XX в. отмечен не только политическими революциями и глобальными социальными переменами. Произошли перемены административно-территориального характера, когда на смену одним административным центрам приходили другие. После революции и после войны многие деревни одним росчерком пера превращались в города, а иные города принуждены были мало-помалу скатываться до уровня ветхой деревни. Это особенно отражается на примере с Миорами.
Доктор филологических наук А. Рогалев утверждает, что в конце XVIII в. в новых западных районах Российской империи началось так называемое Генеральное межевание. Землемеры готовили геометрические планы уездов и вместе с тем записывали по-русски названия населенных пунктов и иных географических объектов. Не обошли эти мероприятия и Миоры.
Местное произношение названия было — Мёры. Но буква «ё» в русской орфографии до середины XIX в. почти не употреблялась, вместо нее использовали сочетание двух букв — «io». Не исключено, что на примере с Миорами по этой причине возобладал иной орфографический вариант подачи географического названия. По крайней мере землемеры записали его именно так: «Мiоры». В дальнейшем написание постоянно влияло на произношение.
Доктор полагает, что произношение этого слова через «ио» сразу «выдает» его нерусский характер, и называет исконным наименованием этого районного центра Витебской области — Мёры.
Свое название поселение получило от названия озера, на берегу которого расположено. На этот счет доктор А. Рогалев уверенно замечает, что древним значением слова «море», в котором имеется тот же корень, было значение «болото». По крайней мере в финно-угорских языках слова «море», «зыбкое болото», «трясина» имеют одинаковое значение. Так что в обобщенном значении название Мёры с древних времен звучало как «водный объект».
Витольд Антонович Ермаленок, местный учитель, краевед, основатель школьного музея, любезно представил мне собранный им материал, касающийся истории Миор.
Одно из первых, хотя и косвенных упоминаний о Миорах зафиксировано в документе за 1548 г., точнее — в названии его. Мой перевод части этого названия с белорусского звучит так: «Земли Селицкие и Мёрские с ограничение пожалованы Елизавете Остенивичовой». В самом документе речь идет о возвращении людей, забранных на какие-то нужды в Браславский замок (возможно, на его укрепление).
В другом документе, за 1561 г., упоминается конюшня в имении Мёры по дороге Друя-Иказнь-Браслав.
Что касается владельцев, то в 1567 г. Мёры находились в собственности некоего Г. Мёрского, а также П. Б. Нарбута. Во время войны оба эти, кажется небогатые, господина обязаны были представить по одному коню.
В конце XVI в. в Мерах проживало около 100 человек, действовали костел и церковь.
В завещании 1612 г. маршалка Браславского повета Януша Дмитриевича Путяты упоминается «имение Миры». В документе просьба покойного о том, чтобы его похоронили «тут на поле, окло его детей и на этом месте построить часовню».
В завещании Настасьи Мирской в 1621 г. записано, что она должна быть похоронена в имении Мёры над озером в новой церкви.
В 1633 г. Мёры уже принадлежат Алене Рылле. В 1640 г. последняя вместе с мужем Криштофом продает их Себастьяну Мирскому — браславскому земскому судье.
В XVIII в. имение принадлежало Святополк-Мирским, Пересвет-Солтанам, Зеновичам, Клоттам, Беликовичам.
О Клоттах В. Ермаленок сообщает, что эта панская семья принимала активное участие в шляхетском восстании 1830–1831 гг. — из шести братьев-панов дома остался лишь один, да и то потому, что был болен.
В этой главе опять использую сведения В. Ермаленка, в свою очередь, кажется, заимствованные у А.С. Дембовицкого.
25 мая 1644 г. Севастьян Мирский вносит крупное пожертвование на строительство церкви и монастыря. Запись об этом сделана на старорусском и в переводе звучит так: «Раньше я построил и основал несколько церквей и монастырей в честь и во славу Господа, а теперь делаю пожертвование на монастырь в имении моем Мире в Браславском повете». Этот меценат подарил монахам волоку земли в своем имении и свое имение Лещиловичи в Полоцком воеводстве. Хотел фундатор, чтобы при монастыре действовала школа, где учились бы местные дети. В документах о пожертвовании записано, что монастырь и церковь на вечные времена должны оставаться в православной вере и что фундатор проклинает того, кто нарушит его волю.
Мёрский монастырь благополучно начал свою деятельность. Он упоминается в завещании известного Симеона Полоцкого, который пожертвовал ему 600 руб. золотом и 700 руб. серебром.
Однако воля Севастьяна Мирского была нарушена. И сделал это ни кто иной, как его родной сын. Вот что отмечено в жалобе игумена Иовы Молочки от 2 января 1691 г.: «Протестовали против действий пана Михаила Мирского, мечника браславского, ксендза Стефана Дамковского, плебана Друйского, бывших в одном сговоре, что оба они с большой толпой людей, вооруженных до зубов, в том числе заряженными ружьями и пистолетами 20 декабря 1690 года напали сначала на монастырь в Мерах, в котором осуществили разные бесчинства и шум, а именно всех монахов и прислугу связали, били и ругали, а затем почти раздетых выгнали с монастыря. Сломали двери в церкви и, ворвавшись туда, разграбили ее дочиста, захватив золото, серебро и все дары, в том числе и богатые пожертвования основателя монастыря С. Мирского».
После этого разграбления, которое конечно же было неслучайным и проведено явно с позволения властей, Мёрский монастырь и церковь стали униацкими. Об этом варварском захвате упоминается и в письме русского царя Петра I королю Речи Посполитой: «25 лет тому назад Мёрский монастырь вероломно отнят в унию и на нужды католиков отдан, а монахи все выгнаны прочь».
В. Ермаленок дополняет, что в конце XVIII в. монастырь являлся уже католическим. После событий 1830–1831 гг. по указанию властей церковь и монастырь должны были вернуться под юрисдикцию православного синода. Но благодаря усилиям ксендза Чапулевича костел удалось отвоевать. За эти старания мёрский священник в 1842 г. был даже выслан.
Из документа «Инвентарное описание Мёрского костела и его собственности от 14 мая 1825 года» известно, что в это время сохранялось еще строение первой половины XVII в. из дерева на фундаменте с камня и кирпича. Костел был покрыт гонтом, башни его — медью. Рядом действовала колокольня из бруса. Кроме костела в это время в Мёрах сохранялись две каплицы, приписанные к местной парафии.
В 1862 г. костел закрыли. Это произошло по той причине, что местная шляхта, собираясь в костеле, устраивала антиправительственные выступления, которые конкретно выражались в пении запрещенного польского гимна.
В 1905 г. началось строительство нового Успенского костела в формах неоготики. Организатор строительства, ее инициатор — ксендз Иосиф Бородич. Строительство завершилось в 1909 г. От старого костела сохранили только башню над центральным нефом.
В книге «Памяць» находим о ярмарке в Миорах запись со слов местного.
Известно, что ярмарки устраивались там, где имелись костелы. В Миорах это праздничное ежегодное мероприятие проходило 8 сентября.
«На лугу, перед селом, расставлялись повозки и лошади. Ржание и топот лошадей, пение нищих, говор шум — все это сливается в один базарный гул».
Стояли приезжие старообрядцы с яблоками, пряниками, булками. Можно было купить крестики, иконы. А в прежние времена, еще до польских восстаний, продавались разнообразные польские книжки, в том числе и с диковинным названием «шкоплеры».
В этот день сюда прибывало немало нищих, переходивших с одной ярмарки на другую. Они сидели где-нибудь и пели, большей частью религиозные песни, «литании».
На паперти костела толпились богомольцы: одни из них, особенно женщины-шляхтянки, которым позволялось это, кровавили колени, проползая вокруг костела, другие стояли и слушали орган. Здесь можно было купить части человеческого тела, сделанные в миниатюре из воска: кто страдал головной болью, покупал голову, больной глазами покупал глаза, девушки покупали пластинки с изображением человека, чтобы быть стройными и красивыми. Подобные вещицы были обязательно освящены перед иконой Божьей Матери в костеле, по крайней мере первоначально должны были немного полежать перед ней.
Те, кто побывал в костеле, закупали все необходимое и возвращались домой. Детям своим обязательно привозили яблок и бубликов.
Статус города Миоры получили только в 1972 г. Так что, подобное мероприятие — ярмарку — возрожденную, но уже в новых формах, можно было бы приурочить ко Дню города. Благо, что жителей в нем на момент моего посещения было уже 10 тысяч.