Город Масок

Глава 20 С ТЕНЬЮ

Заканчивались первые полные сутки заключения Люсьена. Ему развязали руки, так что он смог стянуть повязку с глаз и оглядеться. Он был в маленькой комнате с каменным полом, мебели практически не было. Стул, набитый соломой матрас, который принесли специально для него, и запертый деревянный сундук, на котором стояли кувшин и лохань для умывания. В дальнем углу — ведро для отправления естественных потребностей.

В комнате было только одно высокое окно, и, как только у него отошли онемевшие запястья, Люсьен снял лохань и кувшин с сундука и, подтащив его к окну, залез на него и выглянул наружу.

Вид открылся не слишком обнадеживающий. Он действительно был на одном из верхних этажей, и, исходя из знания шпилей и колоколен Беллеции, мог примерно определить, где он находится.

Но это совсем не помогло ему. Он был уверен, что находится в апартаментах ремского посла. Но важно было не то, где он находится, а как ему получить его тетрадь. Если бы она была у него, он бы мог мгновенно стравагировать домой. Без нее он был привязан к этому миру почти так же, как Детридж.

Прошло несколько тягостных часов, и он уже был рад убежать хотя бы к Родольфо. В полночь, как он определил по лунному свету из высокого окна, женщина принесла ему еще эля и хлеба и даже немного оливок. Но она не захотела разговаривать с ним и выскочила из комнаты так поспешно, как только могла. Она сразу же заперла за собой дверь.

Люсьен проклинал себя за глупость. Он ведь мог легко справиться с этой женщиной. Но ему претила сама идея нападения на безоружного, беззащитного человека, приносящего ему еду.

Однако он все-таки принял решение попытаться освободиться, как только она придет снова.

А пока он съел все, что принесли, и даже выпил эль, потом лег на матрас и заснул, впервые с момента своего похищения.

— Я кое-что обнаружил! — воскликнул Детридж, который практически непрерывно следил за магическими зеркалами с момента исчезновения Люсьена.

Родольфо сразу же подошел к нему и взглянул в зеркало, которое Детридж настроил на комнату Люсьена в его родном мире. Женщина лежала на его кровати, обняв руками подушку. Зеркало не передавало звуков, но было видно, что она плакала. Родольфо жестом попросил Детриджа отойти и прикрыл зеркало серебряной шторой.

— Что вы об этом думаете? — спросил Детридж — Это его мать?

— Я боюсь, что да, — сказал Родольфо. Его лицо выражало сильнейшие переживания. — Она страдает, а мы ничем не можем ей помочь. Может, мне стравагировать в мир Лючиано?

Прежде чем Детридж успел ответить, в дверях показался запыхавшийся Альфредо:

— Мастер, — сказал он, — ди Киммичи созвали Народный Сенат, заседание состоится завтра, по всему городу уже развешаны плакаты.

Герцогский Сенат собирался раз в месяц по распоряжению Герцогини и занимался всеми гражданскими вопросами. Но каждый гражданин, заручившись поддержкой одиннадцати других, мог собрать так называемый Народный Сенат для решения экстраординарных вопросов. Тогда двадцать четыре сенатора соберутся не в Зале Сената, а в большом Зале Совета, двенадцать граждан, собравших Сенат, сообщат о своем деле, и начнется открытое слушание. Беллецианцы заполнят зал, который обычно занимают двести сорок советников.

Это было редкое событие, но абсолютно конституционное. Ди Киммичи не сам созвал Сенат, так как был жителем Реморы, но подкупил для этого двенадцать беллецианцев. Это было не слишком сложно — овладевшее всеми во время выборов возбуждение уже прошло, и люди были открыты сомнениям, тем более что они ничего не знали о своей новой Герцогине.

В этот вечер в лаборатории Родольфо проходило чрезвычайное совещание. Альфредо привел двух женщин из дома Леоноры, и Арианна, получившая сообщение от Родольфо, впервые воспользовалась потайным ходом. Войдя в освещенную свечами комнату, она взглянула в серьезные лица собравшихся, всем сердцем желая, чтобы Лючиано был в безопасности, здесь, среди этих серьезных взрослых людей.

— Что случилось? — спросила она.

— Ринальдо ди Киммичи организовал собрание Народного Сената, оно состоится завтра, — ответил Родольфо, — и мы не можем остановить его.

— Но тебе не придется председательствовать, быстро добавила Сильвия, — поскольку до коронации ты еще не вступила в права. Родольфо будет вести разбирательство, как Главный сенатор.

— Мне придется присутствовать? — спросила Арианна, чье сердце ушло в пятки.

— Боюсь, иначе невозможно, — ответил Родольфо. — Мы подозреваем, что дело будет касаться именно тебя, ди Киммичи попробует использовать любую возможность, чтобы отменить результат выборов.

— Что он может сделать? — спросила Арианна.

— Он поставит под сомнение твою легитимность, — ответила Сильвия. — Эти вопросы никогда особо не заботили беллецианцев, но в конституции действительно есть статья, которая требует, чтобы претенденты были законнорожденными. Надо было отменить ее, пока я была у власти.

Арианна пришла в смятение:

— Но тогда мое избрание будет признано незаконным!

— Подожди, дитя, — сказала Леонора.

— Мы можем отклонить это конкретное обвинение, — сказал Родольфо, мельком взглянув на Арианну, — но мы не знаем, что еще они планируют. Я боюсь, что исчезновение Лючиано — их рук дело. Мои люди обыскивают город, но нигде нет и следа его — значит, его где-то заперли. Но есть еще кое-что, очень беспокоящее меня.

Он начал ходить по комнате взад-вперед.

— Лючиано сказал нам с Детриджем, что его болезнь вернулась. Не важно, похищен он или нет, я точно знаю, что он не вернулся в свой мир. Мы не можем определить, ни сколько там прошло времени, ни что его родители думают о его безжизненном на вид теле. Доктор сказал, что он должен выглядеть спящим — дышать, но оставаться без сознания.

— Это ужасно! — воскликнула Арианна. — Они подумают, что это из-за его болезни!

И Родольфо и Детридж были очень мрачны, так Арианна испугалась по-настоящему. Она была так поглощена своими проблемами, что новость о болезни Люсьена стала для нее настоящим шоком.

От мысли, что она может больше никогда не увидеть его, Арианна чувствовала себя опустошенной.

Мистер Ласки и невролог, мисс Бьюмонт, так и не смогли понять, что же произошло с Люсьеном.

Его кома продолжалась уже три недели. Через некоторое время его пришлось кормить внутривенно. Еще через несколько дней он перестал самостоятельно дышать и теперь был подключен к аппарату. Он очень похудел и был смертельно бледен.

— Сегодня мы должны объявить его родителям, — сказала мисс Бьюмонт. — Никаких признаков активности мозга. Он не восстановится. Не остается ничего — только выдернуть шнур.

Заседание Народного Сената было назначено на три. С самого утра люди начали собираться на Пьяцца, чтобы попасть в зал заседаний. Как только все места советников были заняты, люди начали выстраиваться у стен. Вскоре в Зале Совета стало очень душно.

Люсьена снова связали и завязали глаза. Ему не пришлось перебарывать себя, так как в следующий раз еду и питье принес мужчина с кинжалом. Он узнал в нем Вонючего и шпиона в синем плаще, преследовавшего его многие недели.

Утром мужчина вернулся и, связав ему руки и завязав глаза, вывел Люсьена из комнаты и повел вниз по ступенькам. Они вышли из дома, и Люсьен почувствовал на плечах теплые лучи беллецианского солнца. Чуть позже ему развязали глаза, и он увидел, что находится совсем с Пьяцца. Он глубоко вдохнул, не обращая внимания на душок от канала.

— Делай все, как я говорю, — прошипел человек в синем плаще, — помни про кинжал. Давай, иди как обычно. Мы направляемся во дворец Герцогини.

— Но еще слишком рано! — протестовал Дэвид Малхолланд. — Вы сами сказали, что это не рак стал причиной комы.

— Это очень нетипично, — согласился мистер Ласки, — но, с учетом того, сколько это продолжается, шансы на выздоровление ничтожно малы.

— Но три недели это ничто, — сказала побледневшая Вики Малхолланд. — Известно множество случаев, когда люди выходили из комы через месяцы и даже годы.

— Но не в случае опухоли мозга и только если все это время наблюдалась активность мозга, — мягко сказала мисс Бьюмонт. — Я боюсь, что, как мы уже вам сказали, Люсьен получил повреждение мозга. Я повторяю, что нет никаких следов мозговой активности. С практической точки зрения, он уже мертв.

— Так что, не осталось никакой надежды? Никакой альтернативы, только отключить аппарата? — спросил Дэвид Малхолланд.

Оба консультанта молчали. Родители обняли тело Люсьена.

— Всем встать! — провозгласил служитель, и сотни беллецианцев стоя ждали, пока двенадцать сенаторов займут свои места на возвышении. Места в первом ряду были зарезервированы, и вскоре Арианна и Леонора заняли два из них. Сильвия тоже хотела прийти, но все согласились, что это будет слишком опасно, и с большим трудом убедили ее не делать этого.

Рядом с ними сели двенадцать горожан, созвавших Сенат. Оставалось еще много свободных мест, когда Родольфо объявил заседание открытым и все наконец сели.

— Кто созвал Сенат? — следуя процедуре, спросил Родольфо, и служитель зачитал имена двенадцати беллецианцев, которые поочередно вставали и снимали шляпы.

— Какова причина?

Первый из них, некто Джованни Риччи, снова встал, прокашлялся, несколько раз переступил с ноги на ногу и произнес отрепетированную речь.

— Со всем должным уважением к памяти нашей последней Герцогини, упокой Мадонна ее душу, и к ее дочери, недавно избранной на ее место, мы хотели бы поднять вопрос о происхождении этой юной девушки. Мы все слышали свидетельство синьоры Ландини, акушерки, помогавшей Герцогине при родах. Но разве Герцогиня Беллеции не должна быть законнорожденной?

Риччи облегченно сел — он сыграл с вою роль. В зале поднялся тихий гул. Беллецианцы не хотели лишиться своей вновь обретенной Герцогини, но они желали, чтобы все было выяснено до конца.

Арианна заметила, что в первый ряд проскользнул Ринальдо ди Киммичи.

Родольфо встал и обратился к Сонату, у него в руках была стопка каких-то бумаг.

— Сенаторы и граждане Беллеции, — начал он, — синьор Риччи прав. Я сверился с конституцией и там действительно есть такой пункт, номер 67в, если быть точным, в котором говорится, что Герцогиня должна быть законнорожденной, чиста перед законом и иметь хорошую репутацию среди своих сограждан.

В зале поднялся гораздо более сильный ропот.

— При этом, — продолжил Родольфо. — присутствующие должны помнить, что по тальянским законам последующий брак узаконивает всех общих детей супругов. У меня есть документ — свидетельство о браке, заключенном между последней Герцогиней, да упокой Мадонна ее душу, и отцом новой Герцогини, Арианны Гаспарини.

Ропот в зале перешел в сильный шум, а ди Киммичи передал записку своему оратору. Риччи снова встал, нервно вертя в руках свою шляпу.

— Сенатор, — начал он. — я, естественно, очень рад слышать это. Но могу ли я узнать, кто отец?

— Конечно, — сказал Родольфо. — Вы и остальные одиннадцать граждан, созвавшие Сенат, сможете самым подробным образом изучить регистрационные записи, которые я вначале передам сенаторам. Вы сами сможете прочитать документ, удостоверяющий брак между ее светлостью Герцогиней Сильвией Изабеллой Беллини и мной, сенатором Родольфо Клаудио Росси, который был заключен в день Венчания с Морем в этом году.

В это мгновение Зал Совета просто взорвался, но Арианне показалось, что в нем осталось всего двое — она и мужчина, который только что спокойно сообщил всему миру, что он ее отец. Сейчас он смотрел прямо на нее, и она почувствовала, что краснеет. Леонора взяла ее за руку.

— Но почему он не сказал мне, что он мой отец? — шепотом спросила ее Арианна.

— Она не при признавалась ему до самого дня твоих выборов, — ответила Леонора. — Не знаю, как она уговорила его на тайный брак, хотя, с другой стороны, он всегда был готов на все для нее.

Я уверена, что у твоей матери были причины откладывать это. Но она сказала ему правду о тебе только позавчера, и, по-моему, он еще не воспринял ее полностью.

Сенаторы закончили рассматривать свидетельство браке, и Родольфо передал его синьору Риччи.

Тот вместе со своими компаньонами старательно делали вид, что проверяют его, однако Арианна была уверена, что не все из них смогли бы хотя бы прочесть его.

Родольфо дал им несколько минут, после чего сказал:

— Я также пригласил брата Людовика, который провел церемонию в личной капелле Герцогини, чтобы он подтвердил все сказанное в документе.

На возвышении показалась неприметная фигура в коричневой рясе. Арианна вспомнила, что видела ее в ту ночь, когда пряталась на Loggia degli Arieti. Это был тот самый монах, которого она видела на одном из переходов под самой крышей собора. Наверное, он провел церемонию перед празднованием, сразу после того как состоялось Венчание с Морем. Но Арианна тут же решила, что ее мать, скорее всего, не участвовала в первой церемонии — она наверняка использовала двойника.

В зале было неестественно душно и жарко — драматические события последнего часа заставили беллецианцев попотеть. Арианна почувствовала, что от жары и запаха у нее все сильнее кружится голова. И внезапно она потеряла сознание.

— Я не перенесу этого, Дэвид, — сказала мать Люсьена. — Мне кажется, что я сойду с ума.

— Я знаю, я знаю, — все время повторял муж, крепко обнимая ее и пряча лицо в ее кудрявых волосах.

— Я не могу больше выносить, что он лежит там, худея и бледнея, и тает прямо на глазах. Мне тяжело слышать, что опухоль снова растет, — сказала Вики, — но я никогда не думала, что все случится так быстро, что мы даже не успеем попрощаться.

Ей казалось, что она уже выплакала все слезы, но она вновь заплакала, когда отец Люсьена сказал: «По крайней мере, у нас были эти каникулы в Венеции…»

— В свете сегодняшних новостей, — сказал синьор Риччи, вдохновленный возможностью говорить в великом Зале Совета от своего имени, — я надеюсь, что могу выразить от имени всех моих сограждан наши искренние соболезнования вам, сенатор, по поводу смерти вашей супруги, которой, как мы теперь знаем, была наша возлюбленная Герцогиня.

Возгласы «Хорошо сказано!» разнеслись по залу, и в этот момент Арианна, наконец, пришла в себя — не без помощи бутылочки с нюхательной солью, принадлежавшей Леоноре. Но она подумала, что все еще не пришла в сознание, увидев, как ди Киммичи вскочил с места и закричал:

— Есть еще один вопрос!

— Посол, — ответил Родольфо, — как почетный гость нашего города, вы, конечно, можете посещать публичные заседания Сената, и мы даже рады приветствовать вас здесь, но мне кажется, что вы отлично знаете, что вопросы на рассмотрение Сената могут выноситься только гражданами нашего города.

— Конечно, — сказал ди Киммичи, садясь на место. — Простите меня. Просто я слышал, как эти почтенные граждане совещались, и знаю, что вопроса было два.

Он многозначительно взглянул на Риччи, который тут же снова встал с места.

— Ах да, сенатор. Я так разволновался, что чуть не забыл, что мы были обеспокоены тем, что близкие друзья Герцогини занимаются колдовством.

— Колдовством? — переспросил Родольфо. — Вы могли бы выразиться точнее?

— Магия, — с явным неудовольствием произнес Риччи, — связь с духами.

Родольфо лишь скептически приподнял бровь.

— У нее есть друг, — решился Риччи, — близкий друг, с которым она проводит много времени, юноша.

— Вы, наверное, имеете в виду моего ученика, Лючиано? — спросил Родольфо.

— Да, действительно, его зовут Лючиано. У нас есть доказательство, просто невероятное, но совершенно очевидное, что он… что он не совсем… как бы это сказать? Не совсем создание этого мира.

— Что это за доказательство? — спросил Родольфо.

С вашего разрешения, сенатор, мы приведем его сюда, и вы все увидите.

Энрико, тащивший Люсьена за собой, стал очередной сенсацией этого дня.

— Лючиано! — воскликнула Арианна в тот же самый момент, как Риччи сказал:

— Как вы видите, у мальчишки нет тени.

— Вы готовы? — спросил мистер Ласки.

Родители Люсьена кивнули. Они стояли по обе стороны от него, держа его за руки.

— Прощай, мой дорогой, — сказала его мать.

Солнце как раз на мгновенье скрылось за облаками, но вот-вот должно было вновь показаться и засиять сквозь большие окна Зала Совета. Окна были сразу позади Люсьена и выходили на запад, так, что он знал, что сейчас все увидят, что он страваганте. Все случилось наихудшим образом. Он смотрел на Арианну и думал о том. что де теперь будет с ним и с ней.

В этот самый момент Родольфо крикнул ему: «Лючиано, лови!» — и бросил что-то прямо в него.

Люсьен рефлекторно попытался поймать этот предмет, но его руки все еще были связаны, да и Энрико крепко держал его. Он не смог поймать предмет, и тот упал на пол.

В следующую секунду солнце вышло из-за туч и засияло в полную силу сквозь окна, и Люсьен увидел то, чего никогда не видел в Талии — свою тень на полу перед собой. Он ощутил какую-то новую целостность и прежде чем успел осознать, что это означает, увидел, как Леонора, опередив ди Киммичи, подняла с пола предмет, брошенный Родольфо, и спрятала его, и услышал, что все в Зале Совета хохочут.

— Судя по всему, вопрос об отсутствии тени можно считать снятым, — сказал Родольфо, и этот ровный голос дался ему ценой огромных усилий. — Если это все, то я объявляю заседание Народного Сената закрытым.

Доктор закрыл Люсьену глаза.