько прекрасное может быть опасным.
Тем временем за бокалом любимого ликера Энрико укреплял свою дружбу с Джузеппе, шпионом Герцогини.
Они встречались уже несколько раз, с тех пор как работа впервые привела их обоих к дверям Леоноры Гаспарини и они обменялись информацией. Сейчас они оба пили стрега в маленькой кофейне возле театра. За этот вечер они гораздо ближе познакомились друг с другом и с вечно хмурым и замкнутым хозяином.
— Анкора! — выкрикнул Энрико. — Налей мне еще! И себе, мой бутылочный друг, тоже налей.
Никто в Беллеции никогда не говорил ничего похожего наследующее: «А ты не думаешь, что тебе уже хватит?» Здесь не было машин, которые могли бы быть опасны, не было даже конных экипажей. Так что пьяные не могли случайно причинить сильный вред кому-нибудь, кроме себя.
Самое худшее, что могло случиться с перебравшим беллецианцем, — это падение в канал, и если это происходило, то в девяти из десяти случаев воздействия холодной воды было достаточно, чтобы отрезвить его.
Это не раз бывало с Энрико в прошлом, но сейчас он вовсе не был таким пьяным, каким старался выглядеть. Ему нужна была информация, которую могли предоставить лишь Джузеппе и хозяин таверны, а он был слишком хорошим шпионом, чтобы упустить такую возможность.
— Помнишь того парня, о котором мы говорили в прошлый раз, — спросил он хозяина, решив, что настал подходящий момент. — Того, который, как ты сказал, был здесь в Запретный день, — добавил он, понизив голос.
— А при чем здесь он? — ответил тот, нервно оглядываясь — это была опасная тема.
— Ты помнишь девчонку, с которой он был здесь оба раза?
— Красотку? — ответил хозяин. — Конечно, я знаю ее. Она живет со своей тетей на Сан-Сульен.
Энрико триумфально посмотрел на своего нового друга. Это будет значительно легче, чем он ожидал.
— Вот видишь, Беппо? Та же самая! Та, за которой ты наблюдал на островах. Так что выкладывай, что ты узнал о ней.
— Она приехала сюда на лето, — ответил Джузеппе, — она родилась на Торроне, ее родители и сейчас живут там.
— Вот видишь! — громко прошептал Энрико. — Еще один предатель! Они оба были в городе в Запретный день!
Хозяин колебался. Одно дело мальчишка, а другое — нежная юная девушка, да еще и такая красивая. Он был против.
— Вы оба готовы дать показания в Совете? — спросил Энрико, достав набитый серебром кошель, чтобы расплатиться за напитки. Его собеседники вдруг уставились на деньги. — Такие же условия, как и с мальчишкой, — сказал он, глядя на хозяина. — Половина сейчас и половина после того, как вы выступите свидетелями.
Хозяин облизнул губы. В конце концов, нельзя спускать молодежи подобное богохульство. Все в Беллеции знали о законе Запретного дня. Он коротко кивнул, но Энрико этого было достаточно.
— Еще бутылку! — закричал он во весь голос. Теперь у него было два свидетеля, и судьба юного ученика Родольфо и его маленькой подружки была в его руках. А самым замечательным было то, что Герцогиня, которая сама председательствовала на Совете должна будет лично огласить им смертный приговор. И единственным способом спасти их будет присоединение города к Республике, тогда федеральные законы отменят, местные беллецианские правила.
Так что дражайший друг и советник Герцогини будет призывать ее подписать договор, чтобы спасти парня, который будет умолять Родольфо спасти его подружку. Отличная работа. Абсолютно надежный план. Энрико разом осушил следующий бокал — дело было сделано, и наконец он мог расслабиться. Завтра он скажет Джулиане, что она может заказывать приданное.
Арианне было грустно. Всего несколько дней оставалось ей провести с Люсьеном за их послеполуденными прогулками, но они поссорились, и она не знала, что будет дальше. Конечно, его не будет всего неделю, но она знала, что к его возвращению все будет по-другому: лето подходило к концу и она должна будет вернуться на Торроне.
Она не знала, как выдержит это. Сразу после ее шестнадцатилетия она попадет в затруднительное положение — на нее начнут давить по поводу замужества, а она не представляла себе, кто во всей Талии мог бы понравиться ей после знакомства с черноволосым парнем из другого мира.
Арианна глубоко вздохнула, а затем встряхнулась. Это было не по-беллециански. Живи сегодняшним днем. Поэтому, когда Люсьен подошел к фонтану с обычным выражением лица, она испытала огромное облегчение от того, что он не упомянул об их вчерашней ссоре.
— Сегодня мы пойдем в другое место, — сказала она без лишних предисловий и повела его сквозь лабиринт улиц к Большому Каналу, где они могли сесть на паром. Это было гораздо дешевле передвижения на мандоле, точно так же, как и в Венеции в мире Люсьена. Паромы пересекали Большой Канал во множестве мест, напоминая движущиеся мосты.
Перебравшись на другую сторону, Люсьен и Арианна не стали задерживаться, чтобы исследовать квартал, а быстро прошли насквозь и вышли к другому каналу, который пересекал каменный мост.
На другой стороне была лодочная мастерская, и множество черных мандол стояли на воде.
— Что это за место? — спросил Люсьен.
— Squero di Florio e Laurо, — ответила Арианна. — Они были святыми. Смотри, вон та большая церковь посвящена им.
— Кем они были? — спросил Люсьен. Он знал далеко не всех святых и точно не слышал ничего об этих двух.
— Просто парой близнецов, — несерьезно ответила Арианна. — Они, по преданию, спасли остров от захватчиков своими молитвами. Но кое-кто считает, что именно они были Великими Близнецами — ну, ты понял, теми, которые среди звезд — Gemel i.
— И эти святые — покровители мандол? — спросил Люсьен, начавший привыкать к тому, как беллецианцы относятся к религии.
Арианна пожала плечами.
— Я не думаю. Скоре всего, место называется так просто потому, что рядом эта церковь.
Днища старых мандол чистили, конопатили и смолили заново. Но за ними Люсьен заметил строящуюся новую. Это было самое красивое судно, которое он когда-либо видел. Она была черной, как и все остальные, но что-то особенно прекрасное было в ее изящных линиях. Люсьену захотелось оказаться на ее корме и повести мандолу по беллецианским каналам. Обернувшись, он увидел по лицу Арианны. что она испытывает те же чувства. Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Кто знает? Быть может когда-нибудь у него будет мандола, эта или такая же.
Когда Люсьен вернулся для последнего — перед тем как отправиться в Венецию — утреннего урока у Родольфо он, к своему удивлению, увидел доктора Детриджа, сидящего в кресле.
— Приветствую вас, юный господин, — сказал доктор. — Вы не ожидали увидеть меня здесь?
— Нет, — ответил Люсьен, — но я очень рад видеть вас, — он немного неловко пожал руку Детриджа.
— Ваш ученик демонстрирует хорошие манеры, — одобрительно сказал Детридж Родольфо, сидевшему у своих волшебных зеркал.
Родольфо обернулся и улыбнувшись, поклонился им:
— Для меня большая честь видеть двух страваганти из другого мира в моей лаборатории, — сказал он.
— Не совсем, — возразил доктор, — это больше не относится ко мне. Теперь я просто натурфилософ.
— Вы не пробовали вернуться в тот мир как страваганте из этого мира? — спросил Родольфо.
Детридж побледнел.
— Я не желаю возвращаться в тот ужасный мир, где они хотели сжечь меня.
— Нет, — быстро возразил Родольфо, — как все страваганти этого мира вы попадете в будущее вашего старого мира. Это будет время Люсьена. XXI век. Все, что вам нужно, это подходящий талисман, пришедший из того мира. Позволю себе предположить, что медная плошка все еще при вас?
Детридж достал ее из своей куртки. «Такая обычная вещь положила начало стравагации», — подумал Люсьен. И сейчас елизаветинец снова смотрел на нее как на самую дорогую вещь в его жизни.
— Я благодарю вас, мастер Родольфо. Вы дали мне надежду на спасение в том случае, если дела здесь пойдут плохо. В твое время не охотятся на ведьм? — обратился он к Люсьену.
— Нет, — ответил тот, — я видел людей, которые называли себя волшебниками, даже в дневных передачах по телевизору.
Двое ученых переглянулись между собой так, как если бы он говорил о сокровенных тайнах.
— Оставим пока детали, — сказал Родольфо. Я нашел причину наших тревог в Монтемурато.
Он подвел их к зеркалам и указал на одно из них. показывавшее город двенадцати башен. На центральной площади был установлен помост для сожжения. При виде его Уильям Детридж вздрогнул. Они наблюдали, как крохотные человечки привязали к столбу что-то. напоминавшее набитый сеном мешок. Люсьен все понял.
— Это чучело! — воскликнул он — Они собираются сжечь чучело, доктор, чучело, а не живого человека. Ну вспомните, это же похоже на английскую Ночь Гая Фокса — «Помни, помни пятое ноября». — и потом фейерверк. хотя конечно не такой, как устраивает Родольфо
Но, увидев выражения их лиц, он понял, что они ничего не понимают. Все эти штуки со временем и стравагацией запутали его.
— Наверное. Гай Фокс был уже после того, как вы покинули Англию, доктор Детридж. Он пытался взорвать Парламент. Если я не ошибаюсь, это был католический заговор.
Детридж выглядел удивленным.
— А кстати о католиках. — вспомнил Родольфо. — я хотел поговорить с вами об этом, доктор. Но вернемся к Монтемурато. Фигуре на костре — это действительно ведьма, о которой слышал доктор.
Но это безобидный праздник. Festa del la Strega, который всегда отмечают в Монтемурато в это время года. Это связано с историей о ведьме — стрега, которая сотни лет назад перелетела через стены и принесла в город чуму, и теперь они сжигают «ведьму» каждый год — чтобы сдержать чуму — и выпивают при этом уйму крепкого ликера, тоже называемого стрега. Должно быть, вы прибыли в Монтемурато сразу после прошлогоднего пpaздника, доктор и поэтому ничего об этом не знали.
Детридж расслабился.
— Так вы не сжигаете людей за колдовство здесь, в Талии?
Родольфо не стал прямо отвечать на вопрос — он не хотел тревожить старика.
— Это случалось раньше. — сказал он наконец. — но постепенно ситуация изменилась. В нашем мире наука очень похожа на то, что вы называете магией. Но ди Киммичи специально нагнетают страх и ненависть к вещам, подобным тем. которыми занимаюсь здесь я. Думаю, что через некоторое время они начнут преследовать страваганти, как минимум ради того, чтобы выбить из них их секреты. Но пока об этом можно не беспокоиться.
— Идем, иначе опоздаем на самолет! — позвал папа, когда мама в очередной раз проверяла паспорта, билеты и деньги. Люсьен долго колебался, брать ли ему с собой тетрадь или оставить ее дома, но второй вариант показался ему небезопасным, и он взял ее с собой. Ему нравилось, когда она была при нем.
Наконец они отправились в аэропорт. Большую часть полета Люсьен проспал. Прошлой ночью у него был особенно трудный день в Беллеции, где утром он изучал принципы стравагации с двумя мастерами, мастерами из обоих миров, а вечером исследовал с Арианной южную часть города, после чего вернулся в лабораторию и возвратился в свой мир.
Они приземлились в аэропорту значительно меньшем, чем Хитроу, откуда вылетели, и. руководствуясь маминым путеводителем, отправились в Венецию. Пока их автобус ехал по дамбе к городу, Люсьен вспоминал о том, как они с Родольфо плыли к материку на лодке, чтобы поехать в Монтемурато. Дамба значительно упрощало это путешествие.
— А теперь мы поедем на вапоретто[9], — триумфально произнесла мама — она хорошо подготовилась и точно привела их к причалу, где они сели на маршрут № 82. — Мы проедем по Большому Каналу к Пьяцца Сан-Марко. — сообщила она им. Так и было.
Люсьен не произнес ни слова на протяжении всего пути. Его сердце билось у него в горле. Это был его и не его город. Канал был так забит вапоретто, баржами и моторками. что гондолы было сложно отыскать. Но они были там, черные и гладкие. Если представить себе, что здесь есть только они, то могло показаться, что он и вправду в Беллеции. Только почти все гондольеры были слишком старыми и толстыми — если судить по стандартам Герцогини. Это заставило Люсьена засмеяться.
— Что такое, Люсьен? — спросил его отец.
Люсьен лишь широко улыбнулся в ответ.
Его родители обменялись многозначительными взглядами, они не знали, почему он смеется, но ясно видели, что сын был счастлив.
Люсьен смотрел на свою тень на палубе, и это зрелище наполняло его радостью.
Стук в дверь был громким и настойчивым. Горничная открыла дверь и тут же была решительно оттеснена в сторону — два стражника вошли в сад, где Леонора учила свою племянницу вышивать бордюр из земляничных листьев. Арианна была даже рада, что их наконец прервали, пока один из пришедших не произнес:
— У нас есть ордер на арест Арианны Гаспарини по обвинению в государственной измене.
Леонора выронила пяльцы.
— Что это за чушь? — запротестовала она. — Моей племяннице еще нет шестнадцати, что же она такого могла совершить?
— Она нарушила один из древнейших наших законов, — безжалостно ответил стражник. — Есть свидетели, что она находилась в городе в Giomata Vietata, хотя не является уроженкой Беллеции.
Тетя Леонора побледнела и в ужасе прижала руки к губам. Арианна замерла. Она всегда помнила о том, что сильно рисковала, спрятавшись в соборе Маддалены три месяца назад. Теперь ей предстояло столкнуться с последствиями.
Два других стражника барабанили в двери лаборатории Родольфо.
— Откройте! Именем городской стражи откройте! У нас есть ордер на арест!
Они уже собирались ломать дверь, когда Родольфо наконец впустил их. Они обыскали комнату, но нашли лишь испуганного старика.
— Где мальчишка? — потребовал ответа старший из них. — У нас есть приказ на арест некоего Лючиано, фамилия не известна, по обвинению в государственной измене.
— Юный Люсьен? — сказал старик, вставая с кресла. — Как столь незрелый юноша может быть причастен к государственной измене? Вы ошибаетесь.
— Нет, старик, мы не ошибаемся, — ответил второй. — Сенатор, вы отвечаете за этого юношу?
— Я — Да, он мой ученик. — согласился Родольфо.
— Тогда отвечайте, где он? Разве он не должен бить сейчас с вами на занятиях?
— Он сейчас где-то в городе, — ответил Родольфо почти правду. — Покажите мне приказ.
Он изучил пергаментный свиток, и сердце его вздрогнуло, когда он увидел слова «Giomata Vietata», хотя внешне остался абсолютно спокоен.
— У нас не бывает занятий после полудня, — сказал он, возвращая свиток. — Так что вы не можете ждать здесь.
— Нет, мы можем, — настаивал первый охранник.
— В таком случае уходим мы с моим другом. — спокойно ответил Родольфо.
— Нет, вы не можете сделать этого, — возразил второй охранник.
— О, — сказал Родольфо, удивленно подняв брови. — быть может, у вас есть приказ задержать меня? Или этого высокопоставленного англианца, доктора Гульельмо Кринаморте?
Детридж бросил на Родольфо недоуменный взгляд но встал и подошел к двери.
— Альфредо. — обратился Родольфо к слуге, стоявшему за дверью. — Пожалуйста, позаботься о моих гостях. Они задержатся надолго, проследи, чтобы у них было все, что им нужно. После вас, дотторе.
И оба страваганти вышли из комнаты. Как только они спустились вниз, Родольфо сказал:
— Быстро, в мою мандолу. Я отвезу нас. Мы должны как можно скорее разыскать Сильвию. Слава богу, что мальчик не в Талии.
Малхолланды остановились в маленьком отеле на Кале Спеччиери. Лифт там был таким маленьким, что в нем помещалось лишь три человека. Так что пока семья поднималась в нем, портье пришлось занести их багаж по лестнице. Их номера были на третьем этаже, рядом. Отец дал портье щедрые чаевые.
Портье вернулся через пару минут с подносом, на котором стояли три высоких бокала и бутылка в ведерке со ладом. Люсьен как раз был в комнате родителей и открывал ставни, чтобы посмотреть, какой вид за окном.
— Я ничего не заказывал. — сказал отец. — это, наверное, какая-то ошибка
— Offero dal a casa, — ответил портье, широко улыбнувшись.
— Это прозекко. — пояснил Люсьен. — что-то вроде шампанского. И, по-моему, он говорит, что это подарок отеля
— «Подарок», si. — отозвался портье. — Salute! — и вышел.
Отец пожал плечами и с громким хлопком открыл бутылку. Он наполнил холодным вином три бокала и передал меньшую порцию Люсьену:
— Я вижу, ты будешь полезен здесь. Твое здоровье!
— Будем здоровы! — ответил Люсьен.
В Талии захлопнулась дверь одной из камер в подземельях Герцогини. Арианна дождалась, пока шаги охранников затихнут вдали, и, зарыдав, упала на соломенный тюфяк.