Город поэта

«Пушкина надобно сослать в Сибирь»

Царь был не в духе. Когда в аллее близ Большого дворца встретился ему Энгельгардт, он едва ответил на почтительный поклон и знаком приказал директору Лицея следовать рядом.

— Энгельгардт, — начал царь раздражённо, не стараясь, как обычно, скрывать свои чувства, — Пушкина надобно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутительными стихами, вся молодёжь наизусть их читает…

Энгельгардт насторожился. Он знал те стихи Пушкина, что царь назвал «возмутительными», то есть сеящими возмущение, смуту. Знал и не одобрял. Но не заступиться за лицейского питомца не мог.

— Воля вашего величества, но вы мне простите, если я позволю себе сказать слово за бывшего моего воспитанника: в нём развивается необыкновенный талант, который требует пощады. Пушкин теперь уже краса современной нашей литературы, а впереди ещё большие на него надежды. Ссылка может губительно подействовать на пылкий нрав молодого человека. Я думаю, что великодушие ваше, государь, лучше вразумит его.

Царь молчал. Он не склонен был прощать. Когда к делу примешивалось нечто личное, что касалось непосредственно его особы, он бывал неумолим. В стихах же Пушкина говорилось и о нём, притом весьма нелестно.

Царь разговаривал с Энгельгардтом в середине апреля 1820 года. Что же было до этого?

Вскоре после выхода из Лицея Пушкин стал писать политические стихи. В 1818 году написал он оду «Вольность», или «Оду на свободу», как тогда её называли, ноэль «Сказки», послание «Чаадаеву». В следующем, 1819-м, по рукам уже ходили эпиграммы на Аракчеева и другие, стихотворение «Деревня».

В этих стихах звучали угрозы «тиранам мира» — царям, попирающим вольность народов, призыв не мириться с порабощением, ненависть к самовластью и крепостническому рабству, насмешки над фальшивыми посулами Александра I, рассказывающего своим подданным «сказки» о конституции, о свободе.

Вольнолюбивые стихи Пушкина были у всех на устах. «Тогда везде, — вспоминал Пущин, — ходили по рукам, переписывались и читались наизусть его „Деревня“, „Ода на свободу“, „Ура! в Россию скачет…“ Не было живого человека, который не знал бы его стихов».

Пушкин стал властителем дум передовой молодёжи. Реакционеров это бесило. Один из них, по фамилии Каразин, записал в своём дневнике: «Какой-то мальчишка Пушкин, питомец лицейский, в благодарность написал презельную[24] оду, где досталось фамилии Романовых вообще, а государь Александр назван кочующим деспотом… К чему мы идём?»

Вскоре тот же Каразин, измышляя способы истребить вольномыслие, настрочил и подал министру внутренних дел графу Кочубею злобный донос на вольнодумцев вообще и на поэта Пушкина в частности, на Лицей, на лицейскую дружбу. «Дух развратной вольности, — доносил Каразин, — более и более заражает все состояния. Прошедшим летом на дороге из Украины и здесь в Петербурге я слышал от самых простых рабочих людей такие разговоры о природном равенстве и прочее, что я изумился: „Полно-де уже терпеть, пора бы с господами и конец сделать“. Самые дворяне, возвратившиеся из чужих краёв с войском, привезли начала, противные собственным их пользам и спокойствию государства. Молодые люди первых фамилий восхищаются французской вольностью и не скрывают своего желания ввести её в своём отечестве… В самом Лицее Царскосельском государь воспитывает себе и отечеству недоброжелателей… Это доказывают почти все вышедшие оттуда. Говорят, что один из них Пушкин по высочайшему повелению секретно наказан. Но из воспитанников более или менее есть почти всякий Пушкин, и все они связаны каким-то подозрительным союзом…»

Гнусное писание возымело действие. Кочубей доложил о доносе царю.

Девятнадцатого апреля 1820 года Н. М. Карамзин сообщал из Царского Села в Москву И. И. Дмитриеву: «Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то по крайней мере облако, и громоносное (это между нами): служа под знамёнами либералистов, он написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей, и проч. и проч. Это узнала полиция etc. Опасаются следствий».

Следствия не замедлили бы сказаться, если бы не вмешательство друзей. Узнав о репрессиях, угрожающих Пушкину, Чаадаев начал действовать через генерала Васильчикова, уговорил Карамзина повлиять на царя. Поэт Гнедич бросился к президенту Академии художеств и директору Публичной библиотеки Оленину. Вмешались Жуковский и Александр Иванович Тургенев. В результате настоятельных и упорных хлопот Сибирь заменена была ссылкой на юг России.

Шестого мая 1820 года за Петербургскую заставу выехала кибитка. Рядом с ямщиком поместился верный слуга Пушкиных Никита Тимофеевич Козлов. Когда-то в Москве он был «дядькой» при маленьком Александре Сергеевиче.

В кибитке сидел сам Пушкин, а рядом с ним Дельвиг и брат Миши Яковлева — Павел. Они провожали друга в далёкий путь.

Вместе доехали до Царского Села.

В Царском распрощались. И кибитка, увозившая Пушкина на юг, покатила, пыля, по Белорусскому тракту.